Закончились новинки иллюстрированной пушкинианы. Возвращаюсь к произведениям, где есть рисунки как Г.Калиновского, так и В.Чижикова (в последний раз это была "Алиса в стране чудес"). Сегодня таким общим произведением оказалась повесть Ю.Коваля "Приключения Васи Куролесова". Точнее, художники проиллюстрировали несколько повестей из цикла, но для понимания разницы хватит и первой повести. Добавились также иллюстрации других художников из числа имеющихся у меня.

Повесть была впервые издана в 1971 году. У меня книги такие: 1) Первый иллюстратор — Л.Дурасов, хороший советский художник без особой оригинальности; у меня издание 1973 года. 2) Г.Калиновский — его первые рисунки в издании 1977 года, современное качественное переиздание от "Речи" 2019 года (там же впервые опубликованная сюита к "Промаху гражданина Лошакова"). 3) В.Чижиков — многочисленные издания с 1995 года; у меня малоформатная книжка 2004 года. 4) Д.Трубин — забавный художник, книжки которого я стараюсь не пропускать; первые иллюстрации к циклу были опубликованы в 2017 году, у меня издание 2018 года.

Ю.Коваль — замечательный писатель, пропущенный мною в детстве. Прочитал я его только лет пятнадцать назад. Не сравнить с тем, как если бы это были детские впечатления, особенно в части разглядывания картинок и выявления особой взаимозависимости с текстом. Поэтому окинем иллюстрации холодным взором. Как говорил для английского читателя Святополк-Мирский, в русской литературе персонажи главнее сюжета, и запоминаем мы именно персонажей.

Коваль — это хорошая русская литература; проверим, достаточно ли будет пройтись по персонажам. К тому же, "Приключения Васи" — это детектив/боевик. Нехорошо в таких вещах сюжет пересказывать.

Коваль был очень близок с Шергиным (сценарий культового мультика "Волшебное кольцо" по сказу Шергина как раз Коваль писал). И мне всё кажется, что деревенские Вася с мамой — это типаж "Ваньки с мамкой", взятый у Шергина. Сам Коваль очень любил русскую глухомань и её жителей. Такая любовь, понятно, всегда смешана с жалостью.

1) Первая пара художников — на контрасте: советский реалист Дурасов, немного скучноватый и предсказуемый, и пост-советский Трубин, карикатурист и мультипликатор по манере, очень весёлый, но ещё более предсказуемый. Предсказуемость Трубина объективно объясняется его оригинальными шаблонами (благодаря которым появляется его безошибочная узнаваемость). Но есть и субъективный момент: иллюстрации Трубина к "Васе Куролесову" — это работа востребованного мастера, которую он сделал автоматически, чтобы отделаться от заказа.

2) Вторая пара художников — уже неоднократно сталкивавшиеся Чижиков и Калиновский. Здесь у нас в роли шаблонного карикатуриста Чижиков. Калиновский в очередной раз непредсказуем и техничен. Для Чижикова опять же — иллюстрации к "Васе Куролесову" заурядный заказ. А у Калиновского эта сюита — одна из вершин его творчества.

Коваль для детей писал нешаблонно. Вроде ничего особенного — колхозный рынок. Но это совсем не "птичий рынок" Маршака-Михалкова-Успенского. Это грубая, враждебная порядочному человеку, среда. Произойдёт наглое мошенничество. Но художники атмосферу не нагнетают.

1) У Дурасова рыночная атмосфера схвачена с натуры. У Трубина по памяти — реквизиты на заднем плане, но даже советский лозунг про партию историзма не добавляет. Трубин не бытописатель.

2) Чижиков задним числом вспоминает советские типажи. По прошествии лет сатира испарилась (хотя он и в советские времена в "Крокодиле" особо никого не бичевал). Калиновский, рисовавший в аутентичной атмосфере, сам рынок не изображает (читатели и так знают), сосредотачивается на главных персонажах: простаке Васе и жулике, продающим поросят.

