Продолжаем смотреть иллюстрации Кибрика к пушкинскому "Борису Годунову". За основу взял современное издание от "Речи" (2018). Заставочки к каждой сцене посмотрим бегло, на страничных иллюстрациях остановимся поподробнее, варианты, где есть, сравним.

Мне понравилось членение пьесы на шесть частей, которое произвёл Фаворский. Его и буду придерживаться (у Кибрика никакого членения, как и Пушкина, нет).

Прелестные зарисовки мизансцены, в которой происходят события. Кибрик всегда любил мягкий рисунок (в 1930-е гг. это было ещё и следствием техники литографии — как, например, в незабываемой "Легенде об Уленшпигеле").

Нет утомительных мелких деталей, в которые надо вглядываться. Но при всей размытости рисунка, исторический антураж однозначно узнаваем.

Для всего множества сцен первой части Кибрик сделал только одну страничную иллюстрацию — и это портрет Шуйского. Персонаж исторический, следующий русский царь за Лжедмитрием. У Пушкина показан интриганом, и в жизни таким был: русский Талейран (всех последовательно предал).

Кибрик пишет, что исторический портрет Шуйского его не убедил, он нарисовал персонажа с острой бородой — так, якобы, он на лису похож. Акцентирование на фигуре Шуйского — это заявка художника на то, что он главный виновник Смуты, самый мерзкий из компании авантюристов. Трактовка Шуйского Пушкиным не расходится с трактовкой традиционной исторической науки.

1) Опять череда прекрасных рисунков быстрой кистью на заставках: первые две сцены.

А вот и портрет Самозванца — будущего царя Димитрия.

Это личность мифическая (все официальные документы периода его правления были в русском государстве уничтожены). Тут есть место художественному вымыслу. Хотя, в отличие от Бориса Годунова, нам внешний вид Самозванца известен по прижизненной западной гравюре. Все иллюстраторы этого изображения придерживаются.

Кибрик Самозванца облагородил (что было нелегко при его внешности) и вообще необыкновенно воодушевился:

цитата

А у Самозванца сила личности необычайная. Он глубокий, умный, смелый и дерзкий до отчаянности человек. Наполеон! Он, послушник, социальное ничтожество, задумывает объявить себя русским царём и уже через год им становится.

Историки, пожалуй, не согласятся: Самозванец не Наполеон, а, скорее, Керенский (если оценивать деятельность по результату) — случайный баловень Судьбы. Государственным деятелем Димитрий не был — конец его закономерен.

Но здесь важнее благожелательное отношение к этому мифическому персонажу Пушкина. Пушкину помогает то, что один из его предков по русской линии (выведенный в пьесе) перешёл на сторону Самозванца: значит, что-то в нём было. Кибрик демонстрирует важное качество: он следует в оценке персонажей интерпретации Пушкина (а не официальной исторической науки).

2) Далее — сцена с монологом царя Бориса, в котором он жалуется на бессилие исправить свою дурную репутацию. А, ещё и "мальчики кровавые в глазах".

Жалкий мелодраматизм. Кибрик рисует Бориса с закрытым лицом (он Борису симпатизирует и ему стыдно за Бориса).

Современное издание от "Речи" выполнено с оригиналов и придерживается макета первого издания 1965-го года: нет ни Курбского, ни Бориса с Фёдором. В издании 1981 года есть несколько несовпадающих страничных иллюстраций. Эти несовпадения нигде не отмечены и не объяснены. Вот такая иллюстрация к этой сцене в издании 1981 года:

Запрокинутая голова Бориса — точь-в-точь с этого рисунка была использована Кибриком для сцены смерти Бориса. Опять чего-то редакторы посмертного издания решили улучшить.

3) Любимая всеми вымышленная Пушкиным сцена побега Димитрия из корчмы.

Пушкин хотел создать шекспировскую трагедию, поэтому ввёл в число действующих персонажей весёлого и находчивого пьяницу монаха Варлаама. Кибрик поддерживает Пушкина и создаёт портрет этого Варлаама.

Но Варлаам не приобретает у читателей такой популярности как Пимен. Вижу этому два объяснения. Первое: русский народ пьяниц не любит, а любит летописцев. Второе: Пушкин в алкоголизме не очень разбирался, поэтому Варлаам вышел бледным, а писатель Пимен (собрат Пушкина по ремеслу) — очень ярким.

Фрагмент в двух вариантах, когда Гришка Отрепьев читает указ о своей поимке, но заменяет свои приметы на приметы Варлаама. Находчивый Гришка — быть ему царём.

Заставки к московским сценам.

Детям Бориса все художники посвящают большие иллюстрации. Кибрик ограничился заставкой, а страничную иллюстрацию посвятил беседе Бориса с Шуйским (дошло известие о Самозванце, Шуйский клянётся, что видел царевича мёртвым). В первый раз, по сути, Кибрик представляет портрет Бориса: он не сломлен, но уже почти безумен.

Заставки к польским сценам.

