облако тэгов
Сегодня — перекличка двух сюит к "Борису Годунову" одного художника с интервалом в 50 лет. Известный советский художник А.Слепков в 1969 году сделал дипломную работу — её ждал большой успех, иллюстрации были рекомендованы государственной комиссией к приобретению Третьяковской галереей (и приобретены), но не издавались. В 2019 году вышла книга, в приложении к которой была приведена часть студенческих листов (меньше половины) и представлена заново сделанная сюита. Иллюстрации 1969 года — чёрно-белые литографии, иллюстрации 2019 года — цветные рисунки.
Очень большого формата книга, издана латвийской фирмой SIA P&B PRINT, но издательство не указано, обозначено только место: Санкт-Петербург.
Книга издана богато. Многочисленные вступительные развороты с парадными портретами.
Это всё новейшие иллюстрации. В мастерстве Слепкова никто не сомневается — возраст ему не помеха. Но главный художественный интерес — к его студенческим работам.
Слепков пишет, что ни его оппоненту, ни профессуре не нравилась свежая сюита Кибрика (1965 г.), а преклонение было перед сюитой Фаворского. Сами же работы Слепкова были признаны выше кибриковских (а позднее сам Слепков жёстко критикует сюиту Фаворского). Видимо, претензии были не к технике предшественников, а к содержанию: хотелось чего-то нового. И студенческие рисунки Слепкова новизной содержания как раз отличались. Это справедливо и с сегодняшних позиций.
Вот такой злобный царь Борис, запугивающий Шуйского (а Шуйский сохраняет самообладание, продолжает играть лукавого царедворца). И композиция, и содержание этой удачной иллюстрации сохранены в новом (цветном) варианте сюиты.
Но в целом, у художника за 50 лет произошла трансформация его юношеской концепции. Вот в 1969 году Борис просит у бояр поддержки его царствованию. Видно, что и Борис насквозь лживый, а бояре по большей части ухмыляются: никто о благе государства радеть не собирается. Студент Слепков, как и положено в его возрасте, государственных функционеров на дух не переносит.
И вот та же сцена, нарисованная через 50 лет: и царь, и бояре — мудрые государственные мужи. Бояре все правдивы, все сосредоточены, все как бы и несгибаемы, и одновременно преклоняются перед авторитетом. Патриарх появился на рисунке.
Вот первоначальная и позднейшая трактовка беседы Шуйского и Воротынского — бояр-заговорщиков. Гротескные омерзительные рожи сменились ровными величавыми эмоциями.
В той же позе и с теми же эмоциями, с какими Шуйский подбивал Воротынского к заговору, он от этого заговора открещивается. Карикатурность в новой сюите снимается, персонажи становятся такими же, как и у Фаворского с Кибриком.
Слепков в молодости не ограничился политической сатирой. Он, вслед за Пушкиным, показывал человеческую драму Бориса. На контрасте с официозными сценами Борис выглядел ещё более человечным. И опять-таки, в позднейшей сюите, даже эти проявления были сглажены. Художник избегает крайностей, хотя это и выделяло его раннюю сюиту из общего ряда.
Линия очеловечения Бориса сохранена и в новейшей сюите. Детальнейшим образом показывается смерть Бориса, где он вызывает сочувствие.
В итоге, эта линия победила: портрет Бориса на мягкой обложке внутри переплёта представляет этакого царя-мученика.
Думаю, все иллюстраторы стремятся избежать известного образа Шаляпина в роли Годунова. Но все к нему приходят.
В приложении к книге, где приведены образцы юношеской сюиты, нет ни одного изображения Димитрия и связанных с ним сцен. Но в Интернете удалось обнаружить вот такой портрет Димитрия из ранней сюиты. Очень необычно, и очень далеко отходит от прижизненного портрета Самозванца.
Что видим? Надутое ничтожество. Но по сравнению с гадюшником в кремлёвских палатах смотрится ничего так. Есть в нём европейская спесь, что, может быть, и неплохо — свежая кровь. Это художник оценивает Димитрия глазами его русских современников.
Но, по-видимому, Слепков пересмотрел своё отношение к оппозиционеру. Возвеличив Бориса, он вынужден был Димитрия принизить.
В новой сюите Самозванец сначала предстаёт исчадием ада (возможно, это следы первоначальной концепции).
Потом Димитрий становится реинкарнацией Батьки Махно.
Ну а потом, на пути к трону, Димитрий — просто самовлюблённый болван. Чем он опаснее, тем более его художник принижает — показывает, наверное, что он стал простой марионеткой в руках иностранцев.
Пушкин завершает пьесу триумфом Самозванца. Но в первой сцене его появления (в келье у Пимена) Самозванец рассказывает сон, в котором он летит вниз с колокольни — то, что в действительности и ждёт его (простецкий приём Пушкина). Вот это фрагмент Слепков не упускает — с удовольствием рисует конец Самозванца.
Все иллюстраторы признавали величие Димитрия в сцене его разговора с Мариной Мнишек у фонтана. Слепков, напротив, делает эту сцену апогеем ничтожества Самозванца.
Марина же, вообще, мужеподобная интриганка.
Получается, что иллюстрирование "Бориса Годунова" — это иллюстрирование эпизода из истории России, которое зависит от гражданственной позиции автора. На примере Слепкова видно, что эта позиция может меняться в зависимости от возраста и от текущих политических событий. Смута — слишком больная тема для отечественных художников. Кто же Пушкина-то проиллюстрирует? Видать, должен появиться талантливый полностью аполитичный художник, который к тому же историю как науку не переносит.
Пушкиноведение "народные" сцены в "Борисе Годунове" выставляет центральным стержнем всей пьесы. Иллюстраторы также уделяют этим сценам много внимания. Вот у Слепкова народ на коленях, просящий Бориса на царство и швыряющий младенцев об земь, получился очень живо.
Юродивый, хоть и обличитель, но всё же не важный прокурор, как у многих иллюстраторов. Есть тут следы окарикатуренности персонажей из юношеской сюиты, но веришь, что Николка-то, действительно, был таким безумным кликушей.
Отдельная тема — переход подданных царя Бориса к Самозванцу. Не знаю, какова была трактовка этой темы в ранней сюите, а в поздней она решена упрощённо. Фаворский и Кибрик рисовали тяжёлые раздумья военачальника Басманова, решившего изменить присяге. Это как-то оправдывало его. Слепков в поздней сюите выставляет Басманова обычным перебежчиком. Самозванец — губитель русского государства, все его приспешники — предатели.
Тема "народ безмолвствует". Слепков помещает в число присутствующих Пушкина в цилиндре — приём уже несколько затёртый и навязчивый.
