Не все издательства успели к пушкинскому юбилею 2024 года. Значимые статусные книги продолжают выходить в нынешнем году. Очень большого размера том: "Пиковая дама" (М.: Волки на парашютах, 2025) с вновь созданными иллюстрациями последнего из Трауготов. Серьёзное дополнение пушкинианы Г.А.В. Траугот.

Это так называемая "Книга художника" (издатель обозначил это, как теперь принято, "Арт-бук Траугота").

Манера Трауготов, потрясшая шестьдесят лет назад первых читателей, сохранилась в общих чертах и до наших дней (что неизбежно и естественно). Несколько направлений в манере Трауготов можно выделить, самая колючая из этих манер — чёрные линеарные рисунки на белом или слегка подсвеченном фоне. "Пиковая дама" выполнена в этой манере.

Безрадостная сюита. Цветовая гамма — бледно-грязноватая. В рисунках — полный сумбур: приём, намеренно доведённый до предела. Сюжет "Пиковой дамы" всем известен, можно отдаться впечатлениям. Провокационность Трауготов по-прежнему взбадривает пушкинистов.

Начальные листы — введение в сюиту.

1) Форзац: руки игроков на зелёном сукне. Уже классический сюжет для иллюстраторов "Пиковой дамы" (см.). Но сукно у Траугота побуревшее, отнюдь не радостного изумрудного оттенка.

2) Минималистическое заглавие. Но это ещё отнюдь не титул.

3) Разворот, на котором Пушкин вглядывается в "омрачённый Петроград". А следующий разворот — уже титульный. Мельтешение профилей.

4) Идут вступительные развороты: эпиграф к повести в целом и шмуцтитул первой главы. К эпиграфу — двойная пиковая дама, к шмуцтитулу — главный герой с двоящимся профилем.

5) Следующие развороты: эпиграф к первой главе и собственно начало главы.

Не так уж мало художников иллюстрировали пушкинские эпиграфы в "Пиковой даме". Был у меня даже отдельный обзор (см.) — но там художники вслед за Пушкиным играли с эпиграфами: давали их в иной технике, чем основные иллюстрации, выдвигали свои толкования. У Траугота такого разделения иллюстраций нет.

В книге страничная иллюстрация на одной стороне каждого разворота (а на полях другой стороны часто небольшие зарисовки), а кроме того и целые иллюстрированные развороты постоянно встречаются. Подробнейшее иллюстративное сопровождение текста. Это свойство Трауготов — рисовать обо всём, иллюстрировать каждую строку. В советское время их редакторы останавливали, а теперь некому.

Примеры построчного иллюстрирования второстепенных эпизодов, случайных мыслей.

1) Из Третьей главы.

цитата

...молоденькая, быстроглазая мамзель принесла записочку из модной лавки. Лизавета Ивановна открыла ее с беспокойством, предвидя денежные требования, и вдруг узнала руку Германна.

— Вы, душенька, ошиблись, — сказала она, — эта записка не ко мне.

— Нет, точно к вам! — отвечала смелая девушка, не скрывая лукавой улыбки. — Извольте прочитать!

<...>

— Это писано, верно, не ко мне! — И разорвала письмо в мелкие кусочки.

— Коли письмо не к вам, зачем же вы его разорвали? — сказала мамзель, — я бы возвратила его тому, кто его послал.

Когда-то я восхищался, что Панов единственный догадался эту очаровательную сцену проиллюстрировать (см.). Вот теперь и рисунок Траугота в базе имеется.

2) Из Шестой главы

цитата

Две неподвижные идеи не могут вместе существовать в нравственной природе, так же, как два тела не могут в физическом мире занимать одно и то же место.

Вот оно как — идеи бьются на мечах за место в голове.

Пройдёмся по моментам повести, которые я когда-то назначил ключевыми с точки зрения иллюстрирования.

Подробнейшее изложение переговоров графини. Выбираю сцену беседы с мужем (в память об этой сцене у Шухаева — см.).

Метания-то у Германна, понятно, душевные. И вот такие состояния только Трауготы и умели выражать в рисунке.

Вопреки впечатлению, которое хотел создать молодой Пушкин, художник с пониманием отнёсся к старости — графиня тверда умом.

Три абзаца Заключения. Если другие художники и рисуют здесь что-то, так только одного Германна. Траугот не таков, для него эти несколько строк — кладезь психологии. Значение пушкинского эпилога оценено слабо, что приводит к конфузам. Году в 1983-м в передаче "Что? Где? Когда?" знатокам показали последнюю сцену оперы Чайковского (Германн стреляется, Лиза топится) и спросили: "А как у Пушкина?". Они с трудом вспомнили, что Германн в первоисточнике сошёл с ума, но Лизу всё-таки утопили.

