Оригинальная, абсолютно новая (и, конечно, постмодернистская) "Пиковая дама" появилась неожиданно. Десять лет ждала издания, и всё равно осталась свежей. Неизвестно, был ли закончен весь цикл иллюстраций (работу художника прервала неожиданная смерть). Издана книга была в 2010 году (на Фантлабе есть: https://fantlab.ru/edition83700).

Вот издание из моей коллекции. Рисунок на лицевой стороне очень эффектный (он и в книге повторён).

Под суперобложкой — уже который раз чёрный переплёт. Чёрный к лицу пиковой даме.

Поскольку книга современная, даю собственное библиографическое описание по образцу каталога-справочника.

Пиковая дама. — М.: РИПОЛ-Классик, 2010. — 48 с.; 24,5 см.

ДУВИДОВ В.: Иллюстрированные цв. суперобложка, форзацы. 20 цв. иллюстраций — 13 страничных, 7 малых (виньетка, заставка, концовки).

Тираж 3.000 экз.

Виктор Дувидов — очень известный и любимый советский художник, оказавший огромное влияние на иллюстрацию в детской книге (художник есть, конечно, на Фантлабе: https://fantlab.ru/art662). Вот примеры его буйного радостного творчества из детских сказок (сканы не мои, поэтому хорошие).

Только Дувидову и оказалось по силам увидеть "Пиковую даму" по-новому. Всё совпало. По форме: манера художника отличается большой свободой, он точно не скован реализмом. По содержанию: Дувидов — иллюстратор книг для детей, поэтому и символизм в книге ясный и светлый. Ну и уровень культуры советского книжного графика оказался очень кстати — задал планку.

Сюита была сделана с учётом будущего макета и со всем уважением к искусству оформления книги: форзацы, концовочки, изящные безделушки...

По концепции: сюита Дувидова — это отказ от реалистично-бытовой трактовке повести, возврат к её мистическому ядру. Но никакой театральщины Дувидов себе позволить не мог (двадцать первый век на дворе!). Пафос старой повести гасится улыбкой изысканного постмодерна.

Вот, например, в духе постмодерна Пушкин-автор непосредственно присутствует в иллюстрациях (помните Тырсу?). Но у Дувидова за Пушкиным охотится вооружённый Германн. Каково?

В первый раз (эта иллюстрация открывает книгу) Пушкину повезло — он притворился памятником, и Германн прошёл мимо. Но во второй раз (эта иллюстрация закрывает книгу) Пушкин расслабился, играя в карты с Ариной Родионовной. Пушкин получил тройку, семёрку, туз (можно разобрать на картинке) и стал отбрасывать тень, похожую на Германна с пистолетом — ну теперь ему от тени Германна не уйти!

Пушкин подан с хорошим чувством юмора, и поскольку он за рамками повести (буквально), то юмористическая линия получилась очень деликатной.

В чём ещё особенности концепции сюиты? Раз на первое место выходит тема судьбы (зелёного сукна), то, например, тема Германна и Лизы оказалась почти незатронутой. Вот единственная картинка из их взаимоотношений. Лица героев заменены символом пиковой масти. Это такой прямолинейный приём, что художника они как личности не интересуют. Фонарь как личность тоже художника не заинтересовал.

(Такие мотивы и сам Пушкин подсказывает: "Увидев молодую девушку, он говорил: «Как она стройна!.. Настоящая тройка червонная». <...> Всякий пузастый мужчина напоминал ему туза". Но эти глюки у Германна будут в самой последней главе (после передачи секрета трёх карт), а не в момент компании по привлечению внимания Лизы).

Далее. В концепцию судьбы хорошо вписывается повышенный интерес к сумасшествию Германна. Этот сюжет Дувидов даёт — и он, действительно, впечатляющий. Цветастая манера художника дала неожиданный эффект. А паук — пиковый туз? Современное такое сумасшествие, учитывающее определённую субкультуру.

По тем ключевым точкам, которые я выбрал, у Дувидова буквальных совпадений немного.

