Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Мимо Алана нашего Мура пройти не смог, извините. Хотя на "ФантЛабе его биография почему-то до сих пор не открыта. Что странно...
Бэтмен, Джокер и экзистенциальный кризис
Алан Мур. Бэтмен: Убийственная шутка. / Alan Moore. Batman: The Killing Joke, 1988. Пер. с англ. Александра Жикаренцева. — СПб.: Азбука, М.: Азбука-Аттикус, 2016. — 72 с. — (Графические романы). Тир. 15000. — ISBN 978-5-389-10977-3.
У этой книги удивительно счастливая судьба. Редкий случай: культовым комиксом стала не длинная история из десяти, двадцати и более выпусков, а одна-единственная новелла, напечатанная на пятидесяти с небольшим страничках. Правда, произошло это в конце 1980-х, когда англо-американские издатели были буквально одержимы идеей поиска нового изобразительного языка, а в роли сценариста выступил ни кто иной, как Алан Мур, уже успевший прославиться в США своими крышесносными «Хранителями»...
Фабула комикса предельно проста и в целом не противоречит общепринятому «супергеройскому» канону. Джокер, величайший злодей Готтэма, в очередной раз сбегает из печально известной лечебницы «Аркхэм» и снова бросает вызов своему главному врагу — Бэтмену. Человек-Летучая-Мышь пускается в погоню, получает обязательную порцию люлей, но ближе к финалу предсказуемо одерживает победу, физическую и моральную. Разумеется, Алан Мур позволил себе кое-какие отклонения от сюжетной прямой — иначе он не был бы Аланом Муром. Во-первых, писатель рассказал предысторию Джокера, продемонстрировал во вставных флешбеках, как тот дошел до жизни такой — хотя не исключено, что перед нами галлюцинация, сгенерированная больным мозгом преступника, и на самом деле все было совсем иначе. Во-вторых, в заключительной микроновелле Мур намекнул, что если Бэтмену и суждено пасть от чьей-то пули, то сразит его не Двуликий, не Человек-Пингвин, а какой-нибудь абсолютно никчемный персонаж, готтэмский Родион Раскольников — ибо в реальном мире, как учит Михаил Афанасиевич, «люди не просто смертны, а внезапно смертны».
Но главное, на сей раз Джокер вырывается на свободу не для того, чтобы отомстить давнему обидчику или с шутками и прибаутками пустить в распыл население Готтэма до последнего человека. Ничего столь амбициозного: единственное, чего он по-настоящему хочет — объясниться, показать, в каком мире живет и почему безумие на самом деле единственный выход из этого тупика.
Если бы кому-нибудь пришло в голову составить «топ-10 лучших комиксов об экзистенциальном кризисе», «Убийственная шутка» заняла бы в этом списке заслуженное первое место. Тут все как по лекалу, строго по «Википедии». Следите за руками: «чувство изолированности и одиночества; осознание собственной смертности, или уверенность в отсутствии загробной жизни; осознание, что собственная жизнь не имеет цели или смысла, ни сверхъестественного, ни простого, кроме как жизнь ради жизни; разрушение чувства реальности или взглядов на мир; осознание собственной свободы и последствий от её принятия или отклонения; крайняя степень переживания наслаждения или боли, побуждающая к поиску смысла»... Джокер демонстрирует все эти клинические симптомы кризиса — и предлагает свой вариант его преодоления. Если мир непредсказуем — стань еще более непредсказуемым. Если глух к твоей боли — перещеголяй в жестокости. Если лишен рационального начала — веди себя как сумасшедший. Только так можно избежать новых ран, побороть всепоглощающий ужас перед холодной пустотой...
Но у миллионера Брюса Уэйна, анонимного борца с преступностью в костюме летучей мыши, есть свой ответ. Игнорировать и загонять в «слепое пятно» очевидные свидетельства великого безразличия Вселенной, жить по собственному кодексу, который не имеет ничего общего с реальностью — тоже форма одержимости, но принципиально иная. «Столкнувшись с тем непреложным фактом, что человеческое бытие — это сплошь хаос, безумие и бесцельность, одна из восьми особей сразу ломается и слетает с катушек, превращаясь в пускающего слюни идиотика... В мире, настолько больном, как наш с вами, отреагировать как-то иначе может только полный псих!» — замечает Джокер, и попадает в яблочко.
