Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
или углубленная романная версия анекдотического, но не сбывшегося пророчества одного рабби* в амплуа политика из наших времен
«Привет, Америка!» Джеймса Балларда можно сравнить с «Почтальоном» Дэвида Брина(помимо того, общие мотивы и черты можно найти и с романами Рида Кинга, Паоло Бачигалупи, Роберта Ч. Уилсона и т. д.). Такое сходство бросается в глаза сразу, сравнивая хотя бы жанровую характеристику, аннотацию и описание романных событий. Но есть и разительное отличие, которое придает интеллектуальную силу и литературную грандиозность творению Балларда. И притом оставляет в тени вышедшею несколькими годами позже бриновскую книжку. Об этом чуть ниже, а пока, к последней веренице слов во вступлении.
Ведь именно из-за нее, по сути, я и решил написать о романе британского «нововолнового» писателя. Или, точнее, отзыв на отзывы с низкими оценками «Привет, Америке!». Ведь совокупный сумбур во мнениях, скорее с преобладанием отрицательного отношения к роману у русскоязычной публики, напоминает гораздо более негативную встречу американскими критиками и зрителями экранизации «Почтальона» (1997). И последний «радушный» прием в разы к месту, чем первый...
Но пойдем далее. Джеймс Баллард, как известно, один из основных авторов «новой волны», наравне с Майклом Муркоком и Баррингтоном Бейли. Их не только объединяет внедрение в традиционные фантастические сюжеты новых приемов и тем (хотя куда без этого, к примеру, без баллардианских экологических катастроф). Но этих же писателей собирает в одно литературное явление то, что можно обозвать «деконструкцией». Я уже писал об этом в отзывах на романы «Берег динозавров» и «Дом в ноябре» Кейта Лаумера и на «Дзен-пушку» того же Бейли. Подобный род деконструкторской политики в литературе, в ее фантастических жанрах — это предложение пересмотра старых оснований и решений, включая системы клише, наборы образов, способы повествования, инструменты воздействия на читателя и т. д. И как Муркок своим творчеством во многом воюет с классическим толкиеновским фэнтези (во всяком, такое впечатление у меня сложилось после прочтения его литературоведческой работы «Волшебство и дивный роман»), так и Баллард тоже производит необычную деконструкцию, выходящую даже за пределы «фантастического гетто».
Ведь «Привет, Америка!» — это не критика общества потребления, не стеб ради стеба, не пародия на приключенческие романы первой половины прошлого и второй половины позапрошлого столетия (хотя, вновь, куда без этого: «языковые игры» Джеймса Балларда захватывают и эти детальки для построения собственной хитро сложенной мозаики). Но прежде всего этот роман — деконструкция патриотизма. Т. е. деконструкция патриотического кино, литературы прославления былого и всяческих абстрактных лозунгов для мумификации в настоящем уходящей или вовсе ушедшей старины.
Все остальное — обилие юмора, гротескные поступки персонажей и сами их образы, американский пейзаж с руинами прошлого и трайболизмом пустынного настоящего — все это лишь («лишь»)строительные леса, за которыми виден собор чистой критики, направленный в сторону огульного патриотического пафоса и слез о величии всех былых дней. Притом этот патриотический нарратив плетется без всякой оглядки на чаяния настоящих, живых людей в удручающей современности, посреди умирающего мира, в котором простые люди и фанатичные патриоты обитают. И погибают, порой быстро, а чаще медленнее. И большой вопрос, что из этого хуже.
Конечно, здесь есть место, как и заметил bvelvet, для пародирования и отсылок на «Симулякров» Филипа Дика, а также для продолжения дел в любимой вотчине Балларда — в субжанре эко-катастрофической беллетристики. Вообще юмористический, гротескный, отсылочный пласт в книге производит должное впечатление. Прямо как на старой восточной картинке со сказочным мотивом, в повествовательный каркас «Привет, Америка» вплетено множество изящных и интересных деталей. Среди них: забавная борьба за президентство в несуществующей стране; различные социальные и профессиональные группы (Разведенки или Бюрократы), ставшие американскими бедуинами; представление о затонувшей Статуе Свободы, о древнем фильме «Челюсти» и о еще более древней книге «Моби Дик» как о морской хтонический мифологии исчезнувших американцев; последний американский президент-буддист; Оруэлл-Орловский, а также другие чудесные и веселые образы из вязи слов и смыслов. Есть и просто отдельные красивые места, без пародии и трагикомедии, вроде сравнения пустыни и ее путников с разумом. И не только. Поэтому я и не согласен, например, с nworm, который принижает героев романа через сравнение с детализированными уродами с полотен Босха. При всей моей любви к Босху, скорее всю «новую волну» и Балларда в частности — в плане проработки мира и персонажей, а также способа работать с ними — скорее нужно сравнить с импрессионистами в живописи. Ведь и у «нововолновых» писателей множество мазков складываются в причудливые узоры внутри гипнотического рисунка.
