Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Опыт нового прочтения отечественной фантастической классики.
— Гойда, гойда! — говори, говори,
Говори, приговаривай,
Говори, да приговаривай,
Топорами приколачивай!
Роман Владимира ПОКРОВСКОГО «Танцы мужчин» опубликован в сокращении в 1989 году в четырех номерах журнала «Химия и жизнь» и в полном виде – в 1991 году в «Сборнике научной фантастики. Выпуск 35» издательства «Знание». Составитель этого сборника Евгений Войскунский вспомнил в предисловии:
— Осенью 1982 года в подмосковном Доме творчества им. А. С. Серафимовича, чаще именуемом Малеевкой, собрался 1-й всесоюзный семинар литераторов-фантастов и «приключенцев». Еще был жив мой друг и товарищ по руководству семинаром Дмитрий Александрович Биленкин. Мы разделили молодых фантастов, приехавших со всех концов страны, на две группы, у каждого из нас оказалось по тринадцать «семинаристов». Представляете, сколько было срочного чтения? На моем столе громоздились папки, наполненные космическими полетами, изобретателями жуткого оружия, добрыми пришельцами, странными событиями в жизни людей. Семинар по литературному уровню был сильный. Пожалуй, самый сильный в последовавшей череде ежегодных семинаров в Малеевке и Дубултах. И он уже подходил к концу, когда — Биленкин попросил меня прочесть повесть В. Покровского. Я еле поспевал читать прозу своих подопечных, а тут чужая рукопись да к тому же и толстая, семь авторских листов. «Прочти, не пожалеешь», — настаивал Биленкин. Ладно, я, как мог, уплотнил и без того плотное семинарское время и пробежал повесть москвича Владимира Покровского. Это были «Танцы мужчин».
ПОКРОВСКИЙ
Владимир ПОКРОВСКИЙ пишет мало, печатается еще меньше. В чтении труден. Ряд его повестей до сих пор существует только в самиздате. Удивительно еще, как АСТ решился издать в 2024 году роман «Персональный детектив», впервые опубликованный в 2013-м в Липецке тиражом 40 экземпляров.
В интервью 2011 года Виктории и Патрису Лажуа во франкоязычном
журнале «Galaxies», он пошутил, сравнивая свою издательскую судьбу в советский и постсоветский период:
— Что касается моей литературной жизни, то она похожа на переход из одной пустыни в другую через оазис. Я был никому не нужен и мало писал. Потом я вдруг стал нужен и начал писать больше. Но снова стал не нужен и пишу меньше. Так что все изменилось, но ничего не изменилось.
Творчество Владимира Валерьевича не укладывается в привычные шаблоны. Авторы аннотаций, не находя других определений, обычно относят его к «психологической фантастике».
Впрочем, в одну когорту его причислили давно и надолго: четвертая волна. Так прозвали выходцов из Малеевки-1982: Эдуард Геворкян, Андрей Столяров, Виталий Бабенко, Любовь и Евгений Лукины, Вячеслав Рыбаков, Борис Штерн и другие.
Именно он является автором термина «турбореализм» — жанр, который определил для своего творчества 1980-х – 1990-х еще один малеевец Андрей ЛАЗАРЧУК. Вот как Владимир ПОКРОВСКИЙ рассказал об этом в интервью 2013 года на сайте онлайн-журнала «Питерbook» Василию Владимирскому:
— Термин «турбореализм» случайно придумал я. Это было на одном из ранних «Интерпрессконов» — на втором, кажется. Однажды Андрей Столяров с гордостью рассказывал о своем приобретении — по-моему, об эйтишке, тогда очень продвинутой и популярной в нашей стране машине. Особенно Андрей гордился кнопкой «турбо», которая позволяла удвоить скорость компьютера. Я и тогда не понимал, да и сейчас не понимаю, в чем был смысл этой кнопки — мне казалось идиотизмом работать с отключенной турбо-кнопкой, чтобы иметь в два раза более медленный компьютер. Смысл-то, может быть, и был, какой-нибудь глубоко технический, наподобие перегрева процессора, но я его не видел и сказал что-то в этом духе.
Компьютерная тема была быстро исчерпана, и мы перешли к литературному трепу. Столяров заявил, что фантастика должна быть реалистичной. Пусть Андрей меня извинит, если я перевираю его слова, но он что-то в этом роде сказал и, более того, подчеркнул, что фантастика должна быть реальней самой реальности.
Я вспомнил идиотскую кнопку «турбо», и заявил, что фантастика должна быть турбореализмом. Я так понял Андрея и, поскольку свято верю в польскую поговорку «цо занадто, то нэ здрово», решил пошутить над реализмом, который реальней самой реальности. Шутку приняли, но, по-моему, не поняли, и случайно сказанное слово быстро пошло в ход.
Интерпретации
Попыток литературного анализа романа ПОКРОВСКОГО за прошедшие 30 с лишним лет оказалось не так уж много.
Как считает Мария Галина в статье «Царица грозная» («Новый мир», 2020, №12):
— Вряд ли можно считать оптимистической повесть Владимира ПОКРОВСКОГО «Танцы мужчин» (1989), где созданный ученым вирус должен был наделить человечество суперсвойствами, но, вырвавшись на волю, вызвал эпидемию импато — импаты и правда обладают самыми разнообразными суперспособностями, но в последней фазе болезни эмоционально нестабильны и, как следствие, благодаря этим суперспособностям — опасны. Импатов (а также тех, кто с ними контактировал, — вирус высококонтагиозен) безжалостно уничтожают, и всей современной цивилизации приходится менять свои приоритеты и учиться жить в мире легализованных убийств и отрядов специального назначения «скафов» — суровых мужчин с правом на убийство.
Аналогичным образом расценивает роман и писатель Шамиль Идиатуллин:
— Недалекое постиндустриальное будущее, мегаполис – развитой, обеспеченный и наглухо упакованный в намордник. Человечество накрыла эпидемия импато – рукотворного вируса, в короткое время превращающего человека в суперособь, которая умеет видеть будущее, менять внешность, проламывать стены, раздваиваться, летать – но быстро теряет сходство с человеком, впадает в спазмы безудержной ярости и убивает всех вокруг. Импатов отслеживают, отлавливают для исследований, но в основном отстреливают скафы – спецподразделение одиноких ранимых убийц, утомленных высокой смертностью, всеобщей ненавистью, внутренними интригами и абсолютным запретом на личную жизнь. Естественно, запрет устоять не способен – что и спускает пружину трагедии.
У составителя «Сборника научной фантастики. Выпуск 35» 1991 года Евгения Войскунского иное мнение:
— Что же до болезни импато, то это, собственно, и не болезнь, а резкое выделение личности из бесцветной массы. Вместо долгой, тусклой, униженной жизни, принятой за норму, яркий всплеск таланта, созидательной активности, физической силы, даже внезапная способность к левитации. Трагический контрапункт: в момент полного развития способностей ты обречен, ты объявлен угрозой для общества и подлежишь безжалостному уничтожению. Ибо ты — нарушитель гармонии. Ясно, о какой гармонии идет речь: о ровно подстриженном поле тоталитаризма. И уже сами защитники этой гармонии не выдерживают, «Мы не люди. Ужас, что мы делаем», — восклицает скаф Дайра, а сущности, погубивший собственного сына. «Все нужно наоборот!» — это позднее прозрение скафа Сентаури, убившего друга…
Болезнь
В «Танцах мужчин» нет никаких вирусов. И «болезнь», и «заражение» не имеют вирусной природы. Преследуемый скафами на протяжении романа импат, достигший опасной предсудорожной третьей степени, заражает других, просто заглядывая им в глаза. Единственное общепризнанное средство защиты — полупрозрачная вуаль, закрывающая верхнюю часть лица:
— Сложное, почти хаотически модулированное излучение, идущее от импата, очень трудно зарегистрировать: уже в пятнадцати метрах оно растворяется в радиошумах. Средством, позволяющим зафиксировать импата, был тогда детектор Волмера, но и он отличался малой надежностью.
Детектор бывает двух типов: портативный и в виде «столбика-гвоздя», вырастающего рядом с импатом чуть ли не в рост человека, вспыхивая красным и визжа сиреной.
Излучают даже импаты с нулевой степенью, считающиеся пока не опасными.
Болезнь рукотворна. Когда-то ученый Элдон «хотел, чтобы все сверхлюдьми стали, он счастья хотел для всех. Он и представить себе не мог, что именно у людей проявится резонанс, никто не мог такого предугадать. Вы ведь проходили, там такой пакет волн СВЧ. На собаках, на обезьянах испытывали, а у людей вдруг резонанс!»
В итоге Элдон то ли сам застрелился, то ли его убили – болтают всякое. Потом настали времена Карантина, «те страшные времена, когда импаты летали по улицам, заглядывали в окна, устраивали оргии на площадях».
При этом тела их на второй-третьей стадии уродливо меняются, вспыхивают немотивированные приступы агрессии и вспышки ярости, речь порою невнятна, они — телепаты и абсолютно равнодушны к элементарным человеческим установлениям – одежде, бритью, санитарии и прочему.
Если учесть и суицидальные порывы на первой стадии — ну, прямо «Дикие карты», собранные Дж.Мартиным на пять лет позже – в 1987-м.
А еще импаты заразны.
Исходя из вышеизложенного позиция Евгения Войскунского о ярком всплеске таланта и обреченности в момент полного развития способностей: «ты объявлен угрозой для общества и подлежишь безжалостному уничтожению, ибо ты — нарушитель гармонии» — слишком уж перестроечно-романтична.
