Размышляя над мухами и комарами, которые вдруг стали всенародно любимыми в сказке Чуковского, я вспомнил, как в своём детсадовском детстве завороженно рассматривал коробки с коллекциями всяких насекомых на булавках — причём, жуки интересовали больше, чем бабочки. Это было гораздо интереснее двух живых белочек, которые скакали в большущей клетке в том же детсаде. Формы насекомых, конечно, прекрасны. Не знаю, о чём думал Чуковский, а Конашевича как художника, видимо, рисование насекомых очень увлекло.

В.Конашевич — первый иллюстратор "Мухи-цокотухи" ("Мухиной свадьбы"). Конашевич — художник с изломанной судьбой. Три основных варианта его иллюстраций к "Мухе-цокотухе" — это этапы советской детской книги: бесшабашные 1920-е гг., хмурый сталинский период 1930-х — 1950-х гг., простодушно-радостная "оттепель".

Сегодня — ранний вариант иллюстраций Двадцатых годов. Хорошее время для детской книжки. Были варианты сюиты этого периода: вот обложки первого издания 1924 года, издания 1927 года (современный репринт), издания 1929-го года (сканы отсюда: https://babs71.livejournal.com/45286.html).

Посмотрим все иллюстрации из изданий Двадцатых годов в сравнении. Выбор фрагментов для иллюстрирования и композиция практически не менялись. Очень сильно через несколько лет изменилась цветовая гамма. Вот пришла муха на базар (квази-фронтиспис, открывающий книгу): у насекомых тщательно выписанные членистые ножки и брюшки, но они одеты в человечью одежду, указывающую на их общественный статус. Это концепция Конашевича для сюиты Двадцатых. У насекомых человечьи лица (в раннем варианте — условно-человечьи, в позднем — откровенно-человечьи).

Изысканные по цвету рисунки в первом издании "Мухиной свадьбы" 1924 года со всякими полутонами, хотя и в две краски (чёрная и охряная). А в издании 1927 года (6-е изд. под новым названием "Муха-цокотуха") — краски яркие, бескомпромиссные, их много (превалирует красно-жёлтая гамма). Фигурки из объёмных превратились в плоские. Изменил Конашевич технику рисунка — его ранние работы не для массовой полиграфии были (с другой стороны, и с яркими красками в СССР в 1927-м году стало получше, чем в 1924-м).

Пройдёмся по картинкам.

1) Муха нашла денежку — интересно, что этот момент отражён только в первом варианте иллюстраций; Муха купила самовар — это центральное событие было вынесено на квази-фронтиспис; к Мухе пришло много гостей, но в тексте есть только приглашение тараканов.

Муха одета по уличному — в демократическом красном платочке. Тараканы вообще не одеты — шушера.

2) Застолье. В первом варианте Конашевич чуть подробнее показывает вручение Мухе подарков (во втором варианте дарителей нет, только сами подарки условно обозначены). Возможно, это было вызвано первоначальным делением стихотворения на главки — надо было обязательно дать заставку ко второй главке.

В варианте 1924 года Муха мешковата, а в ярком варианте 1927 — элегантна, завивку под старушечьим чепцом не скрывает. Понятно, начало 1924 года (ещё не отошли от эпохи Военного коммунизма) и 1927 год — угар НЭПа. Бабочка-красавица за столом — явно из "бывших" (Муха ей заявляет с вызовом: "Кушайте варенье, или вам не нравится наше угощенье?"). Демократия. Рядом с изящной бабочкой восседает какой-то "красный купец": сапожищи, стрижка под горшок. Какой класс насекомых он (по мысли художника) представляет, мы узнаем только в самом конце

3) Третья главка: старичок-паучок. Он без явно выраженных классовых признаков. И даже на агента Антанты не похож.

4) Мелкие насекомые разбегаются.

В первом варианте Конашевич был более натуралистичен — показал много образцов мелких букашек, во втором варианте всё больше усы торчат. "А кузнечик, а кузнечик ну совсем как человечек" — сначала Конашевич шёл за текстом: кузнечик имел осмысленную мордочку.

