Сегодня — "Полтава", изданная в Харькове в 1974 году. Художник — Ю.М. Головаш. На Фантлабе такого художника я не нашёл. Книжка небольшого формата, в суперобложке, с ляссе. Уютное издание. Билингва, кстати (текст параллельный русский и украинский).

Даю библиографическое описание из каталога-справочника:

Дополнение к библиографии. Тираж 150 тыс. экз. Часть тиража отпечатана на мелованной бумаге (120 грамм). Поэтому разная цена в зависимости от бумаги: цена экземпляра на обычной бумаге 65 коп., на мелованной — 96 коп.

У меня, понятное дело, книжка за 65 коп. (о существовании улучшенных экземпляров узнаю всегда из выходных данных уже после приобретения экземпляра обычного).

Книги на Фантлабе ещё нет — подал заявку.

До сих пор все иллюстрации к "Полтаве" разных художников были исполнены в манере реализма. В харьковском издании — графика оформительского типа, этакий орнамент с условными изображениями. А композиция — как рисунки индейцев, когда надо на одном клочке бересты рассказать всё-всё. Получился ребус, который разгадываешь с настоящим интересом. Посмотрим титульный разворот. Фронтиспис на левой стороне разворота.

В центре — женский профиль. Вверху — дворец и герб (Кочубея? города Полтавы?). По бокам — роза и терновый венец, а также пушки. Внизу — украинский пейзаж. Символизм незатейливый, но передаёт все сюжетные линии поэмы (война и мир, любовь и мучения). Но главное — в центре не русский царь, а Мария, что редко увидишь у иллюстраторов "Полтавы". Мария — центр поэмы, её главный герой. Вот такой отказ от традиционного имперского "петроцентризма".

Художник представил продуманный макет. Схема одинаковая для всех трёх песен: к каждому шмуцтитулу примыкает страничная иллюстрация (всего три) и в каждой песне внутри по одному развороту (тоже всего три получается).

Картинки, открывающие каждую из песен — пейзажи, они не очень интересны ни по технике, ни по содержанию. Вот образец к первой песне.

А вот внутренние развороты — те самые ребусы, индейские рисованные послания. Посмотрим их.

Слева — Мария в окружении семьи (отец, мать по бокам) и поклонников — гарных хлопцев (сверху). А справа — злобный скрюченный карлик Мазепа. Он окружён символами гетманской власти, скорбящими женщинами и злыми башибузуками. А ещё — змея его символ. Что в нём Мария нашла?

Слева — Мазепа рефлексируют у постели спящей Марии (уже после всех разговоров, где он и в сепаратизме признался, и заставил Марию выбор совершать между собой и семьёй), а внизу-то — связанные руки Кочубея. Справа — казнь Кочубея, тоже со всеми символами и эпизодами сюжета.

Слева — военная тема, где единственный раз за всю поэму портрет царя Петра дан. Справа — пересказ концовки: вверху памятник Петру, лицо безумной Марии внизу, в центре — бандурист, в обрамлении — новое счастливое поколение, не знавшее ужасов войны, смуты и петровских реформ.

Вот такая интересная сюита: оригинальное исполнение и свежее прочтение "Полтавы" как частной хроники. Я вот всё думаю: а ведь, наверное, "Полтаву" следует отнести к творческим неудачам Пушкина, раз читатели единодушно воспринимают поэму искажённо только как гимн Петру? Настолько ярко дана переферийная имперская линия, что она гипертрофировалась и задушила все прочие (главные) линии сюжета. Может, и Пушкин это понимал и именно поэтому в следующей поэме "про Петра" ("Медный всадник"), учитывая предшествующий опыт, сумел гармонично провести частную и имперскую линии?

Почему в коллекцию попадают книги в плохом состоянии? Потому что задёшево и/или для академического интереса.

