Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Номинировал Василий Владимирский: Действие масштабного романа Сергея Кузнецова хронологически охватывает без малого полтораста лет, а географически почти весь земной шар. В этом мире, на кухнях московских коммуналок и в гостиных австрийских шато, все повторяется раз за разом – то как трагедия, то как фарс, то снова как трагедия: страхи, надежды, взлеты, падения, разговоры о Конце истории и неизбежной революции. Одна эпоха отличается от другой только стилем – а стиль задают книги. В первую очередь массовые, популярные: по окопам Первой мировой серыми тенями скользят стокеровские вампиры, в британском захолустье конца 1940-х культисты приносят жертву спящим Древним богам, сумрачный германский гений с нацистским прошлым играет в «остров доктора Моро» среди африканских джунглей… Сверхценные идеи оборачиваются пшиком и банальностью, наивные детские фантазии – формируют границу мира, меняют восприятие реальности. Метафора, на мой взгляд, замечательная – хотя сложный месседж «Калейдоскопа» к этому, разумеется, не сводится.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
цитата
Один из главных романов последних лет, поэтому его присутствие в номинационном списке радует и тревожит. «Фантастического» в нем немного, да и то немногое получает свое рациональное (псевдо)обоснование. А по художественной значительности, литературному мастерству он перевешивает всё и всех, лишая премиальный процесс интриги. В 2014 году я как председатель жюри вынужден был — в патовой ситуации — предпочесть «Душницу» Аренева сорокинской «Теллурии» уже потому, что наградить «Теллурию» — это слишком очевидно. Будем думать. (Смайлик.)
Валерий Иванченко:
цитата
Масштабный фанфик по западной литературе 20 века, сборник упражнений по стилизации. Конечно, Кузнецов – писатель классом выше Скоренко. Если «Эверест» — простецкий, откровенный карго-роман, то «Калейдоскоп» — мастеровитая имитация. Но, в сущности, эти вещи одинаковы – одинаковы своей вторичностью, ненастоящестью, желанием прыгнуть выше головы за счёт кажущегося умения сочетать слова, фразы, абзацы. Не сказать, что в «Калейдоскопе» совсем нет своего, — там есть какие-то мысли автора, его собственная погружённость в культуру. Но перед наглостью замысла это «своё» совершенно теряется, всё живое убивается пошлостью подражательства. Автор открывается перед нами, например, в московской главе – главе о студентах 1985 года – и там его уровень вполне очевиден, это уровень рядового автора «Юности» того же самого года. Остальное – умелые (тут ничего не скажешь, умелые, да), но всего лишь понты.
Ну и чуток теории, а то без нее совсем худо. Фантастика как жанр предполагает системность и рациональность. Всякого рода галлюцинации, поэтические фантазии и метафоры к ней не относятся. «Сто лет одиночества» или «Нос» — не фантастика. «Мастер и Маргарита» — фантастика, там есть система. Стивен Кинг стал фантастом, а не мистиком, когда стал собирать свой системный мир в «Тёмной башне». «ЧЯП», «За миллиард лет до конца света» — фантастика – хотя бы из-за рациональности рассказчиков. Всё это — свидетельства здравых людей.
«Калейдоскоп» Сергея Кузнецова подавляет своими размерами и – как и следует из названия — калейдоскопичностью своей композиции. Отсутствие отчетливого сюжета не только у всего повествования в целом, но и у каждого из образующих его эпизодов является серьезным вызовом и для концентрации внимания, и для читательского трудолюбия.
При всем том: невозможно не признать, что роман написан высококультурным и высокопрофессиональным мастером, его вставные истории крепко сбиты и часто увлекательны, его психологические наблюдения и необычно найденные подробности действия заставляют задуматься, в тексте обнаруживаешь много умных философско-публицистических фрагментов- то о политике, то о сексе, тут же и бесчисленное число литературных аллюзий — например, герои одного из эпизодов заимствованы из «Кракатита» Карела Чапека.