Марина Мнишек. Кибрик рисует прекрасную страстную женщиеу.

цитата

Огнём гнева и честолюбивых помыслов горят её глаза во время объяснения у фонтана с Самозванцем.

Отечественная историография упоминает о ней с брезгливостью. Сейчас похожие истории с жадностью читают про "светских львиц": пробились, блистали, скатились. И иллюстраторы до сих пор Марину не жаловали. А Пушкин ей искренне восхищался. Кибрик — что очень ценно для интерпретатора — продолжает идти в своих оценках вслед за Пушкиным.

Не зря же вымышленная Пушкиным "Сцена у фонтана" — любимая всеми. Страсти кипят. В общем-то, это готовая "Маленькая трагедия" (пушкинская удача).

В вымышленных сценах забываешь о том, что всё предопределено. Просыпается страсть к альтернативной истории.

Заставки к многочисленным сценам условной Пятой части.

Из страничных иллюстраций — портрет юродивого (сама встреча царя с Николкой была на форзаце).

Смерть Бориса — запрокинутая голова. Красив этот царь у Кибрика.

Как к Борису относится — ни Пушкин, ни советская историография не определились. Государственническая линия, понятно, за поддержку Бориса как законного властителя. Но ведь и Димитрий был легальным правителем. Интересно, что Борису прощается предполагаемое убийство для устранения препятствия к трону, а Димитрию не прощается обман. Недобросовестность препятствует легализации.

Последние заставки (все "народные сцены" у Кибрика на заставках).

Последняя страничная иллюстрация — портрет честного служаки Басманова, решившнго изменить присяге. Тяжёлые раздумья. Смутное время.

Менее чем через 10 лет после выхода "Бориса Годунова", иллюстрированного богоподобным Фаворским, в 1965 году была издана сюита выдающегося советского художника Е.Кибрика. Кибрик после всех лестных похвал Фаворскому заявил, что его «Бориса Годунова» он не считает удачей.

У Кибрика чёрно-белые акварели с тушью (раз "чёрно-белые", то "стильные"), это "книга художника", арт-объект.

Сюита Фаворского в 1956 году была издана в серии "Школьная библиотека", и потом бесчисленное количество раз в этой же серии и переиздавалась (переиздаётся и теперь). "Борис Годунов" с иллюстрациями Кибрика тоже вышел в издательстве "Детская литература", но в "подарочном" варианте: большой формат, тканевый переплёт, суперобложка, толстая бумага. Потом было посмертное издание 1981 года. Вот библиографическая справка о первом издании:

Первого издания 1965 года у меня нет. Есть второе издание 1981 года (без суперобложки) и современное переиздание 2018 года от "Речи".

У "Речи", как обычно, полиграфический шедевр. В акварелях всегда будут подтёки и размытости. В книге к ним отношение неоднозначное: неискушённый потребитель думает, что картинка неряшливая (некачественная). А если редактор подтёки попытается скрыть, все полутона тоже скроются, и смысл акварельного рисунка пропадёт. Но раз советское детское издательство делало "книгу художника", все подтёки на рисунках оно сохранило без ретуши. А уж современная полиграфия довела репродуцирование до совершенства. Вот пример рядышком: иллюстрация из издания 1981 года и из издания 2018 года.

А был ещё комплект открыток 1976 года (традиционно в лучшем качестве репродуцирования), 32 шт., выложен в открытом доступе на сайте "Электронекрасовка": https://electro.nekrasovka.ru/books/6162524. Там тоже все подтёки видны.

Посмертное издание 1981 года получилось дополненным по сравнению с первым изданием.

Тираж второго издания был 50 тыс. (очень умеренный), цена — 2 руб. 50 коп. (Цена довольно высокая, но в 1965 году при том же тираже цена была 3 руб. 60 коп. — это тогда было очень дорого).

Две новых иллюстрации. Кибрик писал о том, почему не поместил их в первое издание "Бориса Годунова" в своей книге "Работа и мысли художника". Соответствующие фрагменты помещены в приложении к изданию "Речи" и выложены на сайте Марии Дёминой: https://red-balls.livejournal.com/261783.....

Во-первых, портрет молодого князя Курбского. Кибрик восторженно писал про этого персонажа:

цитата

Бился я ещё над одним образом — князя Курбского, которого собирался противопоставить многосложным образам остальных героев. Князь Курбский, в отличие от них всех, одноплановый образ. Он красив, прост и ясен — он патриот, он за «Русь святую», и всё. Взгляд его прям и простодушен, он этакий «рыцарь молодой». Мне представлялся в его лице прекрасный, чистый русский тип, с большими голубыми глазами, прямым коротким носом, русыми волосами, вьющимися кольцами, белый и румяный.

Мне показалось, что он не удался, и я не включил его в книгу. А сейчас я иногда думаю, что он, может быть, и вышел...

И вот так у Кибрика со всеми портретами (часто ещё обстоятельства написания вспоминает). Ладно, помещение этого портрета в посмертное издание оправданно — Кибрик и сам об этом думал.

