Люблю, когда переиздают отличные книги, золотую классику НФ. Появляется повод перечитать, переосмыслить... ну и еще раз отрецензировать. Тем более что сайт Книжной ярмарки ДК им. Крупской относится к этому благосклонно. Ну а издателям одно пожелание: дорогая «Азбука», больше Уильяма Гибсона, хорошего и разного!
Уильям Гибсон. Нейромант: Роман, рассказы. / William Gibson. Neuromancer, 1984. Burning Chrome, 1986. Пер. с англ. — СПб.: Азбука. М.: Азбука-Аттикус, 2015. — 480 с. — (Звёзды мировой фантастики). Тир. 3000. — ISBN 978-5-389-08793-4.
Адепты высоких технологий слишком поздно заинтересовались механизмом человеческого восприятия и недооценили роль телесности: нам комфортнее слепо тыкать пальцем в экран айфона, чем размахивать руками в пустоте или отдавать команды голосом, как в старой доброй НФ восьмидесятых. Внезапно выяснилось — сюрпрайз! — что самосознание неразрывно связано с его материальным вместилищем, а в человеческий мозг встроен хитрый предохранитель, биологическая защита от иллюзии, от того, с чем мы не можем взаимодействовать непосредственно, физически.
Отказ от телесности — одна из центральных тем цикла «Муравейник», куда входит и роман «Нейромант», и часть рассказов из сборника «Сожжение Хром», собранных под этой обложкой. Только взломав защиту, естественный брандмауэр, установленный эволюцией, можно войти в этот удивительный и жуткий мир. Подключиться к киберспейсу, матрице, «консенсусальной галлюцинации... графическому представлению данных, хранящихся в памяти каждого компьютера, включенного в общечеловеческую сеть». Попасть на хакерские небеса, где вольно парит дух киберковбоев, сбросивших узы плоти. «Световые лучи в псевдопространстве мозга, кластеры и созвездия данных», полная, абсолютная, ничем не ограниченная свобода... Но чтобы вдохнуть ее полной грудью, надо перестать быть человеком.
Уже в первом опубликованном рассказе, «Фрагментах голограммной розы», Гибсон писал об «отвращении к совершенной машине тела». Кошмары и мечты Кейса, главного героя «Нейроманта», пропитаны презрением к «клетке из мяса», да и само его имя многое говорит внимательному читателю: кейс, как известно, это чемоданчик, «прямоугольная емкость для хранения предметов». Именно в таком носят душу босса мафии герои «Криминального чтива» — но Гибсон, как мы видим, опередил Квентина Тарантино. «Нейромант» — бесконечные па самоубийц, изящно и опасно балансирующих на краю пропасти. Кейс, заключающий необдуманные сделки, дергающий тигра за усы, очертя голову несется на адреналиновой волне и бессознательно провоцирует улицу прикончить его. Орбитальное семейство мультимиллионеров Тессье-Эшпулов, когда-то мечтавшее отказаться от самосознания ради превращения в нечто большее, в безмысленный рой, действующий как единое существо (эту идею Гибсон позаимствовал из одноименной повести Брюса Стерлинга), выродилось, деградировало, обратилось в уродливую «структуру, прорастающую внутрь себя». Наконец, истинный работодатель Кейса, ИскИн Уинтермьют, по сути платит за то, чтобы хакер уничтожил его, взломал, стер границу между «я» и «не-я». Все они стремятся к одному: выходу за естественные пределы, эволюции через саморазрушение. И как минимум один достигает успеха на этом тернистом пути.
«Нейромант» не просто краеугольный камень киберпанка — это безусловная классика конца XX века, книга, с которой начался очередной виток усложнения англо-американской фантастики. Стробоскопическое смешение образов, позаимствованных из поп-культуры восьмидесятых, из теории информационных и биотехнологий, из книг по антропологии и социологии, философии и теологии, образов, нанизанных на пульсирующую нить сюжета. Безумная динамика, рок-н-ролльный ритм, гламур и шагрень, хромированная сталь и потертый пластик с въевшейся грязью, светящиеся граффити молодежных банд и потускневший от времени антиквариат. Уличные самураи, клонированные убийцы, орбитальные курорты, моделированные наркотики...
