Собирая иллюстрированные книги, невозможно было, даже без особого желания, не скопить солидное собрание книг Михалкова.

Разные иллюстраторы, вроде бы богатый материал для сравнений и обобщений. Но я неожиданно обнаружил, что даже если брать по-настоящему прекрасные стихи раннего Михалкова, обзоры иллюстраций к ним будут невыносимо скучными. Художники лишены возможности как-то выразить себя. Михалков всё образно показал в своих дидактических стихотворениях ("я у стенки", "у меня дрожат коленки" и т.д.), картинки не нужны. В этом сила морализаторской поэзии Михалкова. Его лирическая поэзия тоже черезчур предметна для лирики: "Дело было вечером...". Все вынуждены рисовать городской двор с компанией ребятишек. Потом взрослые читатели могут вспоминать самый любимый рисунок к этим стихам, но это будет рисунок "шаблонных" художников типа Чижикова, Лемкуля или Васильева-и-Булатова: они что ни нарисуют, всё будет хорошо, при этом все персонажи будут одинаковые и оторванные от текста. Здесь текст вообще не важен (у меня, например, во младенчестве любимым занятием было рассматривать "шаблонные" карикатуры Чижикова — и неумение прочесть подписи к рисункам нисколько не мешало наслаждению).

В то же время, существует прекрасный обзор иллюстраций к "Дяде Стёпе" из книги Л.Кудрявцевой "Собеседники поэзии и сказки". Это идеальный образец анализа, снабжённый необходимым и достаточным иллюстративным рядом (это эссе в формате pdf я прикрепил внизу).

"Дядя Стёпа" — приключенческий роман (первая и лучшая часть трилогии). Его интересно не только иллюстрировать, но и интерпретировать. Какую тенденцию выявила Кудрявцева?

1) Сталинский период.

Очень сильно в СССР отличалось предвоенное искусство, которое начали всерьёз ограничивать года с 1934-го, но ещё сохранялась инерция "золотого века" детской книжки-картинки 1920-х гг., и послевоенное искусство, когда "сталинский ампир" вытеснил все другие направления.

а) А.Каневский в 1936 году

цитата

воспринял Дядю Стёпу как персонаж абсолютно комический... Просто какой-то Иванушка-дурачок. И лицо дурашливое. В общем, остроумная шутка.

б) В 1949 году И.Кеш-Проскуряков рисует совсем другого Дядю Стёпу

цитата

За десять лет Дядя Стёпа вырос в образцового гражданина... Получился жизнеутверждающий плакат.

2) После-сталинский период.

Тоже разные времена: "Оттепель", Семидесятые, Восьмидесятые.

а) К.Ротов. 1957 год:

цитата

Его Дядя Стёпа тоже весьма положительный мужчина, но нарисован с улыбкой

б) Ю.Коровин. 1971 год:

цитата

Внёс лирическую ноту, декоративность. Какой же это "Дядя" да ещё "Стёпа"! Приятный спортивный молодой человек с мечтательностью во взоры... Такая книжная жизнерадостная иллюстрация. Таков и герой. Тоже, конечно, плакатный.

в) В.Гальдяев. 1984 год (первый вариант), 1987 (второй вариант):

цитата

Грубоватое лицо, накачанные мускулы, лёгкая самоуверенность, заломленная на затылок белая кепка... Веселится и ликует весь беспечный народ.

От себя добавлю: это был первый опыт историзма в стёпаниане. Через 50 лет Дядю Стёпу вернули в его довоенное время. И это время — грубоватое и крикливое — представлялось таким художнику. Я не знаю, какого происхождения был Гальдяев (родился в Москве в 1938 году), но он принадлежал к поколению, родители большинства из которых были полуграмотными выходцами из деревни. Это взгляд поздне-советских интеллегентов на свои корни: трогательно, неуютно и немного стыдно.

г) Р.Вольский. 1988 год:

цитата

Нарисовал его таким аккуратненьким подтянутым франтом. Красавчиком, как бы сейчас сказали, гламурным.

