Михалков очень простой писатель. В молодости это была его сильная сторона. В зрелые годы он писал скучные, грубо сделанные вещи. Премированная сказка "Сон с продолжением" — из ряда поздних произведений.

К этой сказке я обращаюсь только потому, что к ней существуют две сюиты иллюстраций прославленных советских художников: В.Чижикова и А.Кошкина.

У Чижикова иллюстрации (15 штук) впервые были напечатаны в "Мурзилке" в 1983 году (№ 1-5), и неоднократно потом печатались в сборниках сказок Михалкова советского и пост-советского периода (у меня, например, книга от издательства "МИФ", 1993). Кошкин делал сюиту иллюстраций (30 штук) для первого отдельного издания сказки (1984).

Мне в детстве "Сон с продолжением" читать не пришлось. Лет 10 назад пробовал читать по случаю приобретения иллюстрированного издания для коллекции, но не смог дочитать — очень неудобно было за Михалкова. Вижу только, что главные герои — девочка и ожившая кукла-шелкунчик в образе прекрасного молодого человека с эполетами, а главный злодей — мышиный король. Гофман, да? А посвящена сказка Андерсену. Михалков был не чужд постмодернизма. Сюжет для нас не важен: сравниваем параллельные сцены двух художников.

Период пышного увядания советского строя — время настоящего плюрализма в книжной иллюстрации. Чижиков — это забавный карикатурист, осваивавший в иллюстрации европейское направление 1960-х гг., а Кошкин — это постмодернист, вглядывающийся в эпоху Возрождения. Где ещё они могли бы одновременно проиллюстрировать одно произведение?

1) Журавль, служащий в сказке средством передвижения, вынесен обоими художниками на заглавные листы.

2) Действие происходит в условном старинном европейском городе.

3) Главная героиня любит спать — потому что ей снятся волшебные сны. У Чижикова по инерции ребёнок, любящий спать, изображён карикатурно. А у Кошкина — сочувственно нарисована девочка, уходящая от серой реальности.

4) Девочка Люба во сне попадает в дом к мастеру игрушек (и его жене).

5) Доставшийся девочке Щелкунчик.

6) Всё, Щелкунчик очеловечился, оседлал журавля и забрал с собой советскую девочку Любу.

7) А, нет, не всё. В гостях у снежного короля и королевы. Кого-то ищут.

8) А теперь в гостях у красивых принцесс-сладкоежек.

9) А вот цель путешествия: красивая женщина Парлипа и безобразный Николас с летучей мышью на плече (имена персонажей мы узнали благодаря подписям под картинками Кошкина).

10) Как гласит подпись под картинкой, "Николас занёс над Мило изогнутый меч". О, имя Щелкунчика узнали — над ним меч занесён.

11) Конец мышиного короля (сидел на плече у злого Николаса). Летучая мышь с короной поражена детской туфелькой.

12) Конец сказки. Оказывается, туфелька не убила мышиного короля, а превратила его в обыкновенную мышь. И случайный кот эту мышку съел. Вот это фантазия у Михалкова! А Чижиков-то как обрадовался: коты — это его конёк. А Кошкин кошек не рисует — вот его форзац/нахзац.

Сюита Кошкина к этой сказке — одна из лучших в творчестве художника. Явное превосходство графической интерпретации над текстом. Помещаю все иллюстрации в одном файле pdf во вложении к этой статье.

У Михалкова было хорошее педагогическое чутьё: "Фома" — предвестник всех "вредных советов". Успех бешеный.

Стихотворение "Фома" в раннем детстве на многих произвело сильное впечатление. На меня тоже. Я долгое время был уверен, что слова взрослых "Фома неверующий" — это про михалковского персонажа. Наверное, Михалков рассчитывал именно на такой эффект (снижение пафоса библейского персонажа), т.е. в некотором роде стихотворение можно считать антирелигиозным. Поэтому, как я думаю, несмотря на нелюбовь советской педагогики к популяризации отрицательных персонажей, "Фома" Михалкова никогда не подвергался официальному шельмованию.

"Фома" — стихотворение, написанное двадцатидвухлетним Михалковым в 1935 году (в том же году, что и "Дядя Стёпа").

В отличие от Дяди Стёпы, персонаж по имени Фома не подвергался переоценке, текст стихотворения не менялся. Даже официальная советская критика иногда подчёркивала, что выдающиеся заслуги перед детской литературой были только у молодого Михалкова. Так вот, мне кажется, что именно "Фома" демонстрирует составляющие успеха молодого Михалкова. Это жизнерадостный чёткий ритм, калейдоскоп увлекательных эпизодов и минимум морализаторства.

