Продолжаю обзор иллюстраций к "Мухе-цокотухе". Сегодня — несколько отдельных книжек столичных издательств позднесоветской эпохи (1970-е — 1980-е гг.) плюс несколько картинок из журналов.

Книжки такие:

1) "Муха-Цокотуха" (М.: Малыш, 1976). Иллюстрации — выдающегося художника О.Зотова.

2) "Муха-Цокотуха" (М.: Детская литература, 1977), серия "Мои первые книжки" (малый формат). Иллюстрации — замечательного художника Е.Савина. Запоминающихся книжек у Е.Савина много, а сведения о биографии автора в Интернете отсутствуют.

3) "Муха-Цокотуха" (Л.: Лениздат, 1984), Иллюстрации — К.Овчинникова и Е.Тилеса. Книжка-раскраска: обложка цветная, внутренние иллюстрации — контурные чёрно-белые.

К.Овчинников — очень известный художник, но непонятно, каков его вклад в иллюстрирование этой книги. Художник Е.Тилес представлен на Фантлабе одной книгой. И судя по имеющимся фотографиям, по большей части нашу сегодняшнюю "Муху-Цокотуху" иллюстрировал именно Тилес. Определенное сходство с приёмами Овчинникова есть, рискну предположить, что Тилес был его учеником, а Овчинников выступил как художественный руководитель/редактор (помещение учителя в число соавторов в знак благодарности — нередкий случай, хотя репутации учителя это часто вредит).

Зотов работал в милой традиции советской детской иллюстрации. Его Муха — крылатое шестиногое насекомое (две руки, четыре ноги), но с человеческим лицом. Минимумом человеческой одежды (платочек, сапожки). Муха симпатичная, по статусу — простая деревенская муха.

А вот две другие книжки демонстрировали гламурное направление в советской иллюстрации. Большая разница в мастерстве: у Савина — отточенный плакатно-афишный стиль (сейчас такие вещи в иллюстрации делают талантливые дизайнеры), у Тилеса — простоватые лупоглазые персонажи с вечной улыбочкой (сейчас это поле освоено низкосортной книжной продукцией).

Общее у обоих художников в подаче образов (в этом отличие от Зотова): Муха плотно и пышно декорирована в человеческие одежды, но голова у неё — мушиная. Различия: Савин смело оставляет насекомым только четыре конечности, как у людей, а у Тилеса лапок у насекомых — шесть, как положено (из них ног — две, а на верхние конечности выделено четыре).

Гости — насекомые; их образы, понятно, поданы в той же концепции, что и образ Мухи. У Зотова — хорошо опознаваемые виды с человечьими лицами: забавные блошки, сельская бабушка-пчела, галантный жук, бабочка-красавица (со спины).

У Савина гламурная Муха-аристократка хорошо оттеняется почерневшей от работы пчелой-лапотницей (крепостная, наверное, оброк принесла).

У Тилеса — глуповатая разодетая массовка.

А вот и злодей! У Зотова — потешная паучья морда. Этот художник детишек не запугивает.

А вот у гламурного Савина паук — жуткий. Гламурное зло — очень страшное.

У паука от Тилеса — занятная одёжа: штаны с модными зарплатами, а крест на спине образован подтяжками. В 1984-м советском году противный паук — это козлобородый постаревший хиппи, всё такой же неприкаянный тунеядец.

Волнующий миг: кем-то сейчас явится комарик с саблей. Сабля, конечно, предполагает кавалериста. Поскольку комар — существо субтильное, то ожидается лёгкая кавалерия, из которых гусары самые известные (по Денису Давыдову, так и вообще эскадрон гусар — летучий).

У Зотова вроде бы комарик гусаром предстал (золотые шнуры по красному ментику), но обязательного кивера нет, сапожищи с огромными шпорами слишком большие, а по очень длинным усам — скорее будёновец, чем гусар. Помнит художник самого первого комара в будёновке!

У Савина без неожиданностей: только гламур, только улан. Уланы тоже из лёгкой кавалерии, но как-то поприличнее гусаров (пьют поменьше). Улан, конечно мог и на чужую жену (тамбовскую казначейшу) в карты сыграть, но вполне мог и сам жениться (на Ольге Лариной, например).

Ах, художник Тилес, без него мы бы и не увидели никогда такого боевого хиппи в шапочке и со шпорами на резиновых сапогах.

В меру насмешливые танцы у Зотова (ох, всё-таки крупная Муха досталась Комарику).

Танцы и топотушки у остальных художников поданы в гламурно-добродушной манере (гламур каждый из них понимает по своему).

Отдельные картинки советской эпохи. Очень смешно у великого Г.Валька: простонародная Муха, в которую влюбляется Комар-супермен в жабо и маске (видимо, это супермен Зорро, который только и был известен советским кинозрителям).