Собачья тема (вместо поросёнка Васе вручили дворнягу). Коваль был собачником, дворняга Матрос играет важную роль в этой повести и будет даже фигурировать в названии следующей повести цикла. С дворнягами у человека отношения на равных. У породистых-то собак человек в прислугах ходит, хотя именно дворняга — высочайший образец естественной селекции. Опять же, у Коваля очень верно подмечено, что приобретение дворняги — это всё-таки случай (непредвиденное и субъективно непредотвратимое обстоятельство). "И от судеб защиты нет". А так-то все бы кошечек заводили.

1) Равенство Васи с Матросом особенно ярко проявляется в эпизоде воспитания пса. Дурасов этот эпизод отразил (дворняга настоящая). У Трубина — просто весёлый обормот (первое поколение дворняги — метис с комнатной собачёнкой).

2) И здесь та же пара — воспитание чистокровной дворняги у Чижикова и показ бракованной полукровки у Калиновского.

Коваль вводит в повествование шаблонного милиционера — с усами. Шаблонность нарочитая, но только в облике. Тараканов не слащавый — он подозрительный и грубый.

1) Дурасов подтянутого представителя власти рисует на полном серьёзе. Трубин в наши дни может себе позволить отразить яркий непедагогичный поступок старшины: он пинком вышвыривает дворнягу за дверь.

2) Чижиков тоже покажет полёт Матроса, но безотносительно милицейского сапога. А так — вот он колоритный рыжий усач на фоне правонарушителей. У Коваля первое появление Тараканова подано потоньше: он задерживает загримированного Васю, а толпа с восторгом любопытствует. На заднем плане — вывеска "Кафе Кефир". У Коваля кефир — эвфемизм водки (не помню, использован ли этот эвфемизм в "Васе Куролесове", в "Недопёске" и "Чистом Доре" — всё для детей — точно есть).

Смелый шаг Коваля: сцена в камере предварительного заключения, "обезьяннике" (хотя по понятным причинам ни тот, ни другой термин не употребляется). Вася оказался в компании с закоренелым преступником.

1) Дурасов осторожен и бесцветен. Трубин отрывается: на стене воровская лирика.

2) Чижиков тоже не отстаёт, пока цензура спит. Калиновский, как всегда, психологичен (ему расписанные блатняком стены не нужны: теснота и решётка на окне всё говорят за себя).

Появляется шаблонный идеальный сыщик в офицерском чине. Уже все догадались, что это ирония такая.

1) Суперменские качества капитана показаны тем, как он держится под пулями. У Дурасова без иронии. У Трубина — весело.

2) Чижиков, похоже, не согласился с тем, что Болдырев — супермен из ироничного детектива, невзлюбил его. В этой повести Чижиков только один раз нарисовал обезьяноподобного сыщика. Зато Калиновский в полной мере насладился скрытым комизмом персонажа.

Хоть и хорошая литература, но всё же боевик. Вася вступает в рукопашный (головой) бой с бандитами. Сцена кинематографичная, все художники с увлечением её рисуют.

1) Дурасов и Трубин.

2) Чижиков и Калиновский.

Ещё одна батальная сцена: Вася обнаруживает опасного бандита и нейтрализует его советской урной (чугунной, раз советская!).

1) Даже у Дурасова этот эпизод вышел энергичным. Трубин статичен.

2) У Чижикова очевидцы в шоке. У Калиновского — зрители невозмутимы. Советские реалии: задержание милицией человека вызывает любопытство, а драка на вокзале двух маргиналов — обычное дело.

Заключительная сцена: пасечник угощает трёх отважных героев чаем с мёдом. Запах мёда в начале повести играл роль завязки. В развязке — банка мёда.

1) Дурасов и Трубин не отказались от группового портрета.

2) Чижиков и Калиновский предпочли показать одинокого Васю, возвращающего в обыденность с банкой мёда.

