Ещё одно стихотворение из сборника "Глупая лошадь", которое позволило мне в раннем детстве испытать восторг: я разгадал его смысл, восполнил логические лакуны (художник Калачёв, понятно, помог).

История очень смешная: один английский профессор видит в реке своего коллегу и светски с ним беседует. На вопрос профессора, стоящего на мосту, тёплая ли вода, профессор из реки отвечает: "Буль-буль". А ещё у этого профессора из реки английская фамилия — Буль. Вообще смешно.

Цветной рисунок к стихотворению не оставляет сомнений: профессор утонул. Я это понял, а профессор на мосту — нет. Позже этому подберётся название "английские чудаки и оригиналы".

Вот так сюрприз! Нет этой истории в сборнике, с иллюстрациями Антоненкова. Не думаю, что это прихоть нашего издателя. Видимо, в таком составе сборник издавался в 2004 году в США. Американский издатель посчитал историю со смертельным концом неуместной для детской аудитории? Напрасно. Полагаю, психической травмы на этом стихотворении заработать нельзя. Почему-то в детском возрасте жалость вызывали съеденные на страницах этой книги лягушка и мышка, а английский профессор — нет. Он же сам утонул... Да и к тому же, это в английской традиции: "Три мудреца в одном тазу...".

Спехова элегантные рисунки сделала.

Не так очевидно, утонул ли профессор. Но пытливый ум найдёт правильный ответ на рисунке: оказывается, это цилиндр профессора Буля (закамуфлированный под трубу парохода) покачивается на волнах, а лягушка ошеломлённо (ковыряясь в ноздре) смотрит в глубины реки. Утоп таки.

Очередная история из сборника "Глупая лошадь". Английский колорит обеспечен иностранным именем главного героя. Использован весьма язвительный юмористический приём.

Рассказчик желает сообщить какой-то важный факт из жизни Джонатана Билла. Надо сначала напомнить, что это за персонаж — это который убил медведя, купил кенгуру, учил петь козу и т.п. — так вот, этот Джонатан Билл очень любил компот!

Не могу сказать, понял ли я в детстве смысл этого нонсенса, но позже всегда радовался этому приёму, будто узнавал старого знакомца. Этот приём, например, идеально подходит для пародий на квази-научные исследования. Но есть и трагическая нотка. Петрарка про себя так говорил: я, который сонеты писал, писал их на итальянском языке, писал их про Лауру, так вот — я на латыни создал поэму "Африка"!

Сложно придумать концепцию иллюстраций к этому стихотворению. Калачёв даёт просто повествовательные картинки. Художника впечатлила коза, которую по нотам учили петь (поющая коза и на форзацах книги запечатлена).

На цветном развороте просто собраны эпизоды из жизни любителя компота. Хотя персонаж, конечно, получился забавным и запоминающимся.

Антоненков создал графический эквивалент стихотворения. Рисует меленько все геройские подвиги Билла (лечение ячменя опускает — не геройский), и даёт крупный финал: Билл, неопрятно пожирающий компот.

У Спеховой сходная концепция: меленькие подвиги и крупно питиё компота. Но она превратила нонсенс в мелодраму: ничто человеческое могучему пирату Биллу не чуждо, вот компот пьёт после подвигов. Но это несколько иная тема, и совсем не смешная (это про латышеского стрелка, который после работы котика приласкал).

Милая пастораль: рассказчик вспоминает, как в детстве в деревне он дружил с бычком.

На чёрно-белой иллюстрации Калачёва босоногое английское детство.

На цветном рисунке: начало XX века, малоэтожный сити, выросший рассказчик стал клерком. Вспоминает бычка из детства. Просит передать ему привет.

Понятно, в этой трогательной истории нет места прозаическим вопросам о возрасте и предназначении бычков.

Антоненков повторяет иллюстративное сопровождение сюжета: мальчик в деревне, взрослый в городе.

И даже появляется третья иллюстрация, что продиктовано макетом книги. Бычок совсем не повзрослел, остался в памяти "дурачок дурачком".

Сборник, который в наши дни проиллюстрировал Антоненков, по составу в точности соответствует первому изданию 1969 года. Но порядок стихотворений в нём другой. Так вот, в первом издании "История с бычком" находится посередине, а в нынешнем сборнике эта история самая последняя, завершающая. Прощание с детством.

У Спеховой интересная композиция: в легендарной лондонской телефонной будке — портал в детство.

И у Ивановой милая картинка получилась.

