Сравнение итальянских "Приключений Пиноккио" с русскими "Приключениями Буратино" — увлекательное занятие. Самым умным исследованием на эту (в том числе) тему остаются "Книги нашего детства" Мирона Петровского. Петровский показывает литературное превосходство повести А.Толстого над сказкой К.Коллоди. Общее мнение наших читателей такое же: куда там худосочному Пиноккио до нашего бравого Буратины. Итальянские иллюстрации из первых изданий "Пиноккио" этот вывод подтверждают. Неправильная у Пиноккио носяра. Колпак тоже никуда не годится (он твёрдый — сделан из хлебного мякиша).
Всеобщее изумление вызывает эпизод с чёрными кроликами, несущими гроб, приготовленный для Пиноккио на случай, если он не выпьет горькое лекарство, которое ему предлагает тысячелетняя фея (которая изредка бывает в личине девочки с лазоревыми волосами). К этому фрагменте А.Толстой уже сломался, и его перевод "Приключений Пиноккио" всё более и более перетекал в собственный "Золотой ключик".
Посмотрим иллюстрации советских художников к "Приключениям Пиноккио" в той части, в которой эти приключения совпадают с приключениями Буратино.
Итальянский Буратино в СССР
Не могу молчать.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
С приключениями Пиноккио я познакомился в возрасте четырёх-пяти лет (году этак в 1973-м), когда свердловское телевидение в замену "Спокойной ночи, малыши" показывало долгий сериал: плохонькие съёмки кукольного спектакля какого-то скромного итальянского театра. В памяти остался только один связный эпизод с Пиноккио в брюхе рыбы. И общее впечатление — тоскливые переживания (сейчас уже больше сладостные): полумрак на экране, русский одноголосый перевод поверх назойливой итальянской речи, вялая игра актёров и кукол, постоянные вздохи и упрёки "Ах, Пиноккио, какой ты негодный"... И это вместо мультиков! Пиноккио — символ обделённого детства. Я им ничего не простил: подрос — выучил стихотворение "Чёрный крест на груди итальянца"
Худ. В.Алфеевский (1959)
По сути первое достойное издание на русском языке (переработанное, конечно): Приключения Пиноккио. — М.: Детгиз, 1959. Иллюстрации В.Алфеевского.
Алфеевский — замечательный график. Его рисунки — это изысканный стиль, очень аристократичный. Возможно, уже в 1960-е гг. Алфеевский смотрелся несколько старомодно. Он первым иллюстрировал "Алису в стране чудес" (см.), "Приключения Крокодила Гены" (см.). Алфеевский не является всенародным любимцем, как, например, Чижиков, но в иллюстрациях к "Пиноккио" Алфеевскому нет равных среди отечественных художников.
1) Главное отличие анатомии Пиноккио от нашего Буратино — нос-трансформер. У Пиноккио он — длинный изначально — ещё более удлиняется от вранья.
2) Столяр и старичок без профессии (т.е. не шарманщик) делятся наглым разговорчивым поленом. У столяра имя Антонио (как у Страдивари), но прозвище "Вишня" (из-за красного кончика носа) — весьма близко к нашему "Сизому носу", но пьянство как причина в тексте не обозначается. А наш Папа Карло — вообще какой-то Джеппето, из-за жёлтого парика прозванного в советское время в зависимости от перевода "Кукурузная лепёшка" или "Мамалыга". Только в наши дни стало возможным перевести Palendina как "Полента".
3) Пиноккио гораздо более мерзкий ребёнок, чем наш Буратино — за это Пиноккио и выпадает больше страданий во искупление. Алфеевский, как всегда сдержанный и меланхоличный, рисует вполне приятного деревянного человечка.
4) Кукольник Манджафоко — хозяин балагана (но без степени доктора кукольных наук). Имея внешность Карабаса и проявляя внешнюю суровость, он очень отходчив и жалостлив. Алфеевский рисует именно такого — сострадательного — бородача.
Манджафоко вручает Пиноккио пять золотых просто как подарок для его нищего отца. У А.Толстого в этом месте, когда он уже круто изменил сюжет, явная натяжка: получение пяти золотых от мерзкого Карабаса слабо обосновано.
5) Кот и Лиса прелестны без всяких внешних атрибутов. А как точно Алфеевский изображает движение — каков кот, на лету схвативший болтливого дрозда. Рисунки у Алфеевского вообще колючие, резкие — всегда кажется какое-то движение, даже когда всё вроде бы статично.
