Третье стихотворение в сборнике "Глупая лошадь" приведу целиком (хотя на сканах тоже должно читаться).

Мистер Квакли и мистер Крякли

История загадочная и не слишком длинная.

Мистер Квакли, эсквайр,

Проживал за сараем.

Он в кадушке обедал и спал.

Мистер Крякли, эсквайр,

Погулял за сараем,

И с тех пор мистер Квакли пропал.

После спокойных разминочных стихотворений с открытым концом Левин предлагает серьёзную для младенческого ума загадку, разгадать которую помогают иллюстраторы.

В поздних изданиях (которых у меня в детстве не было) автор к слову "эсквайр" делает сноску: "английское слово". Хорошее пояснение. Думаю, что если я в первый раз у родителей спрашивал про эсквайра, то получил, вероятно, такой же ответ. А так меня этот "эсквайр" не беспокоил (мне запомнилась, что много позднее я озадачился ненадолго этим "эсквайром" в рассказах про Шерлока Холмса — а оказывается, это была вторая встреча).

Худ. С.Калачев (1969)

На первом развороте Калачёв иллюстрирует первую строфу: счастливый лягушонок с зонтиком, в котелке и галстуке-бабочке. На жилище — бочонке — герб эсквайра.

На втором цветном развороте — утка, после прогулки которой лягушонок исчез. Тяжело было придти к выводу, что утка съела лягушонка — ведь прямо об этом не говорилось, оставался шанс, что мистер Квакли не погиб. Но суровый иллюстратор Калачёв не оставлял шанса: подробное изучение рисунка показало, что зонтик и котелок перешли к мистеру Крякли, а из клюва у него свисает галстук-бабочка. Сильное потрясение от разгаданной недоговорённости.

Худ. Е.Антоненков (2004/2014)

Антоненков, конечно, более плотно и цветасто отобразил историю. Он жалеет маленьких читателей: из реквизитов победы над лягушкой — только флажок, прихваченный уткой. Конечно, и портрет пожранного мистера Квакли, водружённый непосредственно в кадушке, смотрится как установленный памятник... Но всё же шансы на чудесное спасение остаются.

Худ. М.Спехова (2019)

Ну а Спехова вовсе избегает трагичной нотки: у неё и лягушка, и утка живы и существуют в одном времени. Ну, значит, её читатели размышлениям над открытым концом предаваться не будут.

После "Обыкновенной истории" следующее стихотворение в сборнике "Глупая лошадь" — "История с сундуком". Снова на полном английском сурьёзе описывается: индюк везёт сундук, встречная корова пристаёт ("что в сундуке?"), индюк отказывается отвечать ("мы не представлены"). Так и бодаются.

Текста много, поэтому Калачёву места под чёрно-белый рисунок почти не осталось.

Второй разворот стихотворения целиком занят цветным рисунком. На нём — противостояние индюка и коровы. А что в сундуке — до сих пор неизвестно.

Такая концовка должна была бы разочаровать меня в раннем детстве. Но припоминаю, что с удовольствием вникал в этот процесс. Парадокс.

Надо признать, Антоненков поточнее нарисовал коллизию этой истории (и именно элементы с этой коровой на форзаце-нахзаце изобразил).

У Спеховой забавно вышел индюк.

А корова — вялая.

В книжке, которую иллюстрировал Чижиков — совсем другая проблема с индюком и сундуком. И авторы другие. Но компания, в которой Левин вращался — вся в духе "капустников". Кто там чей мотив подхватил — они и сами не могли точно вспомнить. Такой у них был общий котёл: Воронель, Муха, Левин. Ну а нам — рисунок Чижикова.

"Обыкновенная история" — первое стихотворение в сборнике "Глупая лошадь", который является имитацией детской английской абсурдной поэзии (и этот абсурд, как всякая хорошая адаптация, — более рафинированный абсурд, чем в подлиннике).

Стихотворение про щенка, который гулял, гулял (долго гулял — в 10 строках) и вырос. Комизм ситуации — контраст той обстоятельности, с которой повествуется о гуляниях щенка, и совершенно банального вывода.