Ещё одна новинка иллюстрированной пушкинианы: "Пир во время чумы". — СПб.: Вита Нова, 2023. Художник — безошибочно узнаваемый по рисунку на обложке — последний из Трауготов.

Братья Трауготы в советское время проиллюстрировали все "Маленькие трагедии" ("Скупого рыцаря" из их книги мы уже смотрели здесь). Теперь вот новая сюита к одному "Пиру".

Совершенно очевидно, что книга мыслилась откликом на эпидемию Ковида (в России в 2020 г. и в 2021 г.). Хорошо, что вышла попозже, когда память о Ковиде заслонена другими событиями. Аналогии с пушкинским гимном чуме всё равно не получилось бы.

Картинки к "Пиру во время чумы" мы посмотрим в своё время, а сегодня — стихотворение Пушкина "Герой", данное издательством как приложение к пьесе.

Техника рисунков узнаваема, рука очень пожилого художника крепка.

Собственно "Герой" — это стихотворение, посвящённое Наполеону. Видимо, последнее пушкинское стихотворение в длинной чреде его признаний в любви-ненависти к французскому императору (мы тему Наполеона у Пушкина, в том числе в отражении Трауготов, поднимали — см.). Известный эпизод с посещением Наполеоном чумного госпиталя в Яффе. Все пушкинисты пишут о параллелях: Пушкин, сидя в Болдине в карантине, намекает на то, что герой — это русский император Николай I, посетивший холерную Москву 29 сентября 1830 года. Траугот этот намёк решил не отражать (хотя обычно он чуток к такой возможности) — рисует только Пушкина и Наполеона в чумном бараке.

Кажется, что ничего не изменилось в манере, найденной художниками в их период 1980-х гг. — как раз когда вышли "Маленькие трагедии"). Но на самом деле, что удивительно, развитие этой техники продолжается. В книге 2023 года появляются новые оттенки цветовой гаммы. "Патина" рисунка обогащается пятнами ржавчины.

"Герой" — это то самое стихотворение, которое содержит знаменитые строки (мемом стали первые две):

цитата

Тьмы низких истин мне дороже

Нас возвышающий обман...

Оставь герою сердце! Что же

Он будет без него? Тиран...

Обнаруженные в Интернете иллюстрации к пушкинскому "Лукоморью" — Вступлению к "Руслану и Людмиле". Позднее написанное Вступление более любимо, чем сама поэма. Всё-таки, "У Лукоморья" — это введение в русское бессознательное — со светлой стороны (представителем которой и был Пушкин). Сегодняшние картинки — отечественных художников разных эпох. И не все их них стоят еа светлой стороне.

В старых сканированных книжках и журналах выискиваю иллюстрации К.Кузнецова, не совсем типичного сталинского художника. Вот картинка к "Лукоморью" из "Мурзилки" 1943 года (№ 11-12). Полный набор персонажей.

Рисунок типовой, но чёрный кот — хорош. Взгляд пристальный. Кот военной поры.

Советский художник О.Коровин неоднократно встречался нам в связи со сказами Бажова, а также в связи с Пушкиным — иллюстрации к "Полтаве" (см.) и две сюиты к "Онегину" с интервалом в 40 лет: 1949-1989 (см.). Источник сегодняшних иллюстраций к "Лукоморью" мне неизвестен, возможно они были опубликованы в каком-то журнале. Датировка — 1983 год. Это поздний Коровин. На одной иллюстрации — дуб зелёный, в ветвях которого скрыты русалка и леший, а на первом плане — кот на цепи ("ходит по цепи кругом" допускает и такое прочтение). На второй иллюстрации — Баба-Яга.

Баба-Яга не совсем типична, но укладывается в одну из трактовок этого персонажа. А вот кот — совершенно необычен, он дик, он опасен, это Кот-Баюн, а не ласковая зверушка. Он не просто на цепи, он цепной кот. Нечастая интерпретация детской сказочки. Всё-таки, поздний Коровин — неформал.

Естественным выглядит стремление молодых художников наших дней удариться в современный авангард, попытаться вывернуть наизнанку старый миф.

