Продолжаю обзоры иллюстраций к сказу Бажова "Медной горы хозяйка". Период 1970-х — 1980-х гг. Эволюцию уральских (свердловских) художников я показывал отдельно (здесь), теперь — иногородние художники. Написал сначала "столичные художники", но смотрю — книга итальянской художницы в г.Брешиа издавалась, не в Риме. Так что всё-таки — иногородние.

Вот такие сборники имеются у меня:

Вверху слева: 1) Бажов П. Малахитовая шкатулка. — М.: Художественная литература, 1977 (худ. А.Белюкин). А на этой книге лежит миниатюрный двухтомничек, изданный чуть ранее: 2) Бажов П. Сказы. — М.: Художественная литература, 1969 (худ. А.Белюкин). Иллюстрации в этих изданиях немного отличаются.

Вверху в центре: 3) Бажов П. Сказы. — М.: Советская Россия, 1980 (худ. А. Ковалев и Г. Буреев).

Вверху справа: 4) Бажов П. Каменный цветок. — Киев: Веселка, 1980 (худ. Н.Пшинка).

Внизу слева: 5) Бажов П. Малахитовая шкатулка. — М.: Современник, 1977 (худ. Б.Диодоров).

Внизу справа: 6) Серебряная пряжа. — М.: Современник, 1988 (худ. Е.Монин).

А также цифровые копии изданий:

Слева направо: 7) Racconti russi / da Pavel Petrovic Bazov. — Brescia: La scuola, 1978 (худ. Maria Grazia Farina). 8) Бажов П.П. Сочинения в трех томах. — М.: Правда, 1976 (худ. И.Ушаков).

Не знаю, было ли трёхтомное собрание сочинений Бажова "огоньковским" (приложением к журналу "Огонёк"), но иллюстрации в нём выдержаны в стиле, характерном для этих изданий: цветные иллюстрации на вклейках, в "станковисткой" манере и очень-очень экспрессивные.

У художника Ушакова получилась вот такая возвышенно-романическая Хозяйка медной горы (ну, рисуется немного, как у романтиков принято):

В миниатюрном двухтомничке 1969 года Белюкин делал одну страничную иллюстрацию к каждому сказу. Спустя восемь лет для большеформатного издания он почётче прорисовал прежние рисунки, расширил палитру цвета и поместил рисунки в декоративную рамку. Вот для сравнения по масштабу одна и та же иллюстрация из двух изданий.

Вот иллюстрация из большеформатного издания 1977 года крупным планом:

И ящерка с человечьим лицом ещё в тексте добавилась:

Картинки Белюкина — декоративные. Яркие цветные пятна на чёрном фоне — наверное, это мотивы народной росписи (на чёрном фоне — это и Палех, и Хохлома, и Жостовские подносы). Да когда ещё и цветы на рамочке появились...

У Бажова его прозу язык не поворачивается назвать имитацией (подделкой) под народное творчество. Тут и жанр особый: "сказы". Получились народные сказы. Ну а народным сказам — народную роспись.

Приятный уменьшенный томик на очень хорошей бумаге с отличной полиграфией — это сборник 1977 года с рисунками великого иллюстратора Б.Диодорова.

Хозяйку медной горы художник помещает на фронтиспис как бренд всех бажовских сказов.

Ящерка с человечьим лицом на шмуцтитуле. Освоили художники этот образ, уже не страшилище из ада.

И разворот, которым Диодоров сопровождает каждый сказ. Здесь изложен весь сюжет: и кокетливая Хозяйка медной горы на камне (в позе ящерицы), и Степан в забое, и радостный Степан, поспешающий за Хозяйкой, и мёртвый Степан с плачущей над ним ящеркой-красавицей.

А ведь Диодоров тоже черпает вдохновение в народном творчестве: условные фигуры, яркие цвета, смешение времён и сюжетных линий на одном полотне — по духу это приёмы Палеха (по форме — нет, чёрный фон отсутствует и фигуры слишком живые).

Ну раз уж светские художники вводили мотивы народной росписи для бажовских сказов, то сам бог велел иллюстрировать эти сказы палехчанам. Талантливая палехская роспись производит сильное впечатление в книгах. А.Ковалёв и Г.Буреев были, конечно, талантливыми мастерами.