Но не скажу, что категорически неверна.
Простые решения
«Танцы мужчин» написаны очень вязко и вычленить из их словесных переплетений классические идею, второй план и прочие элементы непросто. Как и определить творчество тех, от кого автор отталкивался. Владимир ПОКРОВСКИЙ имеет привычку основательно переваривать съеденную им духовную пищу.
Но кое-что можно вычитать. Так, в какой-то момент автоматы, которыми вооружены скафы, начинают именоваться «оккамами»: пуля, как самое простое решение, явно не умножает сущности.
А вот еще:
— Пауком патрульную машину прозвали давно, когда импатов еще только учились искать, то есть лет пятьдесят назад, и Лига Святых состояла тогда из хорошо подобранных молодцов, а может, они и в самом деле были тогда святыми. Трудно понять то время. Патрульные машины делали тогда особыми, заметными, на вид жутковатыми, как автомобили для перевозки радиоактивных отходов. На капоте, на дверцах и даже на брюхе было намалевано по багровому кресту (клеймо Лиги Святых).
Так что идея скафов явно родилась из охотников на вампиров. Плюс пожарные из «451° по Фаренгейту», и выросшее из них подразделение Боевой Гвардии во главе с ротмистром Чачу.
Но Брэдбери и Стругацким было попроще. У них эти подразделения занимаются неправым делом: сжигают книги, уничтожают интеллигентов, сомневающихся в режиме. Импаты – не идейные борцы. Они, как вампиры (и это, пожалуй, более точная аналогия, чем мутанты), увеличивают количество себе подобных без какой-либо позитивной или негативной повестки. Может быть, там, в перспективе, принадлежащий полностью им новый мир был бы и хорош (вечная молодость, умение летать, мгновенно перемещаться и прочее, да и с кровью как-то решилось б), но это был бы мир не людей.
Скафы действительно охраняют город от кошмара и смертей. Их команда могла состоять из брандмейстера Битти со Стоунменом и Блэком или из ротмистра Чачу с Панди, Зойзе, Димбой и капралом Гаем Гаалом. Они бы так же профессионально делали свое дело по поимке или уничтожению импатов. Возможно, Владимир ПОКРОВСКИЙ предпринял свой поход вглубь условной Островной Империи задолго до того, как Борис Стругацкий в предисловии ко «Времени учеников» озвучил эту задумку, развивающую ранее высказанную мысль «...потому что больше его не из чего делать».
Император
Вторым планом (но не вторым дном) по роману идет сумасшествие Ниордана, нисколько не мешающее его работе скафа. Но как изменилось время! В первой же главе оставшийся один в «пауке» Ниордан, проводив взглядом коллег, надевает мантию и корону, и рядом с ним на сиденье появляется Френеми:
— Мне трудно, Френеми.
— Ты ненавидишь их, император.
— Они уже не бойцы. Каждый из них отравлен собой. Или, что еще хуже, другим человеком.
— Одно твое слово, и мы заставим их…
— Нет!.. Скажи, как дела в государстве?
— Плохо, император. Без тебя трудно. Заговорщики стали чаще собираться в доме на площади.
— Проберись к ним. Сделай их добрыми. Отними у них силу.
То есть параллельно событиям романа Ниордан погружен в иной мир, где является императором. «Банально, — скажут мне, — и описано во множестве произведений. В короне – контакты компьютера: надеваешь и оказываешься в виртуальном мире. Возможно даже, одновременно пребывать в обоих мирах». Но в 1982 году отцы-основатели киберпанка на Западе только-только начинали описывать подобные вещи. В «Танцах мужчин» хотя уже и существует интеллектор, корона у Ниордана самая натуральная, как и шизофрения. Но его искаженные видения вполне соотносятся с основными реалиями романа:
— Заговорщики говорят, ваше величество, что народ соскучился по насилию, что он устал от собственной мудрости. Для того чтобы привести его в чувство, утверждают они, нужно уничтожить до девяноста процентов подданных. Тогда, может быть, наступит мир.
Будущее
Впрочем, кто может оставаться нормальным, работая скафом? Особенно после того, как отдал приказ уничтожить самолет с 250 пассажирами, где должен был находиться и твой сын, потому что в салоне – импат. Отдавший приказ Дайра всю последующие годы находится в положении Фриды, которой каждое утро подают платок.
— Никто из знакомых Дайры никогда не грешил, и не будет грешить пристрастием к букетам, анонимно переданным в больницу, где уже к старости Дайра будет менять вдруг ставшие хрупкими кости, иногда в совсем уже мелочи, в слове, оброненном невпопад, — везде будет усматривать он присутствие сына.
События романа описываются с позиции некоего осведомленного будущего:
— Впоследствии операция выставления кордона была отнесена к числу самых четких и самых красивых полицейских массовых операций за последние пятнадцать лет, но именно с нее начался новый расцвет СКАФа, расширение его функций, усиление власти и последующее обособление в самостоятельное подгосударство.
Умертвия
Что же касается пресловутых танцев, случились они уже в самом конце этого длинного дня:
— после того, как Дайра отдал приказ сбить самолет и заявил, что, по сути, — он (Дайра) теперь мертв;
— после того, как Сентаури только что убил из оккама своего друга-скафа Хаяни, оказавшегося «прекрасным утенком», обладающим иммунитетом;
— после того, как грандкапитан гвардии СКАФ Мальбейер рассказал о планах не сбивать самолет, а посадить его в аэропорт, дабы сотни предсудорожных импатов разбрелись по миру, «погибло бы множество народу, и СКАФ значительно укрепил бы свои позиции»;
— после того, как Ниордан узнал, что Френеми предатель и приказал расстрелять его: «А я умер давно. Моя корона, моя мантия – это теперь игрушки... я остался один. Только вы».
«Их танец лишен был даже намека на радость, на хотя бы самое мрачное удовлетворение, их танец был тяжелой работой, приносящий тоску, убивающей самые смутные надежды».
Может, это и был турбореализм?
P.S. Помимо обложки НФ-35, иллюстрировано работами Вадима МЕДЖИБОВСКОГО к публикации «Танцев мужчин» в журнале «Химия и жизнь».
Под покаянными крестами, или На фоне гуситских свершений/ Обыденность исторического времени /Фанатизм везде одинаков
Середина 1420-х годов. В Европе творится черт знает что. Гуситские еретики повергают в прах уже не первый крестовый поход, должный притащить их обратно в лоно святой матери-церкви. Волками глядят на крестоносцев польские и литовские рыцари, недаром ожидающие от них очередной подлости, и точащие мечи для новой скорой схватки. Множатся и цветут буйным цветом прочие ереси, тонко намекая на необходимость реформации церковных укладов. Продолжаются кровавые династические дрязги во Франции.
Исторические, прямо скажем, пришли времена.
Юному медикусу Рейневану фон Беляу не было дела до судьбоносных событий, разрывающих старушку Европу. Все его внимание занимала любовная связь с Аделью фон Стерчей, супругой отбывшего в антигуситский крестовый поход Гельфрада. Вот только кроме рогоносца-муженька в роду Стерчей хватало гневливых мужчин, готовых постоять за честь семьи.
Рейневан пускается в бега, вследствие роковой случайности оказываясь объектом кровной мести, впутываясь в липкую паутину пророчеств.
Помимо разгневанных родичей и нанятых ими головорезов, на след Рейневана встают могущественные личности, обладающие силами, выходящими за грань понимания.
И, похоже, юному Беляу все же придется оказаться причастным к тем самым событиям, до которых совсем недавно ему не было никакого дела.
Анджей Сапковский — автор шикарного Ведьмака, считает своим magnup opus отнюдь не приключения Геральта со товарищи. А вовсе даже нашего сегодняшнего героя.
Трилогию чертовски атмосферную и историчную, сравнимую с лучшими образцами, типа Имени, Ртути или Мага.
С первых страниц мы будто с головой погружаемся в мрачные деньки начала 15 века (Конец света говорите? Историческое время? Какое-то оно у вас обыденно-безотрадное). Времена, когда многие в Европе чуяли приближение серьезных перемен. Когда одна из стран бросила вызов всем остальным чадам Старушки. Когда словно вернулись времена Альбигойских войн, и Крестовые походы устремлялись не к Гробу Господнему, а к соседям-христианам. Когда необходимость реформы церкви стала понятной всем более-менее адекватно мыслящим гомо сапиенсам (пускай тогда, впрочем, как и сейчас, таковых были не сады). Когда вот-вот в мир придет изобретение, перевернувшее социум. В общем, времена вокруг веселые. Тем паче, за бортом царило привычное средневековое зверство, Officium Sanctum Inquisitionis пребывала в самом соку, а ценность человеческой жизни упорно стремилась к нулю.