Есть особенность и с точки зрения иллюстрирования... Художникам места для творчества здесь нет. Стихотворение настолько кинематографично, что художники покорно отрисовывают одни и те же кадры — ладно хоть, в после-сталинскую эпоху поощрялась оригинальность манеры рисунка.

Иллюстрировали "Фому", как и все стихотворения Михалкова многие художники.

1) Самым ранним из известных мне иллюстраторов, создавший полную сюиту, был К.Ротов (книга "Весёлые стихи", 1940).

2) Несколько раз обновлял свою сюиту Г.Вальк (книжка "Про мимозу", 1954, 1965, 1972, 1980). По обложкам очень хорошо видно, как, оставаясь узнаваемой, слегка менялась манера художника в соответствии с духом времени.

3) Отдельным массовым изданием выходило стихотворение с иллюстрациями Ю.Узбякова (1965).

4) Была книжка на украинском языке с иллюстрациями Г.Ясинского (Киев: Веселка, 1968). Героя зовут Хома (наконец-то, понял, что это за имя такое у гоголевского семинариста Хомы Брута — в архаичном русском языке нет звука [ф]). Возможно, художник этой книги — известный художник Г.Ясинский, манера которого ещё не сформировалась в те далёкие годы.

5) У Ф.Лемкуля есть несколько вариантов сюиты (сборники, иллюстрированные Лемкулем: "Детям" (1973), "Весёлый день" (1979) и сборник с иллюстрациями разных художников "Мы с приятелем", 1980).

6) Есть несколько иллюстраций из уже известного нам сборника с иллюстрациями позднего А.Каневского "Вчера, сегодня, завтра" (1976).

7-8) Пример советской книгоиздательской политики (московское отделение "Детской литературы"): подарочное — вытянутый формат — издание с иллюстрациями прославленного художника Б.Диодорова (1979) и стандартная книжка массовой серии с иллюстрациями малоизвестной художницы Е.Кольцовой (1977). А рисунки прелестные и там, и там.

9) Выпускались открытки, нарисованные В.Гинуковым (1980).

10) Современные иллюстрации В.Юдина в массовом издании "Лучшие стихи" (2016)

Как представляли себе художники Фому? Казалось бы, это должен быть противный мальчишка с неизбежными ассоциациями на библейского Фому. Библейские ассоциации в момент создания стихотворения, скорее всего, предполагались остро сатирическими (в духе воинствующих безбожников).

1) К.Ротов в довоенных иллюстрациях даёт карикатурный образ. Фома — забавный персонаж шуточного стихотворения.

2) У Г.Валька вариации на протяжении 25 лет.

а) Сначала, в 1954 году Фома — пухлый мальчишка (стандарт послевоенного времени) с капризным выражением лица (многое прощалось детям войны).

б) В 1965 году Фома похудел и стал более самоуверенным (это уже послевоенное советское поколение, в массе своей рождённое от образованных родителей).

в) В 1972 году всё такой же самоуверенный Фома демонстрирует рост благосостояния советских людей.

г) А в 1980 году Фома (очередное поколение), остающийся всё таким же модником, вновь пополнел и, вместе с детской припухлостью, снова стал больше капризным, чем заносчивым.

3) У Ю.Узбякова в 1965 году Фома — унылый туповато-ограниченный школьник. Отрицательные черты детского упрямства выходят на первый план. Ирония михалковского текста трансформируется в бичующую сатиру.

4) В украинском переводе не "упрямый Фома", а "упэртый Хома". Сочное слово "упёртый", видимо, изначально присутствовало в литературном украинском языке. А вот в словаре русского языка Ушакова (время написания стихотворения) "упёртый" в значении "упрямый" зафиксировано не было. В современных словарях русского языка "упёртый" как упрямый всё ещё помечается как простонародное (разговорное). Но теперь оно воспринимается как особая степень упрямства — "упрямый как баран". Упрямый Фома (библейский тоже) может признать заблуждение, упёртый — нет. Думаю, художник воспринимал "упёртый" именно в значении русского разговорного языка. Михалковский Фома вышел крайне неприятной личностью — он теперь ещё и озлобленный.

5) Ф.Лемкуль, в 1973 году уже пожилой человек, более снисходителен к детям: в начале стихотворения Фома у него улыбчивый ребёнок, который более дурачится, демонстрируя своё упрямство. Однако к концу стихотворения он тоже превращается в хмурого упёртого персонажа — девочки над такими смеются.

В чёрно-белом варианте 1980 года видно, как Фома стремится быть в центре внимания, специально озадачивая окружающих своим неадекватным поведением. Детское поведение, чуть-чуть выбивающееся из нормы.