Новые прочтения старых произведений становятся наглядными в иллюстрациях разных эпох. Эволюция образа Дяди Стёпы от Иванушки-дурачка до гламурного супермена впечатляет.

Иллюстраций к "Дяде Стёпе" было больше, чем привела в пример Кудрявцева. Но сюиты таких, например, первоклассных художников как Сутеев (см.), или Мазурин (см.) — при своём создании ничего не добавляли к развитию образа героя, уже закреплённого в этот период. Пост-советские молодые художники тоже ничего нового не привнесли в стёпиниану. Но всё же можно добавить пару слов к обзору Кудрявцевой.

Мартовский номер "Мурзилки" за 1998 год был посвящён юбилею Михалкова. Блеснуло целое созвездие поколения поздне-советских художников-концептуалистов. Иллюстрировать "Дядю Стёпу" выпало М.Бычкову. Художник вернул персонажей стихотворения в 1935 год. Это возвращение вышло совсем не таким, как у Гальдяева десять лет назад в советское ещё время. Сейчас, в 1998 году, получилось милое ретро с очаровательным советским допризывником в настоящей футболке. Мейнстримом это в конце Девяностых не было.

1) Мирная жизнь Дяди Стёпы.

2) Мирные подвиги Дяди Стёпы.

Сложно объяснить, почему Кудрявцева в своих книгах и статьях упорно игнорирует художника Ф.Лемкуля. Может, потому что это "шаблонный" художник, который критику не интересен. Но ведь столь же "шаблонного" Чижикова она в своей книге не забывает. Что-то личное, наверное, лежит в основе этого умалчивания. А я вот думаю, без Лемкуля не получится полноценного обзора стёпанианы. Хотя иллюстрации Лемкуля стоят настолько особняком, что могут поломать любую стройную концепцию.

У меня имеются две книги Михалкова, проиллюстрированные Лемкулем.

Первое издание крупноформатной книги "Детям" было в 1969 году (а последнее стереотипное, скорее всего, в 1973 году). Сборник обычного формата "Весёлый день" первым изданием вышел в 1979 г. — через 10 лет после большой книги. Для советского общества эти 10 лет — эпоха больших изменений: жить стало лучше, жить стало скучнее.

В книге 1969 года Дядя Стёпа — забавный и беззаботный. Лемкулю в период 1960-х гг. это было свойственно — он и совершенно хулиганского Хармса в это время проиллюстрировал озорными картинками (1967). Дядя Стёпа получился разбитным, как в довоенное время, когда его воспринимали как Иванушку-дурачка. А потому что Лемкуль наслаждался "оттепелью", которая дала ему — уже пожилому художнику — второе дыхание и, наконец-то, собственную оригинальную манеру. Лемкуль выпал из общей тенденции лакировки образа Дяди Стёпы.

А что же в книге 1979 года? Лемкуль перерисовал рисунки. Изменил персонажей чуть-чуть, а настроение совсем другое. Дурашливость исчезла. Как будто, в самом деле, Лемкулю указали на отклонение от генеральной линии в трактовке "Дяди Стёпы", и он всё переделал с нескрываемым раздражением. В целом, это может служить подтверждением концепции Кудрявцевой о наведении лоска на образ Дяди Стёпы.

В издании 1969 года иллюстраций к "Дяде Стёпе" очень много: отображён каждый эпизод. В 1979 году гораздо меньше картинок. Будем смотреть только те, которые совпадают в обоих изданиях (т.е. все из книги 1979 г. и некоторые из ранней книги 1969 г.). Полная сюита из книги 1969 г. приведена   вот здесь, например: https://kidpix.livejournal.com/1895315.html.

Итак, смотрим и сравниваем. Один и тот же Дядя Стёпа десять лет спустя.

1) Представление.

1969 год: у Дяди Стёпы непропорционально длинные и тонкие ноги (как на ходулях, что сразу настраивает на балаганную атмосферу). Лицо — расплывшееся в улыбке. Толпы народа — идут по своим делам, только малыш пялится на сказочного великана.