«Убийственная шутка», разумеется, вторична по отношению к «Хранителям». Все супергерои не в себе, все они жертвы застарелых психических и эмоциональных травм — абсолютно вменяемому человеку просто не придет в голову надеть гротесковую маску и выйти на улицы, чтобы наносить пользу и причинять добро всем без разбора. Это одна из ключевых идей Алана Мура «образца 1980-х» — ну а Бэтмен с его непростой семейной историей так и просится на кушетку психоаналитика. Выражаясь высоким штилем, историческая встреча была предрешена самой судьбой. Что ж, результат предсказуем, слава заслужена. Несмотря на очевидные самоповторы Мура, «Убийственная шутка» многое объясняет в психологии Брюса Уэйна... И очеловечивает Бэтмена, делает его ближе к читателям, которых экзистенциальный кризис поджидает на каждом углу.
Писательница Кэтрин Валенте — персонаж крайне важный для понимания сути драматического действа, которое разворачивается сейчас в стенах англо-американского «фантгетто». Напомню вкратце: многочисленные номинации и премии, доставшиеся в последние годы Валенте и ее товаркам, породили слухи о зловещем «феминистическом лобби» в фантастике — в 2015 году это привело к скандальному срыву церемонии вручения «Хьюго», старейшей и самой престижной жанровой награды в мире. Валенте в долгу не осталась и немедленно ввязалась в холивар, затяжную перепалку, развернувшуюся на страницах интернет-форумов и писательских блогов. Чем закончится эпическое противостояние «диванных конспирологов» пока непонятно, но ясно, что автор «Сказок сироты» играет в этой истории одну из ключевых ролей.
Что же касается творчества Валенте, то до последнего времени отечественные читатели могли составить мнение о нем только по отдельным рассказам и подростковому циклу «Волшебная страна», частично изданному в России. Первым крупным «взрослым» произведением писательницы в нашей стране стали «Сказки сироты» в переводе Натальи Осояну: если начинать знакомство, то именно с этого романа — потому что выбирать особенно не приходится.
Собственно, название книги дает исчерпывающий ответ на сакраментальный вопрос «об чем кино». В огромном саду, окружающем дворец безымянного Султана, живет девочка-сирота — растет в одиночестве под присмотром диких птиц и зверей, питается фруктами и ночует на ковре опавших листьев. Кто-то считает, что на девочке лежит проклятие, кто-то видит в ней отродье демонов, но на самом деле единственное, что отличает ее от обычных людей — бесчисленные сказки и предания, мельчайшими буквами записанные на коже вокруг глаз. Взрослые и дети чураются ее, придворные ненавидят — за исключением единственного благодарного слушателя, юного принца, одного из множества отпрысков султана... Вот, по большому счету, и все: остальной текст — пересказ историй, которые сирота тайком рассказывает наследнику престола... а заодно и нам, зачарованным читателям романа.
В первый том дилогии вошло две сказки для взрослых: «Степная книга» и «Морская книга». История мести степной ведьмы жестокому королю и коварному волшебнику — и повесть о спасении святого города, единственного места в мире, где нет изгоев и отщепенцев, где люди и монстры живут душа в душу, а все религии равны. Или, если угодно, притча о метаморфозах, о бесконечной изменчивости как главном природном принципе — и о самоотречении, самопожертвовании, которое дарует бессмертие.