Весёлая разноцветная суматоха художника В.Карасёва в "Колобке" (1976. № 12).

Свой вариант гламура от художницы Л.Юкиной в "Весёлых картинках" (1985. № 10).

Иллюстрация из "Весёлых картинок". Год неизвестен, художника не удалось разобрать.

Когда я попытался найти источник последней картинки через "Гугл-объектив", была — по признаку сходства — выдана масса современных психоделических поделок/аксессуаров. Прогрессивные художники работали в "Весёлых картинках", только сейчас продукция ширпотреба доросла до их художественных идей.

Заканчиваю обзор иллюстрированных изданий сказки "Волшебное кольцо". От африканского фольклора до советского писателя А.Платонова (который "Чевенгур").

Платоновское "Волшебное кольцо" мы в прошлый раз посмотрели в иллюстрациях М.Ромадина, художника, которого я с опозданием начинаю считать выдающимся. Но сказка "Волшебное кольцо" в переделке Платонова (основа — сказка Шергина) в составе различных сборников совсем неплохо издавалась в советское время и даже издаётся в наши дни.

У меня с "Волшебным кольцом" остались два авторских сборника сказок Платонова и один сборник разных авторов (и художников). Сборники такие: 1) Платонов А. Волшебное кольцо. — М.: Советская Россия, 1970. Художник И.Кононов; 2) Платонов А. Волшебное кольцо. — М.: Стрекоза, 2018. Художник Л.Непомнящий; 3) Жар мечты. — М.: Молодая гвардия, 1970 . В " Волшебном кольце" художник К.Овчинников.

Художники — все далеко не последние графики-иллюстраторы. Но картинки к платоновскому "Волшебному кольцу" явно не вершина в их творчестве. Думаю, виной тому скучный текст (вторичный и оттого вялый). Художники не смогли вдохновиться.

Бытовой портрет в интерьере. У Кононова — до появления зверей, а у Непомнящего — после. Это период нищеты и маминого отчаянья.

Рисунок Кононова (1970 г.) — интересный по форме, в нём ещё есть отголоски "новой волны" 1960-х, навсегда изменивших советскую книжную иллюстрацию. Рисунок Непомнящего в современном издании — детище уже своего времени, тоже характерен для хорошей позднесоветской графики (фактически иллюстрации сделаны в первой половине 1990-х).

Первое задание слугам кольца — муки, маслица там...

Далее — сцена, знакомая по мультфильму "Волшебное кольцо".

Первоисточник — "Волшебное кольцо" Шергина. Опять можно сравнить язык платоновской переделки и оригинала.

цитата Платонов "Волшебное кольцо"

— Очнись, сынок! У нас второе лето муки и горсти нету.

— А ты наведайся, мама, в амбар — гляди, и найдешь.

— Да там и мыши с голоду подохли! Чего глядеть в пустое место? Нешто дверь пойти наглухо припереть.

Пошла мать к амбару, тронула дверь, а дверь распахнулась, и мать Семена головой в муку так и упала.

цитата Шергин "Волшебное кольцо"

— Пирого-ов? Да у нас год муки не бывало. Очнись!

— Мама, обуй-ко глаза-те да поди в анбар!

Матка в анбар двери размахнула, да так головой в муку и ульнула.

Отличительная черта платоновского варианта сказки — наличие Аспида, приёмного сына змеиного царя. Ваня с женой в лесу заснули, а Аспид царевну разбудил и принялся её обольщать, превратившись в красивого юношу. Царевна вглядывается в своего деревенского мужа, сравнивая его с прекрасным незнакомцем.

цитата Платонов "Волшебное кольцо"

«Ой, ктой-то! — подумала царевна. — Да он лучше Семена! Вот бы мне в женихи такого, когда я девкой была!»

Наверное, русский народ очень любит мосты: огромные, капитальные, красивые. Мало кто из художников устоял от соблазна проиллюстрировать эпизод с хрустальным мостом, который построили молодцы из кольца за одну ночь.

Художник К.Овчинников славен ажурностью своих условных пейзажей и сочетанием розового с голубым. К этой сказке у художника была только одна иллюстрация. И вот результат: выдающихся художественных качеств кружевной мост Овчинникова.

Другие художники тоже нарисовали мост. Но это мосты сугубо "инженерной конструкции".

А после моста картинок ни у кого нет — художники интерес к платоновской сказке потеряли.

Были у нас как-то иллюстрации к "Египетским ночам" Пушкина (тут и тут).

Классические гравюры Кравченко, современный символизм Забирохина... Рассказ у Пушкина наполнен страстью, П.Бунин через эротизм эту страстность передавал.

