Приступаю к обзорам стихотворной сказки К.Чуковского "Муха-цокотуха" (1924 год). Как? Как омерзительные (для человека) муха и комар стали положительными героями, а полезный (для человека) паучок — отрицательным? Да рядом с таким нравственным переворотом все современные так называемые "повестки" рядом не стояли. Тема серьёзная — это вам не прозрачные "Маленькие трагедии" Пушкина.

Что с мухами и пауками происходит в народном творчестве? Когда-то мы смотрели белорусскую сказку "Муха-певунья" (отдалённый вариант "Теремка"). Очень близкие параллели с литературной сказкой Чуковского — муха обворожительна. Был персонаж по прозвищу Мизгирь, т.е. Паук в сказке Островского "Снегурочка". Но это человек, не насекомое.

Но существует известная русская сказка "Мизгирь" про настоящего паука. И иллюстрации к ней имеются двух замечательных художников. Посмотрим.

Я сказал, что сказка "Мизгирь" известная, но известная она, кажется, из-за иллюстраций Г.Нарбута. Выдающийся памятник русского модерна был издан Кнебелем в 1910 году. Тоненькая книжка с двумя сказками. На обложке от "Теремка" — череп, от "Мизгиря" — насекомые.

На сайте РГБ есть такая оцифрованная книга: "Об изданиях сказок для детей" / [Ред. библиограф К. Кипарисова]. — М.: Детгиз, 1955. Книга вполне сталинская. Вот такой фрагмент на странице 18:

Кто бы после этого не захотел почитать "Мизгиря"? А как прочитаешь "Мизгиря", так и понимаешь, что всё правильно сталинские методисты говорили: сказка нехарактерна для народного творчества, в народе непопулярна, детям недоступна [для понимания]. В общем, сказка только для продвинутых модернистов (так и хочется сказать Нарбуту: "Нас мало избранных...").

Текст, конечно, шикарный. Вот минимальная обработка Алексеем Толстым той сказки, что есть у Афанасьева.

цитата

В старопрежние годы в красну весну, в теплое лето сделалась такая срамота, в мире тягота – стали появляться комары да мошки, людей кусать, горячую кровь пускать.

Появился паук-мизгирь, удалой добрый молодец, стал он ножками трясти да мережки плести, ставить на пути, на дорожке, куда летают комары да мошки.

Муха пролетала да к мизгирю в сеть попала. Тут ее мизгирь стал бить да губить, за горло давить. Муха мизгирю взмолилась:

– Батюшко мизгирь, не бей ты меня, не губи ты меня: у меня много останется детей-сирот – по дворам ходить и собак дразнить.

Тут ее мизгирь и отпустил. Она полетела, всем комарам да мошкам весть посылала:

– Ой, вы еси, комары да мошки, убирайтесь под осиновое корище! Появился мизгирь-борец, стал ножками трясти, мережки плести, ставить на пути, на дорожке, куда летают комары да мошки. Они и полетели, забились под осиновое корище, лежат мертвы… Мизгирь пошел, нашел сверчка, таракана и лесного клопа.

– Ты, сверчок, сядь на кочок – курить табачок; а ты, таракан, ударь в барабан; а ты, клоп-блинник, поди под осиновое корище – проложи про меня, мизгиря-борца, добра молодца, такую славу, что меня вживе нет: в Казань отослали, в Казани голову отсекли на плахе и плаху раскололи.

Сверчок сел на кочок курить табачок, а таракан ударил в барабан; клоп-блинник пошел под осиновое корище и говорит:

– Что запали, лежите мертвы? Ведь мизгиря-борца, добра молодца, вживе нет: его в Казань отослали, в Казани голову отсекли на плахе и плаху раскололи.

Комары да мошки возрадовались и возвеселились, в разные стороны залетали, да к мизгирю в сеть и попали. Он и говорит: – Так-то почаще бы ко мне в гости бывали!

Афанасьев записал сказку в Зауралье от одного-единственного сказителя, других вариантов нет. Поэтому сказка, действительно, непопулярная, но Алексей Толстой её не случайно в свой сборник включил — пленился абсурдом и энергией.

Для книжки 1910 года с иллюстрациями Нарбута был взят сильно упрощённый афанасьевский текст. Концовка вообще дурацкая: "А Мизгирь говорит: "Что это вы очень мелки! Почаще бы ко мне в гости бывали, пивца-винца испивали и нам бы подавали!". Мизгирь-то комаров да мушек не изничтожал, а у себя в ласковых сетях гостей радушно привечал. Видать, поденщик, которому заказали редактирование текста, уловил общий радостный настрой сказки, но не смог сопоставить его с издевательскими словами Мизгиря (который до того проявил редкое милосердие). В общем, получилось как у Чуковского: "Будет, будет мошкара // Веселиться до утра". А что Мизгирь, он на самом деле — простой русский паук.