Уже несколько раз звучало у меня в связи с иллюстрациями к пушкинской "Полтаве" 1980-х гг., что "при Сталине такого не было". На самом-то деле существует совсем немного полных сюит иллюстраций к "Полтаве" сталинского времени (царя Петра прогрессивным признали только перед самой войной, художники не успели откликнуться на новый заказ). Сюиту К.Рудакова 1948 года я показывал (тут), но Рудаков — выдающийся график, он вне сталинской конъюнктуры. Типичный сталинский художник, у которого есть полная сюита к "Полтаве" — это Владимир Серов. На Фантлабе представлен: http://fantlab.ru/art23953.

Большинство иллюстраций "лауреата Сталинской премии" к поэме мы уже видели в гигантских юбилейных однотомниках 1949 года.

Полная сюита, изданная в том же 1949 году, никаких сюрпризов принести уже не могла. Но нельзя было упускать возможности погладить руками эту книгу. В продаже в полном комплекте серовскую "Полтаву" предлагают и за несколько тысяч: сталинский большой стиль в книжной иллюстрации на неискушённых книголюбов производит сильное впечатление — кажется, что подарочные издания той эпохи должны стоить больших денег. Это не так. Мне сильно потрёпанный и чуть разрисованный, но целый экземпляр достался за 50 рублей (плюс доставка 140 руб.). Достаточно для того, чтобы пощупать, оценить формат и понять структуру книги.

Даю библиографическое описание из каталога-справочника:

Дополнение к библиографии: тираж 10 тыс. экз., цена 8 руб.

Книги пока на "Фантлабе" нет, подал заявку.

Перейдём к рассматриванию книги. Сначала о составе. Книга вышла в мягкой обложке и в суперобложке. Мой экземпляр — без суперобложки. Вот он.

Пока искал в Интернете, запутался, какие предложения были с супером, а какие — без. И не мудрено: незначительно облик суперобложки отличается от обложки. Вот чужие фото отдельно суперобложки и супера вместе с книгой.

Автор суперобложки и просто обложки — знаменитый Хижинский (на Фантлабе хорошо представлен — https://fantlab.ru/art6617 — а ведь не лауреат). Зачем он такое сотворил? В чём смысл? Возможно, первоначально замышлялся переплёт (твёрдая обложка), он был бы каким-нибудь более бурым и тогда контрастировал бы с белой суперобложкой. Возможно...

Почти все серовские иллюстрации уже известны из других изданий. Мы часть смотрели в однотомных юбилейных сборниках того же 1949 года. Формат отдельного издания — ещё огромнее, чем у однотомников, если мерять по книжному блоку (хотя уж дальше, казалось, некуда). Вот они — слева направо: "Сочинения" (1949), "Поэзия" (1949) и "Полтава" (1949).

Что меня озадачило при подготовке заявки: у "Полтавы" не указан формат книги, хотя в 1949 году его уже повсеместно проставляли. Проверил. Формат есть у самого маленького томища "Сочинения" — 84х108/16, т.е. 205х260 мм. У "Поэзии" и у "Полтавы", которые явно больше, формат в выходных данных не указан. Видимо, это нестандартные обрезы. У "Полтавы" размеры фактически 245х300 мм — такого формата в справочниках нет.

Нет ли в этом какой-то страшной тайны книгоиздания мрачных сталинских времян?

Вот что по-настоящему впечатляет в старых книгах, так это вклеенные иллюстрации. Вклеенные, конечно, вручную. Что-то такое живое, ремесленное ("крафтовое"). Это особенности несовершенной технологии: для качественных изданий книга и иллюстрации печатались в разных местах, поэтому соединить их можно было только путём вклеек. Ну а особый шик — приклейка картинок на вклейки. О, какая у меня терминология получилась! В общем, это "живые" книги (как для меломанов "живой" звук — только винил, а не цифровая запись). За это, конечно, парадным книгам сталинской эпохи многое прощается.

В этой "Полтаве" клей нанесён только на верхний край рисунков (по-моему, тогда так всегда делали — видимо, если целиком приклеивать, могли бы морщины получаться). Листы, на которые наклеены картинки — плотная рыхлая бумага с выдавленными рамочками. Это, по сути, паспарту.

Что сказать по концепции всей сюиты? Из семи иллюстраций три посвящены царю Петру (портрет на фронтисписе, Пётр на коне в бою, Пётр "заздравный кубок поднимает" после Полтавской битвы). В общем-то титульный лист уже свидетельствует о том, что художник рассматривает поэму через призму имперско-военной линии.

