Когда-то показывал в этой колонке иллюстрации разных художников к "Теремку". Это оказалась история с большой подоплекой: протестные мотивы в "Теремке" нашли и Г.Нарбут в начале XX века (тут), и И.Олейников в начале XXI века (тут).

Теперь "Колобок". Это крестьянская сказка для малых детей: повторяемость ситуаций с циклично появляющимися персонажами, привыкание к монотонности и предсказуемости, а затем неожиданная встряска в конце. Так что структурно "Теремок" и "Колобок" построены одинаково. Но эмоциональные переживания разные: к Колобку, вроде бы, нет сочувствия. Но есть ли в "Колобке" какой-то тайный смысл, я не знаю. Может, иллюстрации помогут: настоящие художники способны глубоко проникать в сущность произведения.

Начнём с любимого всеми Ю.Васнецова. У меня с его иллюстрациями много "Колобков".

Можно выделить три основных варианта иллюстраций (имеются разновидности вариантов): в стиле примитивизма (1944), в реалистическом стиле (1953) и в сказочной манере (1964).

1) Первый вариант иллюстраций (1944).

Отдельное издание "Колобка" с первым вариантом иллюстраций Васнецова вышло во время войны в 1944 году.

Затем дополненный вариант этих иллюстраций был опубликован в известном сборнике русских сказок с иллюстрациями Васнецова, вышедший в 1974 году (через год после смерти художника). С большой степенью вероятности можно предположить, что готовился он ещё при жизни художника, а отбор иллюстраций и подготовку макета осуществлял сам Васнецов. Так что первый вариант иллюстраций был выбран и для последней книги художника. Сборник был повторён в 1991 году, а в 2021 году в Смоленске выпустили отдельное издание "Колобка" — с макетом сборника 1974 года, но первая и последняя страницы обложки скопированы с издания 1944 года. В современном переиздании 2021 года картинки более чёткие, чем в сборнике 1974 года.

Отличие в том, что в посмертном издании внизу страницы были добавлены орнаменты или сценки более позднего времени. А сами иллюстрации отзеркалены (как-то связано с особенностями печати литографий).

Все сканы издания 1944 года находятся здесь: http://www.raruss.ru/childrens-books/page.... Их и буду показывать.

2) Второй вариант иллюстраций (1953)

В 2015 году "Нигма" выпустила роскошное издание "Колобка". Иллюстрации Васнецова безошибочно опознаются как сделанные в поздне-сталинское время. Такие картинки у меня в приоритете не находились (к тому же, книжки у "Нигмы" совсем недешёвые). Я тогда без разбора издательства рублём наказывал за подобные перепечатки, но не учёл, что Васнецов 1953 года — это всё же не Конашевич 1953 года. Когда собрался покупать васнецовского сталинского "Колобка", книжку уже раскупили. Меня-то за что?

Почти со всеми иллюстрациями можно ознакомиться на сайте "Нигмы": http://ph.nigmabook.ru/lots/575.html. Первоисточник этого издания обнаружился в сети (М.: Детгиз, 1953), но, конечно, качество воспроизводства в массовой серии ("Библиотечка детского сада") не сравнимо с изданием "Нигмы" (видимо с оригиналов делали).

Сканы книжки издания 1953 года выложены здесь: https://www.liveinternet.ru/users/bo4kame.... Показывать буду их.

Издание 1953 года — это Колобок зимой (единственный, по-моему, случай). А в современных сборниках обнаружился "Колобок" в той же, поздне-сталинской манере, но традиционный летний. Это сборник издательства "Речь" (2020). Обложка у него как у советского сборника 1974 года, но состав совершенно другой (зря издательство так сделало).

И ещё один летний "Колобок" обнаружился в сборничке "Лабиринта-Пресс" (2017). Много общего с картинками "летнего" сталинского "Колобка", но совпадение не полное и, пожалуй, это какая-то вариация, сделанная в более свободные для художника времена, между 1953 г. и 1964 г.

В "Речи" всегда идеальная подготовка издания, в "Лабиринте" этим занимаются случайные люди. Они на заставке к "Колобку" поместили иллюстрацию к "Курочке-Рябе" (если присмотреться, видно разбитое яйцо).

Первоисточником "летнего" поздне-сталинского "Колобка", вероятнее всего, является тонкая книжка с тремя сказками: "Первые сказки", выпущенные "Детгизом" в 1950 г. и в 1952 г.