Ну ладно, начнём, наконец, картинки Нарбута глядеть. Помимо обложки Нарбут даёт общую иллюстрацию к обеим сказкам на второй странице обложки: вверху страницы заснеженная пустыня из "Теремка", внизу — комар из "Мизгиря". Убийственное сочетание.

"Теремок" из этой книжки мы уже смотрели — страшная вещь. Нарбута душит ненависть к русскому самодержавию. В иллюстрациях к "Мизгирю" Нарбут другой, хотя и Мизгирь ведь — кровопиец. Но пьёт кровь других — настоящих — кровопийцев. Кровопивец моего кровопийцы... В общем, Нарбут решил воздержаться от нравственных оценок, не смог сделать выбора между пауком и мухой.

Иллюстрации к "Мизгирю" — отстранённые.

1) Итак, лето. Появились комары да мошки. Двойственное чувство.

Пушкин о том же:

цитата

Ох, лето красное! любил бы я тебя,

Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи...

2) До и после. Надо вглядываться, чтобы заметить насекомых (всё как в жизни). Слева: пустая сеть, все мошки извещены о том, что Мизгирь объявился. Но паук уже проводит операцию по дезинформации: сверчок сел "на кочок", таракан бьёт в барабан. За кадром клоп уверяет всех, что паука уже и в живых-то нет. Справа: ночная охота. В сети к Мизгирю летят комары да мошки, таракан всё ещё сидит на барабане.

3) Две гусеницы в концовке: всех не передушишь! Скоро новые родятся летуны.

Неожиданно сказка "Мизгирь" попала в этот вот современный сборник сказок для младшего возраста.

Е.Антоненков — один из самых заметных современных иллюстраторов с большим культурным багажом. Он-то и картинки Нарбута видел, и Чуковского читал. Несогласен с обоими.

1) Совершенно невозможно пройти мимо потешной сцены сообщников Мизгиря, нанятых им для компании дезинформации. Хорошо Антоненков популяризирует этот абсурдистский фрагмент.

цитата

Сверчок сел на кочок курить табачок, а таракан ударил в барабан; клоп-блинник пошел под осиновое корище и говорит:

– Что запали, лежите мертвы? Ведь мизгиря-борца, добра молодца, вживе нет: его в Казань отослали, в Казани голову отсекли на плахе и плаху раскололи.

2) Ну и образ паука-кровопийцы подан в абсурдистском духе: весёлый Мизгирь, искренне зазывающий на смерть радостных мушек.

цитата

Комары да мошки возрадовались и возвеселились, в разные стороны залетали, да к мизгирю в сеть и попали. Он и говорит: – Так-то почаще бы ко мне в гости бывали!

Ну что ж, читал всё-таки Чуковский "Мизгиря":

1) Муха-жертва, которую паук схватил и которая молит о пощаде. "Вот это хорошо", — думает Чуковский. Паук муху отпускает. "А вот это непорядок, неправдоподобно. Это мы вычеркнем".

2) Таракан в барабан. "Надо запомнить", — думает Чуковский.

3) Ложный слух: паука "в Казань отослали, в Казани голову отсекли на плахе и плаху раскололи". Чуковский задумался: "А что, если пауку по-настоящему голову отрубить? Причём на месте, без Казанской чрезвычайки?"...

Ещё одна книга с новыми иллюстрациями к пушкинским повестям. Год-то пушкинский юбилейный. Сто лет назад, в 1923-24 гг. в основном прославленные эмигранты в западных столицах отметились. Теперь вот наши молодые художники издательский тематический план выполняют.

Сборник, выпущенный "Махаоном". Любопытный состав: "Пиковая дама" и неоконченные произведения ("Египетские ночи" и "Арап Петра Великого"). Маркетинговый приём: максимально разнообразить содержание, добавляя к традиционным вещам что-то редкое. Книга обильно иллюстрирована Д.Лапшиной — художницей детской книги. Это обильное иллюстрирование перепало и незаконченным вещам.

"Пиковая дама" — прекрасная для иллюстрирования вещь. У многих получается. У Лапшиной и шмуцтитул к повести уже приятный.

Фронтиспис ко всей книге — мистический мотив (темпоральный портрет графини удачен), квази-фронтиспис к повести — уютное домашнее сборище картёжников. Атмосфера "Пиковой дамы" узнаваема, настрой обеспечен.