6) А.Каневский, ещё один художник старшего поколения в 1976 году, тоже показывает разудалого Фому, довольного произведённым эффектом. Тут уже видится выдвижение новой концепции с обвинением в адрес родителей: ребёнок компенсирует недостаток внимания к себе. Вполне в духе тогдашней советской педагогики.

7) Молодая художница Е.Кольцова в 1977 году Фому не демонизирует — обычный подросток.

8) Б.Диодоров — мыслящий художник, который старался глубоко проникнуть в психологию персонажей (Пятачка из "Винни-Пуха", например). Соответственно, трактовки персонажей у Диодорова оригинальные. Фома в книге 1979 года — настоящий фанатик. Может, этот образ был навеян темой несгибаемых (упэртых?) советских диссидентов?

9) Мультяшный образ Фомы без особой глубины у В.Гинукова.

10) Современный Фома в исполнении В.Юдина. Говорит рэпом и подтанцовывает сам себе. Типичный ребёнок XXI века.

Михалков перечисляет странности Фомы. И первые из них — отрицание погодных условий. В дождь Фоме предлагают надеть галоши, он отказывается и гуляет без галош (редко какое довоенное детское стихотворение обходилось без упоминания этих резиновых изделий). В дождь без галош — это ещё простительно. Но совершенно безумными выглядят зимние прогулки Фомы.

цитата

Мороз.

Надевают ребята коньки.

Прохожие подняли воротники.

Фоме говорят:

«Наступила зима».

В трусах

На прогулку выходит Фома.

Что думают по этому поводу художники?

1) К.Ротов в 1940 году не вполне определился в своём отношении к этому эпизоду. На одной картинке (в тексте) у него гордый Фома, идущий под дождём, противопоставляется Фоме, умирающему от холода. Окружающие в этом случае онемели от ужаса — смотрят на Фому неверующего и сами не верят в то, что видят. А на другой картинке (страничной) Фома в трусах идёт по зимней улице, чванливо задрав нос. Окружающие глядят на него с иронией.

2) У Г.Валька в разных вариантах эпизод подан с некоторым равнодушием: Фома мёрзнет и, вроде бы, сам не понимает, зачем ему это надо. Окружающие довольно равнодушны к происшествию. В сравнении с рисунками Ротова становится понятным, что реакция прохожих может много прибавить к психологической трактовке эпизода.

3) Ю.Узбяков, у которого Фома был изначально представлен неприятным типом, развивает своё отношение к герою: Фома не кичится своим поступком, но прохожим его не жалко — у них на лицах написана неприязнь.

4) Г.Ясинский подаёт эпизод по-своему. Фома важно вышагивает по морозу, не заметно, что он страдает. Идущие вслед за ним тепло одетые взрослые и дети воспринимают прогулку Фомы как нормальное явление (для них это привычно). А на заднем плане группа малышей-детсадовцев смотрит на Фому заворожено (наверное, в первый раз такое увидели). В 1968 году Фома попал в мейнстримную струю — занимался "моржеванием". Допущение плюрализма быстро выводит Фому из маргиналов в кумиры (для малышей точно).

5) У Ф.Лемкуля тоже нет осуждения. Фома, гуляющий в дождь без галош, вызывает интерес у девочек (ну а зачем он ещё так делает?). А на зимнюю прогулку Фомы в трусах вообще никто не обращает внимания: приелось, несмотря на то, что Фома повышает ставки.

6) У А.Каневского столкновение поколений. И Фома явно смотрится выйгрышно рядом с примороженным дедком (а, может, и не дедком, но тем хуже).

7) И у Е.Кольцовой ведь тоже ординарная ситуация: Фома бодро вышагивает (мороз его не берёт), прохожий с лыжами (здоровый образ жизни) Фому одобряет, его жена-клушка осуждает, а их маленький сын поражен (он явно завидует Фоме). Реакцию собаки просчитать сложно.

8) У Б.Диодорова гордый Фома стойко переносит насмешки маменькиных сынков. Но уже не все дети его третируют, многие внимательно изучают политическую программу маленького диссидента Фомы.

9) Попытка В.Гинукова вернуться в 1980 году к представлению о стихотворении как о бесконфликтной шутке выглядит пресновато. Постмодернизм на дворе.

10) Показательная интерпретация у В.Юдина в рисунках XXI века. Сверстники Фомы рады развлечению — они пританцовывают рэп, извещают весь мир о том, что в трусах на прогулку выходит Фома. Ни осуждения, ни удивления, ни сочувствия. На телефоны не снимают (видать, рисунки сделаны до прорыва в массовой мобилизации), но почва для необратимых изменений в психологии уже подготовлена: чистая радость — какой инфоповод!