После бытовой зарисовки о зимних английских забавах ожидаешь от Левина какой-нибудь настоящий английский нонсенс, требующий разгадки. А тут такой короткий диалог:

цитата

– Мистер Сноу! Мистер Сноу!

Вы придете в гости снова?

– Через час. Даю вам слово.

– Вот спасибо, мистер Сноу…

Что художники думают по этому поводу?

Картинка из моего раннего детства. Изысканные англичане: мистер Сноу и семейство, с которым он прощается. Все вежливы, приятно улыбаются (мальчик несколько насмешлив). Ну ладно...

А вот мистер Сноу вернулся, как и обещал. Все в недоумении и (кроме девочки) не очень-то довольны. Но с чего? Сами ведь звали и радовались, что он через час вернётся.

Вспоминаю и своё детское недоумение: разве в этом соль стихотворения? Разглядывание персонажей (а в раннем детстве это было многочасовое — с перерывами — разглядывание) никакого скрытого смысла не выявило. Оно, конечно, было полезно — сравнивание благодушных и недовольных физиономий. Примеры двуличия взрослых в реальной жизни уже были продемонстрированы (в глаза гостям одно, за глаза — другое). Но чего-то явно не хватало. Когда через сорок лет вновь погрузился в любимую книжку, тоже ничего не смог придумать

И только спустя ещё несколько лет Антоненков раскрыл мне секрет: речь идёт о снеге. Это же по английски надо было читать: Mr. Snow!

Испытал поначалу обиду за своё детство — не дал мне предыдущий художник Калачёв возможности разгадать загадку, не туда направил. Потом подумал, что иллюстрация со снегом вообще бы меня запутала (родители мои предвоенных годов рождения — в школе да в институте учили не слишком усердно немецкий язык). А так хоть что-то домыслил...

Спехова, понятно, тоже разгадала каламбур.

Но вот что интересно: Левин — автор текста — рисунок Калачёва в издании 1969 года принял. И нынешнее, и советское законодательство об авторском праве воспрещало без согласия автора снабжать произведение при его издании иллюстрациями. Понятно, авторы и сейчас и тогда вынуждены юридически соглашаться с выбором издателя (потом могут бухтеть, как, например, Успенский по поводу первых иллюстраций Алфеевского к "Крокодилу Гене"). Но сотрудничество писателя с художником всё же было. В нашем случае, видимо, повлияли тогдашние способы коммуникации. Левин в Москве, Калачёв в Новосибирске — в лучшем случае, прислали по почте (не электронной) какие-нибудь гранки, менять что-то концептуально было поздно. Левин, наверное, просто махнул рукой.

В левинском сборнике мистификаций чередуются истории-головоломки с описательными стихотворениями. После разрешения нелёгкой задачи с котом-драчуном предлагается пасторальная семейная зарисовка. Никаких мам — про них пусть Благинина пишет. У нас — английский папа катается со снежных горок с сынишкой и кошкой. Кошка, кстати, мирная. Но она не так впечатляет, как дикая, коварная и опасная тварь из предыдущих стихотворений.

В моём детстве ухайдакиваться в снегу мне предлагалось самостоятельно. Оставалось только завидовать тому, что было нарисовано на картинке.

Одежда персонажей вполне современная. Шляпа с наушниками — иностранный шик. Чуть позже в других книжках увидал Ленина-гимназиста в фуражке с наушниками — никакого сравнения!

Что ещё делать после зимних игр на улице?

Сборник Левина на время полностью оказался забытым. Эта картинка — единственная, которая никогда не исчезала из моей памяти.

Антоненков решил восполнить отсутствие привычного едкого юмора в этом стихотворении. Персонажи получились несколько окарикатуренными.

Хотя, если уж искать в этой истории какой-нибудь нонсенс, то он заключается в том, что англичане в русской зиме (многоснежной) ведут себя по-русски (на санках с гор катаются).

Композиционно Спехова в своих рисунках пошла по тому же пути, что и Антоненков (даже мотивы снеговиков повторяются).

Цилиндр папы и чепец бабушки призваны, видимо, обеспечить английский колорит викторианской эпохи. Так-то считается, что такие зимы (и соответствующие забавы) в Англии бывали в XVII веке: и шекспировские времена, и Пётр Первый ещё успел на коньках покататься на льду Темзы.

Вот художница Черняк не стала мудрить с ретроспективностью. История происходит в наши дни. Правильно подчёркивается, что бабушка в тексте кормит семейство сосисками — какая уж тут старая Англия.