Честно говоря, если бы эти истории были рассказаны линейно, последовательно, «в строчку», получилась бы так себе фэнтези — местами звеняще-пафосная, местами приторно-сентиментальная. К счастью, у Кэтрин Валенте, филолога по образованию, припасен в рукаве туз. Ее роман строится по тому же принципу, что и «Сказки тысячи и одной ночи». Многоплановость и многофигурность, ритмичная смена повествовательных ракурсов, сложный опоясывающий сюжет, история в истории в истории в истории — и так не до бесконечности, разумеется, но достаточно долго, чтобы загипнотизировать читателя, погрузить его в роскошную грезу. При этом Валенте строит свою Вавилонскую башню из крайне разнородного мифологического, фольклорного и сказочного материала. Кельтская легенда о фее Мелюзине (в славянской традиции ей соответствует образ Царевны-лягушки), «Дикие гуси» Ганса Христиана Андерсена, галльский миф о прародительнице всего сущего Великой Кобыле Эпоне, свидетельства античных авторов о кинокефалах и моноподах, китайские предания о лисах-оборотнях — все складывается в одну яркую прерафаэлитскую мозаику. Угадывать, что из какой культуры позаимствовано в этих историях, «нанизанных, точно жемчужины на леску» — отдельное удовольствие для читателя.
В принципе можно понять, чем Кэтрин Валенте раздражает своих многочисленных недоброжелателей из американского фэндома. С одной стороны, «Сказки сироты» требуют широкого кругозора, который не приобретешь, сутками просиживая за компьютерными играми. Элитарное искусство всегда раздражает — это одно из его неотъемлемых свойств. С другой стороны, сравнения писательницы зачастую тяжеловесны, а метафоры неуклюжи. Валенте обращается преимущественно к европейской мифологической и фольклорной традиции: материал сопротивляется, ему не хватает ажурной легкости и тугой округлости восточных сказок.
Однако язык не поворачивается назвать неудачной эту попытку связать классические сюжеты сетью перекрестных ссылок, показать безграничность океана историй, внутреннюю взаимосвязь и взаимное влияние всех элементов. Не то чтобы «Сказки сироты» закрывали тему раз и навсегда, но среди многочисленных наследниц Шахрезады Кэтрин М.Валенте занимает далеко не последнее место. «Истории похожи на молитвы, говорит одна из героинь романа. — Неважно, когда они начинаются и заканчиваются, важно, что ты преклоняешь колени и говоришь нужные слова». Что ж: мистерия определенно удалась, нужные слова сказаны в правильной последовательности. Ждем анонсированное продолжение и держим за автора кулаки.
Издательство "Престиж-Бук" делает доброе дело, до которого не дошли руки ни у одного крупного холдинга: издает полное собрание сочинений Василия Щепетнёва. Правда, малым, почти символическим тиражом. Достать эти книжки сложно, но можно. Что я и делаю. И рецензирую по мере сил на сайте Книжной ярмарки ДК им. Крупской — правда, с задержкой (по совести говоря, издатели могли бы и прислать на рецензию).
Местное время Василия Щепетнёва
Василий Щепетнёв. Чёрная Земля: Роман. — М.: Престиж-Бук, 2016. — 432 с. — (Ретро библиотека приключений и научной фантастики). Тир. не указан. — ISBN 978-5-371-00478-9.
«Чёрная Земля» воронежского писателя Василия Щепетнёва уже выходила одним томом в 2003 году, в серии «Полночь XXI век. Русский роман ужасов». Но то была другая книга: на серой пухлой бумаге, без закладки-ляссе и замечательных иллюстраций Ивана Иванова, а главное — на три принципиально важных эпизода короче. Структура «романа в повестях» изменилась — и у сюжета этой истории открылось дополнительное измерение.
Во все времена среди врачей хватало подвижников и мучеников, готовых «положить живот свой за други своя», пожертвовать ради спасения пациентов состоянием, здоровьем, жизнью. А вот кого в медицинском сословии определенно меньше, чем «в среднем по палате», так это людей, готовых искренне подхватить горьковское «человек — это звучит гордо!». Во многом знании много печали: врачи слишком хорошо понимают, как устроен человек, разбираются в физиологии, угадывают наши слабости и диагностируют хвори, душевные и физические — какие уж тут восторги. Вот и у Василия Щепетнёва, врача по образованию, есть свои соображения относительно человеческой природы — как заведено, для хомо сапиенса не слишком лестные.