В скудную на литературу ужасов советскую эпоху эпизод со сном Фомы, где его заглатывает крокодил на реке Конго очень будоражил воображение малышей. Художники не упускали возможности поупражняться в дозволенном хорроре. Впрочем, у всех иллюстрации получились не страшные, а забавные. Психологизма тоже особого нет — крокодилы неэмоциональны. Комментировать нечего, а отснятые картинки выбрасывать жалко (все картинки кликабельны).

1) Худ. К.Ротов (1940)

2) Худ. Г.Вальк (1954, 1980)

3) Худ. Ю.Узбяков (1965)

4) Худ. Г.Ясинский (1968)

5) Худ. Ф.Лемкуль (1973)

6) Худ. А.Каневский (1976)

7) Худ. Е.Кольцова (1977)

8) Худ. Б.Диодоров (1979)

9) Худ. В.Гинуков (1980)

10) Худ. В.Юдин (2016)

Восхищаюсь краткостью Л.Кудрявцевой, которая дала запоминающуюся галерею образов Дяди Стёпы от Иванушки-дурачка до гламурного супермена (см.). Она настоящий учёный, отсекающий все избыточные аргументы в подтверждение намеченной концепции. Но мне всё равно было интересно сравнить первые знаковые сюиты иллюстраций к "Дяде Стёпе".

Иванушка-дурачок — это самый первый образ Дяди Стёпы в иллюстрациях А.Каневского в книжке 1936 года (вероятно, таково было первоначальное видение и Михалкова). Сугубо положительный плакатный образ — это иллюстрации И.Кеш-Проскурякова в книге 1949 года. Сравним все рисунки последовательно.

Вот эти книжки:

Издание 1936 года с иллюстрациями Каневского отсюда: https://kid-book-museum.livejournal.com/5....

Издание 1949 года с иллюстрациями Кеш-Проскурякова отсюда: https://shaltay0boltay.livejournal.com/54....

Пара слов про текст. Было четыре редакции. Первоначальный вариант (который опубликован в книжке 1936 года с иллюстрациями Каневского) был очень быстро переработан Михалковым: пара сокращений и добавление двух важных эпизодов обнаруживаются уже к 1940 году. Во время или сразу после войны текст дополнился эпизодом боевых действий и заменой краткой характеристики всей службы Дяди Стёпы (этот вариант даётся в книге 1949 года с иллюстрациями Кеш-Проскурякова). А потом (после 1949 года) эпизод боевых действий был вырезан автором — получилась каноническая редакция, которую печатают до сих пор. Так что в сегодняшнем обзоре первая и третья редакции текста. Количество эпизодов разное.

1) Жили-были

Прекрасные зачины молодого Михалкова: без раскачки, с ритмом, заставляющим бросить все дела и переключиться на стихи.

цитата

В доме восемь дробь один

У заставы Ильича

Жил высокий гражданин,

По прозванью Каланча,

Интересно, что первый иллюстратор Каневский (который сам читал стихи в первый раз) покорно следует за текстом: показывает улицу, дом, дверь в квартиру, но не самого Степана. А Кеш-Проскуряков, знающий стихи наизусть (для 1949 года это уже презумпция) сразу даёт портрет главного героя — для него интриги не существует.

2) Ботинки и штаны

Трудности с обувью и одеждой для негабаритной фигуры.

Каневский считает, что это уморительно. Кеш-Проскуряков рисует скучную примерку обуви — вокруг Степана крутятся дети, сочувствуют ему; читатели, видимо, тоже соболезнуют, может даже вздыхают об отдельных недостатках советской торговли.

3) Примерка одежды

цитата

Купит с горем пополам,

Повернется к зеркалам —

Вся портновская работа

Разъезжается по швам!

Иллюстрация Каневского к этому эпизоду показывает, что он воспринимал стихотворение как шутку, да ещё и усилил это восприятие своей карикатурной манерой. А у Кеш-Проскурякова в этом эпизоде лёгкая грусть: чуть-чуть разошлись швы; смеха это вызывать не должно.

4) Собаки-Еда-Сон-Книги

У Михалкова залпом следуют характеристики великана.

а)

цитата

Он через любой забор

С мостовой глядел во двор.

Лай собаки поднимали:

Думали, что лезет вор.

б)

цитата

Брал в столовой дядя Степа

Для себя двойной обед.

в)

цитата

Спать ложился дядя Степа —

Ноги клал на табурет.

г)

цитата

Сидя книги брал со шкапа.