В некотором смысле «Калейдоскоп» венчает довольно старую и хорошо разработанную романную традицию — традицию многослойных романов, пытающихся увидеть трагическую историю ХХ века через переплетающиеся биографии многих людей, или через несколько поколений одной семьи. Можно выдвинуть гипотезу, что романы этого типа в русской литературе возникли после того, как родившийся в XIХ веке жанр «романа-семейной хроники» как на риф наскочил на исторические перипетии — на гражданскую войну, эмиграцию, на рассевание русских по всему миру. Так актуализировался в ХХ веке метод «Войны и мира». Началось все с «Хождения по мукам» Толстого, с циклов романов Марка Алданова, а продолжается по сей день, примером чего служат, скажем «Совсем другое время» Евгения Водолазкина, «Русская канарейка» Дины Рубиной, многие произведения Александра Иличевского. От них роман Кузнецова отличается, во-первых, количественно — количеством персонажей и мест действия, во вторых, подчеркнутым сдвигом на зарубежные сюжеты — хотя в любых точках мира действуют русские выходцы и их потомки.
Что касается недостатков романа: прежде всего бросается в глаза его бьющая в глаза искусственность, придуманность, неправдоподобие рассказанных историй — тем более, что часть историй имеет литературное происхождение или является вариацией на известные исторические мифы, и это явно ослабляет действие романа, который вроде бы претендует на осмысление русского исторического опыта. Везде видишь если не заимствование, то некую вариативность, похожесть на уже ранее читанное и слышанное — начиная с того, что один из героев романа хочет написать роман, по всем признакам похожий на «Калейдоскоп» Кузнецова. Этот прием — «автор среди персонажей» — весьма не нов, его можно встретить, например, в «Контрапункте» Хаксли, а можно – в номинированном на «Новые горизонты» романе Яны Дубинянской «Свое время».
И чтобы осмыслять — недостаточно вкладывать в уста своим героям философские фрагменты, один в один похожие на те, что уже ранее всеми читаны. Надо еще и самому быть мыслителем.
Иначе, кажется, что мы имеем дело со стилизацией под философский роман, стилизацией под роман, осмысляющий историю через судьбы людей.
Хотя понятно, что история и культура — обширны и соблазнительны, и страшно тянет вместить их целиком в минимальный объем — ну хотя бы в 40 авторских листов.
Галина Юзефович:
цитата
Выдающийся роман и определенно один из лучших текстов, написанных по-русски за последние годы. Десятки не связанных на первый взгляд сюжетов – от мелодраматических до фантастических и детективных — охватывают мир от Америки до Африки и от России до Китая, складываясь при этом в фасетчатую карту длинного ХХ века – с восьмидесятых годов XIX века до десятых годов века XXI. Кузнецов создает огромный, просторный и удивительно живой мир, в котором история творится и на микро-, и на макроуровне. Отдельный бонус — ни слова об «особом пути» России: «Калейдоскоп» ясно показывает, что Россия с ее трагедиями и драмами – часть общемирового пространственно-временного континуума, не больше – но и не меньше.
Отзывы на другие произведения, номинированные на "Новые горизонты" см. на официальном сайте премии.
Странная история с романом Кузнецова. Все критики и номинаторы вроде бы соглашаются: да, отличная, увлекательная, значимая книга. Но мимо всех крупных литературных премий "Калейдоскоп" в 2016-м со свистом пролетел. Чудеса. Ладно, может, с жанровыми наградами повезет больше. Благо есть за что номинировать.
Выход новой книги Сергея Кузнецова, переводчика Томаса Пинчона и исследователя поэтики Иосифа Бродского, одного из первых гуру Рунета, финалиста премий «Бронзовая улитка» и «Большая книга», не то чтобы прошел незамеченным, но и громким литературным событием не стал. По большей части критики отделались дежурными рецензиями — и перешли к другим новинкам. Хотя материала тут хватило бы не только на несколько развернутых статей, но и для пары пухлых монографий.
Последние годы отечественные писатели упорно пытаются подобрать отмычку, найти универсальный ключ к истории XX века — и к Истории как таковой. Собственно, об этом все Большие Романы минувшего десятилетия, от «ЖД» Дмитрия Быкова и «2017» Ольги Славниковой до «Обители» Захара Прилепина и «Зимней дороги» Леонида Юзефовича. В зависимости от темперамента одни писатели нащупывают ключевые точки истории, другие — стараются просчитать общие закономерности. Несколько лет назад Сергей Кузнецов уже отдал должное повальному увлечению в романе «Хоровод воды», семейной хронике протяженностью в столетие. В «Калейдоскопе» он вновь возвращается к этой теме — но теперь заходит на цель с другого направления.