А первоисточник промежуточного варианта 1953-1964 гг. мне установить не удалось даже приблизительно.

3) Третий вариант иллюстраций (1964).

Многие художники, начинавшие в 1920-х гг., оказались под прессом поздне-сталинской эстетики, но смогли воспрянуть с началом "оттепели". Ю.Васнецов в 1964 году подарил нам "Ладушки" — невероятно красивый канон сказочной иллюстрации. Первое издание было в такой суперобложке:

Сейчас имеется много добротных переизданий "Ладушек" с такой же обложкой. Я когда-то приобрёл книгу совместного издания "Октопуса" и "Детгиза" — они единственные в 2011 году сделали другую обложку.

Ещё у меня есть сильно потрёпанный экземпляр "Ладушек" из первого издания 1964 года. Много слышал о небывалом для советской полиграфии качестве воспроизведения иллюстраций в этой книге. Купил, чтобы сравнить с современной полиграфией. Всё оказалось правдой: отличные условия создали для выпуска "Ладушек" в 1964 году. Иллюстрации в старой книге тёплые и глубокие (хотя печатались, конечно, уже фотографическими способами). Получше многих современных переизданий (в которых ещё и бумага матовая бликует).

Ну и курьёз: брошюра 1984 года в серии "Мои первые книжки", где иллюстрации к трём сказкам взяты из "Ладушек", но поданы обесцвечеными. Нашли на чём экономить! При этом цветная обложка — с послевоенного издания 1952 года. ("Первые сказки". — М.-Л.: Детгиз, 1952).

Вот как выглядят картинки в сравнении.

Ну вот, теперь можно и "Колобка" перечесть.

Завязка, в которой нам представлены дед да бабка. Смотрим два варианта: 1944 г. и 1953 г. (в других вариантах завязка не отражена). Разница существенная: в 1944 году человеческие персонажи забавные и шебутные, в 1953 году — благообразные и скучноватые. В 1944 году кот и мышка — сказочные, кот ходит на задних лапах, и разговаривает, наверное. В 1953 году кота развенчали: обычная бессловесная животина. Мышка тоже утратила очарование.

1) Дед предлагает бабке по коробу поскрести, по сусекам помести . Кто не помнит этого чарующего выражения? В варианте 1944 года видно, что в разработке рекомендаций по изготовлению Колобка (о, сусеки!) деятельное участие принимает кот.

2) Кот в 1944 году продолжает определять судьбу Колобка: на окно его остужать вместе с бабкой ставит. В 1953 году влияние кота резко уменьшилось, но Колобка всё равно решено остудить (благо, зимой это сделать легче).

Считается, что в 1934 году произошёл крутой поворот в детской книжке-картинке. "Пачкунов" заклеймили, соцреализм утвердили. А вот Ю.Васнецов, как видим, на 10 лет продлил своё счастливое неведение. Хотя при первой волне борьбы с "пачкунами" Васнецову досталось, но, видимо, он не считался настоящим "формалистом", а проходил по разряду "народное творчество". Впрочем, во время войны послабления в искусстве были, может это и позволило такую дурашливую книжку в 1944 году издать. А уже вторая волна 1946 года соцреализм утвердила для всех. Тут уже Васнецову не удалось прикрыться "народностью". Вот что Э.Кузнецов пишет в книге про Ю.Васнецова "Медведь летит, хвостом вертит" насчёт тогдашних требований (стр. 156-161):

цитата

Идеалом стала фотография. Лучше цветная, потому что она реалистичнее, то есть "похожее". Чем натуральнее выглядело изображение, тем ближе подходило оно к желанному образцу.

Понятно, что вариант 1944 года уморителен. Что может быть лучше для детей? Не зря всё же именно ранние картинки были выбраны для последнего сборника Васнецова.

Ну а послевоенные варианты... Индивидуальность у иллюстраторов (у тех, кто не был реалистом по призванию) была потеряна полностью. Ещё раз цитата из Э.Кузнецова:

цитата

Ю.Васнецов старался. И старания его, увы, не пропадали даром: рисунки становились всё скучнее и скучнее.

Пошла вереница зверей. Здесь можно все варианты иллюстраций сравнить. Заяц первый.

1) В издании 1944 года заяц вполне сказочный: с вещмешком и тросточкой, в жилетке, бант на шее.