Для Каневского это все — комичные эпизоды, из которых он не упускает ни одного. А вот у Кеш-Проскурякова этих эпизодов нет: зачем смеяться над Степаном, не надо этого.

5) Кино

цитата

И не раз ему в кино

Говорили: — Сядьте на пол,

Вам, товарищ, все равно!

Этот эпизод оба художника подают одинаково (с поправкой на разные манеры рисования).

6) Стадион

цитата

Но зато на стадион

Проходил бесплатно он:

Пропускали дядю Степу —

Думали, что чемпион.

Каневский рисует просто стадион: он разбавляет рисунки с главным героем рисунками с отвлеченными сценами. Кеш-Проскуряков не такой: у него нет ни одного рисунка без Дяди Стёпы.

6) Змеи и парады

Залп положительных характеристик Дяди Стёпы: он снимает воздушных змеев с проводов, поднимает детей на парадах, по утрам принимает душ и чистит зубы.

Интересно, что Каневскому эти эпизоды неинтересны (правда, эпизод со змеем на проводах у него вынесен на обложку). Наверное, Каневский решил, что такие характеристики не являются обязательными в логике шуточного стихотворения. Показательно, что Каневский отказался даже от иллюстрирования политически грамотной строфы:

цитата

И того, кто ростом мал,

На параде поднимал,

Потому что все должны

Видеть армию страны.

А ведь ни один иллюстратор, кроме Каневского, не рискнул проигнорировать эту строку. Кеш-Проскуряков, понятно, не проигнорировал.

4) Работа на заводе

Оказывается, в первой редакции Дядя Стёпа был пролетарием: работал на заводе, он был "слесарь и монтёр", как позднее указал Михалков ("Дядя Стёпа в Красной Армии", 1940). Каневский вновь чередует портреты главного героя с отвлечёнными картинками: вот путь на завод глазами Дяди Стёпы.

Во второй редакции (ещё довоенной) указание на работу на заводе исчезает. С тех пор мы ничего на знаем про занятия Степана до призыва на флот. Жизнь у него со второй редакции стала сплошным праздником.

6) На осле и верблюде

Михалков бывал очень небрежен в отделке своих стихов. Сделав прекрасную первую редакцию "Дяди Стёпы", во второй редакции он слабо согласовал некоторые изменения.

а) Вот в первой редакции у него была строфа про то, как

цитата

Всех томит июльский зной.

Нет ни тучки над Москвой.

Дядя Стёпа в летнем парке

День проводит выходной.

И в этом парке он катается на осле и верблюде. Это (зной в летнем парке и катания там же) рисует Каневский. А во второй редакции вводная строфа про выходной в парке исчезла. И получился такой текст: Дядя Стёпа чистит зубы, но на завод не идёт и выходного не ждёт. Он сразу едет на осле по центру Москвы — "по бульвару". Такая у него теперь работа. Кеш-Проскуряков вынужден рисовать именно такую последовательность.

б) Прыжок с парашютной вышки — довоенный аттракцион во всех ЦПКИО. В первой редакции на этом развлечения в парке заканчивались. Но во второй редакции военно-прикладной аттракцион был дополнен ещё и стрельбой в тире (это пришлось иллюстрировать Кеш-Проскурякову).

в) Во второй редакции всё никак не может Дядя Стёпа прекратить праздник: ещё и маскарад в парке поздно вечером (исторически-то это корректно, конечно: до войны маскарады на свежем воздухе были в порядке вещей). Сцены из второй редакции иллюстрирует только Кеш-Проскуряков.

7) Спасение утопающего

Настоящий подвиг: Дядя Стёпа спасает жизнь тонущему младшекласснику. Но рисует это только Кеш-Проскуряков, потому что в первом варианте этого эпизода не было.

Чем плохи продолжения удачных произведений — автору приходится действовать в уже заданной парадигме и оправдывать ожидания читателей. Получаются повторы ситуаций. Когда Михалков выпустил официально вторую часть Степаниады "Дядя Стёпа — милиционер", герою пришлось спасать бабку на льдине. Но там Михалков хотя бы резко изменил антураж: зима, а спасение происходит путём подхвата через перила моста.

8) Дядя Стёпа — семафор

В первом варианте были (и сохранились во всех последующих вариантах) общественно-полезные поступки (не подвиги). Это больше соответствовало первоначальной концепции добродушного Иванушки-дурачка. Вот предупреждение о повреждённом ж/д пути. Это тоже может быть подвигом, но только для пионеров (специальной медали как за спасение утопающих или за отвагу на пожаре за это не предусмотрено). Это только помощь машинисту, который и так обязан был заметить размытые пути.