Не обходится если и не без минусов, то без некоторых странных неточностью и огульной смелостью штрихов. Например, идея о ядерном разоружении после ресурсного кризиса таких стран, как Советский Союз (ну или того, что после него осталось). Да ладно, кто бы от такого отказался в мире постоянных поисков угля и здоровых почв. Потом глобальный геоархитектурный проект по изменению течения Гольфстрима выглядит как-то странно для мира, который не только от недостатка энергетических мощностей страдает, но и от упомянутой несколько раз выше экологической катастрофы. Ясное дело, что для восстановления баланса потребуются и в нашей реальности точечные, а порой и планетарные целенаправленные воздействия человека на среду. Но уж точно не с таким радикальным планом терраформирования Старой Терры, который сопоставим только с чрезмерной утопичностью советских проектов по изменению направления течения сибирских рек. Ну и, напоследок, сюжетный ход, сопоставимый с «Янки из Коннектикута...», где один инженер может изменить весь мир своими руками, тоже выглядит ну слишком уж оптимистичным. Точнее, если в случае с героем Твена, у того были энциклопедические знания вместе с предпринимательской волей вкупе с сотнями рабочих рук для постройки вестерно-около-индустриальной копии старой Америки в раннесредневеково-артурианской сказочной Англии, то у Балларда один или три инженера способны собственными руками возродить почти постиндустриальный антураж в захваченном природой городе-казино. Верится в такое слабо, но все подобные ходы можно приравнять к возведению гротескных сводов для критического собора.
Подходя к концу, вернусь к тому смыслу и деконструкторскому мотиву, который я углядел в романе (иначе зачем такое многобуковье?). Вполне возможно, что такая интерпретация — лишь мое неверное видение не самого лучшего произведения Джеймса Балларда. Всего-навсего попытка разглядеть что-то большее за чем-то меньшим. Но именно критика патриотизма вообще и многочисленных (около-/пара-)художественных форм его выражения становятся неплохим каркасом и формой, в которой можно отлить в единое целое множественное покрывало из образов, поступков, мыслей и речей героев в этой книге. Благодаря этому все становится на свои места, а сам роман «Привет, Америка!» преображается в роман взросление через разочарование в идеологических клише главного его героев, Уэйна.
Ведь его юношеский максимализм и безмерная вера в картинки из отсыревших журналов в дни трудного детства сделала из него человека, способного использовать других как инструменты для достижения якобы общих для всех целей, а также заставляла его до конца следовать за сумасшедшим диктатором, чуть ли не уничтожившим мир. Ну или значительную часть этого мира. Эти старые образы, возможно, и вправду великой и свободной Америки, не позволяют выходцам из Старого Света (потомкам выходцев из Света Нового) вновь стать американцами. Ведь быть американцем — это не бомбить ядерными зарядами собственные города, равно как и чужие. И не возрождать индустрию фастфуда или попсового кино. И не заставлять себя слушать надоевший джаз из бог весть какой эпохи. Быть американцем — это быть свободным и от самой Америки. От ее старых воплощений. А быть свободным — это быть в пути, творить новое вокруг себя и нового себя же. Так что нет, Орловский не прав, конечно, говоря о свободе как об одной из старых и позабытых идей, погубивших мир. Нет, свобода — это идея, которая может мир возродить. Возможно, удивительные летательные аппараты Флеминга — это как раз то новое воплощение свободы, которое преобразит увядающую Землю из «Привет, Америка!». Но никак не реконструкторский запал Уэйна из начала романа.
*Весь предыдущий абзац, если что, написан в рамках происходящего в книге и как бы изнутри ее, в т. ч. и фразы по типу «быть американцем — быть свободным», ну и все про патриотизм — тоже; а то мало ли, может, кто-то подумает, что я не патриотичен? Но все-таки оглянитесь вокруг, и почувствуйте ту же тоску, что и персонажи романа — волнения патриотического характера о временах великой Америки. Но только попробуйте обратить эту тоску на то время, когда термин «патриотизм» звучал реже и не превратился в том, во что... Впрочем, это уже совершенно другая история, для иной деконструкции. Или реконструкции?..*
* — ни в коей мере не антисемитская отсылка на вполне антисемитского квазиполитика не титульного ("титульного") рода, уже почившего, но живущего в притчах во языцех. К сожалению, а для кого-то к счастью, другие его пророчества оказались либо прогнозами удачными, либо самосбывающимися пророческими угрозами. А вообще, т. к. в начале романа читатель заметит выстоявшие экологическую катастрофу и ресурсный кризис башни-близнецы, уже не говоря про хронологию катастрофических событий в книге Балларда, перед нами уже не футуристическая, а альтернативно-историческая фантастика.