Сейчас я бы усмотрел в названии стихотворения пародию на традиционные темы русской литературы — но, вероятно, здесь обратная пародия: у англичан в "Обыкновенной истории", действительно, обыкновенная история.

Макет новосибирской книжки 1969 года с рисунками Калачёва был подчинен строгой схеме. Каждому стихотворению посвящено два разворота. На первом развороте маленькая цветная картинка в углу на левой стороне, там же текст, а на правой стороне чёрно-белый рисунок. Сканы чёрно-белых страниц из современного переиздания книжки взяты мною из этого ЖЖ: https://remochka.livejournal.com/3106.html. В поздних переизданиях с рисунками Калачёва макет тот же, но в текст иногда добавлены забавные примечания Левина.

Вот он — щенок, гуляющий по дождливому Лондону начала XX века.

Зовут лондонского щенка "не то Пушок, не то Дружок". В позднейшем примечании (в новосибирском издании 1969 года его не было) даётся лингвисткомментарий комментарий этого казуса.

Второй разворот стихотворения целиком занят цветным рисунком. Калачёв никаких стадий взросления щенка не рисует: вот он маленький бродит, а вот он уже большой сидит (с медалями).

Антоненков, видимо, решил, что юмора у автора маловато. Изобразил обычную для собачников историю: очаровательный щеночек вырос в жуткую образину.

Вот и спалился Антоненков — он, конечно, кошатник. Ну-ну, посмотрим, как он кровожадные истории про кошек из "Глупой лошади" будет иллюстрировать.

Так вот представила себе эту историю Черняк: в газете пропечатали.

У Спеховой получилось очень современненько — коллаж в соцсетях: я со щенночком, а через год пёс со мной.

Круговорот собак у Иваново.

Брей представил классические повествовательные иллюстрации. Национальный колорит — скорее, русский.

Очень мило, конечно.

В дошкольном детстве моей любимой книжкой был сборник "Глупая лошадь". Слушал стихи, которые читали мне родители (в отведённое время), и постоянно рассматривал картинки (всё время). Удивительно то, что для малыша абсурдистские стишки с английскими корнями были близки и понятны — более, чем наша традиционная детская классика. Автор завораживал, требовал расшифровки. Думаю, впрочем, что если бы мне в детсадовском возрасте перед сном читали и перечитывали "Войну и мир", она бы стала любимой книгой — а так нет, только на втором месте после "Глупой лошади". Всегда удивляюсь, слушая про то, как взрослые решают: "Это ребёнку ещё рано".

Взрослым я очень-очень долго не мог найти эту книжку, хотя обложка, как я потом понял, постоянно попадалась на глаза. Во-первых, тексты я искал не там: был убеждён, что это стихи Маршака , а оказалось Вадима Левина. Во-вторых, в моей памяти иллюстрации представали как многоцветные полотна какого-нибудь Рубенса, а не линеарные рисунки Спартака Калачёва. Всем знакомая аберрация памяти. Вспомнил всё лет пятнадцать назад благодаря случайности. Вот она — книжка 1969 года.

Потом узнал, что этот корпус стихов Левина в наше время проиллюстрировал Е.Антоненков.

Ну а потом уж накопились и другие издания стихов Левина в иллюстрациях разных художников.

Вот оно — региональное издание "Глупой лошади" (Новосибирск, 1969) с рисунками незабвенного художника С.Калачёва (тираж 175 тыс. экз.). Квадратный формат для тех времён указывает на библиофильские претензии издательства. Сдержанное оформление переплёта. Кстати, имени автора на переплёте нет.

Столь же сдержанный титульный лист, где проставлено имя Левина и дана характеристика сборника: пересказы, подражания, переводы с английского. Прямо указать на мистификацию автор не рискнул (или издатель не позволил).

Форзац, дающий представление о технике цветных иллюстраций (прозрачное тонирование).

Зеркальный нахзац.