Начиная с 1980-х писатель регулярно возвращается к одной теме: адаптационным системам организма, которые включаются, когда мы поставлены на грань выживания, приперты к стенке обществом и обстоятельствами. Смута, война, голод, ударная доза радиации — и из могил начинают подниматься упыри, по городам и весям рыщут оборотни, банды людоедов, которых не берет ни пуля, ни штык, ни старая добрая шашка, истребляют все живое на своем пути. Бороться с прошедшими метаморфозу сложно, пытаться взять их под контроль — опасно, но число желающих поставить нежить на службу народному хозяйству не убывает. Боец, которого почти невозможно уничтожить, безмолвный исполнитель, обладающий силой и жестокостью дикого зверя — какая спецслужба откажется от такого лакомого куска? Впрочем, трудовые будни советских штирлицев интересуют Василия Щепетнёва далеко не в первую очередь: его больше заботят судьбы «расходного материала», тех, кто случайно угодил под раздачу, стал жертвой очередного смелого эксперимента. Или просто жертвой...
Роман состоит из восьми сюжетно независимых повестей — хотя в четырех из них действует один и тот же сквозной персонаж, доктор Петров, сперва сельский врач, затем ценный сотрудник лаборатории некробиотических структур, в просторечии Ночной Стражи. Этакий Антон Палыч Чехов, немолодой, не слишком спортивный провинциальный интеллигент, который даст сто очков форы ихнему хваленому Джеймсу Бонду. Щепетнёв привычно жонглирует жанрами: то затеет вариацию на тему гоголевского «Вия» (богатое село первой четверти двадцатого века, практикант из города заступает на комсомольскую вахту у тела активистки, убитой кулаками), то обратится к классической детективной матрице (уединенный пансионат, фактурные отдыхающие, «скелеты в шкафах», обаятельный сыщик — и трупы, трупы, трупы...). Но кое-что остается неизменным — прежде всего локальность, замкнутость литературного пространства-времени. Действие в каждой главке происходит исключительно «здесь и сейчас», в одном отдельно взятом селе, загородном доме отдыха, небольшом провинциальном городе. О том, что творится в большом мире, кто сейчас у руля, о чем вещает с трибуны Съезда очередной Вождь и Учитель, Сталин-Горбачев-Ельцын, мы можем только догадываться. Остается восстанавливать контекст по мелким деталям, случайным оговоркам: здесь у нас период коллективизации, а тут — эпоха «ударной ликвидация последствий аварии на Чернобыльской АЭС». Истории не существует, прошлое, настоящее и будущее скручены в один тугой узел, зверь пожирает собственный хвост: «Здесь свое время. Местное».
Что сказать: типичный, очень узнаваемый щепетнёвский хронотоп, то есть «отображение времени и пространства в их единстве, взаимосвязи и взаимовлиянии». Автор отступает от этого правила только в двух последних повестях, своего рода развязке и эпилоге. Что, мне кажется, пошло роману только на пользу. В предыдущем издании «Чёрная Земля» при всем специфическом обаянии оставалась набором разрозненных эпизодов — в новой версии автор закольцевал повествование, закруглил сюжет, связал концы с концами. Книга открывается историей юного комсомольца 1920-х, отправленного из города в деревню для усиления местной ячейки, а завершается эпизодом, в котором современные «ночные стражи» вербуют паранормалов, готовых беспощадно истреблять вечно удолбанных ОМОНовцев, новорусских наркобаронов, зарвавшихся депутатов и прочих четко обозначенных «врагов трудового народа». Ничего еще не кончилось, все только начинается — есть у революции начало, нет у революции конца, как поется в песне на стихи Юрия Каменецкого. Продолжение следует: если верить сайту «Лаборатория фантастики», Василий Щепетнёв работает над следующим томом «Хроник Чёрной Земли», романом с жизнеутверждающим названием «Левый приток Стикса» — будет где развернуться оборотням, чекистам, ведьмам и прочим вурдалакам.
Разоблачение Соломона Нафферта
Василий Щепетнёв. Певчие ада: Роман в новеллах. — М.: Престиж-Бук, 2015. — 432 с. — (Ретро библиотека приключений и научной фантастики). Тир. не указан. — ISBN 978-5-371-00478-9.