Автор окутывает нас антуражными подробностями и нюансами тех времен, активно смешивая высокую политику с приземленным бытом обычного народонаселения. Создавая насыщенный, полный вкусов, ароматов (не всегда приятных) и оттенков коктейль, отлично передающий жизнь людей 15 столетия. Мы услышим переговоры на высоком уровне, прочувствуем мотивацию и аргументы аристократии, понаблюдаем за организацией крестового похода. Посетим несколько известных городов Восточной Европы. Отведаем излюбленной в здешних краях капусты. Познакомимся с бандитами, маргиналами и изгоями общества, еще раз ощутим отношение к евреям. Станем свидетелями покраски тканей и работы ксилографов. Обряда экзорцизма, узнаем много нового об изгнании демонов/дьяволов. Вдохнем вонь горящих тел людей, сжигаемых на кострах аутодафе. Побываем в пунктах доносительства и подвалах инквизиции, включая саму пыточную. В стане раубриттеров – рыцарей-разбойников, и на их тинге. В монастыре — доме демеритов, где несут долгое покаяние проштрафившиеся священники. Местной психбольнице. Лагере гуситов, где познакомимся поближе со многими представителями этой «ереси», с кривой усмешкой узнав, что их методы ничуть не отличаются от методов противников. Дотронемся до силезских каменных крестов. Вскользь приобщимся к субкультуре водных поляков – плотогонов, рыбаков, водителей малых речных судов, о которых было бы интересно прочесть отдельную повесть, а то и роман. И богатых коноводов. Увидим привет из будущего — дуэль на ручном огнестрельном оружии. И взаправдашний рыцарский турнир с его неаппетитно пахнущим окружением. Встретим по дороге известных личностей от Завиши Черного до Гутенберга и Коперника.
По книгам, подобным «Башне» изучать историю гораздо интереснее, чем по сухим учебникам.
«Башня» стилизована под старинные романы с непременным кратким изложением-эпиграфом того, что нас ждет в будущей главе.
Практически в каждом разделе мы услышим диспут, беседу, рассказ или событие, несущее свою стержневую идею: историческую, религиозную, моральную либо философскую.
Об управлении массами, отношению к колдовству. О европейской политике, «терках» между Восточной и Западной Европой, рыцарской чести. О ересях (снова и снова, больно животрепещущая тема), гуситах и не только, борьбе с ними самими разными способами: от проповеди до крестового похода и костра. О морально-этических чеснотах: обмане, махровом эгоизме (все лишь для личного блага), ограниченном доверии. О мести и ее правильном исполнении.
О книгопечатании, воздействии книг на людей. О благородстве, его вреде, ошибочном понимании, применении. О войне, против которой активно возражал самолично основатель христианства. Дружбе – основополагающем достоинстве, позволяющем людям выживать в самые непростые времена. Преступлениях, их уместности. Фанатизме – свойстве, нивелирующем самые благие начинания и идеи. Борьбе за правое и святое дело, проходящей, как и положено, по шею в крови. И, безусловно, о Любви – куда ж без нее. Всех тем, коими автор хочет поделиться с читателем, не перечесть.
Структура книги не особо сложна: квест-поход, в процессе которого собирается традиционная для Сапковского колоритная компания.
Рейнмар Беляу он же Рейневан (Пижма) де Беляу. Молодой (23 года) дворянин пястовских кровей (пускай незаконнорожденный), учившийся в пражском универе на медика и травника. Наивный красавчик-юнец, бабник, полный любовного томления и детских представлений о морали и этике. Регулярно и с удовольствием ошибающийся, постоянно бродящий по краю могилы. А еще он адепт магических искусств. При этом Рейневан скорее свидетель эпохи, чем активный протагонист и двигатель сюжета. Да, что-то от Лютика имеет место быть.
Циник и эгоист Шарлей с богатым и неизвестным нам прошлым. Выдающийся боец и опора героя.
Таинственный Странник могучий Самсон-Медок. Полный знаний и загадок.
В процессе из попутчиков троица превращается в настоящих друзей, готовых ради товарища на что угодно.
Антагонист романа — рыцарь-оборотень Стенолаз, чьи цели непонятны долгое время. Живущий под девизом «Аdsumus — Мы здесь» представитель непременного для той эпохи мистического братства-ордена.
С магией ситуация любопытная. Попервой складывается впечатление, что колдовство тут далеко не на первом плане, несмотря на то, что ГГ обучался и практикует чернокнижье. Мази, травы, лечение, указания дороги, попытки поговорить с мертвецом, левитация на пару сантиметров, даже полет (!). Не на первом, однако мы встречаем людей и существ, связанных с колдовским искусством. Они не решают судьбы мира, используя свои скромные знания для решения бытовых, повседневных вопросов. В такую волшбу верится гораздо больше, чем в метание файерболов и сотрясание сфер. Вдобавок со временем автор «Башни» все чаще сталкивает нас с мистическим пластом, казалось бы, сугубо исторического романа, однажды даже позволяя ему исполнить роль Deus ex machina. Напоминая, что в средневековье мистика была гораздо ближе, чем в наше «научное» время, и встретить ее представителей можно было в самом неожиданном месте. В наличии и откровенно «фентезийные» товарищи, о рыцаре-оборотне я уже говорил.
Не обойдется без юмора. Как-то кот по имени Лютер, фигурирующий при разговоре о необходимости реформации церкви. Фразы типа «над колонной висел смрад и дух предпринимательства». Или «самодвижущееся, не смердящее и не отравляющее среду? Сдается мне изобретатели разгрызут эту проблему лишь частично».
А вот перебор с латынью, когда автор цитирует библию или поэзию целыми абзацами на языке Вергилия (в «Сезоне Гроз» эта напасть еще усилится) придется по нутру не всем (эти «простыни» чаще всего пропускаются не глядя). Как и чрезмерное употребление терминологии и названий вещей того времени. С одной стороны – плюс к погружению, с другой – щелкать на сноски полдесятка раз за страницу несколько надоедает. Или обилие разговоров, с небольшим количеством активного действия. Впрочем, знакомые с творчеством Сапковского к этому готовы.
Эрго. Атмосферное погружение в 15 век в духе старых романов. Неторопливое, подробное, доскональное, с массой подробностей и разговоров.
С первых строчек ясно, что автор хочет создать настоящий киберпанк, потому старательно копирует канонические образы.
"НОЧЬ. Третий район автономной торговой зоны Хошимина.
По пластиковому навесу кафе струился дождь. Под этим укрытием окутанные кухонным паром и людской болтовней официанты сновали между столами с исходящими дымком мисками супа, стаканами холодного кофе и бутылками пива.
За стеной дождя скутеры проплывали мимо, словно светящиеся рыбы.
«Лучше о рыбах не думать».
Вместо этого Лоуренс сосредоточил внимание на женщине, сидящей за столом напротив него и протиравшей палочки ломтиком лайма. Разноцветный рой на абгланце, скрывающем ее лицо, перемещался и шел рябью.
«Как будто под водой…»
Лоуренс впился ногтями себе в ладонь.
– Извините… у этой штуки нельзя поменять настройку?
Женщина переключила маску. Абгланц застыл в форме невыразительного женского лица. Лоуренс видел бледные контуры ее собственного лица, плывущие под маской."
Получается картинка из "Бегущего по лезвию бритвы", к ней добавлен единственный элемент — голографическая маска
Все прочие составляющие жанра так же вводятся по ходу текста:
— распад политических систем мира, уцелевшие государства противостоят корпорациям. Есть Астраханская и Стамбульская республики, нация-государство Москва, равно как и Берлин, намек от отсутствие США. Упоминается монголо-китайская война. Корпорации могут позволить себе покупать архипелаги. А океаны бороздят автоматизированные сейнеры с пулеметами и насильно завербованными командами. Правда есть ООН и некие "всемирные заповедники", но дикой природы очень немного осталось, потому что нормально охранять её можно только с дронами и реактивными снарядами;
— искусственный интеллект. Он тут так себе. То есть заморочить голову отдельному человеку — да. Быть многолетним психотерапевтом (при осознанном желании клиента) — да. Но настоящий андроид тут только один, это эксперимент корпорации, причем не очень ясно, что с ним, таким хорошим, делать. Автор явно читал про тест Тьюринга и "зловещую долину", но в материал не углублялся. Достаточно сильный образ с ИИ — это автоматизированный сейнер: команда порабощенных людей перебила своих охранников, но ничего не смогла сделать с бронированной рубкой, где был сервер, продовольствие и пулеметная турель. И корабль, без особых ухищрений, просто снизив пищевую пайку, уже через несколько дней заставил людей вернуться к работе, ловить и замораживать проклятую рыбу.
— хакер. Автор явно что-то читал про нейронки, потому эта модная тема превратила обычного специалиста по кодам и паролям 1980-х в продвинутого "нейрохакера". Суть его работы не очень понятна, но есть попытка показать, что взаимодействие человека с машиной теперь требует телесных аналогий. Командир охраны заповедника, Алтанцэцэг управляет боевой системой из бака с "коннективной жидкостью", потому что должна чувствовать информацию и отдавать команды буквально всем телом. Идея сильная, однако немедленно всплывает вопрос: что насчет неинвазивных интерфейсов в виде шапок, обручей и тому подобного? "Мир Дикого запада" машет белой шляпой. А новости современных разработок поддакивают. Автор понимает, что телесность в общении с ИИ дает какие-то преимущества, пытается проводить аналогию с осьминогами. Но сконструировать ситуации, где телесное общение с ИИ становится решающим фактором борьбы или просто конкурентным преимуществом, у него не выходит. Без таких ситуаций (желательно, совмещенных с кульминацией) вся телесность ИИ становится просто элементом декора, узором на стене;
— ученая, которая занимается экзотической проблемой, в данном случае, разумными осьминогами. Классическая женщина без личной жизни, с фанатичной жаждой познания и крупными психотерапевтическими тараканами.