Второй неофициальной частью Степаниады (о которой все постарались забыть) была постыдная халтура Михалкова "Дядя Стёпа в Красной Армии" (1940). Там эпизод с Дядей Стёпой-семафором тоже повторялся (остановка польского воинского эшелона).

9) Дядя Стёпа на пожаре

И участие в пожаротушении может быть подвигом, но Дядя Стёпа спасает не людей, а голубей. Это было хорошо нащупано Михалковым: уровень именно детской литературы без излишнего пафоса.

Понятно, что к таким шутовским подвигам в первом варианте надо было добавить душещипательное Спасение тонущего ребёнка, раз Михалков решил превратить Дядю Стёпу из весёлого нескладного простака в монумент "Рабочий и колхозница" для детей.

10) Медкомиссия

Сцена, появившаяся только начиная со второго варианта (поэтому Каневский её не иллюстрирует). Михалков наращивал общественно-политическую составляющую. Подробно перечислены роды войск, а Кеш-Проскуряков всё это подробно рисует.

В издании 1949 года Дядю Стёпу призывают в армию во время войны, причём, судя по наличию погон у комиссии — не ранее 1943 года (простительное упрощение).

11) Дядя Стёпа на войне

Эпизод из третьего варианта. Дядя Стёпа достаёт из воды фашистский флаг потопленной подлодки.

Мало кто из художников успел проиллюстрировать этот фрагмент (третий вариант просуществовал совсем недолго). Так что картинка Кеш-Проскурякова — редкость.

12) Дядя Стёпа вернулся

Понятно, что у возвращения Дяди Стёпы со срочной службы была совершенно разная атмосфера в довоенном и послевоенном варианте.

В 1936 году Дядя Стёпа так описывает свою службу:

цитата

Заходите! Сто историй

Расскажу вам про акул.

И про то, как в Чёрном море

Я двенадцать раз тонул.

В 1949 году (и до сегодняшнего дня) рассказ другой:

цитата

Про войну и про бомбежку,

Про большой линкор «Марат»,

Как я ранен был немножко,

Защищая Ленинград.

а) Дяде Стёпе дети, конечно, рады (так у Михалкова и написано). Но у Каневского они рады как дети — не отвлекаясь от своих дел. А у Кеш-Проскурякова дети побросали все свои дела.

б) Ходоки у Дяди Стёпы. 1949 год.

Быстро же Дядя Стёпа стал восприниматься как ум, честь и совесть дошколят.

В 1976 году Каневский сделал новые иллюстрации к "Дяде Стёпе" вот в этом сборнике":

Картинок стало поменьше:

Манера художника изменилась, стала мягче. Карикатурности стало поменьше. Картинки сделались подобрее. Впрочем, в 1976 году разухабистый и смешной Дядя Стёпа всё равно не был бы востребован. В каноническом позднем варианте "Дядя Стёпа" — вещица довольно безвкусная. Вообще непонятно, почему плакатный Степан Степанов считается культовым персонажем. Только потому, что читают в младшей группе детского сада?

Наверное, первый вариант текста "Дяди Стёпы", менее идеологизированный и менее назидательный, был бы предпочтительнее для современных детей (раз уж всё равно издают). Понятно, что с отказом от канонического варианта не получится, но хотя бы картинки для современных детей могли бы быть в манере раннего Каневского. Художники ведь способны своей интерпретацией освежить даже сталинский плакатный образ.

Собирая иллюстрированные книги, невозможно было, даже без особого желания, не скопить солидное собрание книг Михалкова.

Разные иллюстраторы, вроде бы богатый материал для сравнений и обобщений. Но я неожиданно обнаружил, что даже если брать по-настоящему прекрасные стихи раннего Михалкова, обзоры иллюстраций к ним будут невыносимо скучными. Художники лишены возможности как-то выразить себя. Михалков всё образно показал в своих дидактических стихотворениях ("я у стенки", "у меня дрожат коленки" и т.д.), картинки не нужны. В этом сила морализаторской поэзии Михалкова. Его лирическая поэзия тоже черезчур предметна для лирики: "Дело было вечером...". Все вынуждены рисовать городской двор с компанией ребятишек. Потом взрослые читатели могут вспоминать самый любимый рисунок к этим стихам, но это будет рисунок "шаблонных" художников типа Чижикова, Лемкуля или Васильева-и-Булатова: они что ни нарисуют, всё будет хорошо, при этом все персонажи будут одинаковые и оторванные от текста. Здесь текст вообще не важен (у меня, например, во младенчестве любимым занятием было рассматривать "шаблонные" карикатуры Чижикова — и неумение прочесть подписи к рисункам нисколько не мешало наслаждению).