Локация места на заставке:

Собственно иллюстрация, где одновременно воспроизводятся разные сюжетные линии. Тогда художники предпочли акцентироваться на каторжном труде крепостных рабочих, их жалком быте (крыши изб прохудившиеся на фоне чистенькой церкви) и на их противостоянии с представителями угнетателей. Хозяйка медной горы присутствует в высоте, находясь над схваткой.

В детстве, когда внимательнейшим образом изучались все детали рисунка, палехские миниатюры с их завитушками и неожиданными сменами сюжета было очень интересно рассматривать.

Иллюстрации итальянской художницы с сайта "Картинки и разговоры": http://www.fairyroom.ru/?p=515.

Очень интересно, что видит западный наблюдатель в наших родных сказах. В "Хозяйке медной горы" художницу впечатлила сцена смерти Степана. Вся округа пришла посмотреть на Степана и на драгоценные камушки в его руке — слёзы Хозяйки медной горы.

Техника необычная и непривычная — видно, что к тому времени за плечами европейских художников стояли усвоенные ими стили, которых в копилке у наших художников не было.

Киевское издание сказов Бажова в детском издательстве. Бессменный художник Н.Пшинка. Иллюстрации сделаны в слегка мультяшной манере. Сюжет отображён достаточно полно.

Главный акцент — в страничных иллюстрациях на отношениях Степана и Хозяйки медной горы (обычной милой девушки): первая встреча и печальное расставание.

И неожиданный сюрприз. В сборнике "Серебряная пряжа" — сборнике сказов разных писателей о мастерах — художниками были обожаемые мной Лосин-Монин-Перцов. Несколько бажовских сказов попали на иллюстрирование к Е.Монину. И вот она — ещё одна яркая грань иллюстрированной бажовианы.

Картинка известной художницы Т.Ерёминой из журнала "Мурзилка" (1970. № 6).

Заканчиваю обзор иллюстрированных изданий сказки "Волшебное кольцо". От африканского фольклора до советского писателя А.Платонова (который "Чевенгур").

Платоновское "Волшебное кольцо" мы в прошлый раз посмотрели в иллюстрациях М.Ромадина, художника, которого я с опозданием начинаю считать выдающимся. Но сказка "Волшебное кольцо" в переделке Платонова (основа — сказка Шергина) в составе различных сборников совсем неплохо издавалась в советское время и даже издаётся в наши дни.

У меня с "Волшебным кольцом" остались два авторских сборника сказок Платонова и один сборник разных авторов (и художников). Сборники такие: 1) Платонов А. Волшебное кольцо. — М.: Советская Россия, 1970. Художник И.Кононов; 2) Платонов А. Волшебное кольцо. — М.: Стрекоза, 2018. Художник Л.Непомнящий; 3) Жар мечты. — М.: Молодая гвардия, 1970 . В " Волшебном кольце" художник К.Овчинников.

Художники — все далеко не последние графики-иллюстраторы. Но картинки к платоновскому "Волшебному кольцу" явно не вершина в их творчестве. Думаю, виной тому скучный текст (вторичный и оттого вялый). Художники не смогли вдохновиться.

Бытовой портрет в интерьере. У Кононова — до появления зверей, а у Непомнящего — после. Это период нищеты и маминого отчаянья.

Рисунок Кононова (1970 г.) — интересный по форме, в нём ещё есть отголоски "новой волны" 1960-х, навсегда изменивших советскую книжную иллюстрацию. Рисунок Непомнящего в современном издании — детище уже своего времени, тоже характерен для хорошей позднесоветской графики (фактически иллюстрации сделаны в первой половине 1990-х).

Первое задание слугам кольца — муки, маслица там...

Далее — сцена, знакомая по мультфильму "Волшебное кольцо".

Первоисточник — "Волшебное кольцо" Шергина. Опять можно сравнить язык платоновской переделки и оригинала.

цитата Платонов "Волшебное кольцо"

— Очнись, сынок! У нас второе лето муки и горсти нету.

— А ты наведайся, мама, в амбар — гляди, и найдешь.

— Да там и мыши с голоду подохли! Чего глядеть в пустое место? Нешто дверь пойти наглухо припереть.

Пошла мать к амбару, тронула дверь, а дверь распахнулась, и мать Семена головой в муку так и упала.

цитата Шергин "Волшебное кольцо"

— Пирого-ов? Да у нас год муки не бывало. Очнись!