Кстати, всё отчётливее видно, что колпак Пиноккио мягкий — Алфеевский игнорирует то, что он сделан из хлебной корки, рисует колпак как у Буратино.
6) Лесные лекаря прибыли лечить Пиноккио. Из окна высовывается девочка с лазоревыми волосами — совсем не Мальвина (недолго ей осталось в девочках ходить — вот-вот во взрослую Фею обратится). На заднем плане — пудель в парике (но его нам покажут другие художники). У А.Толстого лекаря — это Филин, Жаба и Богомол. В итальянской версии это Ворон, Сыч и Говорящий Сверчок.
Говорящий Сверчок — тот самый, из начала повести. Если Ворон и Сыч перебрасываются глубокомысленными фразами "жив или мёртв" (у А.Толстого смешнее получилось), то Говорящий Сверчок — обличитель. Он у постели больного такой диагноз выносит:
цитата в наиболее известном переводе Казакевича
Этот Деревянный Человечек (buratttino) продувной негодяй (una birba matricolata)... мошенник, бездельник, бродяга (un monellaccio, unо svogliato, un vagabondo)
Однако жалостлив русский язык. Это только мы знаем, что buratttino — это Буратино и поэтому он, конечно, birba matricolata — "матёрый негодяй" (так DeepL переводит эту фразу вне контекста). Но если компьютерному переводчику DeepL задать всю фразу "Quel buratttino lì è una birba matricolata", он buratttino переведёт как "маленькая кукла" и дальше понеслось: "Эта маленькая кукла — плутовка" или "Эта кукла — шаловливая девочка". Маленькая кукла, естественно, не может быть "матёрым негодяем".
7) А вот и чёрные кролики собрались хоронить Пиноккио.
Алфеевский смягчает эпизод как может: кролики несут не совсем гроб, а какую-то подарочную коробку с бутылочкой (лекарством) наверху. Другие советские иллюстраторы этот фрагмент вообще игнорировали. Не любили таких вещей в советской детской литературе (вот и имя брата Оле-Лукойле из Андерсена — чёрного всадника на чёрном коне — всячески замалчивали в переработках сказки для советских детей).
Худ. Ф.Лемкуль (1974)
Книга, вышедшая в 1974 году в московском "Прогрессе" на итальянском языке. Художник — весёлый Ф.Лемкуль. К тексту на русском языке эта сюита не издавалась. Братская помощь итальянским товарищам (видать, в Политбюро тоже насмотрелись на картинки ихних художников к "Пиноккио").
1) На титульном листе Лемкуль помещает самого эффектного персонажа — пуделя, который прислуживает Фее (девочке с лазоревыми волосами). Зовут пуделя Медоро.
цитата
Этот пудель был одет в праздничную кучерскую ливрею, а на голове он носил маленькую, обшитую золотом треуголку и белый парик с локонами, падавшими по самые плечи. Кроме того, на нём был шоколадного цвета сюртук с бриллиантовыми пуговицами и двумя большими карманами (в них он прятал кости, получаемые за столом от госпожи), короткие штаны из алого бархата, шёлковые чулки, открытые туфельки, а сзади нечто похожее на чехол из лазурного атласа (в нём он укрывал свой хвост во время дождя).
2) Драка из-за полена.
3) Пиноккио: варианты с длинным и очень длинным носом.
Вот видно, что такой Пиноккио, конечно же, не может быть "матёрым негодяем", а только "плутовкой".
4) Гулять так гулять! Вот вам добрый итальянский Карабас. Плётка интересная.
5) Кот и Лиса.
6) У постели больного Пиноккио: врачеватели, девочка-Фея, а также злопамятный Говорящий Сверчок с грязной руганью ("Birba matricolata!").
Худ. А.Аземша (1993)
Сборник итальянских литературных сказок в новых переводах, вышедших в 1993 году. Замечательный художник А.Аземша.
Книга издана второпях, "кооперативным" издательством. При всём старании художника, макет как таковой отсутствует, иллюстраций немного, но все они цветные и страничные.
1) Шмуцтитул к "Приключениям Пиноккио", на нём обаятельные мошенники Кот и Лиса (они в сказке Коллоди без собственных имён).
2) Жандарм и Пиноккио.
3) Кукольник Манджафоко (в этом издании его имя переведено как Глотай-Огонь).