Траугот просвещает будущие поколения, показывает, как там у Пушкина на самом деле.

1) Германн, действительно, сошёл с ума. Это трауготовская стихия — очень сильная иллюстрация.

2) Разворот. Слева — Томский, который произведён в ротмистры и женится на княжне Полине. Странно, что Пушкин выделил этого второстепенного персонажа (видимо, его роль в пружинах сюжета мною не до конца осознана). Но художник всё равно поторопился (сразу от первого к третьему абзацу перескочил). Ничего, на правой стороне разворота дана судьба всех — помимо Германна — персонажей: Лиза обнимает мужа, Томский опять венчается, у Лизы завелась воспитанница.

3) И ещё разворот! На сей раз отдельная иллюстрация посвящена многозначительной ремарке: "У Лизаветы Ивановны воспитывается бедная родственница". Уж, понятно, как её Лиза воспитывает (по образцу воспитательной тактики старой графини). Утопилась Бедная Лиза у Карамзина. А пушкинская Лиза не бедная — топиться в альтернативной русской литературе будет её воспитанница. Кто там такой зелёный на правой стороне разворота? Сумасшедший Германн?

Вероятно, это были наброски разных вариантов иллюстраций к Заключению. Художник, видать, выбросить что-то не решился, а издатель не стал проявлять редакторский диктат. Ну и славненько. Можно Заключение к "Пиковой даме" отдельным иллюстрированным изданием выпускать с комментариями.

Летом 2024 года издательство "Нигма" подписало в печать книгу "Руслан и Людмила" с иллюстрациями нашего старейшего художника А.Иткина, которые он в возрасте девяносто трёх лет создал для этой книги.

Старая школа создания макета: крохотные рисуночки ("марки") в начале и в конце.

Иткин сделал иллюстрации подчёркнуто реалистичными. И без скидок на малышню как на основных слушателей и разглядывателей "Руслана и Людмилы".

Поскольку места для фантасмагорий в сюите Иткина места нет, к сказочному Вступлению он даёт только зыбкие образы — просветы меж реалистичной листвы.

Закрываем второй том избранных произведений Пушкина (Пятигорск: Снег, 2024) с иллюстрациями О.Граблевской.

Большим сюрпризом стало включение в это собрание сочинений "Бориса Годунова", разные иллюстрации к которому мы не так давно смотрели. Теперь вот иллюстрации Граблевской.

В сюите к "Борису Годунову" художница отказалась от "трауготовского" приёма (лёгкие контуры по яркому фону) — иллюстрации получались слишком праздничными. "Бориса Годунова" Граблевская воспринимает как слишком тяжёлую драму и выбирает классические приёмы рисунка. Академизма, к счастью, не получается. Из особенностей — хоть единой заливки листа нет, он всё равно весь закрашен.

Образ Бориса решён традиционно, в соответствии со схемой, заданной Пушкиным.

1) Царь Борис и лукавый царедворец Шуйский.

2) Мальчики кровавые в глазах и тяжёлая шапка Мономаха. Сохранившаяся многоцветность рисунка хорошо передаёт страстность эпизода.

3) Царь Борис с детьми. Здесь интересный выбор у художников. Эпизод с сыном, который склонился над картами — это державные мечты про то, как просвещённая Россия войдёт в европейскую семью. Эпизод с дочерью, которая потеряла жениха-европейца — это семейное горе. Граблевская выбирает эпизод с дочерью.

1) Первое появление самозванца у Граблевской. Он ярко-рыжий и с белесыми глазами. Эти черты взяты из розыскных примет у Пушкина: "А ростом он мал, грудь широкая, одна рука короче другой, глаза голубые, волоса рыжие, на щеке бородавка, на лбу другая". Другие художники Самозванца рисовали, опираясь на его прижизненный портрет — там выпирались бородавки и неправильные черты лица. Граблевская как раз рисует Самозванца без бородавок, с очень правильными чертами. Ну и ярко-рыжее пятно на рисунке — сильный приём.

2) А, вот где у Самозванца ярко-голубые глаза — при свете дня. Такой вот голубоглазый ариец-оппозиционер. Самозванец в польском платье, но и Курбский, перешедший к нему, тоже в иностранном обличьи — как будто и нет русских в шайке Самозванца.

Сцена у фонтана. В мелодраматические эффекты Граблевская не верит. Вялая Марина, вялый Самозванец.