Слышали ли вы, что первым человеком, покорившим Северный полюс, стал не американский исследователь Роберт Пири, а русский монах XI века? Что древние египтяне на самом деле родом из Черноземной полосы России, а главное святилище Амона-Ра до сих пор действует в пещерах неподалеку от села Рамонь? Что принц Ольденбургский водил дружбу с неандертальцами, предвидел будущее и лично возглавлял охоту на упырей?..
Что-то похожее наверняка слышали. В свое время такими откровениями любил потчевать читателей журнал «Техника-молодежи» в рубрике «Антология таинственных случаев». Баловались и другие советские молодежные издания — но не в таких промышленных масштабах. В постперестроечную эпоху традицию подхватили многочисленные сенсационные газеты и журналы, обильно расплодившиеся в городах и весях. Часть из них пережила кризис рынка печатных СМИ и успешно издается по сей день.
Среди авторов этих изданий есть разные люди: хардкорные уфологи еще советской закалки, экстрасенсы, ненавязчиво рекламирующие свои услуги, конспирологи, телеграфирующие в редакцию прямо из палаты на Пряжке... Но больше всего, конечно, безработных филологов, начинающих журналистов и профессиональных мистификаторов. Не последнее место занимает среди них Соломон Нафферт, большой знаток неразгаданных тайн Воронежской губернии, исследователь легендарного Дерптского архива, в начале двухтысячных — постоянный автор газеты с говорящим названием «НЛО». Он же — Василий Щепетнёв, писатель-фантаст и автор детективов, колумнист «Компьютерры», дважды лауреат персональной премии Б.Н.Стругацкого «Бронзовая улитка» и финалист десятка других жанровых наград.
Подзаголовок «Певчих ада» гласит: «Роман в новеллах». Роман не роман, но некоторые сквозные сюжетные линии в этой книге прослеживаются — пусть и намеченные пунктирно (повышенная активность таинственных подземных существ, участие принца Ольденбургского в ряде мистически и сверхъестественных событий конца XIX-начала XX века и т.д.). Что же до «новелл», то большинство из них в свое время публиковалось под видом очерков, статей и журналистских расследований в той самой сенсационной «желтой» прессе, в основном под псевдонимом Соломон Нафферт. Богатое воображение, наукообразие, выдержанный информационный стиль, отсылки к реальным фактам, аккуратно вкрапленные в фантастическую канву, быстро сделали автору имя среди знатоков и ценителей непознанного, которые приняли остроумные фейки за чистую монету. Виктимность, внушаемость аудитории, готовой поверить в существование племени лилипутов из Внутренней Монголии или инопланетного саблезубого выползня, бьет все рекорды (точнее, била до последнего времени). Тексты «Соломона Нафферта» пошли в народ, широко распространились на просторах Рунета, их охотно цитируют не слишком разборчивые авторы — например, Николай Непомнящий в книге «100 великих загадок природы».
«Певчие ада» — своего рода камминг-аут, саморазоблачение успешного мистификатора, обнажение приема. Собственно, по методу «пол-палец-потолок» в основном и пишутся тексты для подобных изданий, но не у всех получается настолько ярко и убедительно, как у воронежского фантаста. Впрочем, Щепетнёв не скрывает свое авторство — и до выхода этого сборника не особенно таился. Несколько лет назад в интервью воронежскому информационному порталу «Моё!» он рассказывал: «Я стараюсь писать, делая упор на достоверность. Порой это получается, и на мои рассказы ссылаются и доктора наук, и профессора, и даже «Голос Америки». Некоторые сюжеты шли по «дециметровым каналам», кочевали и кочуют из книги в книгу».
Ну а нормальному, скептически настроенному читателю выход этой эксцентричной книги дает редкую возможность погрузиться в шизофренический, вывернутый наизнанку мир, в котором постоянно живут подписчики газеты «НЛО». Мир, где в земных глубинах обитают многочисленные Магматические Существа, Адольф Гитлер спит криогенным сном, а инопланетные личинки-кровососы с ужасом отшатываются от колхозников, натрескавшихся самогона. Мир жуткий, опасный, но иной, абсолютно непохожий на «данный нам в ощущениях», с другими актуальными проблемами и «повесткой дня» — и уже тем безумно привлекательный.