Гибсоновский образ будущего, «необычайно объемный и ощутимый», как писали в журнале «Локус», давно распался на фрагменты, частью растворившиеся в нашем общем прошлом, частью так и оставшиеся нереализованной грезой, чем-то вроде Большой Американской Мечты 1930-х, которой посвящен рассказ «Континуум Гернсбека». Неон давно не используют для подсветки наружной рекламы. Обанкротились и закрылись аркады игровых автоматов. Никто больше не измеряет объемы информации в «тысячах мегабайт». Со всех географических карт исчез город Ленинград, фуллеровские геодезические купола так и не закрыли небо над мегаполисами. Ну а место Матрицы, сулящей безграничную свободу, занял «интуитивно понятный» Интернет, статичная картинка на плоском экране монитора.
Время стряхнуло с прозы Уильяма Гибсона шелуху футурологии. Осталась чистая литература. Но такая литература, от которой до сих пор пробирает до костей, от пяток до хребта — как от смеха покойника, заблудившегося в Сети.
Уильям Гибсон. Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв: Романы. / William Gibson. Count Zero, 1986. Mona Lisa Overdrive, 1988. Пер. с англ. Анны Комаринец. — СПб.: Азбука. М.: Азбука-Аттикус, 2015. — 576 с. — (Звёзды мировой фантастики). Тир. 4000. — ISBN 978-5-389-08797-2.
Время от времени фантастика погружается в застой. Не только и не столько отечественная, сколько англоязычная (читай — мировая): теряет упругость и драйв, скатывается к самоповторам, замыкается в себе. Но это не беда: стоит паровозу сбавить ход, как появляется новое поколение молодых и дерзких, готовое бросить вызов авторитетам, заново раздуть костры амбиций — и фантастика возрождается, словно феникс из пепла. Можно даже, наверное, с высокой точностью рассчитать периодичность, с какой происходит это впрыскивание «свежей крови» по методу профессора Богданова.
Для фантастики 1980-х киберпанк стал такой даосской пилюлей вечной молодости, сверхплотным концентратом новых образов и метафор, революционных идей и концепций, сюжетных ходов на грани фола и рискованных нарративных приемов. Конечно, если разложить тексты «киберпанка номер один» Уильяма Гибсона на составляющие, легко заметить, что по большей части они собраны из знакомых ингредиентов. Что-то позаимствовано у авторов «новой волны», от Дилэни и Балларда до Браннера и Дика, что-то — из арсенала поп-музыки 1980-х, что-то — у философов, политологов и футурологов второй половины двадцатого столетия, очень многое — из американского кино- и литературного нуара. Сам Гибсон этого никогда не скрывал. Но почему-то до пришествия киберпанков фантастам не хватало гибкости, таланта и, не побоюсь этого слова, наглости, чтобы собрать все детали воедино. Тут нужен особый тип мышления: неспроста любимые локации Гибсона — свалки, кладовки, блошиные рынки, полузаброшенные орбитальные станции, кладбища ненужных вещей, старого барахла, из которого неизбежно рождаются новые сущности.
«Трилогия Муравейника» (она же «киберпространственная трилогия»: «Нейромант»-»Граф Ноль»-»Мона Лиза овердрайв» и примыкающие рассказы) стала острием тарана, которым киберпанки, подбадривая себя молодецким уханьем, вынесли ворота изрядно обветшавшей крепости Ее Величества SF. Эти произведения соединили в себе все ценности киберпанковского Движения, обнажили его суть. Оригинальное название первой части «трилогии Муравейника», «Neuromancer», созвучно английскому «romancer» — фантазер, выдумщик. Так же, как футуристы начала XX века безудержно романтизировали индустриальную революцию (помните программный рассказ Гибсона «Континуум Гернсбека», написанный в 1981 году?), ранние киберпанки простодушно восхищались постиндустриальным ландшафтом и его обитателями. Если попытаться в нескольких фразах изложить сюжет этих довольно непростых книг, можно сказать, что романы трилогии — о том, как глобальная компьютерная сеть (бесчисленные базы данных, навороченные вирусы, ИскИны разного уровня) обретает самосознание — и о людях, стоящих у колыбели. О компьютерных ковбоях, уличных бойцах-ронинах, малолетних проститутках и безумных отпрысках аристократических семейств, обо всем том «человеческом мусоре», без которого невозможен расцвет новой эпохи. «Нейромант» и два его продолжения — не о компьютерах, — писал Гибсон в 1992 году в послесловии к первому электронному изданию трилогии. — Иногда эти книжки делают вид, и довольно неубедительно, будто они посвящены компьютерам, однако на самом деле главная их тема — технология в некоем более широком смысле. Я лично подозреваю, что в действительности они об Индустриальной Культуре; о том, что мы делаем с машинами, что машины делают с нами, и о том, насколько бессознательным (и, как правило, беззаконным) этот процесс был, есть и будет».