— Мама, обуй-ко глаза-те да поди в анбар!

Матка в анбар двери размахнула, да так головой в муку и ульнула.

Отличительная черта платоновского варианта сказки — наличие Аспида, приёмного сына змеиного царя. Ваня с женой в лесу заснули, а Аспид царевну разбудил и принялся её обольщать, превратившись в красивого юношу. Царевна вглядывается в своего деревенского мужа, сравнивая его с прекрасным незнакомцем.

цитата Платонов "Волшебное кольцо"

«Ой, ктой-то! — подумала царевна. — Да он лучше Семена! Вот бы мне в женихи такого, когда я девкой была!»

Наверное, русский народ очень любит мосты: огромные, капитальные, красивые. Мало кто из художников устоял от соблазна проиллюстрировать эпизод с хрустальным мостом, который построили молодцы из кольца за одну ночь.

Художник К.Овчинников славен ажурностью своих условных пейзажей и сочетанием розового с голубым. К этой сказке у художника была только одна иллюстрация. И вот результат: выдающихся художественных качеств кружевной мост Овчинникова.

Другие художники тоже нарисовали мост. Но это мосты сугубо "инженерной конструкции".

А после моста картинок ни у кого нет — художники интерес к платоновской сказке потеряли.

Животные в сказках всех народов — частые персонажи. Звери попадались нам в предыдущих обзорах японских сказок, и даже как главные герои ("Обезьянье царство", например). Но сейчас сосредоточимся не на сюжете, а на технических приёмах изображения животных.

Рисовать сказочных животных можно по-разному: 1) в натуралистическом ключе, 2) как животных, но с человечьими эмоциями, 3) как людей в масках животных. Показать, что животные из японских сказок тоже можно по разному: или 1) нарядить животных в японские одежды, или 2) поместить их в японскую среду (люди, пейзаж), или 3) нарисовать животных в японской манере. Посмотрим, какие приёмы используют наши художники.

Художник Н.Кочергин. Наиболее ярко приёмы изображения животных (птиц) отражены в полноцветном сборнике "Гора солнца" (М.: Нигма, 2012).

Вот такие японские воробьи у Кочергина.

Кочергин сказочность своих животных показывает тем, что наряжает их в человечьи одежды, но в остальном придерживается натуралистического отображения. Парадокс.

Художник М.Митурич и уже знакомый сборник "Японские народные сказки".

У Митурича звери натуралистические (это не означает, что в манере реализма). Митурич так всегда рисует зверей, для сказок исключений делать не стал. То есть звери у Митурича подаются в условной манере, но мы их всех узнаём. Манера Митурича близка к манере традиционных японских рисовальщиков, такая манера отлично подходит для схватывания мгновения. Звери экзотические — змеи, тигры, обезьяны. Все гибкие, Митурич любит рисовать таких в движении.

В японских сказках действуют совсем экзотические организмы. Например, медуза в сказке "Печень живой обезьяны". Вот обезьяна беседует с медузой. Абсолютная фантастика. Но поза у обезьяны — обезьянья, частая для этих любознательных зверушек. Единственное допущение: медуза стоит на земле на своих щупальцах (но если представить себе медузу в воде, щупальца так и будут свисать).

Художник Г.Калиновский представлен уже известными сборниками: 1) Сборник японских сказок "Земляника под снегом" — у меня первое издание 1968 г. 2) Сборник "Волшебный котёл" — у меня второе издание 2013 г. И ещё появилась третья книга: литературная сказка Приключения Таро в стране гор. У меня издание 1970 г. (на Фантлабе представлено издание 1978 года)

Уже показывал мышей из сказки "В мышиной норке". Не могу удержаться, чтобы ещё раз не привести рисунок с этими озорными чёрно-белыми мышами, тем более, что их можно сравнить с цветными мышами (из другой японской сказки "Как мышке мужа искали"). Это разные периоды творчества Калиновского. Чёрно-белые мыши из сборника "Земляника под снегом" (1968) — это одна из первых книг Калиновского. Цветные мыши из сборника "Волшебный котёл" (1993) — а эта книга одна из последних.

Есть и другие звери из сборника 1968 г., столь же забавные и озорные. Обезьяны особенно хороши. У нас таких нет (в анфас на бандитских котов похожи).