На рисунке Аземши этот Глотай-Огонь соответствует описанию Коллоди (в переводе Ю.Ильина):
цитата К.Коллоди
Субъект настолько страшенный, что от одного его вида по коже шли мурашки. У него была чёрная бородища, похожая на громадную чернильную кляксу, такая длинная, что чуть не волочилась по полу. Достаточно сказать, что при ходьбе ему даже случалось наступать на собственную бороду. Рот у него был широкий словно жерло печи, глаза напоминали два красных фонаря, и в них мерцало что-то недоброе, а в руках он держал длиннющий хлыст, которым то и дело щёлкал. Хлыст был сплетён из гремучих змей и лисьих хвостов, перевитых вместе. [...] спросил голосом людоеда, больного тяжёлым насморком.
Расточительное описание для персонажа, который навсегда исчезнет на следующей странице. Это, понятно, для создания контраста между жуткой внешностью и нежной душой Манджафоко. Наш-то Карабас, несмотря на главную роль, описан гораздо короче:
цитата А.Толстой
Человек, такой страшный с виду, что можно было окоченеть от ужаса при одном взгляде на него. Густая нечесаная борода его волочилась по полу, выпученные глаза вращались, огромный рот лязгал зубами, будто это был не человек, а крокодил. В руке он держал семихвостую плетку.
4) Злодейские Кот и Лиса.
Худ. В.Филипенко (1983)
Книга, изданная в Казани в 1983 году. Художник — В.Филипенко. Полиграфия книги неважная, детали чёрно-белых рисунков в тексте сложно разобрать. Но мордашка Пиноккио на обложке вполне смотрибельна.
Форзац был многообещающим.
1) Рождение Пиноккио.
2) Манджафоко.
3) Консилиум лесных врачей.
4) В переводе Казакевича фигурирует "Страна Болвания", где есть "Волшебное поле". Но у художника на указателе что-то про дураков (из "Золотого ключика").
Уже вот-вот пути Пиноккио и Буратино разойдутся окончательно. Лиса пойдёт делать ложный донос. Деревянного Человечка схватят.
Пиноккио пойдёт под суд, где судья-обезьяна приговорит его к тюремному заключению, после которого последует содержание на цепи в собачьей конуре, превращение в осла и т.п. вплоть до дарования статуса обыкновенного мальчика, проклинающего своё прошлое.
А Буратино кровавые псы режима бросят в порядке внесудебной репрессии в пруд, где он узнает про золотой ключик, выйдет победителем из всех передряг и никогда не станет заурядным человеком.
Да-а, что-то не поднимается у советских художников рука изображать Деревянного Человечка "матёрым негодяем". Не видят они в нём никакого Пиноккио.
Было несколько советских сборников литературных сказок, совпадающих по авторам, с иллюстрациями разных художников. Посмотрим эти сборники.
Саратовские сундучки (1973) и зеркала (1978)
Писал об этом пару лет назад:
Интересный для советского книгоиздания казус: провинциальное издательство (в Саратове) готовит сборник литературных сказок с отличными иллюстрациями московского художника И.Кононова. Сборник называется "Волшебный сундучок" и выходит в 1973 году, а потом переиздаётся в 1975 году. И вот беда: художник оказался диссидентом, в 1975 году лишён советского гражданства. Сборник популярный, во многом благодаря иллюстрациям, а переиздавать его дальше с картинками антисоветчика нельзя. И вот издательство к 1978 году выпускает сборник с тем же самым составом, но под другим названием "Волшебное зеркало". И художники другие, но тоже московские: работающие в паре Э.Булатов и О.Васильев.
У меня первые издания без суперобложек.
Структура и расположение иллюстраций в двух сборниках совпадают (даже постраничное расположение произведений совпадает: Булатов и Васильев взяли готовый макет и просто заменили чужие иллюстрации своими). Кононов — нормальный художник с уклоном в реализм, очень много книжек про Ленина иллюстрировал (видать, поэтому и надорвался идеологически). Булатов-Васильев — это легенда советской детской иллюстрации. Для них картинки в этом сборнике были проходными, но отработанные шаблоны всё равно радуют глаз.
а) Шмуцтитул. Ложки-миски-стульчики, играющие столь большую роль в сказке, вынесены на эту квази-обложку. Надо заметить, что Булатов-Васильев особой фантазии в оформительстве не проявляли, как бы признавая творческие идеи Кононова (может, это такая фига в кармане была).
б) Квази-фронтиспис. Как бы введение в сказку. Идея общая в обоих изданиях: девочка подходит к дому медведей. У Булатова-Васильева атмосфера помрачнее будет.