Нет XVIII века у Дувидова.

Вот здесь интересно. Собственно сюжету отвечает картинка, где Германн переходит мостик над канавкой. Классная находка: отражение в воде зеркальное, как на игральной карте (зима, но, наверное, вода не замёрзла пока). Но есть ещё одна картинка: Германн в осеннем Летнем парке. Причём тут на мягкую зиму не подумаешь.

Наверное Германн в Летнем парке — это тоже постмодернизм (до сих пор там только маленький Онегин гулял). Почему осенью? В "Пиковой даме" ведь зима? Потому что осень — это Пушкин, а краски осени — это Дувидов.

Собственно сцены раздевания нет, но состояние графини Дувидов изобразил мастерски.

В этом цикле иллюстраций Германнов с пистолетами переизбыток. Но вот, наконец, Германн с пистолетом в тему попал.

Нет Лизы в мире Дувидова.

Такого Германна-трусишку ещё никто не рисовал.

Формально иллюстрация к последней главе — это несколько игроков без лиц одновременно играют, т.е. это скорее к первой главе. Но в первой главе как раз картинка, более подходящая к одиночной игре Германна (остолбеневший торс над игровым столом). Возможно, здесь присутствует редакторская вольность (книга издана спустя 10 лет после смерти художника, макета не было, картинки абстрактные). Даю обе картинки.

Сюита к "Пиковой даме" — последняя работа Дувидова, т.е. делалась на рубеже тысячелетий. Но в 2000 году цикл иллюстраций никакого издателя, видимо, заинтересовать не мог, даже если бы наследники художника делали предложения (юбилей 1999 года только что прошёл, рынок перенасыщен, авангард какой-то...). Лично для меня эта книга стала знаком того, что издательское дело (не массовое, конечно) выбралось из ямы окончательно (робкие сигналы об этом были где-то с 2004 года, благодаря книгам "Московских учебников"). Книга была встречена спокойно: очень долго лежала в магазинах (лет пять её точно раскупить не могли). Но главное — прорыв был совершён. Думаю, эту сюиту иллюстраций ещё оценят по достоинству.

Ещё одна "Пиковая дама" из восьмидесятых. С прибалтийским акцентом. Издана в Риге в 1988 году.

Поскольку в каталог-справочник издание попасть не успело, даю собственное библиографическое описание.

Пиковая дама. На латышском и русском языках. — Рига, Лиесма, 1988. — 142 с.; 21 см.

НИКИТИН А.: Иллюстрированные тонированные суперобложка, форзацы. Тонированный фронтиспис (портрет Пушкина). Вклейка: 9 тонированных иллюстраций — 3 страничных, 6 на разворот.

Тираж 25.000 экз. Цена 1 руб. 20 коп.

Художник Артур Никитин (Артурс Никитинс, как он в латышском тексте обозначен). Художник есть на Фантлабе: https://fantlab.ru/art2886. Книга на Фантлабе не представлена. В Риге Никитин жил с 1948 года (с 12-летнего возраста), так что с полным основанием может именоваться прибалтийским художником. Очевидно, и его искусство носит черты прибалтийской культуры, которая в СССР серьёзно отличалась от русской и общесоюзной. В прибалтийской графике искали новейшие западные веяния, правда не всегда успешно.

По манере исполнения — иллюстрации Никитина самобытные. По содержанию — тоже видно стремление дать собственные решения, избегая избитых тем и простейшего сопровождения текста. Однако слишком много места отведено передаче атмосферы пушкинского Петербурга, а сцена с Лизой на балу (перед предполагаемым свиданием с Германном) хоть и редкая, но сразу заставляет вспомнить цикл Непринцева 1935 года (см.). Так что по концепции иллюстрации Никитина стоят в ряду бытовых трактовок "Пиковой дамы". Но это, скорее, быт Достоевского.