В то же время, существует прекрасный обзор иллюстраций к "Дяде Стёпе" из книги Л.Кудрявцевой "Собеседники поэзии и сказки". Это идеальный образец анализа, снабжённый необходимым и достаточным иллюстративным рядом (это эссе в формате pdf я прикрепил внизу).

"Дядя Стёпа" — приключенческий роман (первая и лучшая часть трилогии). Его интересно не только иллюстрировать, но и интерпретировать. Какую тенденцию выявила Кудрявцева?

1) Сталинский период.

Очень сильно в СССР отличалось предвоенное искусство, которое начали всерьёз ограничивать года с 1934-го, но ещё сохранялась инерция "золотого века" детской книжки-картинки 1920-х гг., и послевоенное искусство, когда "сталинский ампир" вытеснил все другие направления.

а) А.Каневский в 1936 году

цитата

воспринял Дядю Стёпу как персонаж абсолютно комический... Просто какой-то Иванушка-дурачок. И лицо дурашливое. В общем, остроумная шутка.

б) В 1949 году И.Кеш-Проскуряков рисует совсем другого Дядю Стёпу

цитата

За десять лет Дядя Стёпа вырос в образцового гражданина... Получился жизнеутверждающий плакат.

2) После-сталинский период.

Тоже разные времена: "Оттепель", Семидесятые, Восьмидесятые.

а) К.Ротов. 1957 год:

цитата

Его Дядя Стёпа тоже весьма положительный мужчина, но нарисован с улыбкой

б) Ю.Коровин. 1971 год:

цитата

Внёс лирическую ноту, декоративность. Какой же это "Дядя" да ещё "Стёпа"! Приятный спортивный молодой человек с мечтательностью во взоры... Такая книжная жизнерадостная иллюстрация. Таков и герой. Тоже, конечно, плакатный.

в) В.Гальдяев. 1984 год (первый вариант), 1987 (второй вариант):

цитата

Грубоватое лицо, накачанные мускулы, лёгкая самоуверенность, заломленная на затылок белая кепка... Веселится и ликует весь беспечный народ.

От себя добавлю: это был первый опыт историзма в стёпаниане. Через 50 лет Дядю Стёпу вернули в его довоенное время. И это время — грубоватое и крикливое — представлялось таким художнику. Я не знаю, какого происхождения был Гальдяев (родился в Москве в 1938 году), но он принадлежал к поколению, родители большинства из которых были полуграмотными выходцами из деревни. Это взгляд поздне-советских интеллегентов на свои корни: трогательно, неуютно и немного стыдно.

г) Р.Вольский. 1988 год:

цитата

Нарисовал его таким аккуратненьким подтянутым франтом. Красавчиком, как бы сейчас сказали, гламурным.

Новые прочтения старых произведений становятся наглядными в иллюстрациях разных эпох. Эволюция образа Дяди Стёпы от Иванушки-дурачка до гламурного супермена впечатляет.

Иллюстраций к "Дяде Стёпе" было больше, чем привела в пример Кудрявцева. Но сюиты таких, например, первоклассных художников как Сутеев (см.), или Мазурин (см.) — при своём создании ничего не добавляли к развитию образа героя, уже закреплённого в этот период. Пост-советские молодые художники тоже ничего нового не привнесли в стёпиниану. Но всё же можно добавить пару слов к обзору Кудрявцевой.

Мартовский номер "Мурзилки" за 1998 год был посвящён юбилею Михалкова. Блеснуло целое созвездие поколения поздне-советских художников-концептуалистов. Иллюстрировать "Дядю Стёпу" выпало М.Бычкову. Художник вернул персонажей стихотворения в 1935 год. Это возвращение вышло совсем не таким, как у Гальдяева десять лет назад в советское ещё время. Сейчас, в 1998 году, получилось милое ретро с очаровательным советским допризывником в настоящей футболке. Мейнстримом это в конце Девяностых не было.

1) Мирная жизнь Дяди Стёпы.

2) Мирные подвиги Дяди Стёпы.

Сложно объяснить, почему Кудрявцева в своих книгах и статьях упорно игнорирует художника Ф.Лемкуля. Может, потому что это "шаблонный" художник, который критику не интересен. Но ведь столь же "шаблонного" Чижикова она в своей книге не забывает. Что-то личное, наверное, лежит в основе этого умалчивания. А я вот думаю, без Лемкуля не получится полноценного обзора стёпанианы. Хотя иллюстрации Лемкуля стоят настолько особняком, что могут поломать любую стройную концепцию.