в) Заставка. Неожидано, что у Кононова она пышно-декоративная, а у Булатова-Васильева — повествовательная (показывает персонажей).
г) Страничная иллюстрация. Столкновение девочки с медведями. Интересно, что у Булатова-Васильева (у первых, наверное) медведи изображены не в праздничной, а в повседневной крестьянской одежде.
Сборник с иллюстрациями разных художников: "Сказки русских писателей". — М.: Советская Россия, 1990.
"Трёх медведей", к счастью, иллюстрировал прекрасный художник А.Аземша.
Красиво.
Худ. С.Остров (1985)
Роскошный толстый том с литературными сказками "Драгоценный ларец" (Лениздат, 1985) во многом перекликающийся с саратовскими сборниками. Цветные иллюстрации обожаемого С.Острова.
С.Остров работает уже как пост-модернист. Лёгкие заставочка-концовочка.
Сказку все знают.
Вроде бы традиционный портрет счастливых медведей на прогулке. Но это единственная иллюстрация — медвежье счастье для художника так и останется ничем не омрачённым. Мгновенный снимок.
Иллюстрации к "Слову о полку Игореве": обзор источников
От станковых полотен обратимся к графике. Можно отметить немалый интерес к "Слову" разных отечественных иллюстраторов. Удалось обнаружить довольно много публиковавшихся сюит (у меня в бумажном варианте только несколько книг, остальное — из Интернета от добрых людей).
Иллюстрации к ключевым эпизодам "Слова" мы посмотрим отдельно позднее, а сейчас — только смотр изданий и несколько слов о манере художников.
Худ. В.Фаворский
Самая массово издаваемая (потому что в серии "Школьная библиотека") сюита — это цикл ксилографий всем известного В.Фаворского. Первое издание — 1952 год. Эту книгу (одно из позднейших переизданий) я получил когда-то в подарок перед первым классом. Много рассматривал картинки (текст, понятно, был сложен). Восторга не было, несмотря на интересную тему ("про богатырей") — Фаворский всё же для детей излишне сух и строг.
Сейчас у меня вот такое профессиональное издание: "Слово о полку Игореве" в гравюрах В.А. Фаворского: рисунки, эскизы, гравюры. — М.: Искусство, 1987. Там в дополнение к каноническим гравюрам 1952 года ещё небольшая сюита к "Слову" 1930-х гг.
Особенность такая: приводятся фотографии деревянных досок, на которых нарезана гравюра, а потом оттиски с этих досок. Можно примерно составить представление о каторжном труде по изготовлению такой иллюстрации. Кстати, наглядно видно, что тёмным местам оттиска соответствует нетронутая поверхность доски, а светлым — вырезанные участки. Чем светлее рисунок, тем больше вырезанной поверхности, тем больше труда вложено (в этом отличие от простого рисунка).
По содержанию: гравюры Фаворского повествовательные, иллюстрации следуют за сюжетом. Символизм в явном виде отсутствует.
Худ. В.Волович
А когда я учился в последнем классе (тогда это был десятый), наше Средне-Уральское книжное издательство выпустило огромный пафосный томище с иллюстрациями В.Воловича: Слово о полку Игореве. Древнерусский текст и переложения. — Свердловск, 1985. Стоила книга 10 рублей — для госцены очень много. Такие эксперименты советская экономика книгоизданию позволяла — мы уже встречались с подобным невероятным изданием "Эгмонта" в рисунках Воловича ценой в 35 рублей (см. тут). В 1985 году в Свердловске монументальное "Слово о полку Игореве" даже сумели прорекламировать. Предлагали мне это "Слово" подарить на окончание школы, но я что-то другое выбрал (на ту же сумму). А так бы вся школьная жизнь между двумя "Словами" уложилась.
Теперь эту книгу можно приобрести у букинистов (встречалась и за 400 рублей, но чаще за тысячу). Я так и не собрался. Сканы иллюстраций будут с мемориального сайта Воловича: https://vol-art.ru/media-album/slovo-o-po....
Иллюстрации Воловича никогда не были просто графическим сопровождением текста — это абстрактные символические полотна, кипение страстей. Ну и концепция своя — столкновение цивилизаций, азиатский натиск на форпост христианства (применительно к Игорю и половцам концепция сомнительная).
Титульный лист потрясает. Готический шрифт, фигурки из европейских книг и гобеленов раннего Средневековья (мне напомнило хрестоматийные сцены битвы при Гастингсе на Гобелене из Байё).