Интересно, что графиня (в старческом возрасте) изображена свежей милой старушкой. Никитин первый, кто проявил сочувствие к жертве. Интересно также, что на первых иллюстрациях (они все подряд на вклейке идут) дан парный портрет старой графини (она в зеркале отражается) и молодой Лизы (ну больше некому). Старая графиня симпатичнее молодой Лизы (на Лизе уже печать предательства).

А парного портрета Германна и Лизы нет. Ну действительно, Лиза с графиней всю жизнь провела, а с Германном — пару часов в общей сложности. И ничего хорошего Лиза от Германна не получила. Хоть Лиза у Пушкина и тосковала, тяготясь своим положением приживалки, но наверняка потом — за пределами повести — она графиню часто вспоминала и жалела, а Германна постаралась забыть.

Ну ладно, пройдёмся по узловым точкам.

Самого Германна нет, но мизансцена дана его глазами: он видит графиню и Лизу. Много странного, конечно: львы повёрнуты задом к смотрящему, значит он смотрит не со стороны улицы, а со стороны дверей. Какой-то пожилой тип с графиней и Лизой — вряд ли слуга (он в цилиндре). Ну, будем считать, что картинка примерно соответствует нашей точке.

Такой картинки у художника нет. У него графиня симпатичная, а в этой сцене она была бы безобразной.

Пистолета не видно, но он есть — графиня вот только-только умерла.

Эту линию художник полностью игнорирует — картинки нет.

И этой сцены тоже нет: большая редкость для иллюстратора.

Завершающий портрет Германна очень оригинален. Это как будто соединение образа Германна, который ещё играет (момент, когда он понял, что обдёрнулся) и образа Германна, зацикленного на трёх картах в сумасшедшем доме. Очень сильно!

Вот такой цикл иллюстраций получился — любопытствующий взгляд из другой культуры. Этим и интересен.

Очередная "Пиковая дама". Восьмидесятые. Художник Коноплёв. Миниатюрное издание для библиофилов — небольшой по тем временам тираж, высокая по тем временам цена. Вот экземпляр из моей коллекции.

Библиографическое описание даю собственное (в каталог-справочник иллюстрированной пушкинианы это издание не успело попасть).

Пиковая дама. — М.: Книга, 1986. — 238 с.; 10 см. (84х108/128) .

КОНОПЛЁВ А.Г. — иллюстрированная суперобложка, 44 цв.илл. (в т.ч. страничных и на разворот).

Тираж 7.000 экз. Цена 6 руб.

Этого Коноплёва-художника на Фантлабе нет (есть почти полный тезка, но отчество на другой инициал начинается: https://fantlab.ru/art9576 — может где-то опечатка?). Книги на Фантлабе тоже не обнаружил.

В доперестроечные восьмидесятые пришла пора поиска новых форм, наступила переоценка концепции книжной графики. Смена эпох в искусстве — обычное явление (политических потрясений ещё никто не предвидел). Всегда есть знаковые вещи, которые так и просятся под эксперимент. В книжной графике под эксперименты просилась "Пиковая дама". Критики требовали вернуть символизм и зелёное сукно. Но как это могло выглядеть? Издательство "Книга" художникам площадку для экспериментов предоставляло, особенно в малотиражных миниатюрах. Так что картинки в нашем издании — попытка вырваться за пределы традиционной манеры иллюстрирования "Пиковой дамы".

Оригинальность этого цикла — в том, что на иллюстрациях нет ни одной человеческой фигуры, только вещи и пейзажи. Правда, набор вещей беден (в основном подсвечники). Как можно без персонажей обойтись? А вот как.

Играют в карты у конногвардейца Нарумова? Рисуем стол с картами, стулья, а на стульях — накинутые мундиры.

Германн в игре делает первую ставку? Вот зелёное сукно, банковский билет и надпись мелом ("Сколько?" — спросил Чекалинский, — "Извините, я плохо вижу".).

Есть и приверженность традиции. Вот особняк графини (из контекста) — многие его рисовали.

Ну, давайте посмотрим, как художник разрешил выбранные нами узловые точки. Напоминаю: ни одного персонажа в иллюстрациях нет. Только вещи и пейзажи.