2) Издание 1953 года. Так-так. В этом варианте такие скучные были дед и бабка, такой заурядный был кот — и вдруг сказочный заяц. По сравнению с военными временами заяц растерял одежду, но сохранил тросточку и мешок.

Но реализм есть, и реализм роскошный — это зимний пейзаж на весь разворот. Пушкинский восторг от зимнего утра! Всю красоту видно в качественном воспроизведении от "Нигмы".

Не сдаётся Ю.Васнецов — упорствует в своей манере. Или просто неконтролируемый срыв — художник сорвался с соцреализма.

3) Летний вариант 1950 года — вот доказательство того, что в 1953 году у Ю.Васнецова случился срыв. Мог ведь художник зайцев без тросточки рисовать! И пейзажик вполне себе скромненький. Правда, заяц лопочет что-то, но этот момент никак не обойти: разговаривают звери в сказке.

4) Вариант, который я классифицирую как после-сталинский, промежуточный между вариантами 1953 г. и 1964 г. Ещё вполне реалистичные избы, но заяц вновь вернулся в сказку, и разговаривает с Колобком уже не скрываясь. Тросточку зайцу вернули и морковку выдали (реабилитация ведь на дворе).

5) И, наконец, совершенно свободные от диктата "Ладушки" 1964 года. Чистые идеальные (в смысле, не реальные) цвета. Сказочный заяц в жилетке и с вещмешком.

Композиция — полностью из варианта 1944 года. Даже двойное дерево буквой V повторено. Получается, что военный вариант 1944 года послужил эскизом к канону, который только через 20 лет удалось реализовать.

Если заяц почти без изменений (только тросточки лишился) перенёсся из варианта 1944 г. в вариант 1964 г., то волк подвергся большей трансформации.

1) В 1944 году волк — охотник в полной амуниции. Волк с ружьём. Встреча волка с Колобком происходит на небольшом заболоченном озере.

2) В сталинских и даже в после-сталинском варианте волк изображён строго реалистично.

3) В "Ладушках" волк опять по-сказочному распрямил плечи. Место встречи — снова, как и в варианте 1944 г., на озерце. Но, в отличие от зайца, одежду волку не вернули, ружьё тоже пропало: волк опирается только на палку. Но в целом, тоже возврат к этюду 1944 года.

Медведь — любимый васнецовский зверь (не считая котика). Здесь полный отход от композиции первого варианта.

1) В 1944 году медведь — единственный зверь без человеческой одежды и единственный не прямоходящий зверь. Дикость первозданная. Он весьма угрожающе нависает над Колобком.

2) Сталинские варианты 1953 г. и 1950 г. дают реалистичное изображение медведя, как и ожидалось.

3) А вот в промежуточном варианте медведь встаёт на задние лапы , опирается по-человечьи на палку и приобретает добродушные черты морды. В "Ладушках" полностью повторена поза медведя и композиция из промежуточного после-сталинского варианта — принципиальный отход от первого варианта 1944 г. За счёт изменения в "Ладушках" фона на условно-реалистичный (нормальные сосны и травы помещены на ярко-красную основу) медведь приобрёл окончательно сказочный вид.

Подходим к центральному персонажу среди знакомцев Колобка.

1) Лиса в 1944 году изображена деревенской модницей: жакет, юбка, корзина и зонтик.

2) В условиях соцреализма лиса лишилась человеческих повадок и аксессуаров.

3) В переходном варианте лисичка обрела человечий дом и осмысленность взгляда.

Решение завершающей сцены даётся Васнецовым во всех вариантах одинаково: Колобок на кончике носа (на языке) у лисы.

1) В 1944 году над Колобком кружится воронье. В 1953 году снег повалил: саваном покрывает обречённого Колобка.

2) Летом 1950 года появилась альтернатива: Колобка съедает лиса в одиночку или к лисе присоединяется за трапезой заяц-попрошайка.

3) В переходном варианте Васнецов тоже сравнивает, какая сцена лучше: лиса с Колобком на носу на фоне очеловеченной норы или лиса с Колобком на языке без всякого фона.

4) В "Ладушках" за основу взят переходный вариант с неким строением на заднем фоне. Хотя лиса приобрела некоторые гротескные черты, возврата к первой композиции 1944 года не произошло. Одежду лиса (равно как и волк с медведем) обратно не получила. Поза лисы с передними лапами в воздухе — не очеловеченная, а обычная для псовых.

Погиб васнецовский Колобок.

Заканчиваю обзор иллюстраций к "Бородино" Лермонтова. Три книжки, которых у меня нет. Нашёл картинки в Интернете.