5) Нагнетание ситуации с пауком, но у Конашевича паук всё тот же (особенно во втором варианте — просто дал зеркальное отражение).

"Мелик-Пашаев" при современном переиздании отошёл от оригинала: разрядил плотные картинки, убрал повторного огромного паука, перенёс на его место кузнечика (но получилось два кузнечика).

6) И вот, наконец... Шокирующая находка художника для первых изданий — Комар в образе красного кавалериста. Кровавая сцена с отрубленной паучьей головой.

В варианте 1924 года Комар небрит и очкаст (это комиссар только-только вернулся с фронтов Гражданской войны). В варианте 1927 года Комар юн, подтянут, щеголеват — вот и выросло новое поколение комаров, не нюхавших пороха.

В варианте 1927 года Конашевич добавил новую картинку: "Муху за руку ведёт и к окошечку ведёт <...> На тебе хочу жениться". Окошечко — как будто не окно на улицу, а окошечко для обращений в учреждении. Сразу в ЗАГС повёл — сразу и зарегистрировали (законодательство такое было, недавно заметку видел из "Красного журнала для всех" 1924 года: "Первое бракосочетание по радио).

7) Восхваление Комара.

Кстати, видно, как устанавливаются каноны вещей-символов. В варианте 1924 года будёновка с опущенными клапанами изображена так, что её ещё можно принять за какую-нибудь немецкую железную каску. В варианте 1927 года символ отработан за счёт поднятых и завёрнутых клапанов: теперь бесспорная будёновка. Видел я самые первые горячие рисунки на полёт Гагарина — и Гагарина не признать (не поймали ещё художники его улыбку), и в шлеме акценты не на тех деталях сделаны, которые потом будут по одному намёку указывать на космос.

8) Пляска Мухи и Комара. Здесь же в анфас видим пляшущим того "красного купца", который на первых картинках спиной к нам сидел за столом с мухой. В тексте он идентифицирован: "А за нею клоп, клоп, сапогами топ-топ". Ещё один классово близкий кровопийца (оба специализируются на человеках).

В 1924 году насекомые поотвязнее скакали. Радовались: на дворе стоял Красный Термидор.

9) Ещё танцы. Здесь у Чуковского в тексте единственный раз указан статус насекомого: "жуки рогатые — мужики богатые". Вот они, деревенские кулаки, с бабочками пляшут.

Кажется, что в 1924 году бабочка была грациозна в своём платье на бретельках, а в 1927 году уже опростилась, платочек нацепила и крестьянскую юбку. Теперь никто не скажет, что бабочка-красавица не пара жуку рогатому.

10) И ещё танцы. Теперь в центре со своей парой муравей, который не жалеет лаптей (т.е. это мужик небогатый).

11) Заключительные иллюстрации.

В издании 1924 года на задней стороне обложки — семейная идиллия Мухи с Комаром. Эта картинка (изображающая жизнь насекомых за пределами текста книги) потом переедет на лицевую сторону обложки.

Все издания вот этой сюиты Конашевича пришлись ровнёхонько на период НЭПа. В искусстве — невиданная свобода творчества. Но и закат НЭПа отразился на иллюстрациях к "Мухе-цокотухе". Хоть и плакался Чуковский в 1925 году, что ему цензура сразу же зарубила "Муху" из-за упоминания "именин", а переиздавалась сказка без остановки каждый год и всё с картинками Конашевича. Вышла "Муха" и в 1929 году — текст без изменений (по крайне мере, "именины" остались), а вот комара-будёновца пришлось убрать. Всуе Красную Армию не поминать. Конашевич заменил будёновца на персонажа допетровской Руси: то ли стрельца, то ли опричника. Замена была механической.

а)

б)

в)

г)

Дальнейшего развития сюита 1920-х гг. у Конашевича не получила. Кончился НЭП, закрылась "Радуга" — частное издательство. В следующий раз Конашевич будет рисовать картинки к "Мухе" в 1933 году для государственного издательства. И это будет совсем другая эпоха. Косметическая правка не поможет, картинки придётся перерисовывать полностью.