Нотр-Дам видно? Значит, Париж, он же Версаль.

Бродит по городу? Вот вид из окна (Нева не замёрзшая — лето, как в опере?), а вот статуэтка Наполеона для непонятливых (по Пушкину, Германн в профиль напоминал Наполеона).

Германна, понятно, не надеялись увидеть, но нет и картинки с пистолетом. Часы, показывающие час ночи, — есть. Поваленные погашенные свечи (типа смерть графини) — есть. А пистолета нет.

На картинке нет привидения — видимо, тоже к одушевлённым предметам приравнено (что небесспорно). Но есть изображение комнаты, в которой мёртвая графиня беседовала с Германном. Блестящий выход из положения...

Что в итоге? Как-то пресновато.

Концепция иллюстраций была незаурядной, но реализация получилась слишком искусственной и умозрительной.

Хотя была ли вообще новизна (оригинальность) в концепции? Вроде бы, проповедь минимализма — но это возрождённые идеи Ю.Тынянова о том, что иллюстрация не нужна произведению, ибо отвлекает от текста. Отсутствие людей на иллюстрациях? Но это напоминает литературные передачи тогдашнего советского телевидения: за кадром читается текст, а камера показывает музейные экспонаты соответствующей эпохи.

Для творческих отношений в авторском праве новизна идеи не столь важна, как новизна формы. Но мастерство исполнения этих картинок...

В общем, знаковой эта книга не стала. Бывают ведь и неудачные эксперименты.

Алексей Кравченко — блистательный довоенный мастер ксилографии. Мы с ним уже встречались (тут). И эту книжку я показывал. Это не отдельное издание "Пиковой дамы", но издание с отдельной сюитой иллюстраций к "Пиковой даме".

К этому циклу иллюстраций — особое отношение. Здесь времена перепутались. Сделаны гравюры были в 1939-1940 гг. (вроде как для английского издания), но в те годы книга не была издана. А впервые напечатаны были в 1981 году в том томике, что есть у меня. Так что эти иллюстрации, наверное, культурное событие начала восьмидесятых, а не конца тридцатых. Но очень уважаемый искусствовед Ю.Молок пишет что к юбилею 1937 года "в книжной иконографии "Пиковой дамы" произошла полная смена декораций и даже в гравюре на дереве, изъяснявшейся обычно на языке символов и аллегорий. Неудивительно, что романтическая гравюрная реплика Алексея Кравченко к пушкинской повести выглядела в конце 30-х годов запоздалой (Молок Ю. Пушкин в 1937 году: https://profilib.net/chtenie/130372/yuriy...). Означает ли это, что какой-то круг лиц был знаком с этим циклом в конце тридцатых (на выставке, например)?

Помимо полного цикла иллюстраций 1940 года имеется первый вариант (видимо, неполный) 1937 года. В 1981 году для книги были использованы гравюры из окончательного варианта 1940 года, но пара картинок помещена из варианта 1937 года. То есть книжка сделана не по авторскому макету (его, видать, и не было). Ну тогда и у меня руки развязаны — появляется возможность посмотреть (иногда в сравнении) оба варианта. А это совсем разные иллюстрации.

Так что несколько пластов: смотрим гравюры тридцатых годов, которые впервые все увидели в восьмидесятых. Кравченко великолепен. Меня не покидает ощущение, что эти иллюстрации по времени более пришлись к закату, а не к апогею советских времён. То есть, продолжая мысль Ю.Молока, к концу 30-х годов иллюстрации запоздали, а к началу 80-х годов вовремя успели. Получилось, что Кравченко спорил не с Тырсой и не с Непринцевым, а... С кем он мог спорить в 1981 году, через сорок лет после смерти? С Бенуа, наверное (не хочется думать, что с Ильёй Глазуновым).

Помимо картинок из томика с сочинениями Пушкина, буду пользоваться материалами из вот этого большущего альбома. Кеменов В.С. Алексей Кравченко. Живопись. Станковая гравюра. Книжная иллюстрация. — Л.: Аврора, 1986.