У меня имеются две книги Михалкова, проиллюстрированные Лемкулем.

Первое издание крупноформатной книги "Детям" было в 1969 году (а последнее стереотипное, скорее всего, в 1973 году). Сборник обычного формата "Весёлый день" первым изданием вышел в 1979 г. — через 10 лет после большой книги. Для советского общества эти 10 лет — эпоха больших изменений: жить стало лучше, жить стало скучнее.

В книге 1969 года Дядя Стёпа — забавный и беззаботный. Лемкулю в период 1960-х гг. это было свойственно — он и совершенно хулиганского Хармса в это время проиллюстрировал озорными картинками (1967). Дядя Стёпа получился разбитным, как в довоенное время, когда его воспринимали как Иванушку-дурачка. А потому что Лемкуль наслаждался "оттепелью", которая дала ему — уже пожилому художнику — второе дыхание и, наконец-то, собственную оригинальную манеру. Лемкуль выпал из общей тенденции лакировки образа Дяди Стёпы.

А что же в книге 1979 года? Лемкуль перерисовал рисунки. Изменил персонажей чуть-чуть, а настроение совсем другое. Дурашливость исчезла. Как будто, в самом деле, Лемкулю указали на отклонение от генеральной линии в трактовке "Дяди Стёпы", и он всё переделал с нескрываемым раздражением. В целом, это может служить подтверждением концепции Кудрявцевой о наведении лоска на образ Дяди Стёпы.

В издании 1969 года иллюстраций к "Дяде Стёпе" очень много: отображён каждый эпизод. В 1979 году гораздо меньше картинок. Будем смотреть только те, которые совпадают в обоих изданиях (т.е. все из книги 1979 г. и некоторые из ранней книги 1969 г.). Полная сюита из книги 1969 г. приведена   вот здесь, например: https://kidpix.livejournal.com/1895315.html.

Итак, смотрим и сравниваем. Один и тот же Дядя Стёпа десять лет спустя.

1) Представление.

1969 год: у Дяди Стёпы непропорционально длинные и тонкие ноги (как на ходулях, что сразу настраивает на балаганную атмосферу). Лицо — расплывшееся в улыбке. Толпы народа — идут по своим делам, только малыш пялится на сказочного великана.

1979 год: ноги пропорциональные! Всё, не будет цирка. Обыкновенная дылда. Дядя Стёпа всё так же молод, но он теперь солидный гражданин, не лыбится. И широко известный: добропорядочные дети выстроились для приветствия вдоль пути уважаемого Степана.

2) Поездка на осле.

1969 год: многочисленная публика по-разному реагирует на то, как комично-длинноногий Стёпа едет на осле. Но можно заметить и эмоциональных граждан, радостно приветствующих цирковой номер.

1979 год: в глазах народа недоумение и возмущение. "Сколько можно мучить ослика?". За Степана всем неловко.

3) В тире.

1969 год: Дядю Стёпу окружают какие-то персонажи, не идентифицированные в тексте. Но эти персонажи сплошь колоритные, что поддерживает атмосферу карнавала.

1979 год: Степан совсем один, он никому не интересен со своими ногами обычных пропорций.

4) Спасение утопающего.

1969 год: Дядя Стёпа, шагающий по воде, по-прежнему комичен. Хотя он в первый раз без улыбки (ребёнок чуть не погиб). Публика (включая рыбок) продолжает вносить элемент абсурда даже в серьёзное дело спасения на водах. Комичен даже спасённый младшеклассник с зелёным лицом.

1979 год: Степан не просто не улыбается, он явно взбешён из-за маленького паршивца. Публика настроена серьёзно и даже трагично.

5) Медкомиссия в военкомате.

1969 год: комично и многолюдно.

1979 год: обмельчал Дядя Стёпа, с ним теперь пара скучающих докторов справится.

6) Отпуск моряка.

С эпизодом возвращения моряка Дяди Стёпы такая история. В 1935 году он, понятно, пришёл в отпуск с флота мирного времени. В войну или сразу после войны Михалков сделал вставку о военном приключении Дяди Стёпы: он, не покидая советского корабля, своими длинными руками сорвал флаг с мачты фашисткого судна (я в начале 1970-х гг. смотрел диафильм с этой вставкой). Потом этот эпизод выпал и осталось только упоминание о войне, о ранении. Так что в последнем каноническом варианте текста Дядя Стёпа получил отпуск по ранению (война, вероятно, ещё не закончилась). Но большинство поздне-советских художников помещают действие стихотворения в современную обстановку. Поэтому между текстом и рисунками возникает временной диссонанс, на который предпочитают не обращать внимания.