Сомнения Кибрика — помещать, не помещать портрет в книгу — тоже понятны. Советские читатели находились в ловушке: весь поход Лжедмитрия связывался с иностранной интервенцией. В учебниках Смутное время излагалось скомкано, там всё сливалось. Но все читали Пушкина, при этом никто не желал замечать в свите Самозванца отечественных оппозиционеров типа Курбского. Он автоматически записывался в предатели. А молодой Курбский не предатель, всё правильно Кибрик писал: он и патриот, и рыцарь, но в первую очередь — он восторженный дурачок со светлым лицом (вот таким он на портрете Кибрика и получился). Сын того самого Курбского примыкает к сыну того самого Грозного. Уже нелепица. Мне кажется, образ Курбского Пушкину был нужен только для того, чтобы резче очертить характер Самозванца: когда Димитрий узнал о гибели Курбского в проигранном сражении, он об этом сразу забыл, а всё о своём погибшем коне переживал. Курбский — расходный материал для честолюбца.

Правильно сделал Кибрик, что решил напомнить об этом персонаже.

Во-вторых, иллюстрация, изображающая последние минуты жизни Бориса. А вот эта картина помещена в посмертное издание помимо воли художника.

Вот что пишет Кибрик:

цитата

Приведу один пример точности и содержательности в иллюстрациях Фаворского к «Борису Годунову» — гравюру «Смерть Бориса». Умирающий Борис сидит в кресле, через силу напутствуя сына, перед ним на коленях его слушает Фёдор. Я сделал больше двадцати эскизов на этот сюжет в поисках композиции, предполагая найти другое, чем у Фаворского, решение темы. Я как бы обошёл группу со всех возможных сторон и был поражён тем, что Фаворский избрал наилучший из всех возможных вариантов.

Как мне ни хотелось сделать Бориса и Фёдора, ничего у меня не вышло, и я отказался от этой мысли, заменив этот сюжет изображением головы умирающего Бориса.

Значит, помещение этой иллюстрации Кибрика в посмертное издание его "Бориса Годунова" воле художника противоречило.

Вот они рядом: отброшенный рисунок Кибрика и ксилография Фаворского.

Как странно: у первых иллюстраторов-эмигрантов в 1920-е гг. возникла та же проблема — Шухаев пытался нарисовать сцену последних минут Бориса, но у него получалось та же композиция, что у Масютина (в уже выпущенной книге), и Шухаев отказался от включения этой иллюстрации в свою книгу (см.).

Посмотрим начальные страницы, чтобы понять принципы макета книги художника.

1) Идеологические установки художника нашли выражение в абзаце/нахзаце.

Цветной форзац. Глас народа: народ правду царям говорит. Не шарахается Годунов от юродивого, как у Фаворского. Сдержан и крепок.

Цветной нахзац: далеко цари от народа, огородились вертухаями.

"Борис Годунов" — историческая хроника, она сразу попадала в ведение марксистской идеологии. Советские литературоведческие труды по "Борису Годунову" — самые тоскливые. Надо было не только литературу толковать. Кто тут прогрессивный царь? Где тут классовая борьба? Решили на народных сценах сосредоточиться, конфликт властителей с народом вывести. Вот и Кибрик отметился...

2) Титульный разворот. Забыты идеологические установки. Мощный царь Борис — нервный, но не затравленный. А вдруг сможет страну от Смуты уберечь? Но на правой стороне разворота — народ от Лобного места идёт вязать "борисовых щенков". Хоть и меленько нарисовано, но видно, что такой массовости и единодушия в этом фрагменте ни у одного из художников не было. Народ в действии — с палками, камнями...

3) К каждой сцене дана заставка. Это будет сюжетный и исторический фон сюиты.

4) Страничные иллюстрации, чаще всего, портреты персонажей. Здесь будет психология пьесы.

5) Концовочки к каждой сцене — подлинные древнерусские элементы декора.

В следующий раз и картинки Кибрика посмотрим — продолжение следует.

В развитие медвежьей темы в русских сказках необходимо вспомнить и пушкинский опыт — написанное в 1830 году начало "Сказки о медведихе". Сказку иллюстрировали нечасто, но часто это делали выдающиеся иллюстраторы.

Начну с художника В.Масютина — одного из любимых графиков 1920-х гг. Библиофильскую книжку с пушкинским отрывком Масютин делал в эмиграции в 1924 году.

Библиографическое описание:

В Интернете гуляют порознь все четыре страничные ксилографии (с сайтов аукционов), но 9 иллюстраций в тексте нашлись только в замечательном ЖЖ у Ivan Novak: https://ivannovak10.livejournal.com/23666.... Посмотрим, что есть — пройдёмся по сюжету.

1) Начало: "Как весенней теплою порою" выходила медведиха с медвежатами.

Появился мужик с рогатиной. Медведиха собралась с мужиком расправиться:

цитата

Уж как я вас мужику не выдам

И сама мужику .... выем.