Следующее переиздание с иллюстрациями Калачёва точно в таком же макете выйдет в Харькове в 1992 году, но там уже будут иронические пояснения Левина, дающие понять, что никакие это не переводы. В текст были внесены некоторые смешные примечания. Потом, начиная где-то с 2004 года "Октопус" будет переиздавать книгу в неизменном макете вплоть до наших дней (сейчас продаётся переиздание 2021 года с чуть обновлённой обложкой).

Пишут, что в 2004 году сборник "Глупая лошадь" перевели на английский, и он вышел в американском издательстве «Pumpkin house» с рисунками выдающегося иллюстратора наших дней Е.Антоненкова. Году в 2012 с этими рисунками сборник выходил на украинском языке (поди, с английского переводили). А в 2014 году вышел, наконец, на языке оригинала в издательстве "Махаон".

На переплёте и титульном листе ёрнический подзаголовок: "Самые новые старинные английские баллады" (указание на мистификацию).

"Предисловие переводчика": сначала сочинить до-подлинный перевод, а потом пускай англичане переводят обратно. Поэтому перевод на английский для американского издательства — это, конечно, завершающая точка в литературной игре.

Ну, и форзац-нахзац. Антоненков умеет использовать эти места — они ведь иллюстратору отданы и должны быть декларацией художественного оформления книги.

Сборник новых стихов Левина, изданный в 2015 году в Харькове с милыми иллюстрациями художницы И.Черняк. Из "Глупой лошади" будет три стихотворения.

Форзац, раз уж завелась такая привычка.

Наша "Нигма" издала расширенный сборник стихов Левина в 2019 году в серии "Весёлый Альбион" с иллюстрациями современной художницы М.Спеховой. Почти все стихи из "Глупой лошади" присутствуют.

Подзаголовок всё совершенствуется: "Новейшие старинные английские баллады и стихи в до-подлинных переводах на русский".

"Предисловие переводчика" тоже расширяется.

Форзац вот такой есть.

Вероятно, наиболее полный сборник сочинений Левина (и его соратницы/соавтора Р.Мухи), изданный "Октопусом" в 2017 году. Книга-перевёртыш. С одной стороны — художественные произведения. Есть кое-что из "Глупой лошади".

С другой стороны перевёртыша — методические труды. Иллюстрации С.Ивановой в этом сборнике — не самое главное.

Стихи Левина успела проиллюстрировать Алиса Порет (начинавшая еще в 1920-х гг., иллюстратор первого русского "Винни-Пуха"). Сборник стихов Левина про котов в первый раз вышел в издательстве "Малыш" в 1978 году. Издательство "Мелик-Пашаев" переиздало его в 2014 году.

Из "Глупой лошади" только одно стихотворение, совсем мало из этой книжки будем смотреть. Так что можно в качестве знакомства полюбоваться первым разворотом с лунным пейзажем.

Ещё одно переиздание. В 1972 году "Малыш" выпустил ширмочку со стихами Левина и иллюстрациями известного советского художника А.Брея. В 2016 году "Речь" любовно переиздала сборник в виде книжки-малышки.

Из "Глупой лошади" здесь тоже только одно стихотворение (заглавное).

И ещё одно переиздание. В 1968 году "Малыш" выпустил книжку под авторством Н.Воронель и Р.Мухи с иллюстрациями легендарного В.Чижикова, находящегося в своей лучшей форме. В 2018 году "Лабиринт" переиздаёт книжку с добавлением авторства Левина.

В этой книжке, строго говоря, нет стихотворений из "Глупой лошади", но есть некие первоначальные наброски (варианты) этих стихотворений. Всё равно интересно.

Закончили мы обзор иллюстраций разных художников к "Мухе-Цокотухе", а я всё время вспоминал о Конашевиче: его первой сюите времён НЭПа и последней сюите времён Оттепели (которую сейчас массово и издают). Про его "Муху-Цокотуху" поздне-сталинских времён старался не вспоминать.

А был у Конашевича ещё один опыт долгого иллюстрирования детской классики — это "Пожар" Маршака. От самого первого издания 1923 года (чуть пораньше "Мухи-Цокотухи"), где обложку рисовал сам Кустодиев.

И до последнего варианта иллюстраций, который так и остался поздне-сталинским (и его сейчас массово издают).