Вот и персонажи вывернуты наизнанку. Кот с золотой мордой сидит на пирамиде из черепов.

Пленительные женские образы: хтонические русалка (на ветвях не сидит) и царевна (в темнице тужит).

"Ты будешь мёртвая принцесса, а я твой верный пёс". Вот и иллюстрация к песне "Агаты Кристи" подоспела через 20 лет.

Наиболее цельными "изнаночными" иллюстрациями мне показались рисунки Саши Тудвасевой (https://vk.com/tudvaseva_alexandra), сделанные для конкурса "Лукоморье", объявленного какими-то курсами живописи. Сюита почти полная (не хватает пары фрагментов про неведомые дорожки да пленение грозного царя).

Появление трактовки "Лукоморья" в духе мультипликации "Любовь, смерть и роботы" было неизбежно. Большой удачей надо считать, что появившиеся иллюстрации на эту тему обладают несомненной стильностью (привязка иллюстраций к тексту осуществлена самой художницей).

Там русский дух… там Русью пахнет!

Пополнение сведений об иллюстрированных изданиях пушкинской "Сказки о золотом петушке". Две ранне-советские книги, чьи сканы обнаружились в Российской электронной библиотеке, и одна современная, упущенная в своё время, но найденная в букинистике.

Удивительно мало издавали в СССР в 1920-е гг. иллюстрированного Пушкина: каталог-справочник упоминает (если без переизданий) в 1921-1923 гг. по три книжки, в 1924-1925 и в 1927 гг. по одной книжке (в 1926 г. — нуль). За границей издавали красивые (часто даже библиофильские) книги — и эмигранты, и советские граждане (Конашевич, например, в Берлине "Сказку о рыбаке и рыбке" в 1924 году выпустил). В СССР в это время был расцвет детской книжки-картинки, но те прославленные книги отражали современные запросы: Чуковский, Маршак, но не Пушкин.

Так что скромное (даже имя художника не выставили) издание "Сказки о золотом петушке" 1927 года вызывает определённый интерес. Рубленные линии, грубый рисунок, две краски — массовое издание.

Библиографическое описание этого издания (раскрыт инициал художника):

И другая книга — шедевр книгоиздания 1937 года. Это книга издательства Academia из легендарной серии отдельных иллюстрированных сказок Пушкина, сделанных палехскими мастерами. Переплёт простой:

А уж на многокрасочном фронтисписе — деревья как гигантские травы, горы как кучи строительного мусора. Это Палех (художник — ещё настоящий артельщик-иконописец И.Вакуров).

Заманчиво сравнить две несравнимые сюиты.

Общее у иллюстраций — множество мелких деталей. Но при двухцветной печати в 1927 году эти детали сливаются, скрывают центральных персонажей, а при полноцветной печати в 1937 году создают роскошный ковёр, будто на миниатюрах в средневековых рукописных книгах. Палехская живопись и есть средневековая по своей технике. Но и навыки живописи XX века получили воплощение: лица на палехской миниатюре с богатой мимикой, направление — сатирическое. Думаю, сами палехские живописцы с удовольствием работали, получив возможность отойти от иконописного канона.

Чувствуется композиционное мастерство рядовых современных графиков и ограниченность канона палехских мастеров. Но сравнивать это всё ещё бессмысленно — графика Воробьёва из 1927 года кажется топорной при сравнении с изысками Вакурова из 1937 года.

Укрупнение фигур сильно улучшило восприятие рисунка 1927 года. Палехская миниатюра 1937 года всё так же очаровывает.

И вот укрупнение фигур на картинке 1927 года перешло в качество — какие яркие образы шамаханской девицы и царя, чистые типажи последних лет НЭПа. А новизна палехских приёмов уже померкла.

Последняя сцена — как первая: рябит в глазах от рисунка 1927 года и отдыхает взгляд на рисунке 1937 года.