1) А вот диалог царя и юродивого страстным получился (юродивый-то тоже голубоглазый).

2) Последняя сцена у Граблевской: "Народ, народ! в Кремль! в царские палаты! // Ступай! вязать Борисова щенка!". Радостный народ (в первых рядах — голубоглазый) в своей родной стихии.

И никакого "Народ безмолвствует". Свидетели третьей русской Смуты не склонны к пушкинскому оптимизму.

Продолжаем открывать второй том избранных произведений Пушкина (Пятигорск: Снег, 2024) с иллюстрациями О.Граблевской.

Праздник полноцветной графики продолжается: дополняются обзоры "Египетских ночей" и первых двух из "Маленьких трагедий". Приёмы всё те же: яркие фоны разных цветов, рисунок быстрой кистью на этих фонах. Волшебно.

Неоконченная повесть Пушкина, привлекавшая немало иллюстраторов — и, в первую очередь, богоподобного Кравченко (тут). Две линии, рассказ в рассказе.

Первая линия — современная (для Пушкина): поэт Чарский встречает итальянца-импровизатора и помогает ему устроить концерт. Вот они у Граблевской: русский поэт, мучительно работающий, и вдохновенный свыше импровизатор.

Вторая линия: поэма, на ходу сочиняемая итальянцем — легенда о Клеопатре ("Скажите: кто меж вами купит // Ценою жизни ночь мою?"). Вызвались трое претендентов.

Некоторых художников привлекает в этой линии эротизм, который они домысливают. Но мы не знаем, чем дело кончилось (повесть обрывается). Граблевская тоже не знает.

К "Скупому рыцарю" из "Маленьких трагедий" — большой цветной разворот. Художница посвятила его схватке на рыцарском турнире, о котором мы знаем со слов Альбера.

Основная линия пьесы (противостояние отца и сына) оставлена без внимания.

"Моцарт и Сальери" проиллюстрирован двумя рисунками исчерпывающе (действия там почти нет — мучаются художники, пытаясь создать полную сюиту). Вот Моцарт приводит к Сальери уличного скрипача. Болотный фон с болотным скрипачом, тёмным Сальери и светлым Моцартом.

А вот на кроваво-венозном фоне ярко-красный (кроваво-артериальный) Сальери подымает тост в честь синюшного Моцарта.

А тень выдаёт Сальери-лицемера: тень заносит кинжал над Моцартом. Ну надо же...

Во втором томе избранных произведений Пушкина (Пятигорск: Снег, 2024) есть много много произведений, иллюстрации к которым разных художников мы уже рассматривали.

В этом издании все иллюстрации выполнены известной художницей О.Граблевской. Сегодня — "Пиковая дама".

Приём Граблевской по созданию рисунков в "трауготовском" стиле позволяет ей поддерживать высокий уровень оригинальности сюиты даже к тем произведениям, которые уже многократно иллюстрировались. В "Пиковой даме" по одной иллюстрации к каждой главе — и у всех разный фон, на котором тонкими линиями другого цвета и наносится сюжетный рисунок. А цветовые пятна выполнены в общей гамме фона. Достигается этакий эффект "магического реализма" в живописи.

Графиня с униженной просьбой обращается к графу Сен-Жермену. Он ей секрет трёх карт раскроет.

"Московская Венера" в изображении Граблевской совсем не отличается колдовской красотой.

Синяя зимняя ночь. Волшебство жёлтых фонарей.

Редко какой художник воздержится от изображения ужасной старости графини. Можно использовать весь "ведьминский" набор, что подготовит появление призрака графини. Граблевская этого сюжета избежала.

Эту сцену игнорировать почти невозможно. Но и здесь у Граблевской уже развязка — графиня мертва.

Традиционная композиция, традиционные эмоции персонажей. Но яркий фон и большая контрастность — действие вышло из полумрака, скрывать больше нечего.

И эту эффектнейшую сцену Граблевская пропускает. Хотя, вроде бы, манера рисунка к ней призывала: черная ночь и белый просвечивающий силуэт призрака. Может быть, отказ от привидения и вызван этой напрашивающейся очевидностью. Это только Пушкин мог шутить над банальностью ожиданий: "Читатель ждёт уж рифмы "роза" — так на же, получи её". Граблевская же строга к читателю.

Зелёный фон игорного стола.

Не удержалась художница, усилила: у Пушкина Пиковая дама подмигнула Германну. У Граблевской она издевательски цветочек протягивает. Вместо лёгкой инфернальности появляется лёгкий комизм. В общем-то, в духе Пушкина.