Мало кто заметил, но с конца августа на новом движке заработал сайт Петербургской книжной ярмарки ДК им. Крупской. Пока в полутестовом режиме, продолжаем вылавливать косяки — однако с рецензиями и статьями, которые на старом сайте не появились. Вот, например, с этой рецензией на роман Феликса Гилмана — первую и, надеюсь, не последнюю книгу интересного автора, переведенную в России.
Плохой, хорошая, злой
Феликс Гилман. Расколотый мир: Роман. / Felix Gilman. The Half-Made World, 2010. Пер. с англ. Александра Зайцева. — М.: РИПОЛ классик, 2016. — 520 с. — (Полумир). 2000 экз. — ISBN 978-5-386-08512-4.
В интервью Феликс Гилман, английский адвокат и писатель, живущий с семьей в Нью-Йорке, как правило отмахивается от вопросов биографического плана. Ребята, что может быть скучнее жизни литератора? Родился, женился, скончался — тоска зеленая... Иное дело книги. Немногочисленные романы Гилмана обычно сравнивают с произведениями «новых странных» — прежде всего Чайны Мьевиля, автора «нью-кробюзонского цикла», и Джеффа Вандермеера с его «Подземным Вениссом». Но это только самые очевидные параллели, лежащие на поверхности. В «Расколотом мире» явно не обошлось без влияния ранних стимпанков, Джеймса Блэйлока и Тима Пауэрса, ценителей причудливых фриков и безумной заводной машинерии. Сыграли свою роль и книги классиков конца XIX-начала XX века, от великого Артура Конан Дойла до полузабытого Уильяма Ходжсона. Но если продолжить поиск аналогий, этот путь неизбежно приведет нас к мэтру, преуспевшему в другом виде искусства — режиссеру Сержио Леоне, итальянскому виртуозу «спагетти-вестерна».
Дух Дикого Запада преследует читателя с первых же страниц «Расколотого мира». Для того, чтобы оказаться на фронтире, на переднем крае освоения новых территорий, героям Гилман не нужно пересекать мировой океан. Достаточно перевалить через горную гряду, и вот они — бескрайние прерии со стадами бизонов, ковбои, салуны, редкие городки первопоселенцев, кровожадные дикари, почтовые дилижансы, золотые прииски и вся остальная знакомая атрибутика. При этом Старый Свет и Новый Свет в романе не просто топонимические метафоры: здесь, за горами, акт творения продолжается по сей день, мир еще не затвердел и не покрылся патиной. Новые земли малолюдны, опасны, богаты причудливыми дарами — и населены стихийными духами, которые далеко не всегда рады незваным гостям. Именно в этот дикий край отправляется доктор Лисвет Альверхайзен (для друзей просто Лив), молодая вдова и подающий надежды психиатр, один из центральных персонажей романа. Ну а в Новом Свете ее уже поджидают два других героя: Лаури, типичный чиновник с бесцветной внешностью и бульдожьей хваткой, и Джон Кридмур, легендарный ганфайтер, профессиональный негодяй, обаятельный и непредсказуемый, трикстер, готовый осыпать собеседника изобретательными комплиментами — или градом пуль.
Вслед за Сержио Леоне автор «Расколотого мира» деконструирует жанр вестерна: вся история фронтира в его интерпретации — непрерывное противоборство двух сил, двух начал, противоположных по вектору, но одинаково внеморальных, бесчеловечных по сути. Одна упорядочивает, другая ввергает в хаос, одна сковывает по рукам и ногам, другая освобождает от любых кандалов... Но ни той, ни другой нет дела до людей как таковых. Великая Война между духами, вселившимися в оружие и теми, что выбрали в качестве вместилища гигантские локомотивы, между Стволами и Линией, длится столетиями. Она то затухает, то вспыхивает с новой силой — но люди неизменно служат в этом противостоянии лишь расходным материалом.