Какое-то время пытаешься понять, что там вообще творится? Почему андроид только один? Почему война разведок отдельных государств не уничтожает корпорации? И почему "супер-мега-интернациональная" корпорация по итогу оказывается колоссом на глиняных ногах? Ведь она, фактически, претендует на полугосударственный статус, у неё должна быть не одна женщина охранник, а серьезные военизированные структуры. И тут выясняется, что у корпорации начинают отжимать дочерние фирмы, чисто юридическими средствами, а та ничего не может сделать. Шпионские комбинации вокруг хакера тоже скорее напоминают ХХ-й век, чем мир, где служебные ИИ могут становиться идеальными соглядатаями.
А когда мозаика собирается, "Гора в море" ложится камешком в понятный узор. Увы, блеклым и не раскрывшимся.
Некоей антитезой ко всей книге видится "Остров дельфинов" Артура Кларка: не счастливое спасение в катастрофе и обретение себя в контакте с дельфинами, а долгий и тяжелый побег от рабовладельцев, который, да, приводит персонажей к месту, где изучают новый разумный вид осьминогов, но очень вряд ли беглецы там останутся.
Роль недосягаемой вершины играет "Война с саламандрами" Карла Чапека. Тут показано самое начало — новые разумные виды еще слишком малочисленны, но люди, отчаянно воюя между собой, истребляя и порабощая друг друга, уже открывают дорогу своим конкурентам.
Прямым аналогом на поле киберпанка можно назвать "Заводную" П. Бачигалупи — и как жанровая литература "Заводная" куда как выше.
В чем проблема книги?
Почему энергичное двустишье:
Эффект для мозга дает
бомбический
Киберпанк вьетнамский,
океанический
ну никак не подходит к тексту?
Дисбаланс между заявленным чудом — блин, у вас новый разумный вид, и даже два разумных вида! — и фактическим отсутствием настоящего конфликта.
Взрывы где-то далеко. Хакер в Стамбуле уворачивается от смерти и закрывает сознание андроида от внешнего вмешательства, но сколько еще можно понаделать таких вот андроидов, уже с кнопкой в голове? Два настоящих ученых на острове — а их только двое, таких осведомленных — понимают, что у Octopus habilis весьма малые шансы на выживание, и очень опасаются корпорацию, которая их наняла и фактически заперла на острове. Но глава корпорации лично приезжает на остров, и оказывается, что это уставшая популяризатор науки, у из-под которой сейчас эту корпорацию уводит кто-то могущественный (Тибетская республика). Однако и новые хозяева острова не торопятся убивать осьминогов, одновременно не понимая, зачем они собственно этот остров приобретали.
Тут хорошо видно разницу между писателями первого ряда и остальными.
Рэю Нэйлеру явно недостает погружения в тему. Не чувствуется сотен прочитанных сообщений о передовых разработках современных ученых, как у Питера Уоттса. Нет сплетения политических интриг и системы научных открытий, как у Нила Стивенсона. Нет стильного конструирования предметов и деловых комбинаций Уильяма Гибсона. Нет жестокого юмора и бронебойного цинизма, которые должны работать оболочкой новой проповеди, как у Пелевина. Нет тонкой игры с культурными аллюзиями, как у Йена Макдональда.
А есть три сюжетные линии — ученая, раб на сейнере, хакер — почти пустой остров и знаки, которые рисуют осьминоги.
И острое нежелание автора превышать градус психологического напряжения. Неторопливая тоска вместо приступов паники, вот его принцип. Повторение старых образов, вместо выдумывания новых, будто на китайско-монгольской войне погибли все ученые, порезаны все фонды на разработку, и теперь в мире воспроизводят технологии прошлого десятилетия, но скачок на новый уровень сделать не получается.
Обывательская научная фантастика в декорациях киберпанка, вот что такое "Гора в море".
Однако же при всех перечисленных недостатках Рэй Нэйлер написал вполне себе книгу, и там есть история о сострадании к другому разуму и попытках понять иных существ. Это роман с постепенным нагнетанием и развязкой. Автор выдумывает новые слова, пытается разнообразить речь персонажей. Заигрывает с разными культурами и все-таки создает образ неряшливой и опасной глобальности — от Стамбула до Вьетнама, от Рейкьявика до Елабуги, повсюду царит неустойчивость, бедность, тирания вперемешку с терроризмом.
"Важные вопросы искусственного и нечеловеческого интеллекта", о чем кричит обложка, книга не поднимает, а скорее затрагивает: видно отсутствие самодостаточности. Люди больше не могут без ИИ: семья, общество, государство, работа — все пронизано синтетическими полуразумными структурами, которые из костылей постепенно становятся ногами. Но сами компьютерные разумы пока не стали новым видом разумных существ. Есть "Адам", которому лучше вообще не показываться на глаза толпе, толпы его ненавидят. Ну а разумные осьминоги, вроде целостные сами по себе, но их крошечный мир, с ножами из ракушек и подобием искусства, готов лопнуть в любую секунду. Разум либо станет неким межвидовым свойством, и существа смогут договариваться вне зависимости от своего происхождения, либо начнется война, в которой победят жесткие пирамидальные структуры: полуразумные исполнители во главе с управляющими носителями воли.
Но, повторюсь, эта проблема не обсуждается персонажами в лоб, она идет фоном текста.
И если вы не хотите глубоко нырять в проблемы искусственного интеллекта или задумываться о балансе сил в "дивном новом мире", а желаете прочитать историю в привычных киберпанковских декорациях, то эта книга — ваш выбор.
«-Тут не любят землян, — печально сообщил тао. Потряс левой рукой — я заметил тёмные липкие следы на тонких металлических пальцах. — Мне пришлось показать, что они под моей защитой.
— Землян нигде не любят, — возразил я. — Муссы?
— Муссы, — вздохнул тао. — Тупые. Ну так можно войти?
Я вздохнул. Была полночь, тот короткий промежуток, когда спящие ночью отходят ко сну, а спящие днём собираются выйти из домов. Скоро безостановочно несущуюся вдоль дома трассу заполонят муссы, ануки, гил-гилан и множество других разумных, ведущих ночной образ жизни. Даже по тротуару заковыляют любители медленного передвижения. А кто-нибудь непременно заберётся на стилобат и увидит гостей…
— Чего ты хочешь, Тао-Джон?
— Я их телохранитель.
Ну разумеется. Кем ещё работать извергнутому из Тао? На стройку податься, закусками на улице торговать? Ха-ха-ха.
— Ты, а не я.
— Нужна помощь, Никита. Тело их отца прекратило существовать, — сообщил тао.
Я кивнул.
— Печально. Сиротки, значит… Как же ты оплошал?
— Всякое случается, — туманно ответил Тао-Джон. И, смирившись с неизбежным, произнёс то, чего я и ждал: — Ты должен мне, человек Никита!
Вот теперь выхода у меня не было».
Сергей Лукьяненко. Поиски утраченного завтра
Не нужно рассчитывать, что всё в мире хорошо и можно жить припеваючи, пока планеты вращаются, а солнца — светят и греют. В Космосе существует проект причёсывания разных цивилизаций под одну гребёнку, которым занимается Большая Четвёрка рас, причём у каждой из которых — свои цели, счёты и планы. Без излишних сантиментов. Расчёт и контроль. Тем более, что Контроль — существует и действует.
Судьбы планеты Земля тревожат главного героя Никиту (от его имени ведётся повествование), который почти неутомим и при этом не раз подчёркивает, что не испытывает финансовых трудностей, несмотря на то, что его пробуют на прочность сверх силы.
Начинается текст с того, что старый друг, работающий телохранителем, приводит к Никите домой девушку, подростка и бульдога, в которого закачен разум человеческого олигарха. Забавные не очень вежливые диалоги, и попутно — характеристика облика Никиты, данная его тем самым старым другом.
Такое можно сказать о многих жителях Земли: «Ты купил огромную бетонную конуру. Живёшь в ней как сыч. Никуда не выходишь. Жрёшь дешёвую готовую еду, носишь дешёвую одноразовую одежду...»
Разумеется, после таких слов жизнь Никиты снова должна забурлить, враги вылезти из всех щелей (в данном случае — водопровода), поубивать никитиных гостей, после чего Никите надо будет заняться выяснением — кто и зачем это устроил? Как и положено — сначала докопаться до представителей великих цивилизаций, да и с родной планетой необходимо уладить возможность её существования. Текст динамичный, с вкраплениями философских идей и порой звонких фраз. Неутомимый детективный сюжет, специфический земной юмор (ну а что вы хотели — основные читатели — земляне!) и специфика самого главного героя. Бессмертного и не бедного. Чего только в Космосе не бывает. Как и продолжений.
"В конце вам придётся убить меня, — сказал Контроль. — Только я буду владеть всей полнотой информации и её не должны прочесть.
— Это сложно? — спросил я.
— Нет. Видите ли, я существую в структурированной воде. Сто двадцать один цилиндр, объемом около тонны каждый.
— Странное число.
— Обычное, у нас семеричная система счисления. Вы должны будете разбить все цилиндры.
Я почесал кончик носа.
— Надо, чтобы я вас возненавидел.
— Сделаем, — кивнул Контроль. — Вас не удивляет, что я готов пожертвовать собой?
Я лишь покачал головой.
— В итоге вы должны будете вернуться на Землю, — сообщил Контроль. — Поверьте, это и обеспечит вашу месть.
— Ну ничего себе, — сказал я. — Я смогу умереть дома!
— Не уверен насчёт смерти, — ответил Контроль. — На Земле вы, скорее всего, впадёте в реверсивное состояние внутреннего времени. До тех пор, пока будет существовать хоть один ваш потомок — вы станете балансировать возле точки нынешнего возраста.
— А где подвох?
Контроль улыбнулся.
