Исторический персонаж — пушкинский предок Абрам Петрович Ганнибал сливается в нашем восприятии с литературным персонажем — Арапом Петра Великого. Другого знаменитого негра в русской истории и литературе нет.
Неоконченный роман Пушкина "Арап Петра Великого" помечается 1828 годом, но ещё в 1824 году был сделан черновой набросок
цитата
Как жениться задумал царский арап,
Меж боярынь арап похаживает,
На боярышен арап поглядывает.
Что выбрал арап себе сударушку,
Чёрный ворон белую лебёдушку.
А как он, арап, чернёшенек,
А она-то, душа, белёшенька.
Название советского фильма "Сказ про то, как царь Пётр арапа женил", видимо, навеяно этим наброском, хотя идея, понятно, родилась из неоконченного романа.
Арап Петра Великого
"Арап Петра Великого" — прекрасный образец исторической прозы. В детстве я зачитывался "Петром Первым" А.Толстого, прозу Пушкина читал уже в старших классах и безоговорочно отдал предпочтение Пушкину. Речь, конечно, о форме — о пушкинском стиле. "Арап Петра Великого" оборван на вступлении, в котором собственно и содержится историческое описание быта Франции и России где-то около 1718 года. Почему произведение не дописано? После исторической картины должен был начаться приключенский роман, который Пушкину, наверное, был неинтересен. Он и "Дубровского"-то забросил.
"Арап Петра Великого" частенько включался в сборники. Эти сборники все нам знакомые. Иллюстрации из сборников следующих художников: Л.Фейнберг (1949), А.Ростовцев (1949, 1959), Л.Правдин (1949), О.Гроссе (1965, 1978), П. Бунин (1975, 1998, 2005), А.Иткин (2008), Б.Забирохин (2017) и Д.Арсенин (1994).
По-видимому, существует единственное отдельное иллюстрированное издание "Арапа Петра Великого", изданное "Белым городом" в 2003 году (худ. Б.Косульников): https://www.labirint.ru/books/49774/.
Хорошая была пушкинская серия у "Белого города": иллюстрации авторские, специально заказанные у проверенных советских художников. Не всегда "Белый город" придерживался нынешней политики. Но те книжки я в свое время не купил (не собирал тогда), а они разошлись быстро и где-то растворились — у букинистов не лежат. Картинки из этого издания — только те, что попадаются в Интернете.
И несколько иллюстраций, которые в виде книг не выходили, включая рисунки современных художников, нашлись в Интернете: Э.Насибулин, Е.Плехан, И.Пчелко, Н.Аксенова, А.Силин.
Ибрагим в Париже
Это только европейцы все на одно лицо, а негры все разные. Питомец русского царя — Ибрагим — носит белую повязку на голове — ранение в войне за испанское наследство.
Пушкин от Франции столетней давности в упоении, хотя и напускает на чело суровость:
цитата
Образованность и потребность веселиться сблизили все состояния. Богатство, любезность, слава, таланты, самая странность, всё, что подавало пищу любопытству или обещало удовольствие, было принято с одинаковой благосклонностью. Литература, Ученость и Философия оставляли тихий свой кабинет и являлись в кругу большого света угождать моде, управляя ее мнениями. Женщины царствовали, но уже не требовали обожания. Поверхностная вежливость заменила глубокое почтение.
1) По Пушкину, в просвещённой Франции расизма не было. Вполне возможно — для средневекового европейского общества "свой-чужой" определялся верой, но не цветом кожи, а к началу осьмнадцатого века накал религиозных войн ещё не спал. В общем,
цитата
Появление Ибрагима, его наружность, образованность и природный ум возбудили в Париже общее внимание. Все дамы желали видеть у себя le Nègre du czar и ловили его на перехват; регент приглашал его не раз на свои веселые вечера...
2) Центральный эпизод парижского периода — связь Ибрагима с "графиней D., уже не в первом цвете лет".
а) Художники рисуют влюблённых. Техника разная, а композиция у всех одна: сидит графиня с Ибрагимом, часто он у её ног. А что тут можно придумать?