Две иллюстрации — линия Марии и Мазепы (их знаменательная беседа и последняя встреча), ещё одна — предположительно бегство Марии к Мазепе. И последняя — Кочубей в темнице.

Сравнение с юбилейными однотомниками, где были даны цветные иллюстрации Серова, показывает значительные отличия в цветопередаче (на фото, конечно, не так бросается в глаза). Видимо, цвета отдельного издания — эталонные.

Ну, сравнение с чёрно-белой иллюстрацией понятно в чью пользу.

Ещё в альбоме "Пушкин в русской и советской иллюстрации" (1987) были даны целых три серовских иллюстрации (составитель оценил сталинский большой стиль). Там уже была современная фототехника воспроизведения, и ощущение подлинного эстампа (как в сталинской книге) совсем утрачено.

И вот с этой иллюстрацией — скачущие в ночи всадники, которых не распознать — возникают сложности при соотнесении с определённым эпизодом.

Это очень похоже на бегство Марии с Мазепой (ночь, река, несколько всадников), но в моём экземпляре картинка расположена в начале Песни третьей — и тогда это бегство Карла и Мазепы после поражения при Полтаве. А в Песне первой — Пётр в бою на коне. Однако никакой битвы там нет (правда, есть общая картина: "Россия, силы напрягая..."). В общем, я сомневаюсь: вдруг при ручной вклейке перепутали картинки местами. Ночные всадники тогда должны быть в Песне первой, а Пётр в бою — в Песне третьей. Хорошо бы с другими экземплярами сравнить.

Неохваченной другими изданиями осталась только иллюстрация последней встречи Мазепы и сошедшей с ума Марии. А она очень эффектна. Посмотрим её в завершение.

P.S.

Всегда с грустью читаю чужие дарственные надписи на книгах — они, чаще всего, трогательные свидетели чьей-то прошедшей жизни.

Ещё одна пушкинская "Полтава" позднесоветского периода. На сей раз столичное издание 1983 года, художник Ф.Константинов. Предыдущие иллюстраторы "Полтавы" 1980-х гг. (В.Перцов и В.Лопата) в тот период были состоявшимися, но ещё молодыми художниками, их творчество всё пришлось на после-сталинский период. А Константинов в 1983 году был уже очень пожилым человеком (1910 года рождения). Интересно, какая у него трактовка поэмы вышла.

Даю библиографическое описание из каталога-справочника:

Дополнение к библиографии: тираж 100 тыс. экз., цена 2 руб.

Книги пока на "Фантлабе" нет, подал заявку.

Художник Ф.Константинов на Фантлабе присутствует (https://fantlab.ru/art3133); он — ученик и последователь Фаворского. С Константиновым мы встречались по поводу цикла гравюр к "Онегину" 1954 года (https://fantlab.ru/blogarticle53516).

Полтава — это и прелестный городок, и место кровавой битвы. Пушкин своим названием поэмы вообще-то вносит интригу (эпиграф интригу устраняет, но кто читает эпиграфы?). А вот художник с самого начала обрушивает на нас имперско-военную линию "Полтавы", устраняя двойственность названия поэмы.

Это у художника послезнание. У Пушкина в Первой части поэмы тема Петра и войны со шведами обрисована мощно, но пока ещё очень кратко. А художник эту тему непропорционально раздувает, раскрывает прежде времени замысел Пушкина. Впрочем, только в преждевременности Константинова и можно упрекнуть — он навязывает свою трактовку лишь тем, кто будет читать поэму в первый раз. А так-то классику иллюстрируют, не опасаясь спойлеров.

Но вот в числе вводных иллюстраций — гравюра к Посвящению. Портрет Марии Волконской (сам-то Пушкин имя адресата утаил, это пушкинисты большинством голосов назначили адресатом Волконскую, уже уехавшую к этому времени в Сибирь вслед за нелюбимым мужем-декабристом).