1979 год: ноги пропорциональные! Всё, не будет цирка. Обыкновенная дылда. Дядя Стёпа всё так же молод, но он теперь солидный гражданин, не лыбится. И широко известный: добропорядочные дети выстроились для приветствия вдоль пути уважаемого Степана.

2) Поездка на осле.

1969 год: многочисленная публика по-разному реагирует на то, как комично-длинноногий Стёпа едет на осле. Но можно заметить и эмоциональных граждан, радостно приветствующих цирковой номер.

1979 год: в глазах народа недоумение и возмущение. "Сколько можно мучить ослика?". За Степана всем неловко.

3) В тире.

1969 год: Дядю Стёпу окружают какие-то персонажи, не идентифицированные в тексте. Но эти персонажи сплошь колоритные, что поддерживает атмосферу карнавала.

1979 год: Степан совсем один, он никому не интересен со своими ногами обычных пропорций.

4) Спасение утопающего.

1969 год: Дядя Стёпа, шагающий по воде, по-прежнему комичен. Хотя он в первый раз без улыбки (ребёнок чуть не погиб). Публика (включая рыбок) продолжает вносить элемент абсурда даже в серьёзное дело спасения на водах. Комичен даже спасённый младшеклассник с зелёным лицом.

1979 год: Степан не просто не улыбается, он явно взбешён из-за маленького паршивца. Публика настроена серьёзно и даже трагично.

5) Медкомиссия в военкомате.

1969 год: комично и многолюдно.

1979 год: обмельчал Дядя Стёпа, с ним теперь пара скучающих докторов справится.

6) Отпуск моряка.

С эпизодом возвращения моряка Дяди Стёпы такая история. В 1935 году он, понятно, пришёл в отпуск с флота мирного времени. В войну или сразу после войны Михалков сделал вставку о военном приключении Дяди Стёпы: он, не покидая советского корабля, своими длинными руками сорвал флаг с мачты фашисткого судна (я в начале 1970-х гг. смотрел диафильм с этой вставкой). Потом этот эпизод выпал и осталось только упоминание о войне, о ранении. Так что в последнем каноническом варианте текста Дядя Стёпа получил отпуск по ранению (война, вероятно, ещё не закончилась). Но большинство поздне-советских художников помещают действие стихотворения в современную обстановку. Поэтому между текстом и рисунками возникает временной диссонанс, на который предпочитают не обращать внимания.

Появилось (у меня) кое-что новое и по сказке "Василиса Прекрасная".

Сборник издательства "Лабиринт" 2019 года. Художник М.Митрофанов. Художник популярный и многими обожаемый.

К этому художнику у меня предубеждение, но, по случаю огромных скидок, решил ознакомиться поближе, чтобы составить более объективное мнение.

Василиса, оставшаяся без матери, ведёт полную лишений жизнь с мачехой и её дочками. От матери ей досталась куколка-советчица, которую надо   подкармливать. Василиса уделяет ей крохи от своей скудной пищи.

Рисунок отличный — у Митрофанова рука профессионала. Куколка несколько озадачивает: сидит такая барыня...

Мачеха решила погубить Василису и отправила её к Бабе-Яге на верную погибель. Митрофанов нарисовал Бабу-Ягу кокетливой старушкой.

Чудеса: по дороге к Бабе-Яге встречаются всадники, олицетворяющие рассвет, день, ночь. Художникам здесь есть где высказать свою оригинальность. Митрофанов даёт такой образ ночи-чёрного всадника

Есть чудеса и в избушке Бабы-Яги: какие-то отрубленные руки, которые выполняют работу по дому. Мотив непрояснённый, вставлен в сказку достаточно механически. Для современных читателей — это, скорее, плюс: прогнать расслабленность, озадачиться вопросом о генезисе этих рук. Не все художники их рисуют, но Митрофанов рискнул. Правда, получился мешок с руками, а в сказке руки носят мешки.

Как-то так получилось в академическом варианте сказки, который дал Афанасьев, что Баба-Яга прониклась симпатией к Василисе и даже дала ей череп с лучами смерти. Василиса череп доставила домой, и лучи сожгли мачеху и её дочерей. Хорошо эта сцена у Митрофанова получилась. куколка вот только в этой сцене...