Согласно словарю Ожегова, калейдоскоп это «оптический прибор, трубка с зеркальными пластинками и цветными стёклышками, при поворачивании складывающимися в разнообразные узоры» — либо «быстрая смена разнообразных явлений». Примерно так же устроен и роман Сергея Кузнецова. Книга состоит из трех десятков эпизодов, разрозненных новелл, охватывающих промежуток между 1885 и 2013 годами. Всемирная история в лицах: одни герои переходят из главы в главу, другие теряются по дороге, идеи кочуют по городам и странам, одни и те же слова повторяются в разные эпохи в Европе, Азии, Америке, Советском Союзе. Два московских студента в 1985-м спорят на ступеньках МГУ, что важнее: девушки или книги. Солдаты Антанты галлюцинируют в окопах, только что отбитых у немцев. Детектив из агентства Пинкертона въезжает в американский шахтерский городок времен «сухого закона». Католический священник и ловкий мистификатор дискутируют о метафизике и надежде в английской глубинке в год окончания Второй мировой... Париж начала XX века, Шанхай тридцатых, Ленинград шестидесятых, Берлин девяностых... Кто-то безнадежно влюбляется, кто-то пытается забыть о потерях, кто-то пророчит зарю нового мира, кто-то тоскует по безвозвратно ушедшему — Империи, женщине, юности, чувству революционного единства... Где и когда — не важно: все повторяется вновь и вновь, но калейдоскоп истории каждому из нас выкинет свой собственный узор.
Эта повторяемость — один из самых очевидных ответов на главный вопрос, поставленный перед нами автором. Что такое история? Не спираль, не змей Урборос, пожирающий собственный хвост, а чередование одних и тех же коллизий, комедий и трагедий, которые разыгрываются на мировых подмостках в разных вариантах и сочетаниях. «С одной стороны, все повторяется... а с другой — не повторяется ничего, — глубокомысленно рассуждает одна из героинь в Париже 1937 года. — Никто из нас не существует: мы всего лишь точки в потоке времени, звенья в цепи причин и следствий. Не единый сюжет, а бесконечное развитие одних и тех же мотивов, как в музыке. Мотивы те же, а мелодия разная, аранжировки разные, все разное». «Не будет не только вечного повторения, но и никакого конца света, — вторит ей русский турист, уютно устроившись за столиком немецкого кафе в 2013-м. — Ни новых небес и новой земли, ни нового человека, ни конца истории — ничего не будет, только череда мотивов и их рекомбинация. Мы можем сказать, что конца света не будет, но мир кончается все время, каждое мгновение гибнет и появляется уже новенький. Перманентный конец света, этакий непрерывный суицид.»
Но это слишком очевидный ответ: он лежит на поверхности, много раз проговаривается открытым текстом. На самом деле проза Сергея Кузнецова сложнее. Эпоха — это стиль, а смена эпох — смена стилей. Да, во все времена люди говорят и думают по большому счету об одном и том же: о любви и деньгах, войне и революции, смерти Бога и конце истории... Но делают это по-разному. На каждом этапе у истории иной голос, недаром эпизоды «Калейдоскопа» выдержаны в разных литературных стилях, разных повествовательных традициях. В каждой новелле звучит свой камертон: Чехов и Оскар Уайльд, Дэшил Хэммет и Бернард Шоу, Томас Вулф и Василий Аксенов...
В некоторых главах автор сознательно сталкивает писателей лбами: Ремарка — с Кафкой и Брэмом Стокером, Честертона и Дюрренматта — с Лавкрафтом, Джозефа Конрада и Альфреда Шклярского — с Гербертом Уэллсом... Только искры из глаз. Сергей Кузнецов с явным удовольствием сбивает читателей с толку, путает следы, меняет повествовательный ракурс, примеряет разные маски. То один, то другой герой романа (московский студент конца 1980-х, завсегдатай парижских кабаре 1930-х и т.д.) признается, что пишет — или собирается написать — именно такую книгу, как эта: историю в осколках, роман из фрагментов, без начала и конца. Постмодернизм как он есть: здесь никому нельзя верить на слово, ни в коем случае не следует принимать мысли героев за авторское кредо. Но этот калейдоскоп безусловно заслуживает того, чтобы в него заглянуть: вдруг цветные стеклышки быстро сменяющихся явлений сложатся в яркий, выпуклый, доселе невиданный узор?
облако тэгов
