Рецензии на фантастические книги

Меньше недели назад нас с другом, философствующих на лавчонке среди центральной аллеи, застали врасплох неожиданным вопросом. А именно парочка молодых ребят спросила: "что вы знаете об Иисусе Христе?". Вопрос странный для обычного летнего вечерка. Вполне возможно, в теперешнюю эру "образования" он мог поставить в тупик, ведь и самые простые библейские сведения оказались в тени социальных сетей и новой мифологии by "Марвел". Но мы, двое книжных червей с "набором интеллигента" и самообразованием, ответили на все вопросы типа ЕГЭ о Новом Завете на "отлично" и высказались о том, кто есть Христос сегодня. В итоге завлечь нас на тусовку новой квази-секты у "экзаменаторов" не вышло, но сподвигнуть меня на прочтение "Автобиографии Иисуса Христа" Олега Зоберна — да.

Разумеется, Иисус Христос, был он или нет как человек из плоти и крови (скорее всего был), стал личностью культурной и исторической — мировым феноменом. Христианство, искусство, политика, общественная жизнь, наука и иные пласты жизни большей части мира и человечества так или иначе "заражены" его присутствием. Притом я не применяю ни апологетический, ни уничижительный смысл в таком взгляде на роль основателя европейского мироздания. Я занимаю нейтралитет и осторожность в позиции и словах в такой теме. Тем не менее масштабы фигуры Иисуса и затерянность ее в веках и пространствах привела к множеству интерпретаций и веяний. Как религиозного содержания, который я постараюсь не затрагивать, так и культурного. Но отражения образа Искупителя, Учителя и Богочеловека из первого века нашей эры в культуре принимали порой радикальные отличия от каноники любой конфессии. И все началось с гностических апокрифов, десятков непризнанных Церковью "откровений". Именно эти сожженные в пожарах для "нечистого слова" и дошедшие до сегодня в урывках и фрагментах писания породили новый жанр литературы. Книги об Ином Христе, недогматическом и живом. Неважно, правдивая, шутливая, ироничная, антирелигиозная или мистическая такая литература. Важнее ее лучшие представители, которые заставляют задуматься о унесенном рекой времени пророке из Иудеи две тысячи лет назад. Жозе Сарамого, Михаил Булгаков, Лев Толстой, Ренан, Филип Дик... Не беру интересные версии атеистических богословов. Жанр апокрифического изучения Сына Человеческого жив и сегодня, и в России. Например, из зарубежного могу вспомнить фильм "Человек с Земли", а из книжного и российского — новейшее "евангелие" Тима Скоренко. Правда, с творениями Еськова и Лазарчука в подобной области я слабо знаком, но весть о рассматриваемой книге в виде альтернативной истории (или, лучше сказать, фантастической фолк-хистори аля альтернативное богословие?) меня привлекла. Поэтому взглянем на один из ответов на вопрос who is Иисус в постсекулярном мире? К которому и Россия относится, как бы кому не хотелось.