Приступаю к обзорам стихотворной сказки К.Чуковского "Муха-цокотуха" (1924 год). Как? Как омерзительные (для человека) муха и комар стали положительными героями, а полезный (для человека) паучок — отрицательным? Да рядом с таким нравственным переворотом все современные так называемые "повестки" рядом не стояли. Тема серьёзная — это вам не прозрачные "Маленькие трагедии" Пушкина.

Что с мухами и пауками происходит в народном творчестве? Когда-то мы смотрели белорусскую сказку "Муха-певунья" (отдалённый вариант "Теремка"). Очень близкие параллели с литературной сказкой Чуковского — муха обворожительна. Был персонаж по прозвищу Мизгирь, т.е. Паук в сказке Островского "Снегурочка". Но это человек, не насекомое.

Но существует известная русская сказка "Мизгирь" про настоящего паука. И иллюстрации к ней имеются двух замечательных художников. Посмотрим.

Я сказал, что сказка "Мизгирь" известная, но известная она, кажется, из-за иллюстраций Г.Нарбута. Выдающийся памятник русского модерна был издан Кнебелем в 1910 году. Тоненькая книжка с двумя сказками. На обложке от "Теремка" — череп, от "Мизгиря" — насекомые.

На сайте РГБ есть такая оцифрованная книга: "Об изданиях сказок для детей" / [Ред. библиограф К. Кипарисова]. — М.: Детгиз, 1955. Книга вполне сталинская. Вот такой фрагмент на странице 18:

Кто бы после этого не захотел почитать "Мизгиря"? А как прочитаешь "Мизгиря", так и понимаешь, что всё правильно сталинские методисты говорили: сказка нехарактерна для народного творчества, в народе непопулярна, детям недоступна [для понимания]. В общем, сказка только для продвинутых модернистов (так и хочется сказать Нарбуту: "Нас мало избранных...").

Текст, конечно, шикарный. Вот минимальная обработка Алексеем Толстым той сказки, что есть у Афанасьева.

цитата

В старопрежние годы в красну весну, в теплое лето сделалась такая срамота, в мире тягота – стали появляться комары да мошки, людей кусать, горячую кровь пускать.

Появился паук-мизгирь, удалой добрый молодец, стал он ножками трясти да мережки плести, ставить на пути, на дорожке, куда летают комары да мошки.

Муха пролетала да к мизгирю в сеть попала. Тут ее мизгирь стал бить да губить, за горло давить. Муха мизгирю взмолилась:

– Батюшко мизгирь, не бей ты меня, не губи ты меня: у меня много останется детей-сирот – по дворам ходить и собак дразнить.

Тут ее мизгирь и отпустил. Она полетела, всем комарам да мошкам весть посылала:

– Ой, вы еси, комары да мошки, убирайтесь под осиновое корище! Появился мизгирь-борец, стал ножками трясти, мережки плести, ставить на пути, на дорожке, куда летают комары да мошки. Они и полетели, забились под осиновое корище, лежат мертвы… Мизгирь пошел, нашел сверчка, таракана и лесного клопа.

– Ты, сверчок, сядь на кочок – курить табачок; а ты, таракан, ударь в барабан; а ты, клоп-блинник, поди под осиновое корище – проложи про меня, мизгиря-борца, добра молодца, такую славу, что меня вживе нет: в Казань отослали, в Казани голову отсекли на плахе и плаху раскололи.

Сверчок сел на кочок курить табачок, а таракан ударил в барабан; клоп-блинник пошел под осиновое корище и говорит:

– Что запали, лежите мертвы? Ведь мизгиря-борца, добра молодца, вживе нет: его в Казань отослали, в Казани голову отсекли на плахе и плаху раскололи.

Комары да мошки возрадовались и возвеселились, в разные стороны залетали, да к мизгирю в сеть и попали. Он и говорит: – Так-то почаще бы ко мне в гости бывали!

Афанасьев записал сказку в Зауралье от одного-единственного сказителя, других вариантов нет. Поэтому сказка, действительно, непопулярная, но Алексей Толстой её не случайно в свой сборник включил — пленился абсурдом и энергией.