То ли Пушкин в черновике сходу не придумал, что бы такое у мужика выесть, чтобы размер соблюсти (но в этом случае в печатном тексте у пушкинистов было принято давать просто пустое место), то ли придумал, но такое неприличное, что его пришлось заменять многоточием (но в этом случае часто появлялись редакторские скобки). Загадка. Только профессиональным пушкинистам позволено знать все похабные места у Пушкина.

2) Итог поединка предопределён: смысл рогатины в том, что атакующий медведь сам на неё насаживается. Медведица, защищая медвежат, конечно бросилась на мужика.

Но встретить медведицу рогатиной надо правильно. Здесь Пушкин анатомически точен:

цитата

Он сажал в нее рогатину

Что повыше пупа, пониже печени.

3) Мужик, оказывается, жену хотел порадовать.

цитата

„Вот тебе, жена, подарочек,

Что медвежия шуба в пятьдесят руб<лев>,

А что вот тебе другой подарочек,

Трои медвежа<та> по пять рублев“.

Но и в "Липовой ноге" старик по просьбе старухи медведю лапу отрубил. Что же здесь будет?

Пока что симпатии Пушкина на стороне медведей.

цитата

Дошли вести до медведя чернобурого,

Что убил мужик его медв<едиху>,

Распорол ей брюхо белое,

Брюхо распорол да шкуру сымал,

Медвежатушек в мешок поклал.

4) Медведь, лишившись жены и детушек, изливает свою печаль.

цитата

Голову повесил, голосом завыл

Про свою ли сударушку,

Чернобурую медведиху.

— Ах ты свет моя медведиха,

На кого меня покинула,

Вдовца печального,

Вдовца горемычного?

Уж как мне с тобой, моей боярыней,

Веселой игры не игрывати,

Милых детушек не родити,

Медвежатушек не качати,

Не качати, не баюкати.

Нехорошо мужикам медведих убивать ради шубы жене.

5) Важный момент в конце неоконченной сказки:

цитата

В ту пору звери собиралися

Ко тому ли медведю, к боярину.

Приходили звери большие,

Прибегали тут зверишки меньшие.

Пушкин перечисляет множество зверушек. Здесь важно, что это вассалы медведя-боярина. Пушкин каждому зверю присваивает интересный чин. Но Масютин это не обыгрывает, даёт натуралистические изображения зверей.

Это те самые неуловимые 9 иллюстраций в тексте. Ну а пушкинский текст обрывается. Очевидно, что звери во главе с медведем пойдут требовать от мужика сатисфакции. Всё будет как в "Липовой ноге".

Полную сюиту к сказке делал Б.Зворыкин в 1915 году.

Библиографическое описание:

Это такой "псевдо-русский стиль".

Очень похоже на Билибина. Но вот почему-то если Билибин — то это стиль "русский модерн", а если эпигоны Билибина — то "псевдо-русский стиль". Зворыкин — эпигон.

Современное воспроизведение иллюстраций сделало СЗКЭО: https://fantlab.ru/edition315849. Привожу комбинацию сканов, сделанных с подлинного издания, и сканов современного издания.

1) На заставке — безмятежная прогулка медведихи с медвежатами.

2) Убиение медведихи и презентация подарков жене.

3) Печаль медведя-вдовца и сбор к нему лесных зверей.

Зворыкин тоже изображает зверей в натуральном виде.

В советский период отдельных изданий сказки не было, полные сюиты иллюстраций к ней были редкостью. Чаще художники ограничивались одной иллюстрацией.

Вот Сборник пушкинских сказок, выдержавший в 1930-х гг. несколько изданий и допечаток, с иллюстрациями разных художников. У меня в мягкой обложке, зачитанный до дыр.

К "Сказке о медведихе" иллюстрация С.Мочалова. Наверное, неудивительно, что для единственной иллюстрации выбрана сцена насаживания медведицы на рогатину.

Ленинградская серия вновь иллюстрированных произведений Пушкина (Ленгослитиздат, 1936-1937). Мы из этой серии уже видели "Онегина" (см.) и "Повести Белкина" (см.). "Сказки Пушкина" (1936) проиллюстрировал выдающийся художник Е.Кибрик. Из этого сборника сказок мы смотрели "Сказку о золотом петушке" (см.).

Снова единственная иллюстрация к сказке, и снова — жестокая сцена. В том отрывке, который оставил Пушкин, эта сцена выглядит квинтэссенцией сказки.

Иллюстрации Кибрика к сказкам Пушкина стали заметным явлениям. Оценки современников были разные. Есть такая публикация юбилейного — 1937-го — года: ПУШКИН В ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОМ ИСКУССТВЕ («Литературный современник». 1937. № 1).

Один критик сам пишет скупо и в скупости обвиняет художника:

цитата

Интересны и рисунки Кибрика к «Сказкам Пушкина», хотя, может быть, несколько излишне скупые в своем сюжетном и живописном разрешении.