Первый разворот: продолжение европейской средневековой стилизации — орнамент и певец Боян, изображённый как будто с юмором (на самом деле от неумелости рисовальщиков). Но как у всякого выдающегося художника, у Гончаровой не копирование старинной манеры, а её глубокая творческая переработка. Острые углы и строгая геометрия — это, конечно, от русского авангарда.
Много роскошных орнаментов, сделанных твёрдой рукой и уверенным взглядом. Яркая отсылка к миниатюрам и каменной резьбе раннего средневековья.
Очень необычный опыт. На поверхностии лежит объяснение, что сюита Гончаровой к "Слову" предназначалась европейскому читателю (ему сразу же было понятно, что речь идёт о раннем Средневековье). А может, игра Гончаровой заключалась в том, чтобы представить, будто сразу после написания "Слово" оказалось переведённым на немецкий язык, и переписчик в рукописи проиллюстрировал повесть как умел. Но скорее всего, сюита Гончаровой — отсыл к единому культурному пространству Руси и Европы XII века. Тогда ведь и церковная живопись была в одной манере. Железный занавес опустился только после татаро-монгольского нашествия не без помощи Александра Невского. Наверное, для русской эмигрантки в Берлине 1923 года тема России как части Европы была актуальной.
Худ. И.Голиков
В 1934 году в издательстве Academia вышла знаменитая книга.
Вот уж вполне ожидаемая стилизация. Иллюстрации палехского живописца И.Голикова: церковный канон (т.е. настоящая древне-русская манера) в светских иллюстрациях.
Светскость проявляется в роскошном декоративном орнаменте. Орнамент, думаю, не канонический.
То поколение палехчан отличалось, конечно, большой страстностью — китч потом стал проявляться. Общая тема этой сюиты — битва (причём, в преломлении церковной живописи, битва небесного воинства понятно с кем).
Как всем известно, листы легендарного издания были покрыты лаком, из-за чего иллюстрации в книге стали почти не читаемыми. В Интернете есть несколько картинок из позднейших советских переизданий с незалакированных подлинников.
Худ. В.Семёнов
Настала пора, когда советскую интеллигенцию потянуло к Древней Руси или хотя бы к лаптям на стене в отдельной квартире. В 1971 году издательство "Художник РСФСР" выпустило современную версию роскошного издания "Слова" очень большого формата.
Тема: о погибели земли русской. В изображении степняков иконописная манера пропадает: художник не знает образцов в церковной живописи (там расовые различия игнорировались).
Худ. Ю.Люкшин
Древне-русскую стилизацию продолжил художник Ю.Люкшин. А издательства продолжили традицию монументальных фолиантов. Сюита Люкшина выходила в наши дни в издательстве "Редкая книга" (см.).
Есть массовое издание (тыщи за три видел предложения).
Иллюстрации интересны тем, что не являются рабским копированием формальных приёмов древне-русской церковной живописи. Русский церковный канон всё же значительно моложе "Слова". У Люкшина оригинальная трактовка, более опирающаяся на отрывочные фрагменты фресок/мозаик светского характера в настенной росписи совсем древних храмов.
Худ. Н.Воробьёв
Были в советское время и простые иллюстрации, следующие традициям Фаворского, не имитировавшего древние формы. Вот набор открыток (М.: "Изобразительное искусство", 1986). Художник Н.Воробьёв.
Неизменные русские ландшафты, а посерёдке — вещий Боян.
Вещий Боян в образе апостола, бряцает на золотых гуслях.
Худ. П.Татарников
Бесспорный шедевр: "Слово", изданное в 2013 году "Издательским домом Мещерякова". Художник — выдающийся белорусский мастер П.Татарников.
Из колонки ув. Wladdimir'а мне однажды стало понятно, что вдохновителем Татарникова был польский иллюстратор Arkadiusz Zając (см.). Татарников и по убеждениям относится к певцам Великого Княжества Литовского. Дух Средневековья Татарников передаёт, но это позднее западное Средневековье.
У Татарникова — задумчивая созерцательность исторического времени.
UPD/ 14.06.2022
Упустил из виду иллюстрации В.Лосина из "Мурзилки" (1985. № 6). Почти что полная сюита.