б) Интересными показались непубликовавшиеся иллюстрации молодой художницы Аксеновой. Свежесть и непосредственность.
в) Фирменный стиль Б.Забирохина.
г) А вот склонный к эротизму П.Бунин без экивоков отражает действительность.
3) Подмена ребёнка.
Графиня родила чернокожего ребёнка. Ибрагим присутствовал при родах, а муж графини отсутствовал.
цитата
Новорожденного положили в крытую корзину и вынесли из дому по потаенной лестнице. Принесли другого ребенка и поставили его колыбель в спальне роженицы.
цитата
Ждали графа. Он возвратился поздно, узнал о счастливом разрешении супруги и был очень доволен. Таким образом публика, ожидавшая соблазнительного шума, обманулась в своей надежде и была принуждена утешаться единым злословием.
Ибрагим и Пётр
Ибрагим не верит своему счастью, мучается ожиданием того момента, когда графиня его оставит. Собирается возвратиться в Россию, и не может решиться. Но, наконец, уезжает, не решившись объявить об этом графине в глаза.
1) Излюбленные художниками сцены — это общение Ибрагима с царём.
цитата
Оставалось 28 верст до Петербурга. Пока закладывали лошадей, Ибрагим вошел в ямскую избу. В углу человек высокого росту, в зеленом кафтане, с глиняною трубкою во рту, облокотясь на стол, читал гамбургские газеты. Услышав, что кто-то вошел, он поднял голову. „Ба! Ибрагим?“ закричал он, вставая с лавки: „Здорово, крестник!“ Ибрагим, узнав Петра, в радости к нему было бросился, но почтительно остановился. Государь приближился, обнял его и поцаловал в голову. „Я был предуведомлен о твоем приезде“, сказал Петр — „и поехал тебе навстречу. — Жду тебя здесь со вчерашнего дня“.
2) А ещё экзаменовка царём знаний Ибрагима. У Бунина аж два варианта.
3) Пробег по зимнему Петербурху. Самая, наверное, известная иллюстрация — это почти что картина (такие иллюстрации неодобрительно называют "станковисткими") Л.Фейнберга. Год 1949-й. А в наши дни нашёлся постмодернист (это чтобы плагиатором не обзывать): перерисовал картинку. Но навыки сталинского стиля уже утрачены.
Интересный художник сталинского времени Е.Плехан оставил две неопубликованных в книге иллюстрации в разной технике.
Ещё неопубликованная иллюстрация 1936 года некоего А.Силина.
И собственно опубликованные иллюстрации.
4) На контрасте с ответственным Ибрагимом есть у Пушкина другой персонаж: шалопай Корсаков, который тоже вернулся из-за границы, но знаний не привёз, только модные наряды. Нетрудно угадать его судьбу. Встречи Корсакова с Петром не остались без внимания художников.
Ибрагиму Корсаков привёз нежное письмо от графини. Ибрагим на седьмом небе от счастья. Поговорить удалось позднее. Ибрагим погрузился в пучину скорби.
цитата
„Ну, что графиня D.?“ — „Графиня? она, разумеется, с начала очень была огорчена твоим отъездом; потом, разумеется, мало-по-малу утешилась и взяла себе нового любовника; знаешь кого? длинного маркиза R.; что же ты вытаращил свои арапские белки? или всё это кажется тебе странным?
Слом старого быта
Историей Петра Пушкин давно интересовался, но в архивы попал только в 1831 году. Опубликованные по петровскому времени труды были убоги. Удивительно, как смог Пушкин дать живую панораму быта. Всё, что потом писалось и снималось про петровскую эпоху (независимо от идеализации самого Петра) просто повторяло пушкинскую канву.
а) Ассамблеи со штрафными кубками и обязательным выводом в свет девиц старой знати.
б) Карлица-шутиха у старой знати: критика новых порядков на обеде у вельможи Ржевского.
А вот Аксенова этот обед символически изображает. После залитых солнцем французских сцен — унылая серость.