Итак, кто же, по мнению широко не известного автора, Зоберна, Иисус Христос? Точно не Сын Божий, да и не особо пророк, если последним считать глубоко верующего в Бога и свою миссию. Наоборот, в словах Йесуса Нацеретянина частенько звучат неуверенные фразы вроде "бог, если он существует". И анти-теистические метафоры о божестве как драконе, который поедает души мертвых и причиняет страдания живым. А потому, по словам зобернского Иисуса, Его должно убить. Это одаренный, не через край, юноша, которому не шибко люб физический труд, но тянет чтение, образование, странствие и философия. Ему хочется необычной жизни, в которой слава была бы уместной, но не первостепенной. Он чувствует призвание стать бродячим учителем-толкователем. Ему не чуждо сомнение и тяга к знаниям, которое идет из эллинской философии, знания иудейского Закона, Эпикура и стоицизма. Но и женская ласка с вином ему не безразличны. Не обходится книжный Иисус и без знаний римской медицины. Более того, к концу романа он желает совсем отказаться от мессианства и пророческой мантии, чтоб целиком податься во врачевание. Иисус Зоберна не кровожаден, но и не за этику ненасилия. С ораторскими способностями, но без божественного очарования. Не боится легкого и не всегда законного дохода, но и не стремится к богатству. Без вопиющего шарлатанства, но с "ловкостью рук и никакого мошенничества". Правда, мистические видения будущего, полеты сознания и магические исцеления имеются. Слегка анархист, но без антиримского настроя. В общем и целом, Иисус здесь — обычный человек. И ему нравится свой образ жизни, к которому он отлично приспособлен. Он умеет находить выход из трудного положения, порой эпатажничая. Он не особо патриот, но хочет облагородить свое отечество и избавить народ от нелепостей веры предков с мешающими благоденствию предрассудками. Иисус старается и хочет быть милосердным, порой покуривает наркотическую травку, произносит временами пессимистичные к жизни фразы о суетности и преходящем характере всего, чуть ли не обращаясь то ли в платонизм, то ли в буддизм. Он бродячий философ, которому хоть и не чуждо ни что человеческое, но главный герой "Автобиографии..." старается держаться умеренности во всем. И повествование книги постепенно показывает все эти стороны и грани выдуманного Христа, характер которого на протяжении романа развивается и остается неоднозначным и динамичным. Произведение наполнено как интересными вариациями о рождении архетипических черт "культурной тени Иисуса", так и забавными случаями из его жизни и встреч с людьми. Лично мне понравились и сатира на попов с блатом из России, и предсказание о расколе и борьбе ветвей христианской веры, и своеобразная версия "вино — кровь моя", и взгляд на грубую и чрезмерную аскетичность и суровость житейского регламента ессеев как на родителей Церкви Христовой, а также метафора на природу человека через творение голема из глины и человеческих страстей...

Все эти любопытные детали и красивые подробности не освобождают "Автобиографию Иисуса Христа" от минусов. Притом серьезных. Во-первых, наличие излишней чернушности и грязи. Искусство должно быть свободным, я агностик и политический радикал, да и вообще за повсеместную секуляризацию. Но даже меня смутили некоторые не просто антирелигиозные, а именно грязные выпады. Не слишком хорошо из Магдалины делать шлюху, притом НАСТОЛЬКО вольно-распущенную. Насчет авторского образа Иисуса все понимаю, но можно было бы и совсем-совсем грязь тоже не вставлять. Главный изъян, вменяемый мною "Автобиографии...", правда, не в единичных случаях посредственной пошлятины. У меня другой вопрос — а в чем идея, сверхзадача? Я понимаю желание пофантазировать на апокрифическую тематику, да. И осознаю, что глупо постоянно искать слишком глубокое и высокое в любых книгах. Но я все-таки спрошу — какая цель книги? Неужто банальный антирелигиозный выпад? Думаю, что не совсем. Роман лежит где-то на стыке такого выпада-пародирования-осмеяния и попытки нового интерпретирования первого христианина. То есть творчество Олега Зоберна где-то между антирелигиозной воинственной смешилкой и евангелием для современности. Повторим, прежде чем рассматривать вторую крайность вокруг книги, какого же Иисуса выписал автор. Человек, со страстями, некоторым смирением, идейно эклектичный, малость гедонист, сомневающийся, сладострастный, с мелькающим манихейством в видении мира. Но, самое главное, непоследовательный, трусливый, не доводящий до конца, без должной ответственности, с отсутствием цели. Идеи фикс, ультима туле и вообще какого-либо конечного желаемого. Убеждения, жизненные, ближние и дальние, задачи зобернского Иисуса постоянно меняются, но сам он не находится в живом поиске желанных плодов существования. Он решает отдельные ситуации, но идти к большему боится и не хочет. Так что, на мой взгляд, нерешительный, не желающий Цели, ради которой можно жить и должно умереть, без твердых взглядов (добродетелей), даже с целым рядом правильных идей (умеренной аскезы, разумного милосердия, отсутствия ханжества и запретов на половую жизнь), такой Христос никому не нужен. Может, узкой группке каких-то либеральных (в плохом смысле) любителей диких инсталляций или совсем уж посредственному обывателю. Религиозному или атеисту фигура Христа притягательна ригоризмом, неизменными добродетелями, причастностью к большей идее, самопожертвованием, разумной толерантностью, силой воли. А для левых политических радикалов в образе, казалось бы, праотца церковной догматики, может увидеться борец за безвластье, равенство и братство, социальный революционер, духовный партизан против Империи и Системы. Сегодня нужен Иисус, который требует самоотверженности, аскезы от излишних удовольствий и телесных желаний, а также единство личности и людей вокруг большой и важной идеи. В общем, толстовский Христос пока побеждает. А данный роман не стал особым событием даже в рамках литературной жизни России. Тем не менее прочитать его небесполезно, хотя бы ради неплохого языка, порой хорошего юмора и для пробуждения тематических размышлизмов.