Для книжки 1910 года с иллюстрациями Нарбута был взят сильно упрощённый афанасьевский текст. Концовка вообще дурацкая: "А Мизгирь говорит: "Что это вы очень мелки! Почаще бы ко мне в гости бывали, пивца-винца испивали и нам бы подавали!". Мизгирь-то комаров да мушек не изничтожал, а у себя в ласковых сетях гостей радушно привечал. Видать, поденщик, которому заказали редактирование текста, уловил общий радостный настрой сказки, но не смог сопоставить его с издевательскими словами Мизгиря (который до того проявил редкое милосердие). В общем, получилось как у Чуковского: "Будет, будет мошкара // Веселиться до утра". А что Мизгирь, он на самом деле — простой русский паук.

Ну ладно, начнём, наконец, картинки Нарбута глядеть. Помимо обложки Нарбут даёт общую иллюстрацию к обеим сказкам на второй странице обложки: вверху страницы заснеженная пустыня из "Теремка", внизу — комар из "Мизгиря". Убийственное сочетание.

"Теремок" из этой книжки мы уже смотрели — страшная вещь. Нарбута душит ненависть к русскому самодержавию. В иллюстрациях к "Мизгирю" Нарбут другой, хотя и Мизгирь ведь — кровопиец. Но пьёт кровь других — настоящих — кровопийцев. Кровопивец моего кровопийцы... В общем, Нарбут решил воздержаться от нравственных оценок, не смог сделать выбора между пауком и мухой.

Иллюстрации к "Мизгирю" — отстранённые.

1) Итак, лето. Появились комары да мошки. Двойственное чувство.

Пушкин о том же:

цитата

Ох, лето красное! любил бы я тебя,

Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи...

2) До и после. Надо вглядываться, чтобы заметить насекомых (всё как в жизни). Слева: пустая сеть, все мошки извещены о том, что Мизгирь объявился. Но паук уже проводит операцию по дезинформации: сверчок сел "на кочок", таракан бьёт в барабан. За кадром клоп уверяет всех, что паука уже и в живых-то нет. Справа: ночная охота. В сети к Мизгирю летят комары да мошки, таракан всё ещё сидит на барабане.

3) Две гусеницы в концовке: всех не передушишь! Скоро новые родятся летуны.

Неожиданно сказка "Мизгирь" попала в этот вот современный сборник сказок для младшего возраста.

Е.Антоненков — один из самых заметных современных иллюстраторов с большим культурным багажом. Он-то и картинки Нарбута видел, и Чуковского читал. Несогласен с обоими.

1) Совершенно невозможно пройти мимо потешной сцены сообщников Мизгиря, нанятых им для компании дезинформации. Хорошо Антоненков популяризирует этот абсурдистский фрагмент.

цитата

Сверчок сел на кочок курить табачок, а таракан ударил в барабан; клоп-блинник пошел под осиновое корище и говорит:

– Что запали, лежите мертвы? Ведь мизгиря-борца, добра молодца, вживе нет: его в Казань отослали, в Казани голову отсекли на плахе и плаху раскололи.

2) Ну и образ паука-кровопийцы подан в абсурдистском духе: весёлый Мизгирь, искренне зазывающий на смерть радостных мушек.

цитата

Комары да мошки возрадовались и возвеселились, в разные стороны залетали, да к мизгирю в сеть и попали. Он и говорит: – Так-то почаще бы ко мне в гости бывали!

Ну что ж, читал всё-таки Чуковский "Мизгиря":

1) Муха-жертва, которую паук схватил и которая молит о пощаде. "Вот это хорошо", — думает Чуковский. Паук муху отпускает. "А вот это непорядок, неправдоподобно. Это мы вычеркнем".

2) Таракан в барабан. "Надо запомнить", — думает Чуковский.

3) Ложный слух: паука "в Казань отослали, в Казани голову отсекли на плахе и плаху раскололи". Чуковский задумался: "А что, если пауку по-настоящему голову отрубить? Причём на месте, без Казанской чрезвычайки?"...

Ещё одна книга с новыми иллюстрациями к пушкинским повестям. Год-то пушкинский юбилейный. Сто лет назад, в 1923-24 гг. в основном прославленные эмигранты в западных столицах отметились. Теперь вот наши молодые художники издательский тематический план выполняют.