Другой критик более щедр:

цитата

Удачно справился со своей задачей художник Кибрик. Его работа была особенно трудна, иллюстрации к сказкам — это самый засоренный участок в иллюстрациях к Пушкину. Все художники шли по линии стилизации в сусальном боярском стиле. Кибрик искал новую форму для иллюстрирования сказки. Его листы в одно и то же время и реальны и сказочны, его образы близки и понятны.

А вот знаменитый художник Петров-Водкин (особенно интересно):

цитата

Иллюстрации Кибрика — это графическая лирика, особенно хорош «кораблик» к «Царю Салтану». Что касается других, то они технически запутанны. Некоторые более четки, другие сложны; можно было облегчить с точки зрения технической. А стиль тут есть.

Детгизовский трёхтомник юбилейного — 1949-го года — со скромными гравированными рисунками. Сказки — во втором томе.

К "Сказке о медведихе" заставка и концовка Фаворского. Мудрый мастер опустил сцену насаживания медведихи на рогатину. Самое начало: медведиха с медвежатами.

И самый конец: звери собрались на вой осиротевшего медведя.

У Фаворского — понятно — всё строго реалистично.

Часто из сказки брали только начало (до появления мужика с рогатиной) и публиковали в качестве лирического стихотворения в тоненьких книжках. Вот такая книжка: "Зимняя дорога" (М.: Детская литература, 1972). С этим названием выходили несколько подборок с разным составом и разными художниками. Здесь иллюстрации Г.Никольского — знаменитого анималиста. Чёрно-белые иллюстрации.

Поскольку самое начало, то Никольскому ничего не остаётся, кроме как нарисовать медвежью семейку. Впечатляющие фигуры.

Кстати, медвежат двое, а не трое, как у Пушкина. Натуралист Никольский поправил кабинетного учёного Пушкина — благо, в этом кусочке количество медвежат и не названо. Количество — трое — будут названы мужиком при дарении их жене (у Мочалова в сборнике 1930-х гг. тоже было двое медвежат, но там ведь иллюстрация ко всей сказке, т.е. в противоречии с указанием Пушкина).

Были и такие подборки стихов разных поэтов. Название и состав одинаковые, художники разные: "Золотая рыбка" с иллюстрациями С.Былинского (1988) и "Золотая рыбка" бóльшего формата с иллюстрациями А.Тюрина (1985).

Только начальный отрывочек — только портрет медведихи с медвежатами (у Былинского — два, у Тюрина — три).

В наше время завораживающие иллюстрации к сказкам Пушкина сделал В.Назарук. У меня лучшее издание от "Речи" (2018).

Шмуцтитул к "Сказке о медведихе".

Особенность всей книги — рисованные рамочки, все разные, даже для одной сказки несколько вариантов.

Собственно страничные иллюстрации: безоблачный зачин и громовой конец.

Звери с чинами не наряжены в человеческие костюмы, но все выразительно смотрят, по-человечески сочувствуя вдовцу.

Знаменитый сборник пушкинских сказок (первое издание — 1974) с иллюстрациями Т.Мавриной.

Единственная (из опубликованных) полная сюита к "Сказке о медведихе" советских времён. На шмуцтитуле для каждой сказки свой "кот учёный".

1) Мирные медвежьи забавы и мужик с рогатиной.

2) Сцена убийства опущена. Рыдающий вдовец.

3) И вот только Маврина показала вереницу зверей и для каждого отметила ту сословную черту, которую им присвоил Пушкин (для белочки-княгинечки никакого символа не нашлось — только лапки сложенные).

цитата

[1] Прибегал туто волк дворянин,

У него-то зубы закусливые,

У него-то глаза завистливые.

[2] Приходил тут бобр, богатый гость,

У него-то бобра жирный хвост.

[3] Приходила ласточка дворяночка,

[4] Приходила белочка княгин<ечка>,

[5] Приходила лисица подьячиха,

Подьячиха, казначеиха,

[6] Приходил скоморох горностаюшка,

[7] Приходил байбак тут игумен,

Живет он байбак позадь гумен.

[8] Прибегал тут зайка-смерд,

Зайка бедненькой, зайка серенькой.

[9] Приходил целовальник еж,

Всё-то еж он ежится

4) Концовка.

Видимо, это итог операции звериного собора: медвежатки из неволи высвобождены. Мужик с женой, наверное, дома разорванные лежат.

Скопился материал из Интернета для обзора зарубежных иллюстраций к "Пиковой даме" (без претензий на полноту). Иллюстрации последнего десятилетия, книги изданы в европейских романских странах. Как всегда, две тенденции в искусстве: консерваторы и новаторы. Особенность в том, что это иллюстрации к русскому автору второго ряда — Пушкин на Западе к лицу русской литературы не относится. Поэтому консерваторы встраивают Пушкина в клише того, что они считают русской литературой. Новаторы более свободны.

Итальянская художница, и книжка на итальянском языке (сюита не полная: не всё удалось отыскать).