У Калиновского звери — это люди, на которых надеты костюмы зверей (а сверху — японские кимоно). Даже когда звери вроде бы помещены в естественные условия, они у Калиновского имеют человеческую мимику. Вот например, какой лукавый кабанчик из "Приключения Таро в стране гор" (кабанчик слева):

Художник К.Чёлушкин и его иллюстрации в сборнике "Японские сказки".

У Чёлушкина звери даны в натуралистическом ключе. Помещены в обстановку, которая позволяет идентифицировать японские реалии. Вот сказка "Ворон и морской рак". Косящий взгляд у ворона, кстати, тоже вполне натуралистичный.

Общая стилистика Чёлушкина, конечно, чувствуется. Животные натуралистичные, но живут в авторских фантасмагориях, а иногда и в кошмарах. Вот сказка "Дворец королевы кошек", где кошки показывают свою подлинную сущность.

Ну, и как последователь Босха не может Чёлушкин обойтись без парящих рыб. Рыбы при этом натуралистически поданы.

Сильное впечатление произвела на меня русская художница — эмигрантка первой волны В.Бубнова, которая не несколько десятилетий осела в Японии и рисовала для японских читателй необычные иллюстрации к русской классике (см. тут и тут). Потом ещё обнаружились японские корни у американских иллюстраций к "Василисе Прекрасной" (тут).

Какое-то представление получили о японском взгляде на русские предания. Я решил взглянуть, как наши иллюстраторы отображают японскую экзотику. Основным литературным материалом являются японские сказки, которых у меня выявилось довольно много.

Начать я решил со своей первой японской сказки. Это была сказка Две лягушки.

Сборник, в котором мне встретилась моя первая японская сказка и который я с увлечением читал в последнее лето перед первым классом школы: "Наши сказки. Вып. 3" (М.:Детская литература, 1975). Художник, навсегда оставшийся любимым, — Ф.Лемкуль

Сказка, как всегда, существует в нескольких редакциях. Общая идея всех редакций такова. Две лягушки, живущие в разных японских городах, решили переселиться. Обе отправились в путь и встретились на полпути на вершине горы. Оба города с вершины должно было быть видно. Они решили взглянуть на цель своего путешествия и, чтобы лучше видеть, встали на задние лапки.

цитата

У лягушек глаза на макушке. И поэтому когда они стали и задрали головы кверху, то глаза у них оказались сзади

Понятно, что они увидели каждая свой родной город, откуда вышли. Разочарование. Идти в точно такое же место смысла нет. Лягушки повернули обратно и потом долго делились своим опытом, распространяя ложное знание.

У Лемкуля своя неподражаемая манера рисования. Но наиболее ярко его самобытность проявляется, когда он рисует людей и их позы в движении. В этой сказке Лемкулю негде было развернуться (хотя лягухи, конечно, прелестны). Лемкуль просто передал японский колорит: архитектура и деревья, намеченные несколькими линиями, как принято рисовать в японских свитках. Нашему читателю сразу понятно, что это зарубежный Дальний Восток. Но чтобы понять, не обращаясь к тексту, что это именно Япония, а не Китай или Корея, требуются всё же специальные познания.

Легендарный Н.Кочергин тоже проиллюстрировал эту японскую сказку в составе очень ценного сборника, переизданного "Нигмой" в 2013 году.

Кочергин решил задачу национального колорита по-другому.

Эти рисунки не оставляют никаких сомнений в том, что сказка японская. Кочергин обрядил лягушек в кимоно и тщательно прорисовал детали этой одежды.

Особенный художник М.Митурич. У него японской является сама манера иллюстраций.

Двух лягушек Митурич рисует по своему обыкновению: жирный контур, заливка нежными цветами.

Японский колорит Митуричу особо и передавать не надо. У него все иллюстрации зрелого периода — в японской манере (для японских сказок это смотрится очень органично). Экзотику этой сказки Митурич передал через панораму: гора, вдали мелкие детали городов. Очень по японски.

Пост-советский художник К.Чёлушкин. Современное направление. Раньше такое направление называли абсурдизмом, теперь, наверное, это какой-нибудь магический ...

Сборник "Японские сказки" (М.: Дрофа, 2002).

Сказка про двух лягушек в этом сборнике называется "Лягушка из Киото и лягушка из Осака". Иллюстрация Чёлушкина сюрреалистична. Вряд ли шутливая сказка заслуживала такого глубокого проникновения, но получилось здорово.