У куколки в этой сказке не до конца раскрытая роль. Кажется, она должна представлять из себя нечто большее, но ожидания обманываются. Никто из художников куколку не очеловечивал. А вот Митрофанов показывает её разбитной девчонкой-обжорой.

Вот эта болезненная жизнерадостность и смущает меня в Митрофанове — хорошем, наверное, художнике.

"Василиса Прекрасная" — это сказка всё же про Бабу-Ягу, она там центральный персонаж.

Только в процессе сравнения разных пересказов "Василисы Прекрасной" понял, что в русских сказках существует две Бабы-Яги: одна психованая, но помогает избранным в тяжёлых ситуациях, другая является абсолютным злом. У Афанасьева в "Василисе Прекрасной" — Баба-Яга выступает помощницей: она в конечном итоге отпускает (выгоняет) Василису и сама даёт ей смертоносный череп (по описанию радиоактивный), чтобы решить проблему с мачехой и сводными сёстрами. А вторая ипостась — порождение ада — показана Афанасьевым в другой сказке с очень похожими исходными данными: мачеха гонит падчерицу к Бабе-Яге, та собирается её сожрать; девочка сбегает; слуги Бабы-Яги — работница, кот, собака и т.д. — помогают девочке в побеге, потому что тронуты её добротой и заботливостью, которых сроду от хозяйки не видали. Эта сказка так и называется "Баба-Яга" (в сборнике Афанасьева — № 103). В детских книгах часто встречалась "Василиса Прекрасная" в советских обработках, когда сюжеты были совмещены и Баба-Яга выступала абсолютным злом (лишь бы котика в сказку ввести). А в первоначальном варианте "Баба-Яга" публиковалась редко.

В.Каневский (Каневский-младший), замечательный советский художник с забавными персонажами. Есть такой сборник сказок с иллюстрациями разных художников: "Русские волшебные сказки" — М.: Советская Россия, 1989.

В этом сборнике В.Каневский иллюстрировал именно "Бабу-Ягу". Но картинок всего две и собственно Баба-Яга едва заметна.

Оказывается было отдельное издание: Сказка про Бабу-Ягу: Сказка/ Худож. В.А.Каневский; Обраб. М.А.Булатов. — М.: Советская Россия, 1989.-16c.

У меня этой книги нет. Представление можно получить по фотографиям, выложенным на Авито и др. Видно, что картинки классные.

Художник Г.Новожилов. Переиначенные сказки: Г.Новожилов. Русские сказки для детей и взрослых / рисунки автора. — М.: НорВэй-Си, 2007.

Здесь, видимо, Баба-Яга олицетворяет собой абсолютное зло (девочку защищает ангел).

Николай Кочергин неоднократно рисовал Бабу-Ягу. На открытках:

Очень похожий силуэт у Бабы-Яги из ширмочки "Лукоморье".

И совсем другая Баба-Яга — старая измученая женщина — в сказке "Баба-Яга" из сборника "Русские волшебные сказки" (1958). Посмотреть сборник тут: https://shaltay0boltay.livejournal.com/65...

Есть иллюстрации к "Бабе-Яге" и у Забирохина в сборнике афанасьевских сказок, изданных "Вита Нова".

Видно, что эта Баба-Яга (на переплёте тоже она) — исчадие ада. К "Василисе"-то нарисована другая Баба-Яга: нос крючком, но взгляд живой и заинтересованный, в чём-то можно убедить. Для сравнения — Яга-помощница из "Василисы прекрасной".

Когда я показывал "Лукоморье" — пролог к "Руслану и Людмиле", упоминание о Бабе-Яге я оставил без внимания (это не пушкинский персонаж). А зря. Пушкин не раскрывает, какую Ягу он имеет в виду: вменяемую или невменяемую. Поскольку "Лукоморье" в советское время адресовалось издателями маленьким детям, художники Ягу изображали не совсем уж страшной.

У Мавриной Баба-Яга вроде бы не злая, но зверей обижает — кубарем они летают.