По крайней мере, концептуально. Интересно было бы всю сюиту Аксеновой посмотреть.
Сватовство Арапа
И тут на обед к Ржевскому приезжает царь.
Классный неопубликованный рисунок сутулого Петра, несущего беду, обнаружился у Э.Насибулина.
В общем, царь объявляет свою волю: выдать девицу замуж за арапа. Девица в обмороке. Слегла на много дней.
Ибрагиму разрешили взглянуть на неё.
Ибрагим у постели влюблённой в него французской графини — Ибрагим у постели ненавидящей его русской боярышни. Пушкин любит такие зеркальные параллели.
Другой роман
Боярышня Ржевская бредит о друге детства Валериане. А тут Валериан и объявляется в каморке пленного шведа, живущего у Ржевских.
Есть любовный треугольник — двигатель сюжета. Но Пушкин бросает перо...
Чем это всё должно было закончиться? Как бы не старался Пушкин исхитриться, вряд ли он бы смог удивить даже своих современников (не Акунин, чай). Наверное, это была бы мелодрама. Любимая пушкинская тема: "Я другому отдана, и буду век ему верна". Так Татьяна ответила Онегину, Маша — Дубровскому, так и Наташа Ржевская могла бы после долгих приключений ответить Валериану. Впрочем, есть у Пушкина намёки и на другой поворот (который в реальности случился с Абрамом Ганнибалом):
цитата
— Благодарю за дружеский совет, перервал холодно Ибрагим, — но знаешь пословицу: не твоя печаль чужих детей качать..... — Смотри, Ибрагим, — отвечал смеясь Корсаков, — чтоб тебе после не пришлось эту пословицу доказывать на самом деле, в буквальном смысле.
Нам, как пресыщенным читателям, все ходы известны заранее. Ну разве что захотел бы Пушкин зеркальность сюжета до конца довести. Во Франции графиня родила от Ибрагима чёрного ребёнка, его подменили на белого, а русская жена Ибрагима должна была родить белого ребёнка и его пришлось бы подменять на чёрного.
Возвращаюсь к обзорам "Пиковой дамы". Но предлагаю оглянуться и посмотреть детали уже показанного ранее.
Раз уж с самого начала возникли мысли о том, что для "Пиковой дамы" художники соревнуются не с Пушкиным, а сами с собой, т.е. творят постмодернизм, то уместно будет обратить внимание на такой редкий случай как иллюстрирование множества эпиграфов ко всем главам повести. Что такое эпиграф? Краткое содержание? Создание настроя? Проявление эрудиции автора? Чаще эпиграфы остаются незамеченными. В "Пиковой даме" не так. Во-первых, эпиграфы все выдуманы Пушкиным (ложные цитаты). Во-вторых, эпиграфы будто дразнятся: текстуально они действительно дают краткое содержание главы, но их настрой не отвечает настрою основного текста. В результате в "Пиковой даме" на эпиграфах внимание задерживается, их пытаются понять, они даже немного раздражают (из-за недопонимания цели автора). Вот, видимо, Бенуа это заметил, понял самостоятельное значение эпиграфов и все их нарисовал. Ну с Бенуа понятно: модерн ко многому обязывает (надо делать то, чего ещё не было, или было в наивные времена Средневековья). Но потом вдруг (уже в советское время) ещё три разных художника в своих сюитах к "Пиковой даме" отрисовали эпиграфы. И что здесь было главнее: попытка разгадать замысел Пушкина или чистый азарт соревновательства? Но, по крайней мере, есть что сравнивать.
Пиковая дама означает тайную недоброжелательность.
Новейшая гадательная книга.
1) Бенуа.
Тут у всех напрашивается пиковая дама (как карта). Но Бенуа был первым — он эту идею первым и воплотил. Бенуа сделал игральную карту парадоксальную, хотя и ожидаемую: графиня (пиковая дама) молодая и старая. Всем остальным художникам пришлось искать иные варианты, чтобы не повторяться. Но тему пиковой дамы как карты и как графини многие, конечно, пытались обыграть (будем на это в дальнейших обзорах обращать внимание).