Помимо насмешливой притчи про лягушек, имеются, конечно, и другие сказки, которые советским детям были более интересны: про духов, чудовищ, драконов. Это мы ещё посмотрим. Но несколько особняком стоит японская сказочная литература — и средневековая, и нового времени. О японских ужастиках я вспомнил ещё и потому, что мы только что посмотрели русскую Бабу-Ягу и наших русалок. Подумалось: а как там у японцев с этим?

Выдающийся советский художник Д.Бисти проиллюстрировал в 1960-х гг. несколько японских фантастических книжек.

Единственная настоящая страшилка, которая была у меня в детстве — это Пионовый фонарь, по мотивам средневековых легенд. Сейчас у меня имеется лучшее издание — издание 1964 года. Только из уважения к японской культуре поместили мертвеца, тянущегося к шее человека, на обложку. По-моему, единственный случай в послевоенной советской издательской практике. Тогда как раз в пропагандистских целях подчёркивалось, что на наших обложках нет ни эротики, ни насилия, ни ужасов.

Обложку надо рассматривать в раскрытом положении.

И можно ещё клапаны отвернуть (суперобложка по корешку к обложке приклеена, как иногда вычурно делали в 1960-х гг.)

Внутри — только две страничных иллюстрации (одна — снова со скелетом).

Иллюстрации Бисти — имитация японских гравюр. Через эти гравюры мы воспринимаем японскую дореформенную культуру.

Вторая японская книжка, которую Бисти два раза иллюстрировал — это В стране водяных Акутагавы. У меня второе издание — издание 1970 года. Это сатира, в которой действуют капы — японская водяная нечисть.

На Фантлабе представлено со всеми иллюстрациями и первое издание — издание 1962 года

Рисунки в этих изданиях разные. Но образы водяных — одни и те же. Разница в анатомических подробностях: во втором издании гениталии отчётливо прорисованы.

Наверное, из-за этих гениталий у второго издания (1970 г.) был маленький по советским меркам тираж (10 тыс. экз.). Но в этом случае издание (если оно не было сугубо научным) становилось библиофильским. Может, и наоборот, сначала решили сделать библиофильское издание, и по этому поводу художник пририсовал гениталии для узкого круга ценителей.

Во всяком случае, издательство "Советская Россия" сделало эксклюзив: суперобложка, нестандартный формат, отличная бумага, отличное качество воспроизведения иллюстраций. И окрашенный в чёрный цвет обрез (смысла этого приёма не понимаю). При этом цена оказалась раза в два выше типовых изданий на газетной бумаге, что было вполне доступно (1 руб. 85 коп.).

Сами капы (японские русалки) неприятные, но совсем не страшные, хотя это, наверное, обусловлено сатирической направленностью повести.

В отношении "Лукоморья" имеются варианты иллюстраций Т.Мавриной начала 1960-х и начала 1970-х. Интересно сравнить их.

Т.Маврина (https://fantlab.ru/art1899) знакома всем, чье ранее детство пришлось на середину 1960-х и позднее: начиная с этого времени её новые книжки печатались часто и большими тиражами. Новый стиль поздней Мавриной не дал ей затеряться среди моря других иллюстраций. По моим личным детским переживаниям, картинки поздней Мавриной (в общем-то, абстракция) впечатляли сразу и навсегда, в отличие от спокойного реализма, альтернативно представленного в детской книге.

Мировое признание получила именно поздняя Маврина. Но современные издатели почему-то много издают Маврину сталинского периода (видимо, считают, что поздняя Маврина и так всем известна и её книжками всё завалено у букинистов). От коллекционеров издателям, конечно, спасибо. Но и современные мамочки тоже выбирают Маврину сталинского периода — попроще, попонятнее. Детишек жалко...

Забегу немножко вперёд, чтоб было понятно, о чём речь: сравним картинку к пушкинской "Сказке о мёртвой царевне..." разных периодов.

Что происходит с художниками, как и почему их стиль меняется? Для тех художников, чьего творчества мы уже успели коснутся в развитии, можно определить кое-какие тенденции. Применительно к направлению графики сталинского периода (1936-середина 1950-х) это выглядит так.

О.Коровин менялся вместе с новыми веяниями, рисовал в тех стилях, которые были востребованы (популярны) здесь и сейчас. Это не конъюнктура. Наверное, художник даже думал, что, подхватывая модные течения, он так фрондирует и дразнит консерваторов.