Сборник, выпущенный "Махаоном". Любопытный состав: "Пиковая дама" и неоконченные произведения ("Египетские ночи" и "Арап Петра Великого"). Маркетинговый приём: максимально разнообразить содержание, добавляя к традиционным вещам что-то редкое. Книга обильно иллюстрирована Д.Лапшиной — художницей детской книги. Это обильное иллюстрирование перепало и незаконченным вещам.

"Пиковая дама" — прекрасная для иллюстрирования вещь. У многих получается. У Лапшиной и шмуцтитул к повести уже приятный.

Фронтиспис ко всей книге — мистический мотив (темпоральный портрет графини удачен), квази-фронтиспис к повести — уютное домашнее сборище картёжников. Атмосфера "Пиковой дамы" узнаваема, настрой обеспечен.

Иллюстраций много, есть и такие — ранее не встречавшиеся у других художников — мотивы: вот Лиза со старой графиней на фоне моста с грифонами.

Так — профили в ряд — рисуют последователей. Не знаю, какова роль профиля грифона, но Лиза точно будет подражать графине. В "Заключении" к повести сказано:

цитата

Лизавета Ивановна вышла замуж за очень любезного молодого человека; он где-то служит и имеет порядочное состояние: он сын бывшего управителя у старой графини. У Лизаветы Ивановны воспитывается бедная родственница.

Наверняка, Лиза будет третировать эту воспитанницу так же, как её саму третировала графиня.

Ну а мы пройдёмся по точкам, когда-то установленным мною для "Пиковой дамы". Большинство иллюстраций будет охвачено, но не все (некоторые сделаны, чтобы занять место в макете, на них теряется темп).

Действие повести происходит в начале 1830-х гг., а про молодость графини — лет за 60 до этого — только вспоминают. И читатели, и художники до сих пор воспринимают молодых героев повести как своих современников, видя разницу только в одежде. А молодая графиня в Версале — это что-то невообразимое. Рисуют женщину по образцам парадной версальской живописи — позы там пафосные. Но вот Лапшина, наконец-то и Осьмнадцатый век осовременила: поза у графини свободно-кокетливая — так современная девушка для фото позирует.

И здесь современненько — ракурс, с присущими одноглазой фотокамере искажениями. Картинка из соцсетей.

Раздевания с натуралистическим подробностями у художницы нет. Не все любят отвратительные сцены. В этом случае иллюстраторы компенсируют раздевание княгини её одеванием из самого начала Второй главы.

цитата

Старая графиня *** сидела в своей уборной перед зеркалом. Три девушки окружали ее. Одна держала банку румян, другая коробку со шпильками, третья высокий чепец с лентами огненного цвета.

Так поступила и наша художница.

Профессиональный рисунок: кровавые отсветы, тени...

Интересная мизансцена: рыдающей Лизы мы не видим (она и не рыдает, и спиной к зрителю стоит), много внимания флакону в её руке — "пляшущие тени".

Очень приятная просвечивающая старушка — вполне по-пушкински.

Не нарадуешься сочному цвету и грамотной композиции.

Продуманная концепция сюиты иллюстраций есть только для "Пиковой дамы". К остальным повестям издатель, видать, принудил аврально рисовать. Издателю, конечно, спасибо — получилась самая полная сюита к "Египетским ночам".

"Египетские ночи" у нас в обзоре были. Судьба неоконченных произведений: художники делали одну-две иллюстрации к "Египетским ночам" (см.) — при этом, они, конечно, обязательно рисовали Клеопатру.

Полную сюиту делал только Кравченко 1934/1936 гг. (см.). У Пушкина в неоконченном отрывке две сюжетных линии — пушкинская современность и античность. У Кравченко соотношение иллюстраций к линии современной и античной: четыре или пять к двум. У Лапшиной, считая и полностраничные иллюстрации, и иллюстрации в тексте, соотношение другое: семь к одному.

Художница просто идёт за текстом и через оговорённые заданием промежутки ставит картинку. Соединил в одну линию первые иллюстрации. Это точное отражение текста, но не отражение опорных точек повести.

