Всё-таки наши прославленные старые советские художники, которые опубликовали свои новые циклы к произведениям Пушкина за последнее десятилетие, ни с кем не сочетаются. Это чистый безмятежный реализм в мягкой технике (акварель, пастель, мелки и что там ещё). Не надо его ничьим соседством замутнять.

И с книгами, и с художниками уже встречались. У Иткина — два варианта (ранний — чёрно-белый) 2008 года и поздний — цветной 2018 года. У Райпольского — цветной 2019 года.

А сравнивать картинки этих художников можно в едином потоке.

Предназначение заставки-иллюстрации неоднозначное. Я думаю, что она выступает в роли графического эпиграфа ко всей книге или отдельной части. Иткин так заставку и делает: не очень навязчиво, но с намёком на содержание. У Рейпольского заставка просто первая из цикла иллюстраций, описывающая ранний эпизод: летний роман Маши и Владимира.

У Рейпольского портрет Маши перед побегом (письма пишет, как и у многих художников). У Иткина — утром после венчания с незнакомцем Маша выходит к родителям: такой Маши мы ещё не видели.

Традиционная сцена для иллюстраторов: заблудившийся Владимир.

Рейпольский нарисовал возвращение войск из-за границы.

Объяснение Маши и Бурмина — тоже традиционная сцена. У Рейпольского — юные стройные герои. А вот у Иткина — какие-то негламурные.

Рассказ Бурмина про его венчание с незнакомкой — это нарисовал только Иткин. Рейпольский от изображения этого неблаговидного поступка уклонился. У Иткина сцена венчания — в двух вариантах. Композиция одна и та же, но разница велика. На чёрно-белом рисунке стройный Бурмин во фраке с хищным оскалом — так какого-нибудь Дракулу могли бы французские художники в XIX веке награвировать. В позднейшей цветной иллюстрации Бурмин уже просто мелкий бес.

Интересные концовки у обоих художников. Рейпольский нарисовал пожилую женщину — видимо, мать Маши: милый семейный покой в кругу семьи обеспечен Бурминым. Иткин в концовку поместил церковь, к которой съехались возки. Но метели нет — и такая церковь в нежных зимних сумерках была бы уместнее к рождественскому рассказу. Но идея та же — всё хорошо, всё спокойно.

Очень хочется советским художникам в XXI веке, чтобы все были счастливы и умиротворены.

Продолжаю обзоры иллюстрированной пушкинской "Метели". Сегодня — разные художники, которых ничего не объединяет кроме того, что они полностью принадлежат к постсоветскому периоду.

Уже знакомая книга из рубежного 1999 года.

Очень много Маши. Метели совсем нет.

Тоже знакомая современная книга. Двадцать лет отделяет её от предыдущей. А эстетика та же: изломанность, беспокойство.

Вот первые иллюстрации. Бог с ней, с эстетикой. Что-то здесь всё же не то...

При разглядывании "Выстрела" заподозрил художника в перерисовывании кадров из советского кинофильма (граф Б. уж больно на Ю.Яковлева был похож). В кинофильме "Метель" актёров, узнаваемых безошибочно, не было (там просто красавчики с правильными типовыми чертами лица). Пришлось специально глянуть на кинокадры. Ох, укрепляются мои подозрения:

Не знаю, зачем в фильме Бурмин время от времени носил сюртук с эполетами вместо гусарского мундира, но художник в сцене с Машей это сохранил (самому такого не выдумать). И детали мебели совпадают...

Может, в книге и не грубая перерисовка — может, фильм (не в первый раз) выступает источником вдохновения. Но не такая уж у художника техника или концепция, чтобы оправдать подобные заимствования. Пока больше на халтуру смахивает.

Книга тоже этого года (уже третьи "Повести Белкина" в 2019 году). Совсем другой настрой: спокойствие, традиции и романтизм. Вот и составь представление об эпохе по массовой книжной графике...

По случаю первого знакомства даю библиографическое описание по образцу каталога-справочника.

Метель. — М.: Проспект, 2019. — 24 с.; 16,5 см.

РОСТОВА А.: 4 страничных илл. (ч/б силуэты).

Тираж 2 тыс. экз.

Книги на Фантлабе нет, подал заявку.

Эта маленькая книжка в картонной обложке входит в папку-бокс с отдельными повестями из белкинского цикла. Непрофильный проект издательства "Проспект".

Идея заимствована из знаменитого издания 1936 года: папка-бокс с книжечками; тогда отдельные произведения объединены были не циклом, а иллюстрациями (ксилографиями) А.Кравченко. Размер такой же. Но современное издание по полиграфии библиофильским не является.