Кочергин остался верен себе: раннего Кочергина от позднего можно различить только по большему мастерству и большей серьезности. Кочергин сам себе вселенная.

Кузьмин переждал тяжёлые времена и вернулся к своей манере 1920-х.

Конашевич в новые времена добился самобытности тем, что улучшил свою сталинскую манеру.

А вот Маврина создала свой уникальный стиль. И создала очень поздно. В 1920-х она авангардила вместе с мужем — Н.Кузьминым. В 1950-х двигалась в общем потоке, хотя её и можно было распознать. Начиная с 1960-х, её ни с кем нельзя спутать — она неповторима. При том Маврина рисовала много, охотно делала новые варианты.

Существуют три опубликованных циклов мавринских иллюстраций к "Лукоморью": 1960 г., 1970 г. (отдельные издания) и сокращенный (точнее, сконцентрированный) вариант 1974 г., включенный в сборник "Сказки".

Вариант 1960 г. в подлиннике труднодоступен. Он выпускался в виде набора открыток. Есть его качественное современное воспроизведение издательством "Речь". В каталоге-справочнике не отражен. Даю собственное описание:

У Лукоморья. — СПб.-М.: Речь, 2017. — 16 с.: 16 см. Обложка (мягкая).

МАВРИНА Т. — цв. ил. на каждой странице.

Тираж 8.000 экз.

В 1970 году была выпущена пухленькая книжка-картинка "Лукоморье". Вот её библиографическое описание из каталога-справочника.

На Фантлабе отдельных изданий мавринского "У Лукоморья" ни одного не представлено.

В 1974 году вышли роскошные "Сказки". Там "Лукоморье" было дано в переработанном (концентрированном) виде.

На Фантлабе представлено издание "Сказок" 1974 г.: https://fantlab.ru/edition102271. Вот библиографическое описание.

Изданий 1970 г. и 1974 г. у меня нет: прекратил их искать, когда приобрел сразу после выхода современное издание "Сказочные Миры Татьяны Мавриной" ("Московские учебники", 2010). Современное издание — это пушкинские "Сказки" 1974 г., в которых "Лукоморье" дано в полной редакции 1970 г. Качество современного издания посредственное: тусклая неряшливая печать и тонкая бумага. Но это стало понятно позднее, в момент приобретения всё устраивало — нынешний стандарт издательского качества установился чуть позже.

Самое печальное, что я только сейчас понял, какой провал в моей коллекции образует отсутствие подлинников "Лукоморья" 1970 г. и "Сказок" 1974 г. Современного издания "Сказочные Миры Татьяны Мавриной", конечно, совсем недостаточно.

Никакого мавринского канона, как выяснилось, нет — работа не останавливалась: собственно огромная разница лежит даже между Мавриной 1960-х и Мавриной 1970-х. Вот это как раз и видно на примере "Лукоморья". Поэтому сравнение уместно будет сделать параллельное, хотя бы из моих неполноценных экземпляров (с добавлением отрывков, обнаруженных в других сборниках).

1. Кот + Пушкин.

2. Леший и русалка.

3. Невиданные звери.

Очень важно, что у Мавриной это звери, включая слона, невиданные русскими людьми. Тут корни понятны: достаточно посмотреть каменную резьбу древнерусских соборов. Но со слоном я подозреваю мавринский юмор: древнерусские художники слона так и не увидели, нигде не изобразили, а позднее народ принял за слона верблюда (слово "верблюд" — это искажённое "элефант").

4. Королевич пленяет царя.

5. Царевна и бурый волк.

Распространено выражение "серый волк", но Пушкин правильно указал его настоящий цвет. Художники, однако, часто думают, что это специальная порода волков и рисуют его в "Лукоморье" коричневым.

Приобрёл по случаю книгу "Лукоморье. Сказки русских писателей" (М.: Детгиз, 1963). Было ещё издание 1960 года (может, и раньше были). Чёрно-белые картинки здесь для переноса в книгу гравировались (причём рисунки одних художников, а гравировали другие). В 1960-х гг. — давно устаревшая практика. А для нашей темы даже интересно. Книга открывается как раз пушкинским прологом, и там заставка и концовка Мавриной. Итак, чёрно-белый вариант гравюры по рисунку Мавриной. Гравировал В.Андреев.