Выявился интересный случай: иллюстрации русских эмигрантов к "Трём медведям" для англоязычной (американской) публики. При этом в качестве текста для иллюстрирования берётся не английский первоисточник, а собственные переработки художниками сказки Льва Толстого. Эмигранты совсем разные: один — белогвардеец Фёдор Рожанковский, попавший за границу в 1920 году, другой — киевский художник Валерий Горбачёв, радовавший нас приключениями Хрюши в "Весёлых картинках" и уехавший в США в 1991 году.
Русские иллюстраторы текста Льва Толстого обречены на пребывание в заколдованном круге. Медведи у них — всегда крестьяне: бедные или богатые, социализированные или дикие, обуржуазившиеся или опростившиеся. Девочка — тоже всегда крестьянка, совсем голодная и неразвитая либо слегка голодная и недоразвитая. Но ведь давно уже нет тёмного русского крестьянства, никто уже не понимает, какими должны быть отношения в этой среде. Лев Толстой понимал.
Художники-эмигранты решили разыграть русскую драму в декорациях благополучного американского мира где-нибудь "на Среднем Западе".
1) Обложка красноречивая и полностью раскрывает концепцию художника.
Медведи плотно окружили девочку, смотрят на на неё с осуждением и сожалением, но никак не с агрессией. Сама девочка вульгарна и пребывает в ужасе: ожидание расплаты.
2) Противопоставление персонажей есть и на первом развороте. Медведи на семейном портрете в раме благочинны, а девочка... Неряшливая, заносчивая, одета по-городскому. По типажу напоминает Пеппи-Длинныйчулок, появившейся как раз в это время (1945 год), но в Скандинавии. Неизвестно, насколько такой типаж вызывал умиление в чопорных США в 1948 году. Скорее, Рожанковскому — старому русскому эмигранту, такая девочка виделась вызывающей сожаление.
3) Обстановка медвежьего жилища — основательность старинного дома из цельных брёвен и европейская планировка (спальни отдельные, хотя и анфиладой).
Интересная демонстрация стульев, играющих важную роль в повествовании. Та же идея преемственности традиций и зажиточности. Корявый стул главы семьи, кокетливое кресло супруги и современные линии детского стульчика.
4) Благородные медведи, избавленные, наконец, от русской крестьянской или мещанской одежды.
Им к лицу.
5) Неблагородная девочка. Капризная, балованная.
Противная. Всё-таки не Пеппи — та хотя бы всё время улыбалась.
6) Медведи недоумевают. В их мире таких вторжений не могло быть.
Мишутка тоже благородный — не злобный и не капризный.
7) Никто, в общем-то, за противной невоспитанной девчонкой и не гонится.
1) Обложка. Через полвека после Рожанковского другой эмигрант ещё более наслаждается уютом медвежьего мира.
2) Медведи. Ускоренными темпами идёт их облагораживание. Медведи ноне — творческая интеллигенция. Электричества в доме нет.
В лес на прогулку без скрипки не ходят.
3) Девочка. Трактовка её образа интересна. Она простая девочка — не из тёмного крестьянства, но и не порочная с младенчества. Простительное любопытство.
Простительные шалости.
Случайные поломки, о которых тут же забывается.
Совершенная невинность. Нет понятия о чужой собственности.
В детской — игрушечные автомобиль и самолёт-биплан. И керосиновые лампы. Видать, действие происходит незадолго до Великой Депрессии. Золотым веком что ли это время у них считается? Ну тогда понятно: никто из медведей ещё не оскотинился.
4) Следы вторжения. Нормальное удивление благовоспитанных медведей.
5) Каждый американский медведь имеет право на оружие для защиты своего жилища. В данном случае, оружие — это швабра.
6) Облегчение на лицах медведей от того, что нарушителем оказалась маленькая девочка, а не какая-нибудь горилла.
Убежала, так убежала. Американские медведи-скрипачи нарушителей не преследуют.
Ну что ж, мало облагородить медведей (это у обоих художников-эмигрантов получилось). Для остроты сюжета девочку надо всё-таки очернить. У боевого белогвардейца Рожанковского это получилось. У мягкотелого Горбачёва — нет.