Первая повесть — "Выстрел" — с давно известными силуэтами Гельмерсена получилась не очень удачно (см. постскриптум: https://fantlab.ru/blogarticle61640). Остальные повести — силуэты современных художниц. Некоторое время колебался насчёт покупки (был неприятный опыт современных силуэтов, прицепленных к божественной "Русалке" Изенберга).

Но опасения не оправдались. Понравились иллюстрации новой художницы — А.Ростовой. Хорошая техника, оригинальная манера.

Возможно, раньше силуэтами признавались только вырезанные ножницами фигурки. Теперь это просто игра контрастов. Уже можно силуэты припудрить: так в первых сценах очень удачно метель передана.

А можно делать классические фигурки (при этом не только чёрным по белому, но и одновременно белым по чёрному: см. девичью обувку на первой картинке).

Приятно видеть качественную работу молодых современных художников/художниц. Ретро в лучшем проявлении.

Иллюстрации пушкинской "Метели" последнего десятилетия советской власти.

Миниатюрное издание, что тогда почти автоматически обозначало "библиофильское". Иллюстрации в таких случаях, как правило, были "продвинутыми". У Берштейна, как мы уже видели, каждая повесть предваряется разворотом. К "Метели" — сброшенная фата.

Следующая иллюстрация — длинная панорама. Но в книжке она разрезана на две страничных иллюстрации и два разворота. В отличие от "Выстрела" в альбомах образца неразрезанной панорамы нет. Поэтому придётся мысленно собирать её.

На первом элементе этого искусственно созданного триптиха видим за деревьями Владимира в санях, стремящегося вперёд. Цель путешествия — церковь в Жадрино — видим на последней части. А между Владимиром и церковью — пустота с брошенной рухлядью. И фата колышется вмести пурги. Собственно метели-то как погодного явления и нет.

Попытался склеить в редакторе: получилось только для самого общего представления:

Весь этот символизм и длинный показ пустот очень кинематографичен в стеле тогдашних фильмов Тарковского и Михалкова. Тогда это, действительно, было для искушённых зрителей.

Ещё одно миниатюрное издание. Но уже без обращения к высоколобой публике. Гравюра на дереве после Фаворского стала понятна массам. К тому же художник Бакулевский следует за сюжетом. Некоторая условность — от избранной техники. Это самая подробная сюита к "Метели".

Традиционной сцены "Бурмин у ног Маши" не предусмотрено. Видимо, не это самый запоминающийся поступок Бурмина в рассказанной истории. Бедная Маша!

Опять кинематографические иллюстрации: киевская художница Якутович. Это тоже интеллектуальное кино, но не заумное, а в стиле фильмов Марка Захарова. Театральные броские декорации и крупные планы.

В театрах любят, изображая военных пушкинских времён, вешать прапорщикам на шею большие белые кресты: с задних рядов видно. Вот и Якутович не удержалась.

Сказано же у Пушкина: у Бурмина георгиевский крест в петлице. Но художница рисует крест с георгиевской лентой на шее к Бурмина (и отдельно ещё крупно на ленте его показывает). Был бы Бурмин в звании полковника награждён такой степенью, его бы вся Россия знала!

Как всё-таки нравы смягчились в нашу просвещённую эпоху: в 1988 году готов был убить за такое, а сейчас — не готов.

После всех изысков картинка Косульникова к "Метели" позволяет расслабиться.

Продолжаем обзор книг и художников, уже знакомых по "Выстрелу". Сегодня — "Метель" и 1970-е гг.

У алтайского художника Туманова в распоряжении был только шмуцтитул. Он для представления "Метели" выбрал сцену в церкви, когда Маша падает в обморок, поскольку осознаёт ошибку: её мужем стал незнакомый человек. Многие художники в этой сцене показывают ещё и убегающего Бурмина. Но на этой картинке Бурмин сохраняет уверенное спокойствие.

У куйбышевского художника Коновалова было побольше возможностей: две иллюстрации на всю повесть. Он избирает героем для иллюстрирования Машу. На первой иллюстрации она пишет прощальные письма подруге и родителям перед побегом, а на второй — уходит в метель. Маша сказала — Маша сделала. Сильная женщина.

Киевский художник Дозорец, работавший в этой книге в технике силуэта, выбрал для иллюстрирования линию Бурмина: вот он убегает из церкви, аки заяц, а вот он — само благородство, когда объясняется с Машей.

Нижегородский художник Смирнов. Заставка к эпиграфу. Здесь метель. Но на первом плане — горящая свеча.

Смирнов выбрал нестандартную концепцию для "Метели". У него главный герой — Владимир.