Клеопатра появляется на последней иллюстрации — мы с ней уже виделись на шмуцтитуле, но тут она глаза открыла.

При этом импровизатор прекрасен. Вновь чувствуется, что поза у него современная — для фотосессии.

И некоторые места в тексте, конечно, высветились. Например, что это за старушка?

Оказывается, Пушкин — при всей его лаконичности — уделил старушке совсем немало слов:

цитата

...у дверей перед столиком для продажи и приема билетов сидела старая долгоносая женщина в серой шляпе с надломленными перьями, и с перстнями на всех пальцах.

В целом, такую математическую пропорциональность в иллюстрировании текста вряд ли можно признать удачным приёмом. Это получалось только у Трауготов, но для этого нужно кроме рисования вообще никакой страсти не иметь.

"Арапа Петра Великого" иллюстрировали побольше, чем "Египетские ночи" (см.) — так и событий побольше: роман, как-никак, не повесть. Но полная сюита всё равно редкость — была только одна, теперь вот вторая появилась.

Всё на месте: и Пётр, и главные герои. Позы выверенные.

Дальше страничные иллюстрации объединил в одну ленту.

Видно, что у художницы есть общая цветовая гамма во всей сюите.

Две книги: "Маленькие трагедии" советских времён (1988) и "Маленькие трагедии" наших дней (2016).

Долгое время я считал, что издание 2016 года — всего лишь реплика советского издания, поэтому книгу не покупал, обзор "Скупого рыцаря" (см.) делал без неё. Но выяснилось, что в современной книге — другие иллюстрации. Интересно будет сравнить.

Разворот перед текстом — есть различия.

Конечно, Трауготы — это художник такого масштаба, который всегда будет редкостью. Хотя три-четыре гениальных иллюстратора в каждом поколении встречаются. Есть эти "три-четыре" и в наше время, но "Маленьких трагедий" они пока не иллюстрировали (ещё не все сказки ими освоены).

У Трауготов было несколько разных периодов творчества, когда менялась их техника рисунка. Точнее, сам-то линеарный рисунок оставался без изменений, но сильно изменялся цвет и фон.

1) Заставка к первой сцене из ранней и поздней сюиты одинаковы.

2) Первый разворот — разный. И сами рисунки разные, и техника разная. В советском издании видим чётко прорисованного Сальери на левой стороне и бытовую сценку сверху правой стороны разворота. В новом издании — и Сальери слева абстрактен, и заставка справа фантасмагорична. Ожидаешь, что будет кардинальная переработка сюиты. Но нет.

3) Вот фрагмент со слепым скрипачом. Всё перерисовано, но композиция сохранена и техника рисунка та же самая. Может даже показаться, что в новом издании просто использованы варианты давней сюиты (вариантов у Трауготов, судя по всему, должно было быть великое множество). Но вряд ли это так. Скорее, дело в том, что в 2016 году новые рисунки к "Маленьким трагедиям" делал уже только один — последний — из Г.А.В. Трауготов. Наверное, этот последний — А.Траугот — решил сохранить ту технику, которая у них с братом была принята в первом издании в 1988 году.

4) Моцарт юн, хрупок и трогателен.

5) Сальери морщинистый и обрюзгший. Портрет на стене: давно умершая Изора, чей дар Сальери намеревается использовать только сейчас. Видать, сюрпризов в трактовке персонажей не будет?

6) Эффектная концовка в духе Трауготов: нога титана давит всякую гадину. Это Сальери так о своём предназначении думает: раздавить Моцарта.

1) Заставки вновь одинаковые — чувство единства макета никогда не покидало Трауготов.

2) На первый разворот Сцены второй вынесена встреча Моцарта с Чёрным человеком. Отражено развитие трактовки этого гостя в литературоведении к концу XX века. Чёрный человек в духе модернизма становится центральной фигурой пьесы (может быть, это соответствует и пушкинскому замыслу). Трауготы рисуют лицо Чёрного человека как череп — маска смерти (сходство с Павлом I оставим — это работа для пост-модернистов). Главное — никаких намёков на то, что Чёрный человек — это Сальери.