Стиль реалистичный, но не для академических полотен, а для комиксов. Типовая русская литература — мотивы Лео Толстого: военные мундиры и балы.

Вот галерея персонажей. Не такая уж старая графиня, Лиза, толстый комиксовый дядька (видимо, Чекалин, с которым Германн в конце ведёт роковую игру). Военные: Германн, ротмистр Томский (ладно, он частенько мельтешит в сюжете), но что за кавалергард в полной форме? Это, видимо, один раз упомянутый в первой строке конногвардеец Нарумов. Поди ж ты, занял место в ряду главных героев. А то что-то маловато зелёных мундиров для русского романа.

Иллюстрации достаточно подробно сопровождают текст Пушкина:

1) "Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова".

2) "В тот же самый вечер бабушка явилась в Версали, au jeu de la Reine. Герцог Орлеанский метал".

3) "И графиня со своими девушками пошла за ширмами оканчивать свой туалет. Томский остался с барышнею".

4) "Лизавета Ивановна осталась одна: она оставила работу и стала глядеть в окно. Вскоре на одной стороне улицы из-за угольного дома показался молодой офицер".

5) "В десять часов вечера он уж стоял перед домом графини. Погода была ужасная: ветер выл, мокрый снег падал хлопьями; фонари светились тускло; улицы были пусты".

6) Когда все уехали на бал, Германн проник в дом графини: "По всем углам торчали фарфоровые пастушки, столовые часы работы славного Leroy, коробочки, рулетки, веера и разные дамские игрушки".

7) "Томский, дуясь на молодую княжну Полину ***, которая, против обыкновения, кокетничала не с ним, желал отомстить, оказывая равнодушие: он позвал Лизавету Ивановну, и танцовал с нею бесконечную мазурку".

У Пушкина-то другая хронология. Сначала он описывает смерть графини, встретившейся с Германном, а потом даёт ретроспективу: обращается к Лизе, которая вспоминает, как с ней несколько часов назад танцевал Томский — и тут к ней врывается Германн, только что убивший старушку. Наши художники в подробных сюитах сцену бала игнорируют: как рисовать-то? По хронологии, но картинка не будет соответствовать тексту; по тексту, но бал будет странно выглядеть после сцены со смертью графини. Не знаю, где в макете издания помещён этот рисунок, но зарубежный художник сцену бала пропустить не имеет права. Иначе это не будет русской литературой.

8) "При виде пистолета графиня во второй раз оказала сильное чувство. Она закивала головою, и подняла руку, как бы заслоняясь от выстрела...".

9) "Горько заплакала она, в позднем, мучительном своем раскаянии. Германн смотрел на нее, молча...".

10) "...белая женщина, скользнув, очутилась вдруг перед ним, — и Германн узнал графиню!".

Несколько разрозненных иллюстраций, выложенных на торговых интернет-витринах для ознакомления. Пишут, что художник 1989 года рождения из Ниццы, книга тоже на французском языке.

1) Обложка.

Русский колорит — церкви, полосатые столбы, кот на дороге — и внезапно непривычный Германн. Решительность, холодность, презрение, манипулирование. Странно, но у Пушкина он таким и представлен. В отечественных иллюстрациях мы видели Германна другого (рефлексия родной литературы), а западный художник Германна изобразил как современного честолюбца с открытым забралом, а не как таящегося мелкопоместного дворянина пушкинской эпохи. Образцом характера из русской литературы для художника был, вероятно, Раскольников — убийца старушки (тут француз угадал — наши литературоведы Германна с Раскольниковым постоянно сравнивают).

2) Ну, а где Достоевский, там и Северная столица. В "Пиковой даме" Петербург не выпирает, хотя такой вид — это вполне пушкинский Петербург из его торжественных стихов.

3) Энергично мятущийся Германн. На закате.

4) Явление призрака. Академическая живопись.

5) Балы, карты (картинки мелкие и нечёткие, просто для информации). Если без карточной игры в Версале, действительно, трудно было обойтись, то роскошный бал на разворот — это снова из "Войны и мира".

Это издание ув. Ivan Novak представил в своём ЖЖ: https://ivannovak10.livejournal.com/63098....

[ La dama de picas ]. На испанском языке. Перевод: Nina Maganov — Мадрид: Gadir, 2016 — 80 стр.; 21,0 × 13,5 см. Тираж не указан. Обложка, 10 страничных цветных иллюстраций, в т. ч. 3 разворота и 4 цветные иллюстрации в тексте Марты Понсе (исп. Marta Ponce; 1987, Барселона) испанский график и иллюстратор.

Сюита сделана в стиле нео-примитивизма (пост-примитивизма?): трогательные картинки в сочном цвете. Цветовая гамма — фиолетовый и кирпично-красный.

1) Графиня в Версале (Сен-Жермен шепчет ей на ушко секрет трёх карт).