Это выпущенная на закате СССР цветная книжка-картинка с иллюстрациями С.Бойко (полностью), и две книжки с чёрно-белыми рисунками: одна послевоенного времени с иллюстрациями А.Кондратьева (полностью) и военного времени с иллюстрациями Н.Кузьмина (пара разворотов).

Книга 1989 года. Полноценная цветная сюита, подробно иллюстрирующая стихотворение.

Традиционные генералы на титульным развороте (куда в тонких книжках входит и вторая страница обложки — квази-форзац).

Картинки нашёл на этом сайте: https://papersolders.ucoz.ru/forum/5-255-1. Иллюстрации по-своему увлекательны и познавательны с исторической точки зрения.

Можно заметить, что Бойко рисует военные сцены, как мирные, так и батальные, в стиле живописцев первой четверти XIX века. Всё-таки продуманность концепций цветных картинок для маленьких в советское время продолжает удивлять. При схожести общей идеи — про войну — издания стихотворения не повторяются концептуально.

Можно увидеть приёмы живописи в стиле классицизма: постановочные композиции со статичными позами даже в схватке, присутствие ярких пятен на полотне (причём на периферии).

А вот иллюстрации к завершающим строфам ("считать мы стали раны") нет. Видимо, художник решил придерживаться концепции парадной батальной живописи начала XIX века до конца. В ней места таким темам не было (хотя убитых и раненых обязательно надо было показывать — но это во время схватки).

Первое издание книги — послевоенный 1947 год. Потом, уже в 1960-е гг., были многочисленные переиздания (вообще-то, редкий случай переиздания в "оттепель" сталинских книжек). На Фантлабе, например, представлены издание 1962 года и позднейшие.

Все страницы книги нашёл на сайте Музея детской книги: https://kid-book-museum.livejournal.com/5....

Рисунки чёрно-белые, неважно репродуцированные в книгу. Однако видно хорошего рисовальщика.

Вот что впечатляет по-настоящему и делает особенным это прочтение. У Лермонтова угрюмое обрамление стихотворения. Но художники упорно не рисуют последствия Бородинской битвы. И только Кондратьев сразу после второй Отечественной войны не побоялся передать детям точный смысл лермонтовского "тогда считать мы раны, товарищей считать":

Обелиск на Бородинском поле рисовали в конце стихотворения и другие художники (даже В.Шевченко). Но у них это как обязаловка выглядело. А вот здесь — в общем контексте — продирает. Великий подвиг, и скромный-скромный памятник. Это, конечно, мысли о последней войне: "Плохая им досталась доля".

Книга военной поры (Детгиз, 1944).

Несколько картинок с этого сайта: http://collbooks.com/item/330.

Не знаю, как предыдущий иллюстратор А.Кондратьев, но Н.Кузьмин в поздне-сталинскую эпоху рисовал "под контролем" — то, как было положено. Его подлинная манера была совсем другой. Он ещё успеет развернуться с приходом "оттепели". А книжки 1940-х гг. и первой половины 1950-х гг. у него совершенно безликие.

Но что сближает иллюстрации к "Бородино" в книжках военного времени — правдивое отображение мрачного духа лермонтовского стихотворения. Иллюстрация Кузьмина к последним строфам — еще более выразительная, чем у Кондратьева.

Подобные виды известны по фотографиям времён Первой мировой войны (в Великую Отечественную у нас в фото-журналах — "Война", например — тоже публиковали горы трупов, но чужих трупов).

Продолжаю разглядывать книжки-картинки с лермонтовским "Бородино" (сегодня — продолжение того, что есть у меня).

"Бородино" с иллюстрациями И.Архипова (1982).

Сканы взяты с сайта сообщества: https://kidpix.livejournal.com/1910881.html.

Издательства и художники не забывали про образовательные цели стихотворения, включенного в школьную программу. На второй и третьей страницах обложки помещены портреты генералов Двенадцатого года. Упорно не воспринималось "Бородино" как "лейтенантская проза".

Сюита И.Архипова любопытная. П.Бунин и В.Шевченко своими батальными сценами задали направление иллюстрирования. П.Бунин застолбил экспрессивную манеру рисунка, а В.Шевченко — парадно-реалистическую. Притом и уровень у них у обоих был недосягаем. Другим художникам нужно было или повторяться, или искать собственные формы. И вот Архипов такие новые формы нашёл.