Огромный разворот не берётся сканером. Иллюстрация с Бабой-Ягой из "Лукоморья" взята с сайта художника: http://www.bychkov-books.spb.ru/ob/Luk

Поближе Баба-Яга (это уже сканер смог кусочек из книги переснять). Сдержанная Баба-Яга, держит себя в руках.

У Артюшенко комическая Баба-Яга.

Из трёхмерной складной книжки-панорамы. Типичная Баба-Яга, без глубокой проработки характера.

Много сказочных персонажей было в "Весёлых картинках". Часто там переиначивали старые сказки в духе пост-модернизма для детей.

Художник Битный — очень добрый. Но он добрый к положительным персонажам. Баба-Яга недовольна тряской.

"Серебряных копытцев" ещё много остаётся, но отдельные издания в моей коллекции подходят к концу. Начинал я раздел отдельных изданий с  современной роскошной (по полиграфии и по содержанию) книги с иллюстрациями М.Успенской, созданными в сталинские времена. Заканчиваю столь же роскошной книгой с иллюстрациями М.Бычкова, созданными в наши дни. Книга издана "Акварелью" в 2013 году. Есть на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition125256. Выпускалось ещё и бюджетное издание в мягкой обложке, оно на Фантлабе тоже имеется: https://fantlab.ru/edition246715. Художник — М.Бычков — на Фантлабе представлен: https://fantlab.ru/art1263.

Бычков — художник уважаемый и модный. На очень высоком художественном уровне творит массовую продукцию. Его новинки анонсируются заранее, ожидаются с нетерпением (вот сейчас уже полгода как ждём выход пушкинского "Медного всадника" в интерпретации Бычкова).

Книга очень большого формата, при фотографировании возможны искажения. Поэтому, если есть возможность, буду использовать сканы иллюстраций с официального сайта издательства и из группы во "ВКонтакте".

На титуле этой книги в равных позициях находятся автор текста и автор иллюстраций (строго говоря, у автора иллюстраций — приоритет). В 1920-е гг. в СССР так авторство детских книг указывалось. Но тогда книжки-картинки часто и задумывались как плод сотрудничества писателя и художника. А сейчас — нарисовать картинки к знаменитому тексту, написанному 80 лет назад и фактически поставить себя соавтором писателя... Это только в случае, если картинки представляют собой графический роман. В случае этой книги — да, думаю, так и есть. Это графический роман (новый, самостоятельный жанр). В котором Бажов — автор либретто.

Бычков никуда не торопиться: роскошный форзац, какие-то листы и развороты, которым нет названия — это всё графические введения и предисловия.

На первой иллюстрации перед собственно текстом — фигура рассказчика (похож на Кокованю, да не он; среди детишек-слушателей одна похожа на Дарёнку, да не та; кошка с котёнком есть — и опять не наша Мурёнка). Вообще-то у Бажова в полном собрании сказов есть указание на рассказчика — дедушку Слышко. Но в "Серебряное копытце" никто рассказчика не помещал: времени и места не было. А Бычков ничем не связан: он свой собственный роман рисует.

В чём отличие опыта Бычкова от просто подробных иллюстраций (как показанный в прошлый раз А.Плаксин)? В случае подробных иллюстраций (особенно если они нудные) картинки могут войти в диссонанс с текстом. А графический роман Бычкова — это постмодерн, где текст вообще не нужен. "Серебряное копытце" все помнят, дорогую книгу покупают ради иллюстраций, их и рассматривают — а текст не читают, только сюжет освежают. Так что картинки не противоречат тексту, они с текстом пуповиной не соединены.

Посмотрим на примере завязки сюжета: Кокованя забирает из чужой семьи девочку-сиротку.

Многие иллюстраторы, как я уже указывал, неспешно входя в тему, давали по три иллюстрации к этому эпизоду. А.Плаксин, у которого была задача нарисовать всего побольше, дал четыре. Бычков тоже даёт четыре иллюстрации. Вроде бы по количеству так же, как у всех. Поэтому и можно сравнивать.