— О, когда-нибудь вы пожалеете о том, что сделали. Почти наверняка».
«Ему казалось, что для Светлого Героя он отбрасывал слишком уж темную тень. Герой. Слово неприятно скользнуло в подсознании. Достаточно вырезать всех, кто готов назвать тебя серийным убийцей, – и тебе окажут честь называться героем.
– Ну что, Мучук? – Аша, пробираясь меж распростертых тел, подъехала к нему. – Пора сообщить хорошие новости.
Ах да. Трисирас мертв. Он направился к холму, пустив скакуна собранным галопом. Сестра последовала за ним. Дорога вела вверх, по извилистой тропе к горной крепости Сварг – огромной неуклюжей твердыне, кристально белым шаром вырисовывавшейся на фоне темных, ядовитых небес. Слабый столб света, поднимавшийся откуда-то из крепости, служил путеводной звездой. Маяк жестокости, подумал Мучук.
– Кажется, ты слишком уж молчалив для того, кто только что выиграл войну, – носатая грязная Аша остро глянула на него из-под шлема. Сейчас, когда ее фигура была вообще не видна под доспехами, ссутулившаяся мускулистая женщина казалась еще более неуклюжей. Просто чудо, что она до сих пор не упала с лошади.
Мучук пожал плечами и оглянулся, разглядывая небо. Третья луна уже превратилась в нефритового монстра, отбрасывающего прозелень на запад и окрашивающего небеса в изумрудные оттенки. Выиграл войну… Он вздохнул, как будто это было великим откровением. Как будто он не потратил годы своей жизни, рубя, рассекая и кромсая данавов, Детей Тьмы.
Но Аша была права. Он должен был чувствовать себя победителем, ощущать приподнятое настроение. И все же, несмотря на все свои попытки, он чувствовал себя так, словно открыл шкатулку, содержащую славу, и обнаружил, что надпись на крышке солгала».
Гурав Моханти. Сыны тьмы
Красочный и жестокий мир, в котором есть многое – волшебство и интриги, борьба за власть и за идеалы, замысловатая мифология и, увы, отсутствие абсолютного счастья и даже простой безмятежности. Это вовсе не древний дикий мир, это иной мир со своими традициями, которых даже не назовешь суевериями. Сюжет – динамичный и масштабный, с множеством сюрпризов и интриг, обилие сильных женских (воительницы Серебряные Волки) и мужских персонажей, наивных владык и неудержимых претендентов на престолы, пророчество о пришествии Сына тьмы.
Как написано в авторском предисловии, «я начал строить новый мир на основе наследия множества нарисованных от руки карт, набросков персонажей, необработанных заметок, планов замков, подробных сцен сражений, татуировок различных каст, геральдических рисунков… как это часто бывает. И вот, пять изнурительных лет спустя, мы, наконец, оказались на пороге захватывающего приключения». Местами заметно сходство с драконьей сагой Джорджа Мартина. Да и несмотря на имеющиеся в тексте чудеса, дэвов и забытых богов, а также орден искалеченных оракулов, в итоге все-таки получился современный текст. Иначе говоря – рассчитанный на современных городских читателей, обитающих в разных городах разных стран.
И не стоит забывать, что помимо забытых богов, в романе описываются разнообразные стратегии, а героям приходиться быть не только отважными, но и предусмотрительными.
«– Знаешь, когда я впервые об этом задумалась, я увидела, что моя жизнь подобна яблоне. С кончика каждой ветки свисало волшебное яблоко. В одном я увидела чудесное будущее, где у меня был бы дом, полный счастья, дети и шелковые одежды, а не мечи, друзья, а не подчиненные, поклонники, а не соперники. В другом яблоке я увидела блестящего военачальника, чьи одежды были пропитаны кровью и потом, а третье вело меня к библиотеке из свитков, к бесконечному знанию. Еще в одном была императрица, а в другом – повар, готовящий вкуснейшие блюда. Вытянув шею, я разглядела яблоко, где я была бы известным поэтом, и другое – где я была бы первой женщиной – ачарьей, и третье – где я – первая женщина, которая победила на Императорских Соревнованиях. Выше были и другие яблоки, но я их не разглядела.
– И что ты тогда сделала?
– Я просто стояла у корней дерева и умирала с голода, не зная, какое яблоко выбрать. Я хотела получить их все!
– Это классика! Но, выбрав одно, ты потеряешь остальные».
«Я вернулся в Йоханнесбург, чтобы повидаться с Даглишем. Сердце переполнял холодный ужас, ы голове царило полное недоумение. Дьявол вмешался в это дело и стал причиной чудовищной судебной ошибки. Если бы в том, что произошло, можно было кого-то обвинить, я бы почувствовал себя лучше, но вина, казалось, заключалась только в том, что судьба двинулась по кривой колее. Даглиш мало что мог мне сказать. Смит был обычным прохиндеем, не очень хорошим парнем, и не стал большой потерей для мира.
Загадка заключалась в том, Эндрю захотел пойти с ним. В свои последние дни парень был совершенно апатичен, ни на кого не держал зло, казалось, он помирился со всем миром, но, похоже, совсем не хотел жить».
Джон Бакен. Клуб «Непокорные»
Двенадцать небольших рассказов от 1-го барона Твидсмура, писателя и издателя, удостоенного похвальных слов за свои произведения от Говарда Лавкрафта. Отечественному читателю Бакен известен по роману «Тридцать девять ступеней» («шпионскому триллеру» образца 1915 года), экранизированных Хичкоком. Но вот эти небольшие впервые переведенные на русский язык произведения безусловно заслуживают внимания и прочтения. Не стоит забывать о том, что они были написаны десятилетия назад, многие им из них – уже почти век, когда трава была зеленей и сюжеты – свежее.
В предисловии иронически описывается лондонский обеденный клуб, в котором молодые люди встречаются только для воспоминаний и отдыха. Число членов не должно превышать пятнадцать и они должны развлекать компанию занятным повествованием, из которых и составлен этот сборник.
Есть ли там приключения и ужасы? Конечно! «Он наставал на том, что совершил великий грех и этим выпустил на свет нечто такое, что будет обманывать, грабить, мучить и терзать весь мир. Сначала мне это показалось чистым бредом, но поразмыслив, я вспомнил собственные чувства, что я испытал в той пустынной роще».
В этой самой истории – «Зеленая антилопа гну» упоминается золотой клад, спрятанный пятым президентом Южно-Африканской республики Паулем Крюгером во время его бегства к побережью в провинции Лимпопо. В экспедицию за сокровищами отправились двое и один застрелил другого, потому что считал, что убил животное, попал за это тюрьму и был осужден.
«Шестерка хотела убить меня, и если вы не возражаете против того, чтобы вас убили, сделать это очень легко, и потому мы приняли тщательно продуманные меры предосторожности.
И тем не менее здесь, в Англии, я дважды чуть не погиб. В первый раз таинственно сломалась моя двухколесная повозка, тут же собралась толпа, и, если бы не извозчик, проезжавший мимо, мне бы точно всадили нож под ребра. Во второй раз дело было на общественном ужине: угостили некачественным кайенским перцем, подаваемым с устрицами, и один из моих сотрудников до сих пор серьезно болен».
«Вот уже восемь лет, как я рыскаю по территории бывшей Российской империи. У меня нет цели тщательно исследовать каждый закоулок и всесторонне изучить всю страну. У меня просто — привычка. Нигде я не сплю так крепко, как на жесткой полке качающегося вагона, и никогда я не бываю так спокоен, как у распахнутого окна вагонной площадки, окна, в которое врывается свежий ночной ветер, бешеный стук колес, да чугунный рев дышащего огнем и искрами паровоза.
И когда случается мне попасть в домашнюю спокойную обстановку, я, вернувшийся из очередного путешествия, по обыкновению, измотанный, изорванный и уставший, наслаждаюсь мягким покоем комнатной тишины, валяюсь, не снимая сапог, по диванам, по кроватям и, окутавшись похожим на ладан синим дымом трубочного табака, клянусь себе мысленно, что эта поездка была последнею, что пора остановиться, привести все пережитое в систему и на серо-зеленом ландшафте спокойно-ленивой реки Камы дать отдохнуть глазам от яркого блеска лучей солнечной долины Мцхета или от желтых песков пустыни Кара-Кум, от роскошной зелени пальмовых парков Черноморского побережья, от смены лиц и, главное, от смены впечатлений.
Но проходит неделя-другая, и окрашенные облака потухающего горизонта, как караван верблюдов, отправляющихся через пески в далекую Хиву, начинают снова звенеть монотонными медными бубенцами. Паровозный гудок, доносящийся из-за далеких васильковых полей, чаще и чаще напоминает мне о том, что семафоры открыты. А старуха-жизнь, поднимая в морщинистых крепких руках зеленый флаг — зеленую ширь бескрайних полей, подает сигнал о том, что на предоставленном мне участке путь свободен.
И тогда оканчивается сонный покой размеренной по часам жизни и спокойное тиканье поставленного на восемь утра будильника».
Аркадий Гайдар. Всадники неприступных гор
Эта повесть, написанная в 1926 году, менее чем через десятилетие после революции, состоит из двух частей, отличающихся между собой скорее не по стилю, а по описанной в тексте обстановке.
Первая часть — это динамичная приключенческая повесть, в которой Гайдар весело и непринуждённо описал путешествия себя, друга и подруги (в которую оба влюблены) по южным республикам Советского Союза.