У меня в живую имеются такие издания:

1) К.Чуковский, С.Маршак. Стихи для детей. — М.: Русский раритет; АСТ, 2003. Помещены рисунки Добужинского и Конашевича к первым изданиям 1920-х гг.

2) С.Маршак. Детям. — М.: АСТ; Астрель, 2006. Помещены рисунки Конашевича, Лебедева, Пахомова преимущественно к изданиям поздне-сталинской эпохи.

Книги годятся для того, чтобы получить общее представление об иллюстрациях и макете (частично). Покупал когда-то именно для того, чтобы сравнить ранние варианты иллюстраций с поздними.

Вот воспроизведение в этих книгах обложек/титульных листов "Пожара"

Сейчас в Интернете можно найти качественные сканы с оригиналов — буду пользоваться ими.

Вот титульный лист первой сюиты Конашевича 1923 г.

В среде ценителей книжной графики первый вариант 1923 года считается шедевром. Сканы из первого издания — через посредство серии "Избранные детские книги советских художников" — с сайта Музея детской книги (от donna_benta).

Вот промежуточный вариант 1928 г. (издано в 1930 г.). Сканы отсюда: https://www.togdazine.ru/article/2146.

Если первый вариант был изысканным в стиле "мирискусников", то второй вариант — плоские рисунки, более подходящие под общий стиль советской детской книжки-картинки Двадцатых.

Был ещё подвариант 1937 г., на Фантлабе имеется скан обложки (см.), по которой видно, что рисунки стали реалистичными, но ещё не кондовыми (в такой мягкой манере в 1960-е гг. потом Майофис работал).

Но внутренних иллюстраций изданий 1937 года обнаружить не удалось. Ю.Молох писал про этот вариант:

цитата

В 1930-е годы образ в книжной иллюстрации требовал убедительности живой натуры. И потому Конашевич в тринадцатом издании "Пожара" (1937) прибегнул к свободному рисунку цветными карандашами, рисунку, обладающему качествами живого наброска с натуры. И здесь обнаружились те потери, которые стали очевидны позднее. Книга стала утрачивать свой действенный характер. Остродинамичный сюжет получил скорее пейзажную трактовку. Позднее с обложки и вовсе умчалась пожарная упряжка, ее заменило статичное изображение пожарного депо (1947).

Ну то есть пока это были вопросы по содержанию, а вот к сюите 1952 года возникли вопросы и по форме...

Вот обложка книги с последней сюитой 1952 г.

Этот-то последний — поздне-сталинский — вариант и считается свидетельством глубокого упадка творчества Конашевича.

Варианты Двадцатых годов: от изысков к простоте.

А в 1952 году начало стихотворения было построено по модели "раньше и теперь": раньше старинная каланча, а "теперь не надо каланчи", теперь у пожарных "есть бетонный дом". Соответственно, и картинок потребовалось больше.

Всё стало фундаментальным и вялым.

Мама Леночки уходит на рынок и оставляет её одну. Эту маму Конашевич рисует только в самой первом и самом последнем варианте — тем явственнее разница. За тридцать лет и Леночка, и её мама из растрёпок превратились в благообразных прилизанных гражданочек. Лене это пошло на пользу, её маме — нет. Конашевич в свой самый ранний период умел создавать пленительные женские образы.

В первом варианте поступок девочки был ожидаем — видно, что это егоза без особого родительского присмотра. В позднем варианте мы от такой приличной девочки не ждём нарушения правил обращения с огнём. А она вот подожгла — умышленно, наверное. Стала девочка персонажем, не вызывающим сочувствия. Конашевич вон и кошку назойливо втыкает в поздние рисунки. Не помогает — вина противной Лены тем тяжелее, есть подозрение, что она кошку-то и хотела погубить.

Ну вот, огонь из печки выскочил.

В вариантах Двадцатых годов сами граждане до приезда пожарных пытаются бороться с огнём.

В варианте 1952 года этого нет ни в тексте, ни на рисунках. Государство окрепло, самодеятельности не надо.