2) Игра у Нарумова. Четверть пятого утра, а в шесть утра офицерам надо быть в казарме. Впрочем, на картинке — половина штатских. Покрой гражданских сюртуков и усики-бородки указывают не на пушкинское время, а на позднейший период. Наверное, у нашей художницы типовым представителем русской литературы является Чехов. Понятно, почему мундиров поуменьшилось. Ну а военный инженер Германн должен тогда быть чеховским офицером (типа Рябовича из "Поцелуя")?

3) Ширма графини. Многозначительный персонаж. Ну правильно, это же как будто Чехов пишет "Пиковую даму", улучшая повесть второразрядного автора.

4) Лиза у окна. Для барышни из типовой русской литературы слишком кукольна. Впрочем, у Чехова "Анна на шее" тоже кукольной была.

5) Германн бродит, карета ездит, коты дерутся. Сразу видно, что чеховский Петербург (надпись на фасаде по-русски).

6) Призрак графини тянет руки к Германну. Тот очень доволен.

Так и есть: "Поцелуй" Чехова:

цитата

Прямо видна была дверная щель, в которую бил яркий свет; из-за двери доносились глухие звуки грустной мазурки. Тут так же, как и в зале, окна были открыты настежь и пахло тополем, сиренью и розами...

Рябович остановился в раздумье... В это время неожиданно для него послышались торопливые шаги и шуршанье платья, женский задыхающийся голос прошептал: «наконец-то!» и две мягкие, пахучие, несомненно женские руки охватили его шею; к его щеке прижалась теплая щека и одновременно раздался звук поцелуя.

7) Пиковая дама. Графиня на игральной карте необычна: другие художники рисуют вверху старую, а внизу молодую графиню (или наоборот). А здесь полное зеркальное отражение. Самый простой приём оказался самым неожиданным. Ай да, Чехов!

Как и предыдущее, это издание ув. Ivan Novak также представил в своём ЖЖ: https://ivannovak10.livejournal.com/63572....

[ La reina de Picas ]. На испанском языке. Перевод: Marta Sánchez-Nieves   — Мадрид: Nevsky , 2016 — 84 стр.; 20,0 × 14,1 см. Тираж не указан. Форзацы, фронтиспис, заставки, концовка (страничная черно-белая),   одна страничная цветная и 9 цветных иллюстраций на разворотах Сандры Рилова (исп. Sandra Rilova; 1988, Бургос).

Тоже очень современный, угловато-детский, стиль иллюстрирования (у нас в таком стиле М.Фёдоров рисует). Этот стиль универсальный, нет попыток как-то обозначить, что иллюстрируется автор из России (есть просто русская экзотика).

1) Обложка. Фронтиспис. Красивый многозначительный символизм.

Заставки.

2) Играли у Нарумова.

3) Русская зима (ад). Лиза у окна (бедная Лиза).

4) Бал.

Но это совсем другой бал — не из "Войны и мира". Это строго по пушкинскому тексту к характеристике Лизы:

цитата

В свете играла она самую жалкую роль. Все ее знали, и никто не замечал; на балах она танцовала только тогда, как не доставало vis-à-vis, и дамы брали ее под руку всякой раз, как им нужно было идти в уборную поправить что-нибудь в своем наряде.

5) Тень Германна.

6) Игра Германна. Тень графини держит руки на плечах Германна.

7) Сумасшествие Германна.

Когда-то мы смотрели силуэты Н.Ильина к пушкинскому стихотворению "Воспоминания в Царском Селе" (здесь) из крупноформатного издания «Лирика» 1949 года.

Следующее стихотворение в этом сборнике "Деревня" (1819). Образец "гражданской лирики". Стихотворение в советское время было хрестоматийным (входило в программу изучения в старших классах, соответственно печаталось в учебнике-хрестоматии "Русская литература"). Тогда упор делался на анти-крепостническом пафосе. Посмотрим, что увидели в этом стихотворении иллюстраторы.

1) Шмуцтитул к стихотворению "Деревня" в издание 1949-го года. Очень бедно и уныло. Читатель ждёт слезливых жалоб в некрасовском стиле. Но Пушкин-то не таков!

2) В начальных строфах — восторг и упоение. Тема, конечно, обычная для поэзии старших современников — Жуковского, Батюшкова (молодой Пушкин пока ещё разрабатывает этот пласт): природная неиспорченность противопоставляется бездуховному высшему обществу. Ильин даёт на первом развороте силуэты крестьянки с ребёнком. И Пушкина, который на полном серьёзе учится у крестьян "в Истинне блаженство находить".

Вот эта страничная иллюстрация крупным планом (взял из другого сборника: "Сочинения" под. ред. Цявловского 1949-го года — там такая высокая печать, что кажется, будто чувствуется рельеф слоя краски на листе).

"Что есть истина," — взволнованно вопрошает Пушкин у селянки в кокошнике. А она ему, подбоченясь, ответствует. Ребёнка художник пририсовал, наверное, для того, чтобы эту беседу барина со своей крепостной не приняли за амурные игры.