Не так давно в прокат вышел фильм режиссера Бена Уитли по роману Джеймса Балларда «Высотка». Роман был написан в 1975 году, и вот теперь, спустя сорок лет, мы можем увидеть его экранизацию с участием знаменитых актеров: Тома Хиддлстона, Джереми Айронса, Люка Эванса, Сиенны Миллер и других.
Роман Балларда — это роман-антиутопия, чем-то сродни «Повелителю мух» Уильяма Голдинга. Только у Голдинга герои — дети, оказавшиеся после авиакатастрофы на необитаемом острове, в раю, созданном самой природой, а действие романа Балларда развивается в другом раю — урбанистическом. Высотка — замкнутое пространство, призванное обеспечить своим обитателям максимальный комфорт. На сорока этажах, помимо огромного количества жилых квартир, есть все для полноценной жизни: супермаркет, бассейны, спортзал, даже сад скульптур и начальная школа... Обитатели высотки покидают этот рукотворный рай из стекла, бетона и металла, только когда им нужно на работу. Социальная структура высотки такова, что на нижних этажах обитают менее успешные и менее обеспеченные члены общества, но чем выше этаж, тем богаче и известней его жильцы, в основном, профессиональные актеры и режиссеры, а среди них — сам архитектор, Энтони Ройял, проектировавший этот дивный новый мир. Да и где б ему быть, как не в «высших сферах», уровень — Бог.
И, казалось бы, жизнь прекрасна, когда все необходимое под рукой, в пределах одного здания, а среди соседей попадаются весьма неплохие и интересные люди, с которыми можно завести знакомство...
Вот только с виду благополучный и вполне респектабельный мир высотки стремительно начинает рушиться. Признаки разрушения видны уже в первой главе. Как следует из воспоминаний одного из жителей высотки и центральных персонажей Роберта Лэйнга, события заняли примерно три месяца. Баллард с самого начала настраивает читателей на то, что «вся застрявшая посреди неба высотка предоставляла чересчур много возможностей для насилия и противостояния».
На мой взгляд, слишком молниеносным был переход от видимого спокойствия к безумию. Возможно, если бы развитие конфликта заняло несколько больше глав (а они достаточно короткие), не создалось бы этого ощущения изначальной ненормальности, извращенности бытия. Как будто еще ДО описываемых в романе событий зародился этот конфликт, и читатель увидел лишь его закономерное продолжение. В первой главе уже гремит вечеринка, летит с балкона бутылка, звучат намеки на «всеобщую неприязнь друг к другу».
Итак, с каждой новой главой жители высотки деградируют. Начинаются споры с соседями, еще более шумные и буйные вечеринки, необоснованные вспышки насилия, ссоры из-за пользования бассейнами и лифтами. В одном из бассейнов найден труп собаки, и, как само собой разумеющееся, вскользь упомянуто имя убийцы и его мотив. Но труп собаки — это лишь начало. Следующая смерть — уже человек, ювелир, упавший с балкона. Убийство? Но вот что настораживает: никто не пытается прибегнуть к помощи полиции, даже его жена. Как будто обитатели высотки не хотят впускать в свою жизнь посторонних, не имеющих отношения к их мирку. Вообще, о происходящем повествуется очень сдержанно, в тексте романа мало диалогов, есть простая констатация фактов, перечисление происходящих событий. Поначалу даже не испытываешь эмоций от чтения. Труп собаки? Пусть. Первая человеческая смерть? Пусть. Стычки на лестницах и в лифтах? Пусть. Ибо не понимаешь мотивов происходящего, не понимаешь, что чувствуют герои романа. И если у того же Голдинга убийство Хрюши является кульминацией и ему предшествует завязка и развитие конфликта, то у Балларда убийства начинаются сразу и вдруг.