Помимо иллюстраций к "Серебряному копытцу" смотрели мы год назад и иллюстрации к "Таюткиному зеркальце". И вот в этом "Зеркальце" действует центральный персонаж горно-заводской уральской мифологии — Хозяйка медной горы (кого надо — изувечила, а барыню напугала так, что та после дураков рожала). Сейчас время пришло для первого сказа из цикла про Хозяйку. Сказ так и называется "Медной горы хозяйка".
Н.Аземша (1985)
Начинать бы, конечно, следовало с прижизненных иллюстрированных изданий (1939-1950), но для первого знакомства пришлось взять наиболее полно проиллюстрированное издание, чтобы отследить узловые моменты сюжета. И таким изданием оказалась книжка-картинка с иллюстрациями Н.Аземши: Бажов П. Медной горы хозяйка. — М.: Советская Россия, 1985. Большая удача.
Экспозиция
Поскольку действие сказа строго локализовано, художники с удовольствием рисуют пейзажи. Тут проблема в том, что горно-заводской округ горами-то как раз похвастаться не мог ("горное дело" — оно всегда под землёй). Впрочем, Аземша рисует условный Урал — и очень похожий.
Собственно завязка. Для правдоподобия (не сказка какая-нибудь, а сказ) вступление с нарочито излишними подробностями: не просто герой повстречал Хозяйку, а "пошли двое наших заводских покосы смотреть, один-то неженатик... и т.д." Один — молодой Степан (не весь ещё ядовитой крошкой отравлен), а про другого потом и не вспоминают.
Встреча Степана с Хозяйкой медной горы
Степан очнулся от дрёмы и увидел:
цитата
...у большого камня женщина какая-то сидит. Спиной к парню, а по косе видать — девка. Коса ссиза-черная и не как у наших девок болтается, а ровно прилипла к спине.
...А одежа и верно такая, что другой на свете не найдешь. Из шелкового, слышь-ко, малахиту платье. Сорт такой бывает. Камень, а на глаз как шелк, хоть рукой погладить.
Аземша и не пытается изобразить деревенскую девку: у него сразу владычица подземного царства представлена. Кокошник на Хозяйке медной горы, кстати, у Бажова не упоминается, но на картинках поздних иллюстраторов часто присутствует. Видать, фильм "Каменный цветок" (1946) задал образ в кокошнике.
А чего Хозяйке медной горы от Степана надо? Весточку передать приказчику на руднике:
цитата
Хозяйка, мол, Медной горы заказывала тебе, душному козлу, чтобы ты с Красногорского рудника убирался...
Ящерицы
Хозяйку медной горы сопровождает сонм ящериц, которые покрывают землю сплошным ковром. Ящерица — символ Среднего Урала. Я в детстве думал, что это чисто уральское земноводное и есть (только встречается редко, не везде же скалы из земли выходят, где они греются). На Юг в первый раз попал — очень удивился: ящериц немеряно, а никто их не поэтизирует. Пример мифотворчества Бажова, который придумал горно-заводской Урал.
Ящерицы — слуги Хозяйки медной горы. Они и кандалы снимают с рук человека, и чай ему заваривают (позже).
Но главное — другое! Сама Хозяйка со своей косой, как будто приклеенной к спине, оборачивается ящерицей.
цитата
Вместо рук-ног — лапы у ее зеленые стали, хвост высунулся, по хребтине до половины черная полоска, а голова человечья
Зрелище жуткое, даже в интерпретации Аземши.
Степана передёрнуло: "Тьфу ты, погань какая!".
В забое
Передал Степан приказчику послание Хозяйки медной горы, и слова про "душного козла" передал. Приказчик отреагировал:
цитата
— Выпороть его, — кричит приказчик, — да спустить в гору и в забое приковать!
Благочинный Степан у художника постненьким получился, а вот приказчик да палач — очень колоритные.
Чёрт, на дворе-то крепостное право! Выпороли и приковали.
В гостях у Хозяйки медной горы
Хозяйка медной горы вытаскивает Степана из забоя. То ли в шутку, то ли всерьёз предлагает взять её в жёны.
цитата
Ну, женишок, пойдем смотреть мое приданое
Роскошный поземный дворец.
Степан собрался с духом и отказал Хозяйке медной горы. Этот поступок был оценен.
цитата
Не обзарился ты на мои богатства, не променял свою Настеньку на каменну девку. Вот, — говорит, — тебе подарочек для твоей невесты, — и подает большую малахитовую шкатулку.
Вот так и появляется в сказах та самая малахитовая шкатулка.