1) "Скажи-ка, дядя, ведь не даром

Москва, спаленная пожаром..."

Позы, выражения лиц — откровенно постановочные. От монохромных фигур отражается пламя костра. Это готовая скульптурная группа. Художник делает ставку на условность. Это адекватный выбор. У Лермонтова ведь тоже условно-реалистический рассказ.

2) "Мы долго молча отступали..."

Отступление растянулось на два книжных разворота.

Выявляются новые технические детали рисунка: фигуры на первом плане кажутся объёмными, но не трёхмерными. Как будто фигуры вырезали из бумаги, поставили перед плоским рисунком и сфотографировали. Та же условность и лёгкий кивок в сторону панорамы Бородинской битвы.

3) "И вот нашли большое поле..."

Ожидаемо появился Кутузов — художник по-другому не может (Лермонтов-то специально не упоминает ни Кутузова, ни остальных: это Пушкин бы обязательно упомянул, а Лермонтов хочет идти своим путём).

Передний план на рисунке цветом обособлен от второго плана. Игра в условность продолжается.

3) "Но тих был наш редут открытый..."

4) "И только небо засветилось,

Все шумно вдруг зашевелилось..."

Даются панорамы боя.

Но художник угрюм и холоден. Не переполняет его восторг от вида красиво марширующих колонн.

Побоище-то, кстати, Архиповым пореалистичнее и пострашнее показано, чем у В.Шевченко-баталиста. Хотя, детям, конечно, хочется смотреть на красивые войны и нарядных героев.

"Тогда считать мы стали раны, товарищей считать".

Нет у Лермонтова ничего про радость победы (да и победы нет).

Начало (и окончание) стихотворения мрачные: "Плохая им досталась доля...". Иногда художники отражают это уныние в рисунках к первой строфе. К последней что-то оптимистичное пытаются дать. Но Архипов непреклонен: пожаром Москвы заканчивает сюиту.

В сети отклики на эти рисунки (по детским воспоминаниям) сдержанные. Это понятно. Стихотворение-то звонкое. Кажется, что и рисунки должны быть такими же яркими. Но ведь содержание стихов диссонирует с формой. Архипов вскрыл это: рисовал содержание. Серьёзная вещь получилась. Ну а лермонтовское стихотворение закономерно ушло в детскую поэзию и агитацию.

"Бородино" с иллюстрациями О.Зотова (1977).

Сканы взяты с сайта "Музея детской книги": https://kid-book-museum.livejournal.com/1....

Зотов — замечательный художник. Но в конце 1970-х у него уже вполне сложилась собственная манера, основывающаяся на древнерусских летописных миниатюрах (иллюстрации к сказкам Пушкина — наиболее яркий пример). Как ему было проиллюстрировать "Бородино"? Он не уклонился от заказа, но уклонился от батальной живописи.

Собственно иллюстраций две: заставка и разворот.

Москва в самом начале: то ли пылающая, то ли под фейерверками.

В середине книги — разворот с изображением боя. После разворотов В.Шевченко впечатления на детей он произвести не мог (я-то с удовольствием рассматриваю: новые грани хорошего художника).

К остальному тексту на полях — рисунки музейных экспонатов и восковых кукол.

Концепция, надо признать, имеется — не погружаться в Бородинскую битву как участнику, а смотреть на неё как на историческое событие со стороны.

Гениальный иллюстратор Майофис не иллюстрировал "Бородино". Но образы французских наполеоновских офицеров у него имеются из Бальзака и из Арагона (т.е. до и после русского похода):

Любимый ракурс — всадник на коне — был использован и для обложки с рассказом о Багратионе под названием "Мужество" (1986).

Но Майофис — очень разнообразный художник. В один и тот же период он рисовал по-разному. Для "Полковника Шабера" у Майофиса была пышная манера рисунка, а для "Мужества" — аскетичная. Да и широкоформатные батальные композиции не для Майофиса. Поэтому битва у художника так даётся:

Но всё же есть-таки у Майофиса тема войны Двенадцатого года.

Я обнаружил совсем немного иллюстрированных изданий лермонтовского "Бородино" — половина у меня есть. Но обнаружил и большую любовь читателей как к стихотворению, так и к картинкам из советских книжек. Причём, в свои школьные годы девочки "Бородино" воспринимали с таким же энтузиазмом, что и мальчики. И это несмотря на кровавые подробности. Этот факт (признаться, неожиданный) укрепляет меня в мысли, что стихотворение относится не к военному жанру, а к романтическому. Все эти "ворчащие старики" введены только для отвода глаз. Но сделал это Лермонтов идеально — вершина жанра. Сто лет спустя К.Симонов получит все свои сталинские премии за точное подражание Лермонтову.