Резкий скачок через столетие (от Петра к пушкинским временам) и резкий переход на лирический тон (в Посвящении Пушкин говорит о своей "потаённой любви"). Это у Константинова мощно получилось. Мастер...

После бурного преддверия поэмы, Песнь первая у Константинова намеренно спокойная.

Константинов даёт много украинских пейзажей и бытовых сценок, иногда даже парадоксально. Вот заглавная иллюстрация ко всей Песни первой: "Богат и славен Кочубей..." — ладно, первым строкам соответствует. А вот место, где у Пушкина говорится о том, что "Украйна глухо волновалась" — но художник идиллически рисует бродячего бандуриста с мальчиком. Надо полагать, этим противопоставлением художник поясняет, что волновалась и требовала войны с Москвой верхушка казачества, а не бродячие бандуристы?

Линию Марии и Мазепы Константинов даёт посредством тех же эпизодов, что и украинский художник В.Лопата несколькими годами ранее. При этом у Константинова мотивов к очеловечиванию Мазепы не было. Видимо, Пушкин так эту линию и подавал: Константинов здесь бесстрастный наблюдатель. Ай да Пушкин! А художник опять даёт идиллические картины. Вот сцена побега Марии к Мазепе (вторая картинка): пруд, лунная ночь, рыбак. И только на заднем плане кто-то скачет. И ведь не придерёшься — у Пушкина сказано: "Лишь рыбак //Той ночью слышал конской топот...".

Традиционная сцена.

Тоже традиционная сцена

А вот сцены антипетровского заговора (с непременным иезуитом) у Константинова нет. Он предпочёл завершающей иллюстрацией в Первой части поэмы дать сцену семейного счастья Марии и Мазепы. Но дело в том, что Константинов искусный конструктор книги и, кроме того, как выясняется, любитель парадоксов и контрастов. Все грозовые предчувствия он вынес в маленькие картинки: заставку на шмуцтитуле и концовочку Песни первой. Орёл у него там парит, добычу выискивает, кровавый пир готовит.

Видимо, Константинов был очень уравновешенным человеком. Во второй части поэмы, где у многих художников кипят романтические или трагедийные страсти, у Константинова всё очень выдержано.

Очень спокойная беседа Мазепы с Марией. Вот как надо знамёна поднимать, по Константинову.

Застывший Кочубей.

Мазепа со своими романтическими метаниями — маленькая фигурка в правом нижнем углу, почти незаметная на фоне величественного пейзажа.

Константинов по полной отработал батальные сцены — завершил начатое в вводных иллюстрациях.

Удивительно, но художник не рисует традиционных Петра и Карла, обходящих перед сражением свои войска. Только Мазепа, ведущий своих казаков к шведскому королю.

Батальные сцены.

О, давненько мы в иллюстрациях этой сцены не видели.

Бандурист в концовке всей поэмы имеется, как и в советских иллюстрациях 1940-х гг. Но тема бандуриста не раздута до главного героя (до страничной иллюстрации), как у В.Лопаты. У Константинова (как и Пушкина) баланс: на предпоследней-то картинке памятник Петру Первому ("Лишь ты воздвиг, герой Полтавы, // Огромный памятник себе").

Константинов — очень гармоничный и открытый человек. И он, конечно, прочёл "Полтаву" так, как её задумал Пушкин. Время создания сюиты художнику тоже помогло. Наверное, в 1940-е гг. пришлось бы Пушкина трактовать согласно линии партии. А тут стало посвободнее (в трактовке Пушкина). Диссидентством художник не занимался, так что создал вполне сбалансированный цикл иллюстраций.

В "Онегине" 1954 года мне Константинов показался устарелым, а вот через 30 лет в "Полтаве" — наоборот, очень современным.

Продолжим тему позднесоветских провинциальных изданий пушкинской "Полтавы". Сегодня — воронежское издание 1980 года. Гравюры (линогравюры) В.Лопаты. Издано в РСФСР, но художник — украинский.

Даю библиографическое описание из каталога-справочника:

Дополнение к библиографии: тираж 20 тыс. экз., цена 85 коп.

Художник (выяснил это с высокой степенью вероятности) на Фантлабе есть (https://fantlab.ru/art8251) с интересной аннотацией. На книгу подал заявку.