2) Шухаев.
У Шухаева — тоже карта, как и у Бенуа, и тоже с изображением графини, но только старой графини — и вверху, и внизу. Именно такая карта почудилась Германну в конце повести, когда он обдёрнулся. Шухаев всё спорил с Бенуа... Но от эпиграфов к главам Шухаев отказался — жаль!
3) Епифанов.
Епифанов ограничился только виньеткой с пиковым сердечком — на фоне предшественников более чем сдержанно. Но, может, Епифанов тоньше понимает Пушкина: ну а что, повесть называется "Пиковая дама" (предположительно, игральная карта), эпиграф прямо говорит о пиковой даме как игральной карте — художник не считает, что пора раскрывать интригу.
4) Поляков и Шмаринов.
Поляков со Шмариновым более-менее обычную игральную карту изобразили.
Эпиграф к Первой главе
А в ненастные дни
Собирались они
Часто;
Гнули — бог их прости! —
От пятидесяти
На сто,
И выигрывали,
И отписывали
Мелом.
Так, в ненастные дни,
Занимались они
Делом.
Все художники пока раскачиваются — у всех примерно одинаково: буквальное прочтение эпиграфа, все рисуют игроков или символы игры.
Но манера каждого уже определилась: Бенуа рисует яркие картинки в той же манере, что и внутренние иллюстрации; у Полякова и Шмаринова манера тоже одинаковая для эпиграфов и основных иллюстраций. А вот Епифанов для эпиграфов использует иную манеру, чем для внутренних иллюстраций (эпиграфы у него черно-белые линейные, а иллюстрации — подсвеченные и объёмные);
Эпиграф ко Второй главе
— Il paraît que monsieur est decidement pour les suivantes.
— Que voulez-vous, madame? Elles sont plus fraîches.
А вот здесь уже начинают сказываться различия в концепции каждого из художников (ответ на вопрос, зачем они решили рисовать эпиграфы). Внешне это проявляется в том, насколько иллюстрированные эпиграфы отличаются от основных иллюстраций.
1) Бенуа
У Бенуа эпиграф не выделяется из общего ряда — Бенуа просто наслаждается своей находкой: рисовать эпиграфы.
2) Епифанов
У Епифанова чётко проявляется нацеленность на контраст: картинки к эпиграфам — реалистичные, а основные иллюстрации — мистические. Картинка к эпиграфу — беззаботная и дурашливая, но переворачиваем страницу, а там — мрачный готический фасад; а затем демонический Германн.
3) Поляков
У Полякова — и эпиграфы, и основные иллюстрации все реалистичные, но эпиграфы более линейные и условные (тоже попытка контраста, но по форме — не по настроению).
4) Шмаринов
У Шмаринова эпиграфы — просто маленькие иллюстрации. Часто это какие-то натюрморты, но вот во второй главе Шмаринов дьявольски серьёзен: так, кто тут у нас камеристка (служанка)? А, это же Лиза — и Шмаринов рисует в эпиграфе Лизу. То, что в эпиграфе Лиза — видно при сравнении рисунка к эпиграфу с иллюстрацией к тексту главы. Но зато у Шмаринова единственного основная иллюстрация ко второй главе напрямую перекликается с эпиграфом, т.е. с заданной темой. Шмаринов — внимательный читатель.
Эпиграф к Третьей главе
Vous m'écrivez, mon ange, des lettres de quatre pages plus vite que je ne puis les lire.
Вы пишете мне, мой ангел, письма по четыре страницы быстрее, чем я успеваю их прочитать.
Переписка.
Все художники придерживаются выбранной ими концепции.
Эпиграф к Четвёртой главе
7 Mai 18**.
Homme sans moeurs et sans religion!
7 мая 18 **.
Человек, у которого нет никаких нравственных правил и ничего святого!
Переписка.