Три книжки-картинки, имеющиеся у меня (по порядку как на фотографии): "Бородино" с иллюстрациями О.Зотова (1977), "Бородино" с иллюстрациями В.Шевченко (1983), "Бородино" с иллюстрациями И.Архипова (1982). Любовь читателей выразилась в том, что все эти книжки отсканированы полностью и выложены в Интернет: люди делятся самым дорогим из детских воспоминаний.

Начну с художника В.Шевченко — он самый празднично-эмоциональный. Подлинники рисунков хранятся в музее-панораме "Бородинская битва", что понятно: эти иллюстрации полностью соответствуют концепции Ф.Рубо, да и масштаб тот же. Сканы иллюстраций взял отсюда: https://shaltay0boltay.livejournal.com/11....

Помимо панорамных видов, художник привлек внимание и темой "юного барабанщика" (уже на обложке), с которым читатели-младшеклассники могли себя ассоциировать.

Иллюстраций очень много — книжка толстая (56 страниц) — её уже и в переплёт можно было одевать. Проиллюстрирована каждая строфа: даётся текст строфы, к ней страничная цветная иллюстрация, а следом — цветной разворот. Так что пройдёмся по всем лермонтовскому стихотворению.

1) "Скажи-ка, дядя, ведь не даром

Москва, спаленная пожаром..."

Всё в точности: нарисованы и дядя-старослужащий солдат, и пожар Москвы.

2) "Мы долго молча отступали..."

Масштабная картина отступления — как будто кадр из "Войны и мира" Бондарчука. Такой же размах.

3) "И вот нашли большое поле..."

Художник тщательно рисует как находку поля (Кутузов нашёл), так и само поле — пока ещё мирное. Очень подробное иллюстрирование.

4) "Забил заряд я в пушку туго..."

5) "Два дня мы были в перестрелке...

«Пора добраться до картечи!»..."

Ну вот, кстати, видно, что у Лермонтова имитация солдатского рассказа. «Пора добраться до картечи!» — это речи не солдат, а офицеров (профессионалов войны). Так же кстати, как и ворчание "«Что ж мы? на зимние квартиры? // Не смеют, что ли, командиры // Чужие изорвать мундиры // О русские штыки?» — это же не "старики"-солдаты ворчат, а студенты, поспешившие в армию вольноопределяющимися. П.Вайль и А.Генис писали в "Родной речи":

цитата

"Бородино". Но при всей хрестоматийности оно загадочно — прежде всего, совершенно непонятно, кем оно написано. Кто обращается к читателю? За семь лет до этого, в 1830 году, поэт написал "Поле Бородина", где герой, с одной стороны, по-солдатски стрелял из ружья, а с другой -- обращался к товарищу с университетскими словами: "Брат, слушай песню непогоды: она дика, как песнь свободы". В "Бородине" находим столь же анекдотическое ворчание простых солдат: "Не смеют, что ли, командиры чужие изорвать мундиры о русские штыки?" Изыску за семь лет не убавилось, достоверности и поэзии -- не прибыло.

6) "Прилег вздремнуть я у лафета...

Но тих был наш бивак открытый..."

7) "И только небо засветилось,

Все шумно вдруг зашевелилось..."

Изображённая на страничной иллюстрации знамённая группа больше напоминает стиль советских военно-патриотических плакатов. Панорама с построенными полками — это, конечно, совсем другой стиль. Хотя, скорее, больше подошло бы к Пушкину:

цитата

Люблю воинственную живость

Потешных Марсовых полей,

Пехотных ратей и коней

Однообразную красивость,

В их стройно зыблемом строю

Лоскутья сих знамен победных,

Сиянье шапок этих медных,

На сквозь простреленных в бою.

Почему все эти картинки Лермонтову достались?

8) "И молвил он, сверкнув очами:

«Ребята! не Москва ль за нами?

Умрёмте же под Москвой..."