Особо описывает Бажов роскошный обед, которым Хозяйка угостила Степана. Роскошный — в представлении крепостного рабочего:
цитата
Накормила она его щами хорошими, пирогом рыбным, бараниной, кашей и протчим, что по русскому обряду полагается
При прощании Хозяйка медной горы заплакала. Плачет мелкими и очень ценными малахитовыми зёрнами, но рука тёплая.
Трудовые подвиги
Надеясь на получение вольной, Степан при помощи Хозяйки медной горы находит малахитовую глыбу.
Приказчики Степана обманули, но из столицы приехал сам барин, хочет найти такие глыбы, чтобы из них пятиаршинные столбы можно было вырубить. Степан имеет с ним разговор: дерзко требует вольную себе и невесте вперёд. И опять: Степан совсем картонный, а писарь да барин из столицы — весьма живописные и с собственным характером.
Дальше — известно: малахитовые колонны Исаакиевского собора.
цитата
Вырубили из этой малахитины столбы, какие им надо, выволокли наверх, и барин их на приклад в самую главную церкву в Сам-Петербурхе отправил.
Ленинградец Аземша не упустил возможности закончить сюиту видом северной столицы.
Конец Степана
А вот окончание сказа Аземша оставил без иллюстраций. Степан не смог забыть Хозяйку медной горы. Повадился бродить по горам. Был обнаружен мёртвым.
цитата
...около покойника ящерку зеленую видели, да такую большую, каких и вовсе в наших местах не бывало. Сидит будто над покойником, голову подняла, а слезы у ей так и каплют
Хозяйки медной горы в системе фантазийных персонажей
цитата
Вот она, значит, какая Медной горы Хозяйка!
Худому с ней встретиться — горе, и доброму — радости мало.
Кто такая — Хозяйка медной горы? Бажов пытался уверить, что это продукт регионального народного творчества. Но никакого "рабочего фольклора" на Урале не существовало. Хозяйка медной горы — литературный персонаж Бажова. Хозяйка — это молодая красивая дева. Встречаются такие в настоящем (крестьянском) фольклоре: русалки, снежные девы. Но они приносят человеку только зло. А Хозяйка медной горы не только убивает, но и помогает. Природа двойственная, как у Бабы-Яги. Вроде бы Хозяйка (как и Баба-Яга) бессмертная и неживая ("каменная"), однако (в отличие от Бабы-Яги) испытывает к отдельным мужчинам любовное влечение. Эрос и танатос, как пишут о ней учёные комментаторы. Видимо, ближайший аналог Хозяйки медной горы — это античная Венера. Символ Венеры — это ещё и символ меди. Так что аналогия для Бажова была на поверхности. Хозяйка живёт под землёй, но не просто под землёй, а в Медной горе (горное дело касается и тех гор, которые растут не в небо, а к центру Земли). Уральские Гумёшки — это перевёрнутый Олимп.
Достаточно неожиданно в прошлый раз, разбирая японских драконов, мы вышли на драконов корейских. Драконы отличаются. Но неизбежно встаёт вопрос, а как в иллюстрациях советских (по большей части) художников отражались персонажи других дальневосточных сказок из Китая, Кореи, Вьетнама. В прошлый раз последнюю упомянули Корею — с неё и начнём, чтобы создать видимость цепочки ассоциаций. Дальневосточное волшебство однообразное (по крайней мере, в имеющихся у меня сборниках советского времени), после японского уже не так интересно. Посмотрим, как художники представляли нашим читателям людей из сказок — представителей другой культуры.
Корея
Н.Кочергин (2012)
Художник Н.Кочергин — гуру восточных сказок. Есть у него и сборник корейских сказок "Награда царя птиц" (современное переиздание: М.: Нигма, 2012). Есть корейская сказка в цвете — в уже знакомом сборнике "Гора солнца".
Множество иллюстраций, тонированных и цветных. Выбрал две для примера. Одежда, причёски, шляпы, халаты — такими представил Кочергин сказочных корейцев советскому читателю.
Ф.Лемкуль (1975)
Ф.Лемкуль с его уже знакомым сборником "Наши сказки. Вып. 3" (М.:Детская литература, 1975).
Неизгладимое детское впечатление: разные народы и расы в иллюстрациях Лемкуля. Корейская сказка "Ласточка" (её уже иллюстрировал в цвете Кочергин).
Совсем другие одежды и причёски.
И.Кабаков (1975)
Легендарный художник И.Кабаков отметился в нашей теме книжкой "Просяное дерево" (М.: Детская литература, 1975. В серии "Мои первые книжки"). Всю книжку можно посмотреть здесь.
