Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Келли Линк. Вляпалась!: Рассказы. / Kelly Link. Get in Trouble, 2015. Пер. с англ. М.Прокопьевой. — М.: АСТ, 2016. — 352 с. — (Сны разума). Тир. 2000. — ISBN 978-5-17-094073-8.
В сборнике Келли Линк есть призраки — но это не мистика и не хоррор. Здесь есть эльфы, но это не фэнтези. Есть космические корабли, полным ходом бороздящие просторы, но это не научная фантастика. Любителям четких, однозначных определений и строгой классификации придется изрядно попотеть, чтобы придумать, на какую именно жанровую полку ставить эту уникальную, ни на что не похожую книгу.
С начала двадцатого века «неформатные» англо-американские фантасты регулярно объединяются в группы, движения и «волны». Не по принципу сходства стилей, не дай боже. Скорее потому, что во враждебной литературной среде им одинаково дискомфортно — вот и тянутся друг к другу юные (и не очень) дарования, кучкуются вокруг нонконформистских изданий и харизматических лидеров. Но всегда остаются самобытные писатели, которые держатся обособленно, сами по себе: Джеймс Типтри-младший, Р.А.Лафферти, Люциус Шепард, Говард Уолдроп, Конни Уиллис... К их числу принадлежит и Келли Линк. Лауреат кучи престижных жанровых наград от «Хьюго» и «Небьюлы» до Премии Брэма Стокера, изобретательный автор со вкусом к головокружительным литературный трюкам, она не примкнула ни к одному кружку, ни к одному неформальному сообществу, и двинулась к литературному Олимпу собственным извилистым путем.
Келли Линк — мастер «малой формы»: в ее библиографии нет ни одного романа и всего четыре повести. Принято считать, что поклонники фантастики не любят и не ценят рассказы. Между тем «Вляпалась!» уже четвертый сборник американской писательницы, переведенный в России. Есть, впрочем, нюанс: первые три ее книги вышли в издательстве «Гаятри/Live book», в серии без четких жанровых меток. При этом проза писательницы так слабо напоминает традиционную фантастику, что в сознании читателей с жанром не ассоциируется — по крайней мере, без дополнительных подсказок. В итоге Келли Линк не обманывает ожидания и не оказывается в положении «нарушителя конвенции» — никаких претензий со стороны «хардкорного фэндома», который ее сборники просто не заметил.
Сложно сформулировать, в чем заключается специфическая инаковость этой прозы. Если говорить о построении сюжета, то самая точная, хотя и избитая метафора тут, пожалуй, — шар в шаре, популярная китайская игрушка. Часто в рассказах Келли Линк на первом плане оказываются масштабные фантастические события и явления. Съезд супергероев (рассказ «Тайная личность»). Съемка документального фильма о таинственном исчезновении колонии нудистов в 1970-х («Я вижу тебя насквозь»). Тотальное переустройство общественного уклада («Долина девочек», «Новый бойфренд»). Межзвездный космический перелет («Два дома»). Каждое допущение само по себе вполне годится для фантастического романа — правда, плохонького, банального, насквозь вторичного. На этом фоне разворачиваются частные, вполне жизненные истории, как правило, связанные с несчастной любовью и безнадежно запутанными отношениями. При этом внешняя, фантастическая линия дает ключ к пониманию внутреннего лирического сюжета, помогает расшифровать запутанный код. В противном случае нам, читателям, пришлось бы непросто: писательница принципиально избегает лобовых «объяснялок» и развернутых лекций.