Тут, пожалуй, и начинается самое интересное. И Линия, и Стволы в равной степени расчеловечивают своих слуг, но делают это по-разному. Перенаселенные, тонущие в лязге и копоти города-муравейники Линии — воплощение технократической антиутопии времен индустриализации, ожившая мечта «нумеров» из романа Евгения Замятина «Мы», где личность ничего не стоит, любые проявления индивидуальности строго караются, а души тысячами сгорают в топке Великой Идеи. Стволы, напротив, поощряют крайний индивидуализм, лепят из своих агентов эпических героев-одиночек: великих воинов, неуловимых шпионов, блестящих авантюристов, грабителей, убийц, шулеров, в которых все чересчур, слишком выпукло, слишком напоказ. Стволы наделяют их нечеловеческой силой, выносливостью, ловкостью и меткостью, исцеляют раны, делают невосприимчивыми к ядам. В бою каждый из агентов стоит сотен линейных со всеми их хитрыми технологиями. Это уже не люди, а ходячие символы, живые архетипы, легенды фронтира, величественные и жуткие. Сами Стволы в этой трагедии играют роль Фатума, против которого регулярно восстают герои мифов, чтобы потерпеть неизбежное поражение.
Ну а между двумя противоположными полюсами мечутся обычные люди: доктор Альверхайзен, безумный Генерал, скрывающий секрет, который может раз и навсегда положить конец затянувшейся Войне, десятки эпизодических персонажей «Расколотого мира». И чем дальше, тем сильнее меняются герои, выходят за пределы назначенных им ролей. Как в известном фильме Леоне, автор показывает, что «плохой» Кирдмур не так уж плох, «хорошая» Лив далеко не безупречна, а «злой» Лаури способен на неожиданно великодушные поступки. Что ж, матрица вестерна достаточно пластична, чтобы выдержать и не такие испытания — потому-то жанр и не приедается нам сто лет с гаком.
Предыдущую мою рецензию выпилили из колонки "Рецензии", поскольку колонка "Рецензии", как выяснилось, на самом деле должна называться "Рецензии-только-на-фантастические-книги". ОК, никаких обид, перенес в "Другую литературу". Вот вам на сей раз рецензия на самую-рассамую харкдорную НФ-классику, их есть у меня. Опубликовано на сайте Петербургской книжной ярмарки ДК им. Крупской в 2015 году.
Та самая, которая ни слова, ни полслова не соврет
Пол Андерсон. Патруль Времени: Повести. / Poul Anderson. The Time Patrol. Пер. с англ. Н.Науменко, А.Корженевского, А.Ройфе, К.Королева, А.Кириченко, Г.Корчагина. — СПб: Азбука. М: Азбука-Аттикус, 2015. — 640 с. — (Звёзды мировой фантастики). Тир. 3000. — ISBN 978-5-389-08994-5.
Идея полицейской организации, задача которой — присматривать за путешественниками во времени, помогать терпящим бедствие и отлавливать нарушителей, появилась не на пустом месте. К 1955 году, когда был опубликован первый рассказ Пола Андерсона о Патруле Времени, пространственно-временной континуум англо-американской фантастики уже бороздили несметные орды хронотуристов — а также толпы преступников и скудоумных экспериментаторов, решивших на практике проверить, что будет, если вернуться в прошлое и пристрелить собственного дедушку до того, как он познакомится с бабушкой. Зачастую по пятам за ними гнались доблестные герои, стремящиеся предотвратить парадокс и ликвидировать анахронизм, шерифы и полицейские из будущего — сам бог велел как-то упорядочить этот хаотичный процесс.
Именно в такую тайную организацию, чья зона ответственности охватывает несколько миллионов лет человеческой истории, вступил в 1954 году отставной военный с говорящей фамилией Эверарад (от английского «ever» — «всегда» или «когда-либо»), сквозной герой всего цикла Андерсона. Здесь, впрочем, содержится некоторое преувеличение. Хотя Патруль Времени на полную катушку использует высокие технологии далекого будущего, а среди коллег Мэнса Эверарда хватает выходцев из грядущих тысячелетий, сам он предпочитает патрулировать прошлое. Испанские конкистадоры, финикийские моряки, древние германцы и древние римляне интересуют его куда больше, чем постчеловеки из прекрасного далеко. Ни в одной из девяти повестей, составивших цикл, Мэнс, получивший статус полевого агента с почти неограниченными полномочиями, не рискует забраться дальше конца 1980-х — что по-своему мудро, поскольку избавляет автора от необходимости прописывать ближайшее будущее в мелких подробностях, неизбежно выставляя себя на посмешище перед потомками.