Здесь всё реально — местная восточная экзотика, нюансы переходного периода и соответствующие издержки. Прошло всего несколько лет с установления (да и неполного) в этих местах советской власти, при этом всё равно остались прежние счёты и те (пока ещё не истребленные), кому новая власть совершенно не нравится.
В реальности сам Гайдар в это время как раз совершил такое путешествие-странствие, и поэтому описал увиденное реально, без излишних прикрас и красивых слов, как в тех местах при новом строе стало всё замечательно. В этой части — приключения, беседы, фантазии и местная экзотика.
А вот вторая часть — это уже одиночное приключение главного героя, решившего отправиться в места не слишком обжитые. Там ждёт его встреча с бандитами, приступил болезни и увлекательная история про настоящих горных рыцарей, которые обитают где-то неподалёку. И найдя их, он оказывается пленником местного властелина, не слишком романтичного. Плюс к этому роковая тайна запертой башни и в придачу — куча интриг и неожиданностей. Да, то место и то время (1920-е), конечно, было непредсказуемым, но в описываемом Гайдаром варианте те самые горные рыцари напоминают персонажей других, более ранних времён, куда словно романтический герой Гайдара "провалился", столкнувшись с окружающей почти средневековой действительностью. В восточном исполнении. Заговор, тайна запертой башни и прочая соответствующая романтическая экзотика.
«Все это я знаю, и все это я вижу сам. Но к глиняным стенам плохо липнет красный плакат, и кажется он несвоевременным, заброшенным сюда еще из далекого будущего, и уж во всяком случае, не отражающим сегодняшнего дня. Вчера я был на могиле великого Тамерлана. Там у каменного входа седобородые старики с утра до ночи играют в древние шахматы, а над тяжелой могильной плитой склонились синее знамя и конский хвост. Это красиво, по крайней мере потому, что здесь нет фальши, какая была бы, если бы туда поставили, взамен синего, красный флаг.
— Ты глуп, -ответил я ему спокойно. -У хромого Тамерлана есть только прошлое, и следы от его железной пяты день за днем стираются жизнью с лица земли. Его синее знамя давно выцвело, а конский хвост съеден молью, и у старого шейха-привратника есть, вероятно, сын-комсомолец, который, может быть, тайком еще, но ест уже лепешки до захода солнца в великий пост Рамазана и лучше знает биографию Буденного, бравшего в девятнадцатом Воронеж, чем историю Тамерлана, пятьсот лет тому назад громившего Азию».
«Общественного долга в Римской империи, по которому нужно было платить проценты, не существовало. Она не должна была не содержать ни духовенства, ни судебного сословия, ни дипломатического персонала, ни обширной сети правительственных школ…
Что касается войска, то оно не превосходило численностью цифры 400 000 человек. При этом конница была немногочисленной; войска редко передвигались; воины стоили бесконечно дешевле, чем теперь. Пусть вычислят на современные деньги, что могли стоить этот двор, эта администрация и эта армия; пусть прибавят сюда издержки, необходимые на содержание нескольких флотилий, состоящих из весельных судов, и то, что тратилось на прокормление римского пролетариата; в результате получится приблизительно до 750 млн франков».
Нюма Дени Фюстель де Куланж. Германское вторжение и конец империи
Книга известного французского историка описывает события последних двух веков существования Римской империи, ее угасания и падения власти императоров, в которых ранее воплощалась вся полнота верховной власти. Но само центральное управление осуществлялось при помощи должностных лиц – чиновников. Отдельный небольшой раздел посвящен описанию провинциального управления, другие главы посвящены повинностям населения империи, роли христианской церкви; вольноотпущенникам, колонам и знати.
Вторая часть книги описывает само германское вторжение, причины германских нашествий и значению германцев, вступивших в Римскую империю как подданых и как воинов, попутно отвечая на вопрос – почему империя вербовала вооруженных людей среди германцев. В одном из разделов описывается исчезновение императорской власти, сравнение королевских титулов вождей с императорским. Но не имея ни финансов, ни армий, потеряв реальную власть над подданными, императоры лишь на время свой номинальный суверенитет и внешние почести. Сила империи исчезла. Вместо нее остался некий отвлеченный образ высшей власти.
«Мы показали, что среди германцев надобно различать две категории людей: во-первых, группы, нападавшие на империю, и, во-вторых, группы, находившиеся у нее на службе. Первые в результате оказались либо отброшенными назад, либо уничтоженными; уцелели только вторые. Следовательно, Римская империя не была низвергнута теми германцами, которые на нее нападали; разрушение ее было совершено теми, которые раньше входили в состав ее войска.
Однако и у германцев последней категории не было, собственно говоря, сознательного намерения ниспровергнуть империю. Эта мысль являлась в умах разве только некоторых из вождей. Вестготский король Атаульф признавался, будто одно время он замышлял разрушить Римскую империю и воздвигнуть на ее развалинах готскую державу».
«Ненавидеть несправедливость и отстаивать правду – трудное дело. Более того, думая, что лучше всегда быть правым, и прилагая большие усилия для этого, ты, наоборот, совершаешь много ошибок.
Путь – это нечто более высокое, чем праведность и правота. Это очень трудно понять, но в этой мысли заключается высочайшая мудрость. Если на все смотреть с этой точки зрения, то даже праведность кажется довольно узким и мелким понятием. Если человек не понимает этого сам, научить его невозможно. И все же есть способ встать на этот путь, пусть даже ты не смог понять этого сам. Нужно советоваться с другими».
Ямамото Цунэтомо. Хагакурэ. Сокрытое в листве. Кодекс чести самурая
Старинный трактат, написанный более трех веков назад, и представляющий собой (в идеале) практическое и идейное руководство настоящего воина. Книга состоит из комментариев известного в те времена самурая Ямамото Цунэтомо, являвшегося вассалом Набэсима Мицусигэ, правителя земель Хидзэн.
Самурай должен быть всегда готов к смерти и быть решительным, особо не размышляя в критических ситуациях. Иначе говоря – не размышлять и не рассуждать на поле боя, перед схваткой и т.д. Но при этом самурай должен следовать правилам поведения, в первую очередь – в своем военном клане, быть преданным господину, но при этом – соблюдать и свое достоинство, отказываясь выполнять капризы и причуды своего господина, особенно – унижающие других.
В завершающей главе дается совет заниматься изучением истории и традиций родных мест родного клана, и помнить сыновий долг пред родителями. В тексте много психологических советов, указаний по спорам и диалогам, отчасти – манипуляций
«Тебя поймают в ловушку, если у тебя не хватает решимости. Кроме того, если на встрече ты отвлекаешься, пока кто-то другой говорит, ты можешь бездумно решить, что этот человек поддерживается твоего же мнения…
Когда ты слушаешь какую-то историю или когда кто-то говорит с тобой, тебе следует быть начеку, дабы не отказаться в ловушке. Если ты не согласен с ним в чем-то, ясно выскажи свое мнение по этому поводу, укажи другому на его ошибку и вырази свое отношение к ситуации».
«Грузы и технику, поступавших от союзников морем к южным портам Ирана и Ирака, транспортировали сначала автомобильные колоны, организованные уполномоченными НКВТ в Иране по транзиту грузов. Колоны укомплектовывались военными водителями, а также иранскими поддаными. Перегонку автомобилей иранские водители вели медленно, поздно трогались в путь, рано останавливались на ночлег. Поэтому рейс с юга Ирана (Хорремшехр) к границам СССР (Джульфа) общей протяженностью 2000 км, продолжался нередко более 30 суток. Кое-кто из водителей пытался похитить грузы и сами автомобили. Дисциплина марша была весьма низкой, что приводило к большому числу аварий, и, следовательно, к порче и гибели грузов.
К этому времени американцы развернули на юге Ирана и в Ираке три автосборочных завода – в Андимешке, Хорремшерхе и в Шуайбе. При этих заводах были собраны пункты приемки собранных автомобилей от американцев и англичан, и лагеря формирования автоколонн. Как вспоминали участники тех событий, качество собранных автомобилей не всегда было высокое».
Путь в будущее. Транспортный коридор «Север — Юг». Россия – Иран – Индия – Китай. Под редакцией Александра Широкорада
Коллектив авторов рассказывает об истории волжско-каспийского пути, судоходстве на Каспии во времена царствования Николая II, строительстве железных дорог в Закавказье, проекте «Перекресток мира», российских портах на Каспии и флотах прикаспийских государств, в том числе – Азербайджана, чьи военные корабли и суда базируются на Баку. В тексте рассказывается о создании военно-морских сил Казахстана (чей главный штаб находится в Астане) и его вооружении. Далее речь идет о формировании и функционирование военно-морских сил Туркменистана.
Одна из глав посвящена описанию портов Казахстана и Туркменистана – порт Туркменбаши (до 1993 года назывался Кисловодском) внесен в книгу рекордов Гиннеса как самый большой порт, расположенный ниже уровня моря. Далее описаны порты Баку и Алят, российские портя на Каспии. Уделено внимание сотрудничеству СССР и Ирана в ходе Второй мировой войны.
«Особого успеха добились наши железнодорожники в поддержании локомотивного парка в работоспособном состоянии. После прибытия в северную зону Ирана им пришлось организовывать ремонтную базу с нуля. С 1942 по 1944 г. были открыты депо в городах Бендер-Шах, Бонекух, Зенджан, Семнан, что значительно облегчило эксплуатацию и ремонт локомотивного парка и обеспечило выполнение государственного плана перевозок советского транзита… Вагонный парк состоял из 1990 вагонов, большая часть которых находилась в запущенном состоянии. Для преодоления перевалов требовались автотормоза, которые на иранских вагонах не использовались, а поезда спускались на ручных тормозах».