Безусловно, ранний, романтический киберпанк — литература прорыва во всех отношениях. Мир, который рисует Уильям Гибсон, не слишком уютен — но киберспейс открывает героям миллионы альтернатив. Ты можешь начать свой путь с самых низов, подростком из неблагополучного района, оккупированного молодежными бандами, драгдиллерами и сутенерами («Граф Ноль»), беспаспортной бродяжкой-наркоманкой («Мона Лиза овердрайв»), но если ты молод и не полный дурак, если у тебя есть кураж, харизма — и, конечно, если тебе улыбнется старушка-Фортуна, — ты прорвешься. Компьютерная матрица, высокотехнологичная «консенсуальная галлюцинация», это обеспечит. Тебя могут окружить плотным кольцом наемники, взять на прицел самый богатый человек в мире, но никто не помешает тебе уйти через киберспейс, вырваться из клетки тела, обрести подлинную, безграничную свободу. Такая ситуация с дивной регулярностью повторяется во всех романах трилогии — а в «Графе Ноль» не один раз. Понятно, что эта метафора особенно близка раннему Гибсону, во второй половине 1980-х в одночасье превратившемуся из малоизвестного рассказчика, маргинала и бунтаря, во влиятельного представителя литературного истеблишмента и культовую, без кавычек, фигуру.
Прошли годы, романтики постарели, на смену киберпанкам 1980-х пришли другие писатели, более сдержанные, рациональные и циничные — и куда лучше знающие историю, в том числе историю революций. На троне «главного киберпанка современности» Уильяма Гибсона закономерно сменил Нил Стивенсон. Свобода выбора, которой бредили энтузиасты IT-революции, по большей части обернулась иллюзией. Сегодня Гибсон отзывается о «трилогии Муравейника» без особого энтузиазма. «Мир Кейса и Молли — это мир гормонально озабоченных юнцов, — пишет он в послесловии к роману «Периферийные устройства» (2014). — Персонажи яркие, но это яркость глянцевого картона, а самые сильные эмоции вызваны либо суровой химией, либо невыносимой эротической утратой. В эти эмоции — да, я попадал, как панк в свои три аккорда. Но написать о том, как молодая женщина переживает за свою тяжелобольную мать, я не смог бы тогда и под дулом пистолета».
Классик, конечно, перегибает палку. Его можно понять: в истории фантастики и литературы в целом Гибсон остается прежде всего автором «Нейроманта» — сколько бы романов ни написал и какие бы художественные олимпы ни покорил. Обидно сознавать, что главная высота взята много лет назад и в будущем подобное никогда не повторится. И все же именно «трилогия Муравейника» — историческая веха, революционный прорыв, как бы сам автор к ней ни относился, — на мой взгляд, непременно должна стоять на полке у каждого любителя фантастики. В обязательном порядке, по умолчанию. Ну а остальные романы Уильяма Гибсона — опционально.
Источник:
— http://krupaspb.ru/piterbook/re...
— http://krupaspb.ru/piterbook/re...
Предыдущие рецензии в колонке:
— на книгу Дмитрия Казакова «Черное знамя»
— на книги Умберто Эко «Откровения молодого романиста» и «Сотвори себе врага»
— на книги Сергея Носова: «Полтора кролика» и «Фигурные скобки»
— на книгу Кима Стенли Робинсона «2312»
— на книги Питера Уоттса «Морские звезды», «Водоворот», «Бетагемот» (трилогия «Рифтеры»)
— на книгу Нила Стивенсона «Вирус «Reamde»»
— на сборник статей и рецензий Сергея Шикарева «13»
— на книги Вернора Винджа «Пламя над бездной» и «Глубина в небе»
— на книгу Александра Золотько «Анна Каренина-2»
— на книгу Дэна Симмонса «Фазы гравитации»
— на книги Майкла Суэнвика «Хроники железных драконов», «Однажды на краю времени» и «Танцы с медведями»
— на книгу Нила Геймана «The Sandman. Песочный Человек. Книга 4. Пора туманов»
— на книгу Романа Арбитмана «Антипутеводитель по современной литературе: 99 книг, которые не надо читать»