Но постепенно закрадывается мысль, что высотка — это не просто сверхкомфортабельный рукотворный комплекс из «мертвых» строительных материалов, а некий живой организм, обладающий собственным интеллектом и провоцирующий своих обитателей на проявления жестокости и насилия. Высотка словно стравливает жителей между собой и сама реагирует на проявления их агрессии так, как может реагировать сложная система, — она ломается. Засоряются мусоропроводы, и жители начинают оставлять мусор сначала в коридорах, бросать в бассейны, скидывать с балконов прямо на стоящие внизу автомобили своих соседей, а потом и вовсе захламляют собственные квартиры своими же отходами. Ломаются лифты, и обитатели нижних этажей вынуждены с боем прорываться на верхние этажи по загаженным лестницам. Гаснет свет на нескольких этажах сразу, и люди, очутившись в темноте, выпускают наружу дремлющие первобытные инстинкты, насилуют, избивают и унижают своих соседей. Без электричества портится еда в холодильниках, а в супермаркете пустые полки, и люди начинают обходиться без нормальной «человеческой» еды, питаясь остатками собачьих консервов, а потом и самими собаками. Следующая ступень деградации — каннибализм. Связи между людьми тоже принимают извращенный характер. Секс с чужой женой или мужем никем не осуждается, происходит обмен партнерами, семьи в традиционном представлении рушатся, но образуются племена и кланы. Люди превращаются в самцов и самок, защищающих свою территорию и свой клан, они метят место своего обитания, как дикие звери, утрачивают навыки личной гигиены и гигиены своего жилища, дети становятся общими, а насилие — единственно возможная форма существования. Борьба за территорию — вот чем отныне наполнена жизнь обитателей высотки. Посягнул на чужое — война. Жестокость, мерзость и кровь. И высотка реагирует: ее система жизнеобеспечения все чаще дает сбои, погружая людей во мрак, хаос и безумие. Пожалуй, анархией это не назовешь, потому что общество высотки разрушилось в прежнем смысле, но обрело новые формы существования, новые — племенные — законы.
По-видимому, Балларда в 1975 году пугала стремительная урбанизация, и этот роман — страх человека, запертого в клетушке многоквартирного дома, с окружающими со всех сторон чужими людьми, с которыми возможен только один способ сосуществования — война.
Роман основательно давит на психику. Герои не находят выхода из высотки, они принимают новые условия жизни, их патологически измененное сознание диктует им новые поведенческие нормы.
Центральные герои романа деградируют каждый по-своему. Архитектор Энтони Ройял, человек в белой куртке, с белой овчаркой, гордо носит на груди кровавое пятно и играет роль феодала верхних этажей. Ричард Уайлдер пытается снимать фильм о жизни высотки, но инстинкты самца берут над ним верх, и он любуется новым собой, своим новым обликом и новой ролью. Он покоряет этаж за этажом, пробираясь наверх, чтобы стать вождем нового племени. Ему уже не нужна одежда, его не смущает собственный дикарский облик и поведение. Роберт Лэйнг глубже забивается в свою нору-квартиру, отгораживаясь от мира собственным мусором и коконом запахов собственного тела. Лев, тигр и скунс. А вокруг — джунгли.
Возникает вопрос: почему жители не покидают высотку, почему чуть ли не с радостью подвергаются насилию (особенно женщины) и творят насилие сами? Почему они предпочитают барахтаться в отбросах и крови? Голодать и драться за лестницы, лифты и квартиры? Умирать, как собаки, на осклизлых ступенях, в темных коридорах?
Высотка не отпускает. Она, словно огромный живой организм, переваривает в недрах своих жителей. Роберт Лэйнг вообще не рассматривает возможность покинуть высотку, ему даже нравится зарываться глубже в логово, в свои отходы, запахи... Поначалу многие еще продолжают ходить на работу в чистых костюмах, но складывается ощущение, что высотка отгорожена от внешнего мира, и никто из «чужих» не понимает, что там творится.
Кладбище загаженных машин, трупы животных, озверевшие люди... А люди ли теперь? Высотка переварила их и подчинила себе. Страшно то, что для жителей это начало новой жизни, и в финале романа Лэйнг радуется тому, что рядом есть еще высотки, и такая же участь ждет их обитателей. Добро пожаловать в новый страшный мир!
То, что происходит в высотке, противоречит здравому смыслу, ужасает и шокирует. Если вначале бесстрастность автора воспринимается спокойно (повторюсь, это скорее констатация фактов, чем попытки их осмысления), то по мере углубления в текст и развития конфликта нарастает отвращение, хочется «стряхнуть» липнущие к мозгу фразы, выбросить их из головы, но перед глазами встают жуткие подробности человеческой деградации... и манера автора начинает пугать.
От воздействия подобных текстов сложно «очиститься», осадок остается надолго, отравляя мозг, переворачивая прежние представления о мире.