«Я начал изучать суфизм более тридцати лет назад, еще будучи простым студентом. В то время немногие слышали о нем, и мне постоянно приходилось объяснять, что это такое (или, скорее, чем он мне на тот момент мнился). Сегодня же складывается впечатление, что каждый слышал о суфизме – это слово встречается ежедневно в газетах, книжных бестселлерах и популярных фильмах. В то время имя Руми вряд ли было известно кому-либо, кроме прослушавших университетские курсы о Ближнем Востоке; сейчас же его стихи можно купить в любом книжном магазине; строки из его поэм известные люди цитируют по телевидению. Раньше «вертящиеся дервиши» были экзотической деталью из рассказов путешественников XIX века, сегодня же «суфийские танцы» разучивают в оздоровительных клубах и центрах нью-эйдж. Из-за всей этой известности, которую суфизм приобрел за последнее время, может сложиться впечатление, что о нем теперь известно гораздо больше, чем тридцать лет назад. Однако это вряд ли так, пусть даже и некогда странное слово стало более привычным».
Уильям Читтик. Суфизм
Автор этой книги – известный ученый, фвтор переводамногих текстов из наследия прославленных мыслителей Востока. Получив в 1966 году степень бакалавра истории, Читтик до 1974 года обучался в аспирантуре на филологическом факультете Тегеранского университета, в итоге став доктором философии. Свою книгу он первоначально намеревался адресовать молодым жителям Америки, имевшим восточное происхождение, но мало что знавшим о своих корнях и культуре предков. Однако оказалось, что интерес к Востоку и его традициям уже охватил намного более широкие слои общества. При этом подавляющее большинство людей не были готовы к изучению серьезной научной литературы на данную тему.
Поэтому Читтик поставил перед собой задачу раскрыть тему таким образом, чтобы все интересующиеся, но при этом не слишком подкованные могли её понять и воспринять. Автор подробно рассказывает, что представляет собой суфийское учение и каковы его основные принципы. При этом он старается показать читателям глубину и серьезность, с которым подходит к изучению Востока и его традиций , но одновременно — удержаться на том уровне изложения, который будут доступен не только академическим специалистам. В тексте много цитат из классических трактатов и поэтических произведений, которые призваны подчеркнуть тесную связь поэзии и философии.
«Многие суфии сводят основные архетипы, выражающие множественность и многообразие, к двум божественным атрибутам: красоте и величию, или к милосердию и гневу, или же к доброте и суровости. Сотворенные следы милосердия и гнева можно представить в виде символа инь-ян. Подобно тому, как нет ни чистого инь, ни чистого ян (что представлено черной точкой в белой половине и белой точкой в черной половине), в сотворенном мире не существует ни чистого милосердия, ни чистого гнева. Где бы в сотворенном мире ни проявлялось Божественное милосердие, там всегда будут следы Божественного гнева, и наоборот. В мире – в том виде, как мы его ощущаем, – в определенных вещах атрибут гнева проявляется более непосредственно, в других же вещах преобладает атрибут милосердия».
«Сеяли однажды мышь да воробей овес. Овес вырос, воробей говорит:
— Ну, надо урожай жать.
А мышь говорит:
— А чего его жать? У меня и под снегом не пропадет, я и под снегом достану.
Воробей свое говорит, мышь – свое. Стал он тогда птиц звать на суд – кто прав? Прилетели все птицы, а последним – орел.
Мышь испугалась суда, сделала себе норку. Как завидит птиц – залезет в норку, ничего с ней не сделаешь...».
Виктор Бердинский. Вятские сказки
В сказках отразились местные традиции и особенности, старинные приметы и выражения. Среди персонажей сказок – Иван Златоус. У Ивана Златоуса росли золотые усы и поэтому он редко бывал между людьми. Но вот однажды прилетела в то царство золотая птичка и царь обещал полцарства тому, кто ее поймает.
Иван Златоус птичку поймал. А вот царь отказался выполнять свое обещание и отправил Ивана за море-океан привезти ему девицу золотокосую. Привез Иван царю девицу золотокосую, она царю приглянулась и решил он на ней жениться. А ей приглянулся Иван. И тогда отправил царь Ивана достать ему перстень золотой, что находиться средь моря.
Отправился Иван в путь, спас детей птицы Павы, а та помогла ему отыскать перстень. Вернулся Иван с перстнем – пришлось царю отдать ему царевну золотокосую и свое царство.
В предисловии рассказывается о вятском крае, еловых и сосновых чащах, сказочных непроезжих дорожках, мастерах-сказочниках и знаменитой дымковской игрушкой. Так называли слободу – Дымково, потому что зимой над каждым домом вился дымок.
«Это мастера обжигали в русских печках игрушки-свистульки к местному празднику – Свистопляске, во время которого устраивалась ярмарка. На ярмарке не только торговали, но и танцевали, и что было сил свистели в глиняные фигурки. Каждый выбирал игрушку по душе с тайным смыслом. Одни верили, что посвистев в глиняного медведя, станешь сильным. Другие выбирали свистульку свинью – символ плодородия. Корова означала достаток, баран – счастливую жизнь. К началу XIX века дымковские игрушки стали замысловатее».
Опыт нового прочтения отечественной фантастической классики
День стоял о пяти головах...
О.М.
На портале «Фантлаб» есть замечательный форум «Помогите вспомнить автора или книгу». Сюда обращаются те, кто не помнит уже ни названия книги, ни автора, ни сюжета, но в памяти застряла какая-то деталь, фрагмент, фантдопущение или образ. То есть здесь можно выяснить: что же последнее остается в памяти от ушедших в туманное прошлое давно прочитанных произведений.
— Очень-очень старый роман про изобретателя машины-крота, которая может передвигаться под землей. Однажды этот изобретатель застрял под землей и был вынужден "скормить" машине свою левую руку.
— Помогите вспомнить рассказ читал в восьмидесятых ,суть рассказа землеройные машины почему-то работали на мясе и у одного пилота не хватило мясо и он пожертвовал рукой чтобы выбраться на поверхность.
— Читал ещё в школьные годы про Человека и Зверя. Зверь был металлический, перемещался в глубинах Земли, Человек им управлял. Питался Зверь органикой — мясом. В какой-то момент Зверь застрял и мясо закончилось. Человек вколол обезболивающее, перетянул левую руку жгутом и подставил под нож. Зверь очень не хотел включать нож, он всё понимал, он пытался выбраться из западни, но Человек его убедил — ибо гибель обоим. Финал: человек остался без руки, но они выбрались. Ни названия, ни автора, ни в каком сборнике — не помню.
Человек и Зверь
Повесть «Захвати с собой улыбку на дорогу...» Натальи СОКОЛОВОЙ опубликована в 1965 году
в 3-м выпуске антологии «Фантастика» издательства «Молодая гвардия».
Начинается она, если не считать эпиграфа и названия первой главы, так:
— Человек создал Зверя.
Зверь был из металла. Его так и звали: Железный Зверь.
Хотя на самом деле Зверь, конечно, был вовсе не из простого железа на изготовление его костяка пошло 53 различных сплава, в том числе: пермендюр (с высокой намагниченностью насыщения), перминавр (с постоянной магнитной проницаемостью), сендаст или альсифер (этот сплав хрупок, не прокатывается в лист, применяется в виде литых деталей), викэллой, хромаль (жароупорное фехраля), а также сплавы кунифе и кунико и многие другие, которые вы можете найти во всех энциклопедиях мира и, в частности, в Большой Советской Энциклопедии (том 40, стр. 318-321).
Все названные сплавы действительно перечислены в 40-м томе БСЭ на указанных страницах в статье «Сплавы с особыми физическими свойствами» (разве что соколовский «перминавр» там значится как «перминвар» — теперь уже не узнать: опечатка ли это или специальная ошибка).
Как пишет Наталия Черная в научной монографии 1972 года «В мире мечты и предвидения», описание это «якобы научного характера» подчеркнуто декларативно: оно задает тон всему последующему повествованию, сразу же сообщая «читателю с условностью какого рода ему предстоит иметь дело».
Как в театре без декораций: будем считать, что вот это – дом, а это — дерево. Наталья СОКОЛОВА указала меру условности, что Зверь – не какой-нибудь огнедышащий дракон, а рукотворное создание ученого. А питается он сырым мясом. Почему сырым? Да потому что его таким сделали – таковы правила игры, установленные автором. По словам Черной, «своеобразное сочетание актуальной современной тематики и сказочно-фольклорных приемов ее разработки превращает эту повесть в современное иносказание на научно-фантастической основе, в тип современной сказки – сказки XX века».
Что же касается вспоминаемого читателями эпизода, то он архитипичен (поэтому, наверное, и западает в память). Юрий Березкин и Евгений Дувакин в аналитическом каталоге «Тематическая классификация и распределение фольклорно-мифологических мотивов по ареалам» перечисляют в мотиве «K39. Кормление птицы Симург» (птица несет героя, куда ему нужно. По дороге он бросает ей в клюв куски заготовленного мяса. Запасов не хватает, он дает птице отрезанный кусок собственной плоти) под полусотню сказок разных народов.
Странности «Захвати с собой...»