Древний Египет мы зрительно воспринимаем через росписи тех времён: силуэты в узких платьях, треугольники локтей и колен, опахала. И эротизма там достаточно.

К такой росписи и сюжеты должны быть по-настоящему древние, аутентичные. Подойдут и библейские (ветхозаветные) истории. Например, дочь фараона пришла купаться на берег Нила и нашла корзинку с младенцем Моисеем. Неожиданно в Интернете к этой истории обнаружился рисунок знаменитого детского художника В.Лосина.

Потрясающе! Европеоидные лица советских времён (царевна — коренная москвичка, а служанка в воде — лимитчица). И при этом узнаваемые шаблоны Древнего Египта — те самые силуэты и треугольники.

Эта картинка заставила меня задуматься, как воспринимается древность в книжной иллюстрации. Чаще всего, это костюмированный эпос, в котором играют современные актёры (как у П.Бунина). У Лосина тоже современные актёры, но с хорошими костюмами и балетмейстером. Вообще, облегчает ли задачу современным художникам специфичные изображения, дошедшие из Древнего Египта? Интересная задача для иллюстратора.

Решил посмотреть с этой точки зрения имеющиеся у меня книжки с настоящими древне-египетскими историями.

Первая книжка — "Чудесные превращения Баты". Художник — знаменитый Н.Кочергин. Книжки на Фантлабе нет.

Дети могли бы получить представление о манере древне-египетских росписей из одной этой книжки. Стилизация древне-египетских образцов у Кочергина очень точная. Вот, например, воин с натянутым луком — один из самых узнаваемых образов Древнего Египта (правда, в подлиннике это был фараон на колеснице).

У Кочергина присутствует естественная модернизация (пропорции фигур, например, точные; мимика живая). Но. всё равно, видно, что Кочергин рисовал в соответствии с древне-египетскими образцами.

Но Кочергин всё же отражает сюжет древней сказки с нестареющими страстями. Вот такого в живописи Древнего Египта не было — растрёпанные персонажи:

Меня лично заинтересовали стилизованные изображения деревьев. Действительно, это свойственно древне-египетским образцам.

Но у меня подобные деревья-шары ассоциировались не с Кочергиным, а с другим художником. В таком стиле деревья в детских книжках рисовал младший современник Кочергина — К.Овчинников. Оказывается, Овчинников тоже отметился в теме Древнего Египта.

К.Овчинников — известный и мною любимый иллюстратор. На Фантлабе представлен: https://fantlab.ru/art7285. Книга тоже представлена на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition140939. Есть и современное переиздание: https://fantlab.ru/edition210900.

У К.Овчинникова — во всех книгах стилизация деревьев, птиц, зверей. А в этой книжке с древне-египетскими сказками — нет. Всё это ранее сделал Кочергин. Как раз для Овчинникова деревья-шары не представляли никакой сложности. Но здесь ему пришлось делать стилизацию более сложную (для себя более сложную, поскольку он не использовал собственные приёмы).

Сначала — откровенное подражание древне-египетским папирусам.

Далее — современные рисунки. Композиции у Овчинникова по законам стилизации почти такие же, как у Кочергина — ведь источник-то единый.

Но фигуры египтян у Овчинникова по сравнению с Кочергиным остались более скованными — чтобы яснее была отсылка к первоисточнику.

А вот природу (деревья, травы) Овчинников отобразил предельно точно на контрасте с людьми.

Оказывается, была иллюстрированная древне-египетская литература и для взрослых. Здесь художник — ксилограф Ф.Константинов.

С Константиновым мы неоднократно встречались по поводу иллюстраций к пушкинским произведениям, из которых пока самое крупное было "Евгений Онегин".

Казалось бы, именно Константинов предельно далёк от древне-египетских образцов. На первый взгляд, его гравюры про Египет отличаются от гравюр про Онегина только элементами одежды. А на самом деле, Константинов дух Древнего Египта ухватил очень точно. При этом он обошёлся вообще без стилизации, полностью осовременил древне-египетские образцы, т.е. решил задачу самым сложным путём, без всяких упрощений. Вот потрясающий пример модернизации женского образа (но и оригинал потрясающий).

Вот модернизация намеренно приглушённая (Константинов здесь сохранил только идею танцевальных движений).

А вот собственно гравюры-иллюстрации.

Материала у меня, конечно, мало для серьёзных обобщений. Но, видимо, наличие образцов графики и живописи из Древнего Египта задачу современным художникам (не халтурщикам) не облегчает: изображения именно древне-египетские настолько специфичны, что, если им следовать, легко можно сползти в мультипликацию, а если не следовать — в фильм про Калигулу.

В этой связи кругозор наших советских художников, которые крайностей избежали, вызывает, конечно, уважение.