Иллюстраций много, есть и такие — ранее не встречавшиеся у других художников — мотивы: вот Лиза со старой графиней на фоне моста с грифонами.

Так — профили в ряд — рисуют последователей. Не знаю, какова роль профиля грифона, но Лиза точно будет подражать графине. В "Заключении" к повести сказано:

цитата

Лизавета Ивановна вышла замуж за очень любезного молодого человека; он где-то служит и имеет порядочное состояние: он сын бывшего управителя у старой графини. У Лизаветы Ивановны воспитывается бедная родственница.

Наверняка, Лиза будет третировать эту воспитанницу так же, как её саму третировала графиня.

Ну а мы пройдёмся по точкам, когда-то установленным мною для "Пиковой дамы". Большинство иллюстраций будет охвачено, но не все (некоторые сделаны, чтобы занять место в макете, на них теряется темп).

Действие повести происходит в начале 1830-х гг., а про молодость графини — лет за 60 до этого — только вспоминают. И читатели, и художники до сих пор воспринимают молодых героев повести как своих современников, видя разницу только в одежде. А молодая графиня в Версале — это что-то невообразимое. Рисуют женщину по образцам парадной версальской живописи — позы там пафосные. Но вот Лапшина, наконец-то и Осьмнадцатый век осовременила: поза у графини свободно-кокетливая — так современная девушка для фото позирует.

И здесь современненько — ракурс, с присущими одноглазой фотокамере искажениями. Картинка из соцсетей.

Раздевания с натуралистическим подробностями у художницы нет. Не все любят отвратительные сцены. В этом случае иллюстраторы компенсируют раздевание княгини её одеванием из самого начала Второй главы.

цитата

Старая графиня *** сидела в своей уборной перед зеркалом. Три девушки окружали ее. Одна держала банку румян, другая коробку со шпильками, третья высокий чепец с лентами огненного цвета.

Так поступила и наша художница.

Профессиональный рисунок: кровавые отсветы, тени...

Интересная мизансцена: рыдающей Лизы мы не видим (она и не рыдает, и спиной к зрителю стоит), много внимания флакону в её руке — "пляшущие тени".

Очень приятная просвечивающая старушка — вполне по-пушкински.

Не нарадуешься сочному цвету и грамотной композиции.

Продуманная концепция сюиты иллюстраций есть только для "Пиковой дамы". К остальным повестям издатель, видать, принудил аврально рисовать. Издателю, конечно, спасибо — получилась самая полная сюита к "Египетским ночам".

"Египетские ночи" у нас в обзоре были. Судьба неоконченных произведений: художники делали одну-две иллюстрации к "Египетским ночам" (см.) — при этом, они, конечно, обязательно рисовали Клеопатру.

Полную сюиту делал только Кравченко 1934/1936 гг. (см.). У Пушкина в неоконченном отрывке две сюжетных линии — пушкинская современность и античность. У Кравченко соотношение иллюстраций к линии современной и античной: четыре или пять к двум. У Лапшиной, считая и полностраничные иллюстрации, и иллюстрации в тексте, соотношение другое: семь к одному.

Художница просто идёт за текстом и через оговорённые заданием промежутки ставит картинку. Соединил в одну линию первые иллюстрации. Это точное отражение текста, но не отражение опорных точек повести.

Клеопатра появляется на последней иллюстрации — мы с ней уже виделись на шмуцтитуле, но тут она глаза открыла.

При этом импровизатор прекрасен. Вновь чувствуется, что поза у него современная — для фотосессии.

И некоторые места в тексте, конечно, высветились. Например, что это за старушка?

Оказывается, Пушкин — при всей его лаконичности — уделил старушке совсем немало слов:

цитата

...у дверей перед столиком для продажи и приема билетов сидела старая долгоносая женщина в серой шляпе с надломленными перьями, и с перстнями на всех пальцах.

В целом, такую математическую пропорциональность в иллюстрировании текста вряд ли можно признать удачным приёмом. Это получалось только у Трауготов, но для этого нужно кроме рисования вообще никакой страсти не иметь.

"Арапа Петра Великого" иллюстрировали побольше, чем "Египетские ночи" (см.) — так и событий побольше: роман, как-никак, не повесть. Но полная сюита всё равно редкость — была только одна, теперь вот вторая появилась.

Всё на месте: и Пётр, и главные герои. Позы выверенные.

Дальше страничные иллюстрации объединил в одну ленту.

Видно, что у художницы есть общая цветовая гамма во всей сюите.

Две книги: "Маленькие трагедии" советских времён (1988) и "Маленькие трагедии" наших дней (2016).