И да, странноватым сектантам летним вечерком я сказал, что для меня Христос сегодня — учитель житейской мудрости.

Примечание:

* — никакого политического контекста также нет

«И мы родились не в тот век, В холодной державе, не на том полушарии...» (современный классик)

«Если русские что и умеют, так это разваливать империи!» (его антагонист)

Да, вновь не смог не начать или хотя бы не упомянуть моего любимого поэта-исполнителя века 21 в рецензии (первая цитата) *до сих пор не отойду от его недавнего мощного концерта*. Тем более такую строчку, одну из моих любимых и запавших мне в душу и память, плюс изрядно подходящую для того, чтобы поговорить о содержании романа Майлка Муркока «Византия сражается» (которая, наверное, все же «терпит», исходя из споров по поводу перевода в вышедшем издании и собственных мыслей после прочтения).

По традиции, образовавшейся не так давно, начну чуточку издалека, если никто, естественно, не против *да, кстати, об определенном кол-ве политоты должен предупредить вновь*. Читая «Византию...», вспоминал фильм с Райаном Гослингом «Фанатик». Об американском еврее-нацисте. Думаю, кто-нибудь его смотрел. Только вот в отличие от главного (анти)героя произведения Муркока, полковника Пьята, киногерой произведения Генри Бина, Дэнни Балинт, понимает, КТО он на самом деле. И в стремлении уйти от своей сути, балансируя на краю между крайностями, он все-таки делает иной выбор. Опять же в противовес Пятницкому и моему другу, который по взглядам и речам очень близок основному персонажу «The Believer'а». Правда, не знаю, как у него по национальности. По словам, все трое — истинно арийцы-ромляне. Как на деле — бог весть.

А теперь вернемся к нашим баранам. Перед нами первый томик мемуаров неудачного трикстера и авантюриста, считающего себя самым русским и истинноверным христианином правильной ветви учения Христа из когда-либо живших, а также обманутым и оскорбленным злокозненными происками Сионского и Исламского миров, цивилизованным антисемитом и гениальным, не воплотившим свои инновационные идеи в жизнь под своим именем, изобретателем. Или одним из псевдонимов... О, да, этот товарищ *«тамбовский волк тебе товарищ»* еще и патриотичный славянофильский монархист и поклонник черносотенцев. Думаю, у большинства уже сложилось определенное мнение о данном персонаже после этих двух нагроможденных предложений-описаний-перечислений? Ну-с, обрадую — это еще не все. Ненавистник всего семитского и представителей иудаизма по вере и крови, Максим Артурович, чему *думаю, спойлером не будет — там это чуть ли не с первых страниц* подтверждений на страницах «Византии...» вагон и маленькая тележка, и сам будет из самой библейской национальности. И, на склоне лет, считающий себя не реализованным, да еще обманутым чуть ли не всем скатывающемся в упадок и новую смуту миром, полковник пишет о своей жизни. Оказывается, очень интересной и насыщенной — встретить, даже вести беседы за первые лет двадцать своего субъективного бытия со Сталиным, Махно, Петлюрой и другими известными личностями — не каждый живой, да и выдуманный герой сможет. И за этот короткий срок побывать в Киеве, Одессе, Петербурге и вновь на Украине, пройти через южные и северные богемы революционеров и поэтов, а также их синтеза, среди высших эшелонов украинской суверенной государственности, большевиков, григорьевцев, махновцев и интервентов, перепробовать алкогольные, кокаиновые и сексуальные утехи... В общем, мало кто может таким похвастать.