Художники не могут здесь нарисовать армейского полковника, который эти слова произносит у Лермонтова. Получается непременно генерал на коне с лентой ордена св. Анны, не ниже корпусного командира. Это, может быть, и правильно. Из "Поля Бородина" 1830 года Лермонтов без изменений перенёс в свой шедевр только два куска: про гору кровавых тел, да про "Ребята! не Москва ль за нами?". Но в раннем варианте это говорит не абы кто, а "вождь перед полками". Полковники так говорить не умеют.

Какой размах у художника!

9) "Ну ж был денек! Сквозь дым летучий

Французы двинулись, как тучи..."

10) "Вам не видать таких сражений!..

И ядрам пролетать мешала

Гора кровавых тел..."

11) "Изведал враг в тот день немало,

Что значит русский бой удалый,

Наш рукопашный бой!.."

На последнем развороте историческая правда заставляет художника потихоньку переходить к стадии затухания битвы. У Лермонтова-то окончание строфы: "И залпы тысячи орудий // Слились в протяжный вой…". Это больше к началу битвы относится.

12) "Вот смерклось. Были все готовы

Заутра бой затеять новый...

Тогда считать мы стали раны,

Товарищей считать..."

Иллюстрации — про другое. Рисунки опять больше напоминают взятие Рейхстага сталинских художников. Глухой рефрен Лермонтова "Плохая им досталась доля: Немногие вернулись с поля" из первой и последней строфы художник отображать не стал.

Эта сюита иллюстраций — настоящая батальная живопись, т.е. красивая и оптимистичная.

После пушкинских мотивов "грозы Двенадцатого года" неизбежно выходим на лермонтовское "Бородино".

В советских собраниях сочинений Лермонтова его стихи интересно компонуются: сначала подаются зрелые, начиная с 1837 года и до конца. А ранние идут во втором разделе — типа приложения. У Пушкина юношеские стихи шаблонные, но безупречные по форме. А у Лермонтова ранние стихотворения очень слабые. Лермонтов великим поэтом стал вдруг. И началось всё с "Бородино" — оно как раз и открывало собрание стихотворений ("На смерть поэта" шло следующим). "Бородино" в редакции 1837 года было опубликовано в юбилейный год (праздновали в России, праздновали: маркиз де Кюстин возмущался, что русский царь устроил реконструкцию Бородинского сражения, и русские там победили). А была ещё ранняя редакция "Поле Бородина" 1831 года. Интересно сравнивать: нельзя было и предположить, что родится из раннего варианта.

У меня есть маленькая книжечка со стихотворением Лермонтова и большая книга про войну 1812 года (П.Багин "В грозную пору"). Оба издания проиллюстрированы П.Буниным, оба вышли в издательстве "Малыш". В большой книге — цветные иллюстрации, в маленькой — цветные и монохромные.

"Бородино" проиллюстрировано Буниным неожиданно: по сути, это графический роман про всю войну, а не про отдельный эпизод (в самом конце даже партизаны нарисованы). Подумал сначала, что Бунин для стихотворения использовал свой материал из большой книги. Но нет: "Бородино" вышло в 1967 году, а "В грозную пору" — в 1969 году (если только я не пропустил более раннего издания).

Видимо, при иллюстрировании локального "Бородина" художнику было тесно. Он расширил рамки: и Наполеон, и Кутузов, и ранение Багратиона появились уже на страницах лермонтовского стихотворения. А потом попали в большую книгу, где им и было самое место.

П.Бунин, конечно, не повторяется — он каждый раз рисовал по-разному одну и ту же композицию. В разных изданиях у него остались разные варианты.

Издание "Бородино" было немного библиофильским. Маленький формат (хоть и не совсем миниатюра), небольшой тираж (15 тыс. экз.), твёрдый переплёт и суперобложка. Очень непривычно для "Малыша". Видимо, решили отметить какой-никакой юбилей Бородинской битвы (155 лет). Маленькая книжечка содержит текст лермонтовского стихотворения на русском языке и в переводах на три европейских языка. Наибольшее количество иллюстраций, понятно, в русском тексте. К переводам даётся монохромная заставка и внутри по одному цветному развороту. Вот заставки к иноязычным текстам.

Ну а мы перейдём к подробно иллюстрированному русскому тексту.

Всегда интересно смотреть иллюстрации к самой первой хрестоматийной строфе ("Скажи-ка, дядя, ведь недаром..."). Бунин поначалу действует ожидаемо: "дядя" — это не родственник, а старослужащий. Спрашивают его не племянники, а молодые рекруты. Ну и старик вспоминает себя молодого — богатыря, ясное дело.