Долгое время я считал, что издание 2016 года — всего лишь реплика советского издания, поэтому книгу не покупал, обзор "Скупого рыцаря" (см.) делал без неё. Но выяснилось, что в современной книге — другие иллюстрации. Интересно будет сравнить.

Разворот перед текстом — есть различия.

Конечно, Трауготы — это художник такого масштаба, который всегда будет редкостью. Хотя три-четыре гениальных иллюстратора в каждом поколении встречаются. Есть эти "три-четыре" и в наше время, но "Маленьких трагедий" они пока не иллюстрировали (ещё не все сказки ими освоены).

У Трауготов было несколько разных периодов творчества, когда менялась их техника рисунка. Точнее, сам-то линеарный рисунок оставался без изменений, но сильно изменялся цвет и фон.

1) Заставка к первой сцене из ранней и поздней сюиты одинаковы.

2) Первый разворот — разный. И сами рисунки разные, и техника разная. В советском издании видим чётко прорисованного Сальери на левой стороне и бытовую сценку сверху правой стороны разворота. В новом издании — и Сальери слева абстрактен, и заставка справа фантасмагорична. Ожидаешь, что будет кардинальная переработка сюиты. Но нет.

3) Вот фрагмент со слепым скрипачом. Всё перерисовано, но композиция сохранена и техника рисунка та же самая. Может даже показаться, что в новом издании просто использованы варианты давней сюиты (вариантов у Трауготов, судя по всему, должно было быть великое множество). Но вряд ли это так. Скорее, дело в том, что в 2016 году новые рисунки к "Маленьким трагедиям" делал уже только один — последний — из Г.А.В. Трауготов. Наверное, этот последний — А.Траугот — решил сохранить ту технику, которая у них с братом была принята в первом издании в 1988 году.

4) Моцарт юн, хрупок и трогателен.

5) Сальери морщинистый и обрюзгший. Портрет на стене: давно умершая Изора, чей дар Сальери намеревается использовать только сейчас. Видать, сюрпризов в трактовке персонажей не будет?

6) Эффектная концовка в духе Трауготов: нога титана давит всякую гадину. Это Сальери так о своём предназначении думает: раздавить Моцарта.

1) Заставки вновь одинаковые — чувство единства макета никогда не покидало Трауготов.

2) На первый разворот Сцены второй вынесена встреча Моцарта с Чёрным человеком. Отражено развитие трактовки этого гостя в литературоведении к концу XX века. Чёрный человек в духе модернизма становится центральной фигурой пьесы (может быть, это соответствует и пушкинскому замыслу). Трауготы рисуют лицо Чёрного человека как череп — маска смерти (сходство с Павлом I оставим — это работа для пост-модернистов). Главное — никаких намёков на то, что Чёрный человек — это Сальери.

3) Приём, который сопровождает все сюиты Трауготов ко всем "Маленьким трагедиям" — Пушкин вглядывается в созданных им персонажей, которые живут своей жизнью. Трауготы рисуют семейную идиллию. Тем большее впечатление произведёт заказ Реквиема от самой Смерти.

Здесь можно заметить сходство с концепцией Кравченко (см.) — тот в 1937 году уделил большое внимание самому Чёрному человеку, и деталям встречи Моцарта с Чёрным человеком. Пушкин пишет, что перед самым приходом гостя Моцарт играл со своим мальчишкой — у Кравченко Чёрного человека Моцарт и встречает с сыном.

4) Последний тост. Сальери — сама умиротворённость и доброжелательность. Благое дело сотворил.

5) Отравленный Моцарт играет свой Реквием. В раннем рисунке — ужаснувшийся Сальери (хотя во время игры он ещё слёзы умиления льёт). В позднем рисунке — только музыка.

6) Последний разворот. В ранней иллюстрации — повтор музыкальной темы. В поздней — отчаявшийся Сальери (перекочевал на отдельный рисунок, что более соответсвует тексту — горько задумался Сальери уже один, после ухода Моцарта). Перекличка с первым разворотом — в смене техники.

Тяжело иллюстрировать "Моцарта и Сальери". Даже очень хорошим художникам нечего рисовать, кроме двух-трёх мизансцен (у кого картинок больше — тех издатели заставили). А вот Трауготам всегда есть что сказать. Удивительно.

Продолжаем смотреть иллюстрации к "Моцарту и Сальери". Есть парочка изданий, которые претендуют на статус эстетских.

Вот эти две книги: вышедшие несколько лет назад "Маленькие трагедии" в серии "Сценография в книге" и концептуальное издание "Моцарта и Сальери" в серии "Пушкинская премьера".