Сначала Владимир в семействе Маши — стоит, гордо хмурясь и глядя на потенциальную тёщу (а Маша в это время в дальнем углу с женихами сидит — вся такая напыщенная, тоже гордится, наверное).

Потом Владимир пешком упирается в стену метели — сильный образ (вот так и при Бородино пойдёт пехотный прапорщик против свинцового ветра).

А вот финал повести: мы из окна смотрим в сад, где какой-то гусар коленопреклоненный перед какой-то барышней. А на столике -потухшие свечи...

Иллюстрации — это как тизер книги (дразнилка, намекающая на содержание). Я вот и в детстве, и сейчас сначала просматриваю картинки, потом читать начинаю. И о чём же повесть "Метель", исходя из этих иллюстраций-тизера? О том как сильный духом Владимир борется с судьбой, и о незначительных персонажах (Маша, Бурмин), которых мы видим издалека.

У московского художника П.Бунина иллюстраций к "Метели", разбросанных по разным книгам, поменьше, чем к "Выстрелу". Цикл не сложился. Главный герой — Маша.

Но Бунин, пока что единственный из всех рассмотренных художников, отразил пушкинскую тему Войны 1812 года. Восторженный абзац про возвращение русских войск из-за границы нашёл отклик у Бунина — такого же, как и Пушкин, восторженного певца войны.

Бунин в издании 1974 года, одновременно с Коноваловым из Куйбышева, даёт образ Маши в момент написания ею писем к подруге и родителям. Тут Маша предстаёт серьёзной женщиной: верится, что она возьмёт на себя управление семейным имением после смерти отца (как и произошло при встрече с Бурминым после войны).

А дальше — ни метели, ни Владимира, сразу финальная сцена. Два варианта — ранний и поздний — очень похожие, но разные: Бунин добивается большей точности в этой сцене со стремительным броском Бурмина к ногам Маши (хотя стремительность — именно в раннем варианте)

Художник Носков по-своему проиллюстрировал текст издания "Болдинская осень". По одной гравюре к каждой повести. К "Метели" — метель. Стихия средствами ксилографии.

UPD/05.10.2020

Художник И.Бруни. В иллюстрированной пушкиниане был известен только рисунками к "Сказке о мёртвой царевне". И вдруг внезапно обнаружилось, что в энциклопедии-справочнике С.В. Чистобаева Художники детской книги СССР. 1945-1991. Т. 2. «Б» на стр. 790-791 помещены несколько иллюстраций Бруни к "Метели" и "Барышне-крестьянке". Настоящее открытие!

Решил немного подкорректировать последовательность обзоров отдельных повестей Белкина. Уже писал про странность: в 1960-е гг., когда в СССР рождалась современная графика, новые иллюстрации к "Повестям Белкина" не издавались. Наверное, этот пробел должен восполнить В.Милашевский. Его иллюстрации были изданы посмертно в 1983 году, но по духу вполне вписываются в волну книжной графики шестидесятников (к тому же, работу над иллюстрациями он начал в 1965 году).

Милашевский в Шестидесятые был представителем старшего поколения, он просто возродил свою манеру 1920-х гг. (как и Н.Кузьмин), но иллюстрации того поколения прекрасно вписались в движение по обновлению искусства оформления книги.

Цикл иллюстраций остался незаконченным, в "Метели" картинки только к самому началу относятся. Но, может, это и к лучшему: мы следили за тем, как предыдущие художники отражают метель-непогоду, так вот у Милашевского — только метель, и никакого хулигана Бурмина!

На заставке — метель с ураганным ветром (сучья летят). Чей возок — Маши или Бурмина — непонятно, скорее всего условный.

Это заставка к сказке — у Милашевского в "Повестях Белкина" сказочный антураж. В "Выстреле" он был приглушён, а здесь проявился сразу: виден столб с бюстом существа, похожего на Мефистофеля. Это вблизи русского Жадрина с православной церковью!

Вероятно, ассоциации со стихотворением про метель "Бесы", которое Пушкин написал первым в свою Болдинскую осень 1830 года.

Далее — Маша уходит из дома. Ни лица крупным планом, ни психологии — только стихия. Вороны вот ещё летают — они хорошие летуны, любят с ветром поспорить.

Переход к Владимиру. Знакомая сцена, которая многими художниками варьировалась: Владимир вылез из саней. Но только у Милашевского видно, насколько безнадежно положение Владимира.

А вот и настоящая зимняя сказка: "Вечор, ты помнишь вьюга злилась, на мутном небе мгла носилась... А нынче — погляди в окно:".

Вьюга утихла, Владимир добрался до Жадрина... Грустная сказка.

В эту минуту Милашевский оставляет героев "Метели".