И за приключениями Максима Пятницкого наблюдать на фоне развивающегося хаоса революционных формационных сдвигов крайне интересно. Его слог *точнее, слог Муркока и переводчика Сорочана* не отталкивает, его запутанные духовно-религиозные selfmade догматы вперемешку с русским шовинизмом и имперскостью заставляют пытаться их распутать и понять, где его правда, а где начавшаяся старческая деменция. Последнее относится и к его *не Муркока* в чем-то диковинной, в чем-то типичной интерпретации и трактовки российской истории (в особенности 1917 года) самого рядового антисоветского великопатриота (которые, как показывает и Пьят, как всегда лишь временами и противоречиво, любят «возродившего великодержаность» Сталина). А так как события эти пропущены через призму его личных убеждений, обид, самообмана, отрицания, кокаинового бреда и обычного маразма преклонных лет, то не стоит забывать *думаю, никто и не забывал*, что Пьят — unreliable narrator, а его мемуары — литературный mockumentary.

По тексту раскидано множество понравившихся тонких и ярких, лаконичных и остроумных изречений. Не все из них я запомнил в точности, но вот некоторые: «с большевиками могло быть покончено, если бы не тот выстрел в Сараево». «Я принял цивилизацию, как дар и никогда не задумывался об этом. Теперь мой нравственный долг — принять варварство. И я не намерен задумываться и об этом». Последняя мысль, произнесенная Ермиловым, григорьевским сотником, в диалоге с Пьятом, в качестве части своих измышлений о скатывании России и всего мира в ходе Великой и Гражданской войн в новое Средневековье, а то и еще ниже, одна из самых интересных и глубоких частей всего романа. Некоторая параллель циклам модернизации-архаизации Ахиезера.

Перед подведением общего итога и прочих мелочей, хочу, вспоминая другой роман о русских и их революциях, но уже писателя русского, кое-что добавить. Как и в случае с «Бесами» Ф.М. Достоевского, где мне более приглянулся незатейливый, но тем и привлекательный Иван Шатов, чем интересный и противоречивый Николай Ставрогин, так и с «Византией сражается». Больше приглянулся и пришелся по нраву мне не эклектичный шовинист и «кайфолов» Пятницкий, а капитан Браун. Британец, которого черт знает каким боком занесло под Киев, к матушке главного героя и к нему самому. Маленький и одинокий на самом деле человек, грустный и уж точно себя не нашедший во время перемен в холодной украинской России.

Завершая, заключаю следующее. «Византия сражается» (ну терпит же, терпит!) — увлекательная, необычная и интересная книга Майкла Муркока, основной части творчества которого я не знал, не читал и вряд ли когда-то специально стану изучать. Прочитал только цикл «На краю времени» (или как-то так) — пришелся по вкусу, но средненько по сравнению с данной работой. Буду и дальше ждать новых приключений по миру зарождающегося фашизма с нацизмом и масштабным антисемитизмом необычного в своей типичности, порой несуразного, а по-моему убеждению посредственного изобретателя Максима Артуровича (который, видимо, пусть и банально, родился не в том веке и не в той стране) в следующих псевдодокументальных биографиях товарища Муркока *а Византия все терпит, терпит и терпит, временами сражаясь...*.