Сложно-компонованная книга в иллюстрациях М.Фёдорова. С этой книгой мы уже встречались, рассматривая "Скупого рыцаря" (см.).

Развязываем волосатый шпагат, открываем книжный блок.

Шмуцтитул к "Моцарту и Сальери". На левой стороне — Моцарт перед фортепьяно с бокалом, вроде бы полным.

Раскрываем сложенный лист — получаем панораму. Сальери предостерегающе поднимает руку. Ага, значит Моцарт уже отпил: "Постой, постой!... Ты выпил!... Без меня?".

Тень от Сальери образует Чёрного человека в венецианской маске. Трактовка, известная нам по фильму М.Формана. Но в том фильме Сальери, хоть реквием Моцарту лично заказал, его убийцей всё же не являлся.

А вот книга огромного формата "Трагедия Моцарта и Сальери" (СПб, 2004), из серии, предпринятой 20 лет назад В.Рецептером.

Мы уже встречались с книгами из этой серии, когда смотрели "Русалку" в иллюстрациях М.Шемякина (см.) и "Скупой рыцарь" в иллюстрациях Б.Заборова (см.). Это, действительно, были незабываемые иллюстрации — насмешливые, постмодернистские.

На сей раз — художник Ю.Купер. Картинки авангардистские, но не такие весёлые как у Шемякина и Заборова.

Первый разворот — на тёмном фоне. Слева — предположительно, Сальери, справа — видимо, Моцарт.

Следующий разворот — загадка. Справа — кто-то в маске (очевидно, Чёрный человек). Слева — трудноразличимый портрет, в котором я угадываю старого Пушкина, не погибшего в 37 лет (есть у Пушкина такой фантазийный автопортрет в старческом возрасте).

Следующий разворот — сюжетная иллюстрация. Сальери слушает, как Моцарт играет на фортепьяно. Сальери, как можно рассмотреть на расплывчатом рисунке, совсем не исчадие ада.

После сюжетной иллюстрации — апогея — происходит спад, возвращаемся к предшествующим иллюстрациям. Вот Моцарт и Сальери поменялись местами (и фон светлый).

Вот опять справа злодей в маске, а слева уже не старый Пушкин, а диавол с картин Босха.

Прекрасная книга для коллекции, ни у кого такой нет.

При обзоре сюит к "Моцарту и Сальери" молодых современных художников, я совершенно упустил из виду силуэты А.Ростовой. Придётся посвятить этим силуэтам отдельную статью. Может, оно и правильно — Ростова стала маститым пушкинистом: проиллюстрировала три повести из "Повестей Белкина", почти всю другую прозу Пушкина, все его "Маленькие трагедии", да ещё и "Медного всадника" (пока что не всё книги внесены в базу "Фантлаба").

Махонькая книжка из серии, выпущенной издательством "Проспект" в 2022-2023 гг.

После просмотра такого множества разных иллюстраций разных художников к "Моцарту и Сальери" трудно скрыть уныние: кажется, художники не могут ничего выжать из этой разговорной трагедии. Бытует мнение о несценичности пушкинских пьес. Быть может, они и не иллюстрируемы. Причина одна: к Пушкину-драматуру нечего добавить.

В этой связи надо признать, что техника силуэта, по крайней мере, находится в гармонии с Осьмнадцатым столетием, в котором злодейству Сальери.

1) Мизансцена со скрипачом.

2) Монолог Сальери о намерении отравить Моцарта. Нечто новенькое: техника силуэта не позволяет передать эмоции на лице, так покажем, наконец, зрителям этот флакон с ядом, "последний дар моей Изоры". Ух, Сальери, какие дары тебе умершие возлюбленные передавали...

Там дальше много чего про этот флакончик, яд из которого не выдохся за "осьмнадцать лет".

3) Моцарт встречает Чёрного человека. Удачный ракурс.

4) Момент подсыпания яда.

цитата

Теперь — пора! заветный дар любви,

Переходи сегодня в чашу дружбы.

Если уж о пушкинском тексте, то я всё ломаю голову вот над чем. Сальери высыпал яд в стакан, и говорит Моцарту: "Ну, пей же". Моцарт говорит: "За твоё здоровье и т.д.", выпивает отраву. И тут Сальери распереживался:

цитата

Постой,

Постой, постой!... Ты выпил!.... без меня?

Какая многозначительная пунктуация! Какая страсть в этих многоточиях!

Но из-за чего такое волнение: Сальери так важно было чокнуться с Моцартом? (Пить яд из чужого стакана Сальери точно не собирался).