Грубоватые рисунки Воробьёва 1927 года более отвечают нашим представлениям о революционном авангардизме. А в 1937 году трансформация палехской иконописи в светскую иллюстрацию — это идея при всей революционности формы очень консервативна по содержанию. Предвестник большого сталинского послевоенного стиля. А так-то ведь это и был опыт легализации маргинализированного (в советских условиях) направления.

Книга с тремя сказками издательства "Абрикобукс" 2016 года. Художница — Н.Орлова, но, конечно, не та Н.Орлова, которая рисовала советские книжки с 1960-х гг. (см.).

Приятный орнамент на переплёте и шмуцтитуле. Хорошая техника, напомнившая мне вынужденный стиль Мавриной конца 1940-х гг.

Приятные портреты главных героев. Характеры не раскрыты и, скорее, даже идеализированы, но кто ж не составил собственного представления об этих характерах?

Представляю себе эти иллюстрации как попытку переосмыслить современный гламурный стиль.

Новинки иллюстрированной пушкинианы. Изданные в текущем 2023 году две небольшие недорогие книжки, адресованные детской аудитории в рамках школьной программы. Чёрно-белые рисунки современных молодых художниц.

Слева: "Маленькие трагедии". — М.: Детская и юношеская книга, 2023 (худ. М.Садердинова). Рисунок на переплёте прямого аналога в пушкинском тексте не имеет.

Справа: "Маленькие трагедии". — М.: Проспект, 2023 (худ. Е.Климова). Рисунок на обложке — из "Скупого рыцаря".

Вместе с возникновением после-сталинской графики развивалось и такое направление как детская карикатура. Возникла-то детская карикатура раньше — с появлением довоенных журналов типа "Чиж". Но расцвет пришёлся на 1960-е гг. вместе с успехом журнала "Весёлые картинки". Советская детская карикатура была не сатирическая, а ироническая (образцом её я считаю рисунки Л.Филипповой). Тогдашняя мультипликация охотно приняла карикатурную манеру. В наши дни на примере зарубежных западных иллюстраций видно, что карикатурно-комиксовый стиль пробивается не без успеха в иллюстрирование взрослой классики (см. в отношении "Пиковой дамы"). Доходят эти веяния и до нас.

Циклы иллюстраций у обеих художниц совсем небольшие — по три страничных (или почти страничных) иллюстрации к "Скупому рыцарю".

Начальная иллюстрация. Альбер жалуется на жизнь и вспоминает недавнюю победу на турнире. Разница в концепции двух художниц видна сразу. Старательный классический рисунок у Садердиновой и комиксовый рисунок у Климовой.

Техника хорошая и в том, и в другом случае. Можно даже отметить, что у Садердиновой на рисунке не то чтобы заурядная академическая штриховка, а романтические узоры как у Добужинского (см.). Но всё же гротескный комикс Климовой больше привлекает внимание. По узорам классического рисунка взгляд скользит, а в комиксе сразу вырывает комичные детали типа яблочного огрызка на рыцарском столе.

Классическая мизансцена, которой художникам не дано избежать. Традиционная компоновка у Садердиновой — барон под сводами копается в открытых сундуках. А у Климовой-то — сундуки закрыты, чтобы обмануть ожидания, а сам барон какой угловато-колоритный!

Финальный разговор отца с сыном. Мелодраматичная история у Садердиновой. И петушиная разборка у Климовой, причём на первом плане — напыщенный герцог-арбитр.

Интересно, что свежее графическое прочтение "Скупого рыцаря" в комиксе Климовой совпадает и с современным литературоведческим анализом (вступительная статья А.Аникина к другой — что парадоксально — книжке):

цитата

Отец здесь наделён такими явными признаками шизофрении, что обвинять больного было бы слишком просто... Герцог лукав и лжив... Альбер же, со своими идеями фикс на ущемлённом при безденежье достоинстве, антисемитскими выпадами против богатого Соломона, паразитирует на кредитах, развлекается в придворных турнирах и играх...

Интригующая адаптация для современных школьников.