Здесь художники разбиваются на два лагеря: большинство рисует конкретно Германна (для него ведь ничего святого). Тон, видимо, задал Бенуа. Но, по-моему, Бенуа просто не знал, куда деть оригинальный рисунок, где на игральной карте Германн изображён — и сунул его в эпиграф. Здесь художник заглядывает слишком далеко вперёд (нижнее изображение Германна — в сумасшедшем доме). Такая подсказка (спойлер) в этом месте просто неуместна. Возможно, игральная карта с Германном мыслилась парной к карте с графиней: было бы логично, закольцевать тему — открывает книгу карта с графиней (общий эпиграф), замыкает книгу карта с Германном (после Заключения, где говорится о сумасшествии Германна). Но логику выдержать не удалось: ай-ай-ай, Бенуа!
И только Епифанов изображает обычного светского шалопая, который гордится тем, что у него "нет никаких нравственных правил".
Кто из художников ближе к Пушкину? Когда в светской переписке XIX века пишут про кого-то, что у него нет ничего святого, кого имеют в виду? Как бы написали про поступок Германна? Может быть, употребили бы более резкие фразы?
Эпиграф к Пятой главе
В эту ночь явилась ко мне покойница баронесса фон В ***. Она была вся в белом и сказала мне: «Здравствуйте, господин советник!»
Шведенборг.
Смысл этого эпиграфа я не мог понять в школьные годы — и оттого сильно раздражался. Эпиграф ведь должен намекать только, интриговать? А тут спойлер: ночью явилась покойница. Потом читал у литературоведов, что здесь как раз очень тонкая ирония: явилось привидение, но всё очень пристойно, по деловому. Для профессионального мистика Шведенборга/Сведенборга (как его выставляет Пушкин) это рабочий момент. Тогда (это уж я додумываю) интрига для современников Пушкина заключалась в том, что над эпиграфом они посмеялись и начали предвкушать ужасы — а ужасов не было, была деловая встреча графини и Германна, как и обещал эпиграф. Обманутые ожидания, но формально предъявить нечего! Да, это по-пушкински.
Что же наши художники?
1) Бенуа показал рабочий характер встречи с привидением.
2) Епифанов заострил внимание на бытовом характере встречи — очень точно уловил пушкинскую идею.
3) Поляков, напротив, вошёл в противоречие с Пушкиным — у него привидение идёт с протянутыми руками как гоголевская панночка. Эффектно, но не в тему.
4) Шмаринов в эпиграфе изобразил, видимо, непосредственно графиню (он уже так делал: рисовал Лизу в эпиграфе ко Второй главе и Германна в эпиграфе к Четвёртой главе). А рисунок графини в этом эпиграфе позволил Шмаринову обойтись без сцены свидания Германна с призраком в основном рисунке к Пятой главе.
Эпиграф к Шестой главе
— Ата́нде!
— Как вы смели мне сказать ата́нде?
— Ваше превосходительство, я сказал ата́нде-c!
Здесь любопытный вопрос о правильном толковании терминов из эпиграфа.
Первое (бытовое) значение французского слова attendez — "постой", "подожди" (раз французское — ударение на последнем слоге, а у Пушкина ударение язвительно проставлено на предпоследнем слоге). Второе (специальное) значение (и об этом пишут все комментаторы даже в изданиях для школьников) — это термин из карточного жаргона: "требование прекратить делать новые ставки".
"Золотое правило толкования" гласит, что по умолчанию всегда применяется бытовое значение термина.
Так вот, трое из четырёх художников нарисовали бытовое значение этого термина, а один — специальное значение карточного термина.
1) Бенуа, Епифанов и Поляков:"Подожди" — "Что???" — "Подождите-с".
Сначала собирался Шмаринова похвалить (прочитал комментарий, изучил литературу), но потом понял, что Шмаринов всё-таки и здесь неправ. Не зря я прошёл не спеша весь путь по пушкинским эпиграфам. И кажется, понял его замысел. Эпиграфы у Пушкина в этой повести все лукавые — и обязательно на контрасте с самим рассказом. Исходя из этой идеи — на контрасте — конечно, эпиграф и к последней главе должен быть с бытовым значением термина. Это потом читатель подумает — а причем здесь "атанде"? И сообразит: а-а, вот оно что, другое значение, игра слов! А современный читатель сообразит это, только заглянув в комментарии. Так что Шмаринов опять со своим въедливым чтением не угадал.