3) Приём, который сопровождает все сюиты Трауготов ко всем "Маленьким трагедиям" — Пушкин вглядывается в созданных им персонажей, которые живут своей жизнью. Трауготы рисуют семейную идиллию. Тем большее впечатление произведёт заказ Реквиема от самой Смерти.

Здесь можно заметить сходство с концепцией Кравченко (см.) — тот в 1937 году уделил большое внимание самому Чёрному человеку, и деталям встречи Моцарта с Чёрным человеком. Пушкин пишет, что перед самым приходом гостя Моцарт играл со своим мальчишкой — у Кравченко Чёрного человека Моцарт и встречает с сыном.

4) Последний тост. Сальери — сама умиротворённость и доброжелательность. Благое дело сотворил.

5) Отравленный Моцарт играет свой Реквием. В раннем рисунке — ужаснувшийся Сальери (хотя во время игры он ещё слёзы умиления льёт). В позднем рисунке — только музыка.

6) Последний разворот. В ранней иллюстрации — повтор музыкальной темы. В поздней — отчаявшийся Сальери (перекочевал на отдельный рисунок, что более соответсвует тексту — горько задумался Сальери уже один, после ухода Моцарта). Перекличка с первым разворотом — в смене техники.

Тяжело иллюстрировать "Моцарта и Сальери". Даже очень хорошим художникам нечего рисовать, кроме двух-трёх мизансцен (у кого картинок больше — тех издатели заставили). А вот Трауготам всегда есть что сказать. Удивительно.

Продолжаем смотреть иллюстрации к "Моцарту и Сальери". Есть парочка изданий, которые претендуют на статус эстетских.

Вот эти две книги: вышедшие несколько лет назад "Маленькие трагедии" в серии "Сценография в книге" и концептуальное издание "Моцарта и Сальери" в серии "Пушкинская премьера".

Сложно-компонованная книга в иллюстрациях М.Фёдорова. С этой книгой мы уже встречались, рассматривая "Скупого рыцаря" (см.).

Развязываем волосатый шпагат, открываем книжный блок.

Шмуцтитул к "Моцарту и Сальери". На левой стороне — Моцарт перед фортепьяно с бокалом, вроде бы полным.

Раскрываем сложенный лист — получаем панораму. Сальери предостерегающе поднимает руку. Ага, значит Моцарт уже отпил: "Постой, постой!... Ты выпил!... Без меня?".

Тень от Сальери образует Чёрного человека в венецианской маске. Трактовка, известная нам по фильму М.Формана. Но в том фильме Сальери, хоть реквием Моцарту лично заказал, его убийцей всё же не являлся.

А вот книга огромного формата "Трагедия Моцарта и Сальери" (СПб, 2004), из серии, предпринятой 20 лет назад В.Рецептером.

Мы уже встречались с книгами из этой серии, когда смотрели "Русалку" в иллюстрациях М.Шемякина (см.) и "Скупой рыцарь" в иллюстрациях Б.Заборова (см.). Это, действительно, были незабываемые иллюстрации — насмешливые, постмодернистские.

На сей раз — художник Ю.Купер. Картинки авангардистские, но не такие весёлые как у Шемякина и Заборова.

Первый разворот — на тёмном фоне. Слева — предположительно, Сальери, справа — видимо, Моцарт.

Следующий разворот — загадка. Справа — кто-то в маске (очевидно, Чёрный человек). Слева — трудноразличимый портрет, в котором я угадываю старого Пушкина, не погибшего в 37 лет (есть у Пушкина такой фантазийный автопортрет в старческом возрасте).

Следующий разворот — сюжетная иллюстрация. Сальери слушает, как Моцарт играет на фортепьяно. Сальери, как можно рассмотреть на расплывчатом рисунке, совсем не исчадие ада.

После сюжетной иллюстрации — апогея — происходит спад, возвращаемся к предшествующим иллюстрациям. Вот Моцарт и Сальери поменялись местами (и фон светлый).

Вот опять справа злодей в маске, а слева уже не старый Пушкин, а диавол с картин Босха.

Прекрасная книга для коллекции, ни у кого такой нет.