Без особого вдохновения отрисовал Кабаков эту книжку корейских сказок. Персонажи незапоминающиеся. Одежда невнятная.
А.Дианов (1989)
Художник А.Дианов проиллюстрировал книжку-картинку большого формата в мягкой обложке: литературная сказка корейского автора Ли Вон У "Как Ённам счастье рисовал" (М.: Детская литература, 1989).
Упор на одежде. Характерную шляпу после Кочергина уже начинаем соотносить с корейским костюмом зажиточных сословий.
Фасон шляпы вполне современный, а ведь корейцы её в Средневековье изобрели, пока европейские варвары панамы с перьями осваивали.
Г.Калиновский (2013)
Художник Г.Калиновский и его двухтомник "Волшебный котёл"
Ну наконец-то!
У Калиновского подача материала осуществляется не через назойливые частности (детали национальной одежды), а через общее воссоздание настроения корейской национальной графики/гравюры. Поэтому его корейцы вне текста сказки опознаваемы только искусствоведами (хотя корейские шляпы мы уже сами распознаём).
При этом Калиновский сохранил свой собственный почерк: мимика на лицах персонажей такая, что по ней можно опознать художника (тем же искусствоведам). Всё-таки гениальный художник.
Р.Халилов (1986)
UPD/11.04.2020
Художник Р.Халилов и книжка-картинка "Честный мальчик: корейские народные сказки" (М.: Детская литература, 1986)
Халилов — интересный художник. Корею он нарисовал как мы себе представляли её в то время из народной живописи, то ли японской, то ли китайской: сумерки, сакура, аисты... Я эту книжку упустил, вставляю позднее, потому что был уверен, что в ней иллюстрации к китайским сказкам (а у Халилова такой же сборник китайских сказок следующего, 1987 года, совсем другой по технике, хотя атмосфера восточной невозмутимости та же)
Вьетнам
Н.Кочергин (2013)
Художник Н.Кочергин — сборника вьетнамских сказок у него нет. Есть цветные иллюстрации к одной вьетнамской сказке в сборнике "Гора солнца". Книжки-картинки в этом сборнике торжественные, а книжка с вьетнамской сказкой так откровенно пафосная. Вот таких парадных героев Кочергин изобразил.
Конусная шляпа — узнаваемый элемент вьетнамской одежды. Художники будут максимально эксплуатировать этот символ, по которому советские читатели безошибочно опознавали вьетнамцев (на политических плакатах, в основном). Но Кочергин рисовал, когда это ещё не стало штампом — мужская парадная одежда (с саблей и без конусной шляпы) смотрится как-то необычно.
Ф.Лемкуль (1975)
Есть вьетнамская сказка и у Ф.Лемкуля в его сборнике "Наши сказки. Вып.3".
Лемкуль нарисовал смеющуюся вьетнамскую гору.
В.Юдин (1977)
Художник В.Юдин (однофамилец нескольких более известных Юдиных) с книжкой "Гора смешливая, справедливая" (М.: Детская литература, 1977. В серии "Мои первые книжки"). Всю книжку можно посмотреть здесь.
Юдин тоже нарисовал смеющуюся вьетнамскую гору.
Но иллюстраций ему дали побольше сделать — национальные костюмы вьетнамцев он тоже изобразил
С.Остров (1981)
Художник С.Остров и большого формата книжка детских стихов вьетнамских поэтов "Павлин мечтает" (М.: Детская литература, 1977).
Собираю всё, что было сделано С.Островым — потому и эту книжку приобрёл когда-то у букинистов.
Иллюстрация больше передает атмосферу лирической поэзии. Но малые дети в узнаваемых шапках — всем понятно, что это вьетнамцы
Аземшу тоже коллекционирую — так бы эта книжка, наверное, не попала бы ко мне: "Меч Лелоя: Рассказы о Социалистической Республике Вьетнам" (М,: Малыш, 1983).
Аземше представилась возможность рассказать о средневековых подвигах вьетнамцев, борющихся против соседей. Изображено сражение на реке Батьданг против неназванных захватчиков. Только теперь из Интернета мы узнали правду: этими морскими захватчиками были монголы (к 1989 году превратившиеся в братьев по соцлагерю).
Е.Антимонова (1987)
Художница Е.Антимонова уже встречалась нам с иллюстрациями к японской сказке "Иссумбоси" (см.).