Кто же из художников лучше всех понял пушкинский замысел эпиграфов? Конечно, Епифанов. У него рисованные эпиграфы житейские и весёлые — оттеняют по контрасту общую печальную неземную атмосферу иллюстраций в тексте. Значит, и в этом плане епифановская сюита тексту Пушкина эквивалентна (это я пытаюсь избежать употребления термина "конгениально").
Как же иногда не везёт: работа опоздала по времени, пришлась не ко двору. Вместо ожидаемого успеха (может быть, и негромкого) — недоумение и усмешки. Это я всё ещё про "Пиковую даму".
В 1966 году помимо гениальной сюиты Епифанова, которую мы смотрели в прошлый раз, был опубликован другой цикл иллюстраций к "Пиковой даме" в той же самой технике ксилографии — художника М.Полякова. Поляков был гравером, не менее известным, чем Епифанов. Но ранее художники не пересекались, а тут стали соперниками, никакой возможности избежать сравнения не было — и Поляков проиграл.
Вот книга с иллюстрациями Полякова из моей коллекции и библиографическое описание с сожалениями.
Добавления к библиографии: Тираж 200.000 экз. Цена 8 коп.
Посмотрим Макет (точнее остатки замысла художника по макету).
Серия "Школьная библиотека", в мягкой обложке. Не спасает даже то, что оформление не типовое, не унылое (есть даже намёки на декоративный форзац). Пустых листов нет — это не для брошюрки за 8 копеек. Но идея общего оформления прослеживается: есть подобие шмуцтитула к каждой главе (он посвящён эпиграфу); есть разворот в начале каждой главы с полностраничной иллюстрацией и маленькой картинкой к первой букве текста; есть маленькая картинка в конце текста главы. Есть ещё иллюстрации собственно в тексте, но не во всех главах и распределены неравномерно: только в III главе (две картинки) и в VI главе (одна).
Пройдёмся по выбранным ключевым точкам.
1) Молодая графиня в Версале (XVIII век). Первая глава
Эта тема в опубликованных иллюстрациях не отражена. Только в маленькой концовке первой главы — две фигуры в нарядах XVIII века.
2) Германн бродит по городу / караулит у дома графини. Вторая глава
У Полякова он перед принятием решения не бродит. У дома графини стоит.
3) Раздевание графини перед сном. Третья глава
4) Германн с пистолетом. Третья глава
5) Германн и Лиза. Четвёртая глава
6) Привидение (мёртвая графиня является Германну). Пятая глава
Вот тут оригинальная композиция.
7) Игра Германна. Шестая (последняя) глава
И здесь композиция очень хороша.
В советском издательском деле своеобразная конкуренция между издательствами была, а у художников было право предлагать свои работы разным издательствам. Что произошло? "Детлит", конечно, не хотел угробить книжку — всё сошлось, видимо, случайно: подошли сроки; в плане у "Детской литературы" не было предусмотрено улучшенного издания для "Пиковой дамы"; о том, что конкурент издаёт роскошную "Пиковую даму" не знали или узнали слишком поздно... У художника выбора именно в тот момент не было... Или всё-таки существовал запрет на два роскошных издания одного произведения одновременно (чтобы у покупателя был выбор)?
В общем, всё правильно написали в библиографической заметке: не в пользу Полякова было издание в массовой серии (плохая бумага, нечёткая печать, несоблюдение замысла художника). Всё так, но отговорки не могут скрыть самого главного: работы Полякова были обыкновенными, а на фоне гравюр Епифанова — так и вовсе заурядными. При том, что это, конечно, гравюры большого мастера. Не судьба...
Но всё же — каков был общий уровень — 8 копеек за книжку с такими картинками!