3) А дальше Пушкин резко переходит к обличению крепостничества:

3а) Пушкин описывает ужасы:

цитата

Здесь Барство дикое, без чувства, без закона,

Присвоило себе насильственной лозой

И труд, и собственность, и время земледельца.

На левой стороне разворота — крестьянка всё в том же праздничном кокошнике изнемогает под тяжестью — чего? — вроде бы небольшой корзины с сеном.

3б)

На правой стороне разворота — мужик пашет землю. Это должно было стать иллюстрацией к такой филиппике:

цитата

Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,

Здесь Рабство тощее влачится по браздам...

Похоже, художник не очень-то верит возмущению Пушкина. Намекает нам, что в стихах — демагогическое преувеличение?

4) Концовка стихотворения: желание свободы

цитата

Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный

И Рабство, падшее по манию царя,

И над отечеством Свободы просвещенной

Взойдет ли наконец прекрасная Заря?

И опять художник не спешит иллюстрировать пушкинские лозунги. Усталая крестьянка, равнодушная к барским причудам, сидит на земле.

Графическое прочтение "Деревни" Ильиным показывает очевидное: формат оды отживал своё — скучновато и неискренно получалось. Революционная романтика прекрасно удавалась Пушкину в других жанрах: ведь было же годом раньше написано прелестное послание Чаадаеву: "Любви, надежды, тихой славы...". Правда, иллюстрированию совсем не поддаётся: души прекрасные порывы, звезда пленительного счастья, обломки самовластья...

Для понимания величия Ильина: иные иллюстрации советского времени к "Деревне" (ну и к примыкающему "Домовому").

Три сборника: 1) "Избранные произведения" (М.: Детгиз, 1959); 2) "Под вашу сень, Михайловские рощи..." (Л.: Детская литература, 1987); 3) "Стихотворения" (Горький: Волго-Вятское книжное издательство, 1982).

1) Пейзажики ("Деревня" и следующее стихотворение "Домовому"). На картинках ничего не разобрать — но такова была задумка "Избранных произведений" 1959-го года: огромный том с маленькими гравированными картинками плохого качества. А по существу — и здесь художники игнорирнуют тему обличения барства.

2) "Под вашу сень, Михайловские рощи..." 1987-го года — это акварели В.Звонцова и В.Смирнова с видами села Михайловского (он же Пушкинский Заповедник, он же Пушкиногорье). В такой концепции анти-крепостническому пафосу тоже места нет.

3) "Стихотворения" 1982-го года с иллюстрациями уже знакомого нам хорошего художника А.Смирнова. А.Смирнов сделал упор на революционной части: Пушкин со спины мрачно наблюдает за тяжким крестьянским трудом по свою левую руку, а по правую руку — его друзья из "светской черни" гуляют. Разделился русский народ.

Пополнение коллекции иллюстрированной пушкинианы. С интервалом в четыре года вышли две книги Пушкина разных издательств с иллюстрациями разных художников, но под одним заглавием и с одинаковым составом стихотворений. "Стихи, написанные в Михайловском".

Один сборник проиллюстрирован ярким художником С.Любаевым (М.: Красный Пароход, 2018), второй — весёлым художником И.Шаймардановым (М.: Проспект, 2022).

Это дань традиции — подборка стихов впервые была сделана ещё в советское время (1967), именно эта подборка без изменений воспроизводится в современных изданиях. В советских сборниках под названием "Стихи, написанные в Михайловском" были иллюстрации В.Звонцова — всё те же виды музейного комплекса "Село Михайловское".

Новейшие издания стихотворной подборки обошлись без пейзажей с натуры. Интересно, как два совсем разных художника решили задачу иллюстрирования тематического сборника.

1) Любаев — художник-концептуалист. Шаймарданов — скорее, карикатурист. Вот фронтисписы обеих книг: вверху Любаев рисует задумчивого Пушкина, не очень похожего на расхожие портреты; внизу Шаймарданов даёт забавную сценку с легко узнаваемым Пушкиным.

2) Далее. Слева — коллаж из пушкинских рисунков от Любаева, справа — Шаймарданов развивает тему весёлого Пушкина с собачкой.

3) Шмуцтитул к разделу "1817 год": вверху — Любаев, внизу — Шаймарданов.

Первое малозначительное стихотворение в сборнике: слева — ворона от Любаева, справа — собачий хвост от Шаймарданова

4) Шмуцтитулы к разделу "1819 год".

5) И вот, наконец, "Деревня". Любаев устранился от иллюстрирования этого стихотворения — очень многозначительно устранился! Шаймарданов рисует общение Пушкина с селянкой.

Наверное, Шаймарданов сам дошёл до такой концепции "Деревни". Но кажется, будто это перекличка с 1948-м годом — с силуэтом Ильина. Очень показательная трансформация.

6) Примыкающее стихотворение "Домовому" (1819). Здесь просто про прелести деревенской жизни, без политики. У Любаева — кот (символ домашнего уюта), а у Шаймарданова Пушкин чего-то загрустил.

Вот такая странная "Деревня" у Пушкина в 1819 году получилась.