Этот цикл иллюстраций сделан по канонам, поэтому можем следовать нашему установленному плану (хотя и очень приблизительно).

Это иллюстрация из первого варианта цикла 1937 года, но она вошла в книгу. Видимо, в 1940 году аналога не было — второй вариант Кравченко не стал делать (может, действительно, посчитал, что первый сойдёт).

Не то, чтобы бродит или караулит — скорее подкараулил, и не во Второй главе, а уже в самом начале Третьей. Кравченко изобразил первую встречу Германна с Лизой на улице перед тем, как Лиза села в карету к графине, а Германн передал ей письмо. Но эту сцену Кравченко изобразил дважды: в 1937 году и в 1940 году. Редакторы книжки поместили оба варианта: первый (ранний) вариант помещён перед первой главой (играет ту же роль, что и фронтиспис), а второй (поздний) — непосредственно в тексте второй главы. Но мы посмотрим обе картинки рядышком друг с другом.

Я редакторов отлично понимаю. Нельзя было сделать выбор между двумя гравюрами: красота необыкновенная, уровень техники потрясающий (хотя по моим фото этого не видно). Невероятно: как можно было вырезать такую метель какой-то там стамеской?

Не то, чтобы раздевание, и не то, чтобы в третьей главе... Редакторы поместили картинку во вторую главу — то есть посчитали это одеванием. Но суть одна — парик почти налез, чепец готов для надевания. А можно и так представить: чепец уже снят, парик начали снимать...

Профиль у графини странный — кого-то смутно напоминает.

А вот это нечто. В книге помещён вариант 1940 года (и это правильно). А есть первый вариант. Посмотрим обе картинки рядышком.

Ну что? Ранний вариант вполне благопристоен, и скорее в духе переоценки повести к юбилею. Но во втором-то варианте! Такой провинциальной театральности в 1940 году точно никто не мог ожидать. А профиль графини? Тут уже сомнений нет — сходство очевидное. Искусствовед в тексте Альбома растерянно пишет: "Лицу графини Кравченко напрасно придал сходство с Пушкиным". Да, интересно, кого хотел Кравченко эпатировать? Неужели действительно для англичан рисовал?

Этой сцены в иллюстрациях нет — Кравченко, как мы видели, увлёкся мимолётной встречей героев на улице гораздо раньше.

Этой сцены тоже нет у Кравченко. Очень жаль!

Здесь тоже посмотрим рядышком два варианта: ранний (как я считаю, хотя в Альбоме он датирован 1940 годом) и поздний (попавший в нигу). В общем-то уже понятно, что ранний вариант поспокойнее, а поздний отрисован со всей страстью.

В последней картинке окончательного варианта важно то, что сцена символическая (карты в воздухе нависают над Германном). Вот именно это было нетипично для конца тридцатых. Ю.Молок именно про это писал: "Тема рока, судьбы, фортуны, тема карт и карточной игры — "тройка, семерка, туз", — по существу, надолго исчезнет с зеленого сукна русской графики". Ну а у Кравченко все эти темы бунтарски и проявились — хотя получается, что это было необычно и для начала восьмидесятых.

Ну что тут скажешь? Мелодрамы, нарисованные Кравченко, немного смешны. Но ведь это настоящая страсть, пусть не пушкинская, но шекспировская — почему бы и нет? Это ведь последнее такое искреннее и романтическое прочтение "Пиковой дамы".

Сегодня — ещё одно довоенное издание "Пиковой дамы". Это книжка 1936 года из "юбилейной ленинградской серии" с иллюстрациями знаменитого художника Николая Тырсы.

Добавления к библиографии. Тираж: 20.300 экз. Цена: 3 руб. (1 руб. 75 коп. + 1 руб. 25 коп. за переплёт).

Издание нельзя назвать редким — на Алибе оно представлено в нескольких экземплярах, начиная от 600 рублей. Я эту книжку купил в 2013 году у продавца из города Tallinn. Цена в инвалюте — 15 евро (но тогда это и было 600 рублей) без доставки. Ещё на конвертации что-то потерял. Надеялся хоть на европейские марки на бандероли. Но бандероль была отправлена из России...