Гравюры отличаются повышенными художественными достоинствами. Отражён украинский колорит. Много внимания уделено также теме украинской вольницы. Мазепа изображён с большим сочувствием. Имперская линия с царём Петром дана сдержанно. Ну, в общем, соответствует общей тенденции интеллигентского прочтения поэмы в позднесоветское время.

Сразу же чувствуется, что цикл иллюстраций является полноценной сюитой с продуманным книжным макетом. В советское время пушкиноведение было подчас интереснее самих пушкинских текстов. Изыскания о том, кому именно написано Посвящение в "Полтаве" (Марии Волконской) ушли в широкие массы. Такие вводные гравюры — для образованного слоя советских читателей.

Пройдёмся по узловым моментам сюжета.

Эта линия подана с большим чувством. Настоящая love story. Мазепа при таком освещении, конечно, романтический герой, вызывающий сочувствие.

Эта сцена подана достаточно стандартно.

А вот здесь вместо безликого гонца, мчащегося в ночи, художник даёт его портрет в момент, когда он осознанно принимает от Кочубея опасное послание.

Эту сцену из Песни первой художник даёт как заставку ко всей Песне второй (вроде как краткое содержание предыдущей песни). Всё подаётся так, что иезуит-католик является вдохновителем сепаратистского заговора: Мазепа уныло слушает его. А княгини Дульской — души сепаратистского салона — вообще нет. О чём тогда Мария беспокоится? Не те времена ещё, чтобы мужа к попу ревновать.

В духе интеллигентских терзаний 1980-х гг. Мазепа в разговоре с Марией предстаёт унылым Гамлетом.

Сцена в темнице — садизм мазеповских сатрапов опущен, всё чинно-благородно. Кочубей отчего-то задумчив. Но собственно казнь и отрубленная голова не дают этой линии уйти в полную слащавость. Вроде бы, у нас в то время отрубленные головы были в моде под влиянием японского кино на ограниченных показах.

Сцена разговора Мазепы с Орликом перед битвой (когда Мазепа сожалеет, что не на того поставил) — это порочащая Мазепу сцена. В развитии характеров эта сцена для Пушкина важна. В наших иллюстрациях художник этой темы не касается, зато воспевает (насколько это было возможно) вольный полёт казачества, примкнувшего к шведскому королю. В этом плане заставка ко всей Песне третьей (которая посвящена триумфу русского царя) очень показательна: гроза над Днепром. Нет, не всегда украинские ночи бывают тихими: художник Пушкина подправляет.

Нельзя сказать, что художник игнорирует тему полтавского боя: ему отдана единственная разворотная иллюстрация (что как бы отмечает центральное значение этой сцены). Плюс ещё и на форзацах фрагмент этой гравюры воспроизведён, что компенсирует отсутствие традиционного русского царя на обложке или на фронтисписе (впрочем, оформление форзацев могло быть решением издательства).

К такой сцене илюстрация отсутствует в этой версии "Полтавы".

Картинка к последним строкам поэмы о том, что только Пётр из всех героев воздвигнул памятник себе, а о Марии если кто и вспоминает, то только слепой кобзарь, который поёт песни, приписываемые Мазепе.

Сцена с кобзарём (полноценная страничная гравюра) и коврики с украинской росписью — это то подчёркивание национального колорита, которое поощрялось в трактовках поэмы в сталинские времена. Художник берёт всё, что ему нужно из всех времён, не смущаясь смешением разных трактовок...

Сегодня у нас — миниатюра, изданная в Перми в 1984 году. Художник О.Коровин.

В Перми была одна из фабрик Гознака. Кто умеет печатать деньги, тот может и библиофильские издания делать. Поэтому пермских миниатюр всегда было много (и они качественные были).

Полиграфически (переплёт, блок, обрез) сама книжка безупречна.

Даю библиографическое описание из каталога-справочника:

Дополнение к библиографии: тираж 10 тыс. экз., цена 2 руб. 40 коп.

Художник на Фантлабе есть (https://fantlab.ru/art2567). Книжка в базу тоже внесена (https://fantlab.ru/edition253911).