В 1923 году красиво несутся упряжки на пожар — как кавалерия в бою. В 1928 году — просто факт, больше на парад похоже (парады становились всё краше, про конные бои всё больше забывалось).

А вот в 1952 году величаво едут пожарные машины по столице — вроде и не торопятся. Да, пропало в рисунках движение. Сонное царство.

Книжка про трагедию, но в Двадцатые бурные годы и Маршаку, и Конашевичу битва с огнём представлялась в романтических красках. Молодость, революция... Но зато в варианте иллюстраций 1923 года это настоящая битва с огнём, захватывающая и увлекающая. Настоящая живопись. Настоящие жертвы — вон с какой высоты двое пожарных падают ("злой огонь ревёт и пышет, двух пожарных сбросил с крыши").

В 1928 году — просто комикс. Но зато можно всё в подробностях рассмотреть. Пожарные всё ещё падают, но уже с небольшой высоты.

В 1952 году вся динамика исчезла. Скучные люди топчутся на крыше и не падают.

Интересно в тексте: в первом издании на помощь топорнику Кузьме спешат младшие — "десять бравых молодцов", в изданиях начала 1930-х гг. — "девятнадцать молодцов", а в издании 1952 года — "трое рослых молодцов" (и Кузьма уже не топорник — просто пожарный). Не числом, а умением...

Изумительный момент в тексте 1923 года: благодарные жители падают в ноги Кузьме и благодарят пирогами. В рисунках у Конашевича чествование Кузьмы (по Маршаку) такое же, как чествование Комара (по Чуковскому).

Уже в издании 1930 года этот фрагмент исчезает из текста. За хорошую службу государство благодарит, а не частные лица. Ну а уж ноги целовать, а нос задирать...

Кузьма на крыше кошку спас и теперь её виновнице пожара вручает. Уморительная сцена в сюитах Двадцатых годов. Переплелись чувства: пожарный хочет девчонку прибить, но гасит свой порыв намеренно грубым движением.

А в 1952 году — просто сентиментальная сценка. Да к тому же на обложку вынесенная (ну какой же это пожар?).

Послевоенная мода, быть может: могучий спаситель и ребёнок? Был ведь вариант обложки у Конашевича (в последнем варианте текста Кузьма сначала Лену из горящей квартиры выносит, а потом за кошкой лезет):

В первом издании на второй и третьей странице обложки были вот такие медальоны: поджигательница и тушитель.

Во втором варианте на обложке остался медальон одного Кузьмы.

Отъезд пожарных. Наглядное представление о смене манеры художника.

Из статьи Ю.Молока (здесь) об издании 1952 года (и тексте, и иллюстрациях):

цитата

Но эти новые строки, новые рисунки повествовательны, а не действенны, они не включены в живую динамичную ткань рассказа (в рисунке простое перечисление подробностей, акцентированы полосные иллюстрации). Подобные изменения, на наш взгляд, ослабляют напряженность и драматизм происшествия, приобретают порой черты голой назидательности

Это Молок в 1961 году высказывался так академично, позднее — с гораздо большим неприятием писал об этом периоде.

В отличие от "Мухи-Цокотухи" Конашевич не стал перерисовывать иллюстрации к "Пожару" в своей новой "оттепельной" манере. Может быть, и потому, что Чуковский сохранил свой хулиганский текст, а Маршак свой — изувечил. Так и осталась последняя сюита к "Пожару" памятником поздне-сталинской иллюстрации.

Издательство "Мелик-Пашаев", которое перевыпустило первый вариант иллюстраций к "Мухе-Цокотухе" переиздало также и "Пожар". Но с иллюстрациями 1952 года (видимо, правообладатель текста — а это, вроде бы, АСТ — не позволил взять первый вариант текста, а к последнему варианту текста только иллюстрации 1952 г. и подходят). Удивительно здесь то, что современная целевая аудитория (а это "мамочки") плевалась от картинок Конашевича 1924 года к "Мухе-Цокотухе" и радовалась картинкам Конашевича 1952 года к "Пожару". Товарищ Сталин знал, какое искусство нужно народным массам и мамочкам.