3-й выпуск антологии «Фантастика» составил известный критик Всеволод Ревич. Его включили в редколлегию серии «Фантастика» в 1964 году, а так как требования его были завышенными, он, по словам другого члена редколлегии Аркадия Стругацкого, считался там снобом или даже «убийцей Ревичем». Именно Всеволод Александрович включил в сборник целую группу представителей «боллитры»: Римму Казакову, Натана Эйдельмана, Наталью Соколову и Михаила Анчарова, известного до этого, как поэт, бард и сценарист.
Предваряет подборку предисловие «От редакции», где сказано:
— Повесть «Захвати с собой улыбку на дорогу...» традиционная, «беляевская» по форме, что вовсе не мешает ей быть сугубо современной, более того – злободневной. Написанная с большим мастерством, повесть отличается и хорошим знанием капиталистического Запада.
В предыдущем выпуске «Фантастики» предисловие было от составителя. В последующем – тоже. Почему же здесь «от редакции»?
Впрочем, писать характеристику «беляевская» как положительную Всеволод Ревич бы не стал. И дело не только в том, что ничего «беляевского» в повести нет. Просто он не любит Александра Беляева: «книги его бездарны, не в оскорбительном смысле слова, а в прямом — без дара, без искры Божьей». Это написано Ревичем в посмертной книге 1998 года, но такое же отношение проскальзывает в его публикациях и в предыдущие десятилетия, не смотря даже на когда-то написанную положительную сквозь зубы юбилейную статью к 100-летию.
Еремей ПАРНОВ в книге «Фантастика в век НТР: Очерки современной научной фантастики» 1974 года так охарактеризовал повесть:
— Новые возможности фантастики продемонстрировала Наталья Соколова. Ее увлекательные повести "Захвати с собой улыбку на дорогу" и "Пришедший оттуда" обращают на себя внимание мастерским переосмысливанием, казалось бы, давно установленных истин. Фантастика для Соколовой лишь средство для выявления и анализа подспудных процессов сознания и бытия. Это новое направление в фантастике, которое, пожалуй, можно было бы назвать философской сказкой.
Насчет философской сказки, пожалуй, точно. А вот все остальное – невнятно. Еремей Иудович, человек умный, все прекрасно понял, но решил свое понимание не афишировать.
Ведь для того, чтобы ответить на вопрос: о чем на самом деле «Захвати с собой улыбку на дорогу...», необходимо углубиться в биографию автора.
Биография
Отцом Натальи СОКОЛОВОЙ был Виктор Гинзбург, родной брат литературоведа Лидии Яковлевны Гинзбург, автора «Записок блокадного человека». Он перебрался из Одессы в Москву в 1922 году, в 1924-м совместно с Давидом Гутманом основал Московский театр сатиры и был всем известен (и остался в истории театра) как Виктор Типот. Сценический псевдоним полностью вытеснил настоящую фамилию. Несколько десятилетий родные, приятели и даже коллеги больше знали и звали его дочь как Ату Типот.
В ее куцых биографиях неизменно сообщают, что она была (примерно с 1935 по 1937 год) первой (гражданской) женой Константина (на тот момент еще Кирилла) Симонова. Они оба учились в Вечернем рабочим литературном университете, в 1936 году переименованном в Вечерний Литературный институт при СП СССР. Именно об их взаимоотношениях – поэма Симонова о том, как уходила любовь, «Пять страниц». Их сокурсники (курсом младше, курсом старше) — Маргарита Алигер, Евгений Долматовский и Михаил Матусовский.
В предисловии к отрывкам из дневников уже 1938-1941 годов («Вопросы литературы» №2 за 1998 год) Наталья СОКОЛОВА пишет:
— Я в эту пору окончила Литинститут, печатаюсь как литературный критик (статьи о творчестве Адалис, Долматовского и др.). Мужа моего П. П. Соколова в эти страшные предвоенные годы дважды арестуют, дважды он чудом выходит на свободу, больной, измученный, оскорбленный.
Дневники Наталья СОКОЛОВА писала с раннего детства. Опубликована лишь малая их часть. Но даже из этих обрывков из отрывков видно: она не оглядывалась, о чем можно было излагать на бумаге даже втайне от всех, а о чем нет. Такие записи могли быть и были свидетельствами обвинения. В упомянутой публикации из дневников 1938 года – политические анекдоты, за которые реальные люди получали реальные сроки (она всю жизнь собирала такие анекдоты).
В монографии Александра Архипова и Михаила Мельниченко «Анекдоты о Сталине» (М.: ОГИ, 2009) помимо источников из архивов допросов ГПУ-НКВД, мемуаров и зарубежных публикаций указан ее дневник 1926 года -10-летней девочки!
В конце 30-х, 40-е и 50-е Наталья СОКОЛОВА участвовала в московской писательской «тусовке» (работала в отделе критики «Литературной газеты», а потом – «Нового мира»), знала всех и ее знали все. Многое из официальной и неофициальной тогдашней писательской жизни нашло отражения на страницах дневников (в том числе подоплека ряда стихов, газетных и журнальных публикаций). Ссылки на дневники с указанием на фонды ЦГАЛИ можно встретить в ряде исследовательских материалах о том времени. В этом архиве хранится также ее исследование, которое за все прошедшие годы никто так и не решился опубликовать. Называется оно «Антикосмополитизм.1948-1949» — около тысячи страниц документального повествования, основанного на дневниковых записях и опросах участников событий, связанных с борьбой с «безродным космополитизмом». А кампания была достаточно страшненькая, немало оказалось тех, кого она напугала надолго и гораздо сильнее событий условного 37 года.
Много позже, в 80-х, в эссе, ставшим классическим, «И заодно с правопорядком», опубликованном в третьем выпуске «Тыняновского сборника», Лидия Яковлевна ГИНЗБУРГ так объяснила механизм этого испуга:
— Среди проработок 46-53-го нарастал испуг, у интеллигентов чувство обреченности. Возникло оно из повторяемости (повторения не ждали), из ужаса перед узнаваемой и, значит, неизменной моделью. Кто-то сказал тогда: «Раньше это была лотерея, теперь это очередь».
Трудно быть Человеком
А вот теперь вернемся к повести «Захвати с собой улыбку на дорогу...». Когда в 1986-м она, наконец, была переиздана в составе сборника «Осторожно, волшебное!», там был указан год написания – 1963-й.
Толчком к ней стали известные встречи первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева: 1 декабря 1962 года – с художниками-авангардистами в Манеже и две встречи в Кремле с художественной интеллигенцией — 17 декабря 1962 года и 7 марта 1963 года, знаменующие конец оттепели.
То есть — те же самые события, которые сподвигли братьев Стругацких на «Трудно быть богом» (до этих встреч роман двигался ни шатко-ни валко с другой темой и другим названием):
— Одно стало нам ясно, как говорится, до боли. Не надо иллюзий. Не надо надежд на светлое будущее. Нами управляют жлобы и враги культуры. Они никогда не будут с нами. Они всегда будут против нас. Они никогда не позволят нам говорить то, что мы считаем правильным, потому что они считают правильным нечто совсем иное. И если для нас коммунизм – это мир свободы и творчества, то для них коммунизм – это общество, где население немедленно и с наслаждением исполняет все предписания партии и правительства.
Ровно об этом – и повесть Натальи СОКОЛОВОЙ. О коммунизме речи, правда, не идет: события проистекают, как настаивают немногочисленные рецензенты, где-то в капиталистической Европе. Правда, в самой повести сказано несколько иначе:
— Дело происходило в... Ну, как бы вам сказать, где? Говорят — в "некотором царстве, в некотором государстве". Но я скажу точнее: дело происходило в Европе. Европа — одна из частей света... Географические координаты крайних точек Европы: на Севере — 71° 08' северной широты, на Юге — 35° 59'50" северной широты, на Западе — 9°34' западной долготы (мыс Рока на Пиренейском полуострове), на Востоке — 67° восточной долготы (полярный Урал).
Все поняли? Для тех, кто не понял, повторю медленнее: «на Востоке — 67° восточной долготы». Если смотреть по карте, эта долгота — чуть правее уральского хребта.
Есть и прямая аналогия: первый секретарь – первый министр:
— Вы недовольны? Вы говорите: "Как же так? Полагается, чтобы в сказке были король и королева". Вы покачиваете головой? Но ведь это не просто сказка, а современная сказка. Королевы не будет совсем, честно предупреждаю, мне просто не до нее. А вместо короля будет первый министр, ничего не поделаешь.
А по принципу: чтобы не заподозрили, говори прямо обратное (не высокий блондин, а брюнет-коротышка), первый министр стал шахматистом, философом и богословом, знатоком древних языков и любителем (конечно же!) современного искусства:
— Я хочу, чтобы вы еще взглянули на этот этюд Люсьена Фрейда, внука знаменитого психолога. Он соединяет, как мне кажется, наивный подход примитивиста с изощренным чувством фантастического и призрачного, характерным для сюрреалистов. А в то же время близок к немецкому экспрессионизму, к так называемой "новой вещественности" Дикса и молодого Гросса...
(по поводу Люсьена Фрейда, с учетом его дальнейшего развития после 1963 года, – довольно тонкое наблюдение).
Впрочем, зря я об аналогиях: как и у Стругацких реальные события здесь переплавились в викэллой или хромаль — совершенно органичный текст, не замыкающийся в сиюминутную повестку. В сказочной повести Натальи СОКОЛОВОЙ нет ни грана публицистики или аллегории. Она как «Дракон» Шварца, и как «Трудно быть богом» универсально-всевременна и грустно-горьковата перед истиной об узнаваемой и неизменной социальной модели:
— Отвезите меня... к Зверю. Не могу с людьми. С людьми мне страшно.
облако тэгов