Любопытно, что в том же 1955 году вышел один из самых известных романов Айзека Азимова, «Конец Вечности», также посвященный тайной организации, управляющей человеческой историей при помощи машин времени. Ну а в 1956-м свою историю о временных парадоксах, роман «Дверь в лето», выпустил Роберт Хайнлайн — там, правда, обошлось без спецслужб, отвечающих за безопасность континуума. В «Патруле Времени» Пол Андерсон отчасти полемизирует с Азимовым. Если агенты Вечности относятся к человечеству как к неразумному дитяти, оберегают от любых потрясений, революций, войн и катастроф, то у Патруля прямо противоположная задача: не сглаживать острые углы, а сохранить историю в первозданном, неотшлифованном виде. Ведь прошлое человечества — да и будущее, судя по оговоркам героев цикла, — и есть череда войн, завоеваний, переселений народов, природных бедствий и прочих эпохальных потрясений. Именно они сделали нас такими, какие мы есть — а когда-нибудь, через миллион лет, приведут к возникновению расы сверхчеловеков-данилиан. Поэтому первое, от чего избавляется Мэнс Эверард вступив в ряды Патрульных, это от привычки судить о людях иных эпох с позиции человека XX века. Да и вообще — от привычки судить. «Там, в будущем, все еще спорят, был ли этот период эпохой неестественных пуританских условностей и почти не прикрытой жестокости или последним расцветом клонящейся к упадку западной цивилизации, — рассуждает один из героев, путешествуя по викторианской Англии. — Но, глядя на этих людей, понимаешь, что справедливо и то, и другое: историю нельзя втиснуть в рамки простых определений, потому что она складывается из миллионов человеческих судеб». «И это справедливо для любой эпохи», — отвечает собеседник. Удивительно взвешенный и здравый подход для научно-фантастической повести, написанной в середине 1950-х.
Впрочем, отличия «Патруля Времени» от «Конца Вечности» глубже. Если Азимов размышляет о Человеке и Времени, то в центре внимания Андерсона другая коллизия: взаимоотношения Человека и Истории. Очень похоже, но совсем не то же самое. История — безумно интересная штука, хрупкая и одновременно эластичная, изменчивая и неподатливая. Ее можно фальсифицировать и переписывать, прояснять темные места и выявлять неочевидные закономерности. Она может подхватить, понести, поднять на невиданные высоты и низвергнуть в пропасть забвения. Мэнс Эверард, его коллеги, друзья и недруги то оказываются в положении щепки, подхваченной Ниагарским водопадом, то сами направляют могучие потоки, то плывут по течению, то перекрывают русло... Руководствуясь когда интуицией, когда внезапным эмоциональным порывом, когда причудливой логикой кураторов-данилиан. Такая вот «история, та самая, которая ни слова, ни полслова не соврет», как поют студенты истфаков. Пожалуй, единственное, чего не хватает Андерсону в этом цикле — раскованности, а его героям — бесшабашности, готовности к экспериментам. Всего один альтернативный мир на девять повестей, да и тот схлопывается почти сразу же, при активном участии Патрульных!.. Зато показать, как работает гипертрофированное чувство ответственности, писателю удалось блестяще: сразу становится понятно, почему организация с такими запросами испытывает острый дефицит кадров во всех временных пластах и пространственных координатах.
Ну а тем, кому не хватает размаха, рекомендую перечитать «Берег Динозавров» Кита Лаумера — самый недооцененный, на мой взгляд, роман о путешествиях во времени, анахронизмах и темпоральных войнах. Заодно Лаумер подводит итог полемике между Азимовым и Андерсоном — как и положено в таких случаях, через изящный парадокс. Чистая, незамутненная радость «для тех, кто в теме» и способен уловить намеки и аллюзии.
облако тэгов
Опубликовано в онлайн-журнале "Питерbook".