У всех иллюстраторов два героя в этом эпизоде — Кокованя и Дарёнка, остальные фигуры на картинках — стажёры. У Бычкова — заинтересованный рассказ об окружении Коковани. Очень колоритные фигуры второго плана. Про каждого из этих второстепенных персонажей (которых нет у Бажова) уже есть готовый рассказ (каков, например, средневековый кошель на поясе гармониста!).

Причём, как у хорошего романиста, Кокованя с Дарёнкой на фоне этих персонажей не теряются. Бычков — это Бальзак книжной графики. Вот это и есть графический роман эпохи постмодерна.

Ещё другие иллюстраторы в первых картинках про Кокованю с Дарёнкой рисовали пейзажи. Бычкову этого не надо: он природу и пейзажи уже отдельно нарисовал (и будет потом ещё рисовать). В первых жанровых сценах Бычков рисует детали обувки, показывает половички в избе, технику сидения на завалинке...

В послесловии к этой книжке Бычков рассказывает, как он готовился, как уральскую этнографию и фауну изучал, как умозаключения делал (о том, например, что Кокованя старик не дряхлый, а подтянутый с верным глазом и крепкой рукой). Этнографические подробности убили много иллюстрированных книжек своими раздутыми деталями. А эту книжку не убили — рассказ Бычкова идёт параллельно с рассказом Бажова.

Мурёнка у Бычкова очень прямолинейно очеловечена. Помимо чеширской улыбки, позы и жесты совсем человеческие.

Что-то помешало Бычкову обрядить Мурёнку в сапоги.

На фоне чудес природы, которые Бычков показывает, и зимнее чудо с горой самоцветов выглядит естественно.

Бычков — наш современник. У него оригинальная техника, он с интересом относится к своей работе. Бесспорно, что сейчас Бычков — один из символов развития нашей книжной графики. Поставил ли он своей сюитой точку в интерпретациях "Серебряного копытца"? Конечно, нет. Однако следующим поколениям придётся опыт Бычкова учитывать и преодолевать.

Сегодня "Лукоморье" ещё одного современного мэтра: М.Бычкова. На Фантлабе он как художник представлен — https://fantlab.ru/art1263.

Всё-таки жива современная книжная иллюстрация. Бычков — тому свидетельство. Его книги ожидаемы и желанны. Простому потребителю (себя таким считаю) кривиться не приходится: новинки Бычкова всегда интересны. Это неудивительно: мы современники, и Бычков точно попадает в представление о современности.

Конечно, Бычков уже заслужил особое к себе отношение: видимо, может выбирать, что иллюстрировать; устанавливать сроки; диктовать свои вкусовые предпочтения издателю и т.п. Но ведь сам заслужил — своим трудом!

Что будет через поколение? Может, забудут (многих модных живописцев эта участь постигла), а, может, будут, не соглашаясь, изучать как важный этап развития. Но, наверное, Бычков всё же останется в истории иллюстрации.

Современных изданий в каталоге-справочнике нет. Поэтому даю по образцу каталога собственное описание.

У Лукоморья. — СПб.-М.: Речь, 2016. 32 с. (в выходных данных ошибочно — 48 страниц): 30,5 см — квадратный формат (70х108 1/8). Переплёт (твёрдая обложка).

БЫЧКОВ М.: цв. ил. на переплёте, 14 цв. илл.: 1 на титульном листе, 13 на разворот.

Тираж 7.000 экз.

На Фантлабе этого издания нет.

1. Кот + Пушкин.

2. Леший и русалка.

3. Следы невиданных зверей. От изображения конкретных зверей (или их следов) художник отказался. Ну, во-первых, дорожки, на которых следы — они "неведомые", так что никто не знает, где эти дорожки искать; самих дорожек, значит, тоже не видит. Во-вторых, обманутые ожидания ("а звери-то где?") как в фильмах ужаса эффект производят больший, чем если бы зверей увидели.

4. Королевич пленяет царя. Вот чуть ли не единственный, Бычков передал в точном соответствии с текстом Пушкина, что королевич пленяет грозного царя мимоходом. Тут даже лошадь царя удивлена: она ничего подобного не ожидала.

5. Царевна и бурый волк.