То же и со стилем. С одной стороны, Келли Линк пишет подчеркнуто просто: никаких сложносочиненных и сложноподчиненных конструкций, короткие фразы из трех, четырех, реже семи-восьми слов, четкий ритм, незамысловатые диалоги. С другой стороны, ее истории рассказаны причудливо, почти изыскано: многочисленные отступления, нарушение хронологической последовательности, игра со шрифтами, ненадежные и сомневающиеся рассказчики, через одного путающиеся в деталях, — все это отнюдь не облегчает нашу задачу. И вот тут фантастическая составляющая приходится как нельзя более кстати — как метафора, позволяющая достроить картинку и увидеть ситуацию в целом. Умная, изобретательная и в то же время очень человечная проза — понятно, почему англо-американские поклонники фантастики от Келли Линк без ума. Ловко задумано, умело воплощено, пропитано мягкой иронией, чего еще для счастья надо? Разве что традиционалсты, привычные к прямолинейным фантастическим рассказам «привет из пятидесятых», будут слегка разочарованы.
Сборник «Вляпалась!» адресован тем читателям, которые «на ты и за руку» со «странной прозой». В произведениях Келли Линк есть что-то от сочинений Чайны Мьевиля, что-то от рассказов Нила Геймана, но своего, уникального, не поддающегося имитации, в них гораздо больше. За это ее ценят англо-американские читатели и коллеги по цеху — надеюсь, наши тоже проникнутся.
Коллеги говорят, новые романы Йена Макдональда из "лунного" цикла — что-то с чем-то, разрыв шаблона и вынос мозга. Ну что ж, подождем. По мне так и старые очень недурны.
Квантовый карнавал
Йен Макдональд. Бразилья: Роман. / Ian McDonald. Brasyl, 2007. Пер. с англ. Н.Власовой. — М.: АСТ, 2016. — 576 с. — (Звёзды научной фантастики). Тир. 2000. — ISBN 978-5-17-087713-3.
Существует бессчетное множество книг, где речь идет о высоких технологиях, вошедших в повседневный быт, и квантовой теории, получившей практическое применение. Как правило, речь в таких сочинениях идет об англосаксонском или славянском мире будущего — в крайнем случае о Японии или Китае. И только Йен Макдональд настойчиво напоминает нам: на глобусе есть и другие страны, где жизнь, как ни странно, тоже не стоит на месте. Индия, Турция... Или Бразилия — как в этом романе.
Что такое «мультукультурализм в действии»? Совсем не обязательно — ужас-ужас, кошмар-кошмар, слом духовных скреп и отказ от традиций, поглощение и растворение одной культуры другой культурой. Как показывает история человечества, часто это причудливое и эклектичное смешение, взаимное обогащение, порождение новых смыслов. Типичный пример — культура современной Латинской Америки, в том числе Бразилии. Той самой Бразилья, о которой пишет в одноименном романе британский писатель ирландского происхождения Йен Макдональд.
История, которая разворачивается на этих страницах, сплетается из трех сюжетных линий, широко разнесенных во времени. 1732 год. Два незаурядных представителя эпохи Просвещения, ирландский монах-иезуит с блестящими лингвистическими способностями (отменный фехтовальщик, убийца, ищущий искупления) и выдающийся французский математик (атеист, один из предтеч современной информатики) проникают вглубь девственных джунглей Амазонки, где растет и крепнет жутковатая рабовладельческая империя, созданная священником, отступившим от догматов веры. 2032 год, три столетия спустя. Бразилия, опутанная паутиной глобального контроля, насквозь просвеченная космическими спутниками, контролируемая Ангелами Постоянного Надзора — что, однако, не мешает криминальным войнам и росту уличного насилия. Карманникии и мелкие авантюристы, хакеры, квантовые физики и торговцы контрафактном, Копенгагенская теория и кровавые убийства посреди оживленной трассы — на фоне всего этого юноша из многодетной семьи преследует свою странную, нездешнюю, невозможную любовь... И, наконец, 2006 год, условно говоря — наши дни: именно в это время Йен Макдональд писал свою книгу. Молодая женщина, продюсер сомнительных, но популярных в Бразилии телешоу, мастер капоэйры, пытается выследить двойника, стремительно и умело разрушающего ее карьеру, ее жизнь. Разумеется, к финалу (и даже несколько раньше) все линии сходятся: «Бразилья» — настоящий роман в почти классическом смысле, с разветвленной структурой, обязательной эпической составляющей, погружением в прошлое героев, философским подтекстом. По большому счету, автора волнует один из Вечных вопросов, вопрос о свободе воли — он неизбежно возникает всякий раз, когда речь заходит о рождении вселенной и о ее устройстве. Но гипнотизирует в книге другое: смешенье языков и культур, времен и жизненных укладов, пестрый, шумный, яркий, эклектичный, порою кровавый карнавал, не прекращающийся ни на секунду. Изощренная иезуитская теология и квантовая физика, языческие ритуалы и живые компьютеры, вытатуированные на теле, свалки промышленных отходов и дышащие смертью джунгли, малограмотные подростки двадцать первого века и гении восемнадцатого, альтернативная история и бесконечная галерея параллельных миров — все это сосуществует на пространстве романа одновременно, взаимно подпитываяст энергией... и слегка подпитывая читателя. Йена Макдональда всегда привлекали экзотические сочетания, пограничные состояния, кросскультурные связи — недаром два его романа, наболее известные в России, посвящены Индии («Река богов») и Турции («Дом дервиша») будущего.