С художником О.Коровиным мы встречались как с автором двух циклов иллюстраций к "Евгению Онегину" с интервалом в сорок лет (тут). Это уральский художник.

С иллюстрированием миниатюрных книг — беда. Нельзя в них обыкновенные уменьшенные картинки помещать. Надо специально иллюстрации-миниатюры конструировать (и идеалом служат средневековые книжные миниатюры: чёткий контур, яркие цвета). В этой книжке, к сожалению, специально для миниатюры картинки не разрабатывались... Пройдёмся по уже намеченным более-менее вешкам поэмы.

Центральный персонаж, но Коровин отказался собственно от портрета героини. Изображен конфликт Марии с семьёй, непосредственно предшествующий побегу к Мазепе. Рисунок, конечно, профессионально исполнен: поза Марии всё говорит о её томлении.

Здесь изображена иллюстрация к строкам, описывающим сепаратистские настроения приближенных Мазепы.

цитата

Вокруг Мазепы раздавался

Мятежный крик: пора, пора!

Но, как представляется, советский художник по инерции отобразил не глухой ропот с шумными криками элитной молодёжи (как у Пушкина), а прогрессивное народное движение: на картинке с требованиями "Теперь бы грянуть нам войною // На ненавистную Москву" вышли на майдан пожилые казаки с вилами.

Традиционная для всех художников сцена.

А это уже заговор Мазепы (с иезуитом).

Мазепа здесь какой-то по интеллигентски рефлексирующий. На хищника, стремящегося к доминированию, совсем не похож. Он весь страдает, в сторонку взгляды отводит...

Традиционная сцена для иллюстрирования. Но эта иллюстрация у художника по технике отличается от предыдущих. Она как раз контрастная, фигуры крупные — хорошо для миниатюры. Видимо, у Коровина было несколько заготовок разного времени — выполняя заказ, он объединил картинки разные по стилю.

У Пушкина поэма — романтическая (последняя, видимо, из периода романтизма). Бурные страсти должны кипеть. Вот и Мазепа в ночь перед казнью Кочубея ходит по саду, думает горькие думы и даже кричит.

цитата

Но только своего волненья

Преодолеть не мог старик

И на протяжный слабый крик

Другим ответствовал...

Художник Мазепу таким и изобразил — в общем-то, в полном соответствии с текстом Пушкина.

Заключительная часть "Полтавы" проиллюстрирована Коровиным без неожиданностей. Разве что военная линия дана кратко. Фигура безумной Марии нарисована очень эффективно — всё-таки крепкий художник уралец О.Коровин, спасибо советской школе живописи и графики.

Пушкинская "Полтава" — многогранное и правдивое произведение (с поправкой на романтизм, где ужасные злодеи должны были вызывать сочувствие). Цикл иллюстраций Коровина сделан в 1980-х гг. Время чёрно-белых оценок, как в сталинские времена, ушло, и иллюстрации к "Полтаве" могли бы стать такими, каким был пушкинский текст. Вместе с тем, "Полтава" (что тоже справедливо) прочно занимала нишу патриотических произведений. Для позднесоветской интеллигенции, рефлексующей по поводу русской великодержавности, это было не очень комфортно. К тому же провинциальные творческие деятели (это я про О.Коровина) были идеологически чуть посвободнее столичных звёзд и при этом пытались подчеркнуть свой либерализм (если не московские гонорары, так хоть свобода). Мне показалось, что немного это фрондёрство промелькнуло и в пермской "Полтаве" 1984 года: в иллюстрациях акцентирована линия украинского сепаратизма как народного восстания и проведено очеловечивание Мазепы (всё это, конечно, в микродозах).

В принципе, те же мотивы проскальзывают и в сюите Перцова 1980 года, но ведь дар Перцова — такой же светлый как и у Пушкина. Всё у них (у Пушкина с Перцовым) естественно и гармонично. А у Коровина чувствуется всё-таки напряжение, нарочитость и подтекст. Это потом приходится нудно разъяснять: я хотел сказать то-то и цензуру обдурил так-то. А для искусства это лишнее.