Художник — Н.Тырса — на Фантлабе представлен: https://fantlab.ru/art6674. Книжки в числе представленных не нашёл.

Наиболее известна из этого цикла иллюстраций картинка, где в последней сцене за игорным столом сидит сам Пушкин. Эта картинка сразу была оценена критиками в тридцатые годы, завораживает искусствоведов и сейчас. На фото — страница из издания "А.С. Пушкин в изобразительном искусстве", 1937 (справа); страница из альбома "А. С. Пушкин в русской и советской иллюстрации", 1987 (слева вверху) и разворот из нашей книжки (слева внизу).

Даже на этом фото можно заметить, что воспроизведение иллюстрации в книге 1936 года было самым лучшим. Видимо, рисунки с литографского камня напрямую печатались.

В прошлый раз я показывал "Пиковую даму" 1935 года (здесь). В той книге были отражены новые тенденции иллюстрирования: "Пиковая дама" лишилась мистического налёта, исчезла тема судьбы, на первый план вышла линия Германн-Лиза, трактуемая как линия Онегин-Татьяна и т.п. Но та книга была иллюстрирована студентами Академии художеств, и всерьёз её критика не изучала. Для современников именно "Пиковая дама" с иллюстрациями Тырсы, хотя и не самая первая, стала символом нового прочтения повести. Именно Тырса был объявлен иллюстратором, который сделал "шаг вперёд по сравнению с "Пиковой дамой" Бенуа (Молок Ю. Пушкин в 1937 году — https://profilib.net/chtenie/130372/yuriy...).

Так что "Пиковая дама" Тырсы в идейном плане получилась знаковой: новая традиция, порывающая с Бенуа (который весь демонизм выдумал, а у Пушкина его нет). По форме: прекрасная техника, уверенная рука мастера, всё подчёркнуто просто — без студенческого бунтарства. Картинок немного (как и во всех книгах "ленинградской юбилейной серии"). Посмотрим их все, по порядку.

Видимо, не случайно сюита Тырсы начинается с изображения Лизы: бытовая сцена, любовная линия. Вторая иллюстрация цикла — Германн касается руки Лизы, передавая ей записку. Когда у других иллюстраторов Германн бродит по городу или стоит у дома графини — это отражение темы судьбы. Тырсу эта тема не интересует. У него — встреча персонажей в рамках любовной линии. Встреча в комнате Лизы после смерти графини тоже отражения у художника не находит.

Никаких пистолетов, никакого демонизма. Композиционно парные картинки хороши.

Ну, и наконец, последняя — растиражированная — иллюстрация. Здесь традиционный ужас обдёрнувшегося Германна. Но присутствует призрак графини (в чепце, спиной к зрителю). А главное, на переднем плане — Пушкин с бокалом шампанского.

Что здесь необычного? Опыт помещения портретов Пушкина в иллюстрации к его произведениям уже был — и лубочные "Лукоморья" (традиция и сейчас держится), и сюиты Фаворского (1929) и Кузьмина (1934). Но там Пушкин сам заявлял о своём присутствии в произведении (вёл речь от первого лица, пускался в воспоминания, встревал в сюжет с отступлениями), а в "Пиковой даме" рассказ ведётся отстранённо от третьего лица. Но ещё не забытый формальный метод в литературоведении вскрывал присутствие автора в любом произведении. Вот Тырса и перенёс эти идеи в книжную графику — Пушкин присутствует в самой гуще выдуманных им событий вполне реально, на первом плане.

Эта иллюстрация до сих пор притягательна — сюжет можно по разному трактовать. Пушкин на картинке настроен скептически. Но какого Пушкина нарисовал Тырса? Пушкина-игрока, который скептически относится к секрету верного выигрыша (он знает, чем это всё кончается)? Или Пушкина-автора, который скептически относится к той мелодраме, что у него сама собой написалась?