По части экзотики в «Бразильи» автор превзошел себя. Первые главы романа буквально пестрят сносками: что значит то или иное слово, как произносится, почему выбран именно такой вариант транскрипции... Подозреваю, на этом месте автор потеряет часть читателей (самых нетерпеливых), но без словесной тут эквилибристики не обойтись. И дело не только в фабуле: многоголосый хор неизбежно порождает новые созвучия, столкновение цивилизаций — новые языки и новые формы мышления. Ну а к чему приведет пересечение параллельных миров, незримо соприкасающихся в квантовой мультивселенной, нам остается только гадать.
Хотя позже автор успешно использовал некоторые сюжетные ходы из этого романа в «подростковом» цикле «Эвернесс», «Бразилья» — далеко не самая простая книга Йена Макдональда. Но одна из лучших: тот, кто справиться с этим текстом, получит недурной экспириенс. Что же до легкости чтения, то недаром русская поговорка, вошедшая в словарь Даля, гласит: простота — хуже воровства.
картинка для привлечения внимания
Йен Макдональд (слева) на Петербургской фантастической ассамблее-2013
С почты сообщают: дошла посылочка с первым томом автобиографии Айзека Азимова. Сразу вспомнил о малотиражной биографии другого великого англоязычного писателя-фантаста, которую довелось недавно читать — Джеймса Грэма Балларда. Ну а заодно и о его "крайнем" романе, вышедшем на русском более-менее приличным тиражом...
Дом в сорок этажей
Джеймс Баллард. Высотка: Роман. / James Graham Ballard. High-Rise, 1975. Пер. с англ. Алексея Андреева. — М.: АСТ, 2016. — 224 с. — (Сны разума). Тир. 2000. — ISBN 978-5-17-090979-7.
Тяжело жить в бараке: краны текут, в щели задувает, соседи за занавеской врубают блатняк на всю катушку... Но и в элитном сорокаэтажном доме, где все продумано, выверено и подчинено правилам хорошего вкуса, не больно-то комфортно. Высотка давит, создает среду для развития неврозов и психозов, и вот в престижной новостройке, населенной представителями «среднего класса», вспыхивает жестокий бунт сродни тюремному — только спецотряды полиции на подавление этих беспорядков не спешат.
По нынешним временам сорокаэтажный жилой дом — не бог весть какое чудо: в мегаполисах строят человеческие муравейники и покрупнее. Но в середине семидесятых, когда был издан этот роман, высотка на тысячу квартир со своим универсамом, начальной школой, банком, салоном красоты, тренажерным залом, садом и двумя бассейнами, воплощенная урбанистическая утопия, служила символом нового жизненного уклада. Целый город, вытянутый по вертикали, обособленный от всего остального мира, заселенный представителями одного класса — торжество рациональности, шедевр продуманности. И речь не только о хитрых машинах и механизмах, которые обеспечивают функционирование здания. «По обычным финансовым и образовательным меркам они, вероятно, были ближе друг другу, чем члены любого мыслимого сообщества — по единству вкусов и взглядов, прихотей и стилей, — пишет Баллард о героях своего романа. — Это единство отражалось в автомобилях на стоянках, окружающих высотку, по элегантному, но достаточно единообразному выбору мебели для квартир и деликатесов в секциях супермаркета, по тембру уверенных голосов. Коротко говоря, жители комплекса представляли собой идеальное общество, в которое мог бы незаметно влиться Лэйнг». Но на самом деле это сходство чисто внешнее. Продюсер-документалист Уайлдер, врач-психиатр Лэйнг и архитектор Ройал, символизирующие нижние, средние и верхние этажи, одержимы совершенно разными комплексами и маниями. Когда обитатели новостройки начинают стремительно деградировать и менеджеры среднего звена без всякой магии обращаются в косматых дикарей, под тонким слоем глянца у разных персонажей обнаруживаются разные демоны...
В баллардовской высотке легко увидеть модель «среднего класса»: разобщенного, неоднородного, тщательно скрывающего многочисленные психические оклонения. Только человеку с крайне ограниченным воображением это сообщество может казаться единым и монолитным. Однако роман не о политике и не об экономике: вероятно, в этой области у Балларда были свои симпатии и антипатии, но ему хватило такта не делать из них фетиш. Взрыв происходит не потому, что жителям высотки чего-то не хватает, не из-за имущественного неравенства, не как реакция на угнетение. Все герои книги вполне обеспечены, хорошо образованы, недурно воспитаны. Сбои в обслуживании дома случаются — но форс-мажоры так легко устраняются в рабочем порядке, что при другом раскладе не привлекли бы внимания. Катастрофа, о которой пишет автор — чистый бунт дионисийского начала, восстание коллективного бессознательного против упорядоченности, продуманности и рациональности, против хорошего вкуса, интеллектуальных бесед, изысканной музыки и утонченной кухни. Задавленные комплексы, фобии и мании, вырвавшись наружу, превращают шедевр индустриального дизайна в свалку, населенную дикарями-каннибалами, серийными маньяками и безумными вакханками. Коллективное бессознательное выворачивается на изнанку, раскрепощенное подсознание пожирает высотку от цокольного этажа до пентхауса.
В автобиографии «Чудеса жизни», изданной незадолго до смерти писателя, Джеймс Грэм Баллард признается, что всю жизнь сохранял интерес к двум явлениям: психоанализу и сюрреализму. И это не только определяет круг тем, которые волновали автора, но в определенной степени характеризует его манеру письма. Баллард не столько показывает, сколько рассказывает, называет эмоции («он испытал страх-ненависть-похоть»), каталогизирует факты и ставит диагнозы. Большая часть эпизодов «Высотки» слабо окрашена эмоционально — как во сне, где ты можешь только отстраненно наблюдать за развитием событий, но изменить что-то не в силах. Почти беспристрастный репортаж из ада — или из глубин того самого «внутреннего космоса», о так любили котором порассуждать авторы англо-американской «новой волны». Хотя велика ли на самом деле разница?..
Как и другие крупные вещи британского классика, «Высотка» написана четко, прозрачно — и с высочайшей концентрацией смыслов на единицу текста. По объему это скорее крупная повесть, чем полноценный роман, но каждый абзац можно разбирать и интерпретировать с чисто литературоведческой позиции, с точки зрения теории психоанализа, через призму самых разных социальных, политологических, экономических, философских учений. В общем, маст рид, читать обязательно.
Человек из города контрастов
Джеймс Баллард. Чудеса жизни. От Шанхая до Шеппертона: Автобиография. / James Graham Ballard. Miracles of Life. Shanghai to Shepperton, an Autobiography, 2008. Пер. с англ. Галины