А вот к последним строкам про то, что "немногие вернулись с поля" нарисован Наполеон.

Это исторически точная иллюстрация: Наполеон, по воспоминаниям, объезжал Бородинское поле, заваленное "горами кровавых тел". Был в мрачном настроении. Придворные пытались его ободрить, указывая, что на один труп француза приходится три трупа русских (на самом деле, соотношение потерь было меньшим — я, сопоставив разные источники, думаю, что 1:1,3 в пользу французов). Такая иллюстрация — сильный ход художника. Но, видимо, это и повлекло расширение сюиты (раз Наполеон есть, нужен и Кутузов).

Если считать две первые строфы за вступление, то следующие семь строф — это описание событий, предшествующих собственно бою (отступление, два дня стояния на поле, ночь перед боем, призыв полковника). Это самый большой блок в стихотворении. Больше всего иллюстраций к этому блоку и у художника.

1) Иллюстрации расположены в тексте, так что можно увидеть, насколько они соответствуют тексту. Начало: "Мы долго молча отступали". Отступающая армия, которую провожают невоеннообязанные понурые местные жители — тема, вероятно, из более поздних войн, но адекватна тексту. Далее — Кутузов выбирает поле боя (у Лермонтова обезличено: "Нашли большое поле", будто сам рассказчик тоже искал); Кутузов появился как противовес Наполеону. Далее — "забил заряд я в пушку туго"; у Лермонтова — это вечер перед боем, Бунин рисует забивание заряда во время сражения.

2) Иллюстрации с героями стихотворения (которые ворчат, что "пора добраться до картечи" или на биваке "кусают длинный ус") перемежаются с историческими персонажами.

3) Строфу про полковника, который перед боем восклицает: "Ребята! не Москва ль за нами?" Бунин иллюстрирует сценой ранения Багратиона — это стало понятно из сравнения с позднейшей книгой. Но здесь, даже если не идентифицировать генерала (не полковника!), всё равно видно, что его поддерживают — он падает, а не произносит лозунги.

Как ни странно, собственно Бородинскому сражению посвящено только три строфы из четырнадцати. Образы там сильные, символические (хотя есть реальные намёки на конкретику: считается, что рассказчик во время боя был на батарее Раевского)

Батальные сцены — конёк Бунина. Как он передаёт экспрессию боя!

Лермонтов: "Тогда считать мы стали раны, товарищей считать". У Бунина — иллюстрация к "Войне и миру", когда (привожу по памяти) Кутузов был намерен "заутра бой затеять новый", но к нему стали поступать донесения о потерях неслыханных, о потере трети армии; пришло решение о сдаче Москвы... Исторически такая же точная иллюстрация, как и в случае с Наполеоном. Но...

При всей увлекательности бунинского графического романа, сюита к "Бородину" тексту Лермонтова, конечно, не соответствует, а во многом и противоречит концептуально. Лермонтов-то намерено оставил за бортом всех исторических личностей: у него не Наполеон, а "брат-мусью", не Кутузов, а "полковник-хват".

Книга небольшого формата: М.Ю. Лермонтов. Лирика. — М.: ГИХЛ, 1958. В качестве иллюстраций — силуэты Н.Ильина. Приятная книжка, но успеха силуэтов к пушкинской "Лирике" не повторила. А дело в том, что эта книга — не книга художника.

Помещенные в книге силуэты отношения к тексту стихотворения "Бородино", очевидно, не имеют: это общие картинки про войну Двенадцатого года.

Особенно, глядя на узнаваемый силуэт Дениса Давыдова, чувствуешь инородность иллюстраций.

Издание для Н.Ильина было посмертное. Поместили те силуэты, которые нашлись в архиве художника.

Набор открыток: М.Ю. Лермонтов. Лирика. — М.: Изобразительное искусство, 1988. Художник Л.Непомнящий.

Издание набора открыток с иллюстрациями в поздне-советское время было распространено: полиграфия открыток, как правило, превосходила книжную полиграфию. А иллюстрации художников на открытках часто были единственным изданием их сюит к произведениям. Одна открытка к "Бородину": вид боя.

Иллюстрация отсылает не столько к стихотворению Лермонтова, сколько к панораме "Бородинская битва" (худ. Ф.Рубо). Есть у меня открытки и с этой панорамой.

Видать, так и получается, что вся живопись и графика про Отечественную войну 1812 года — это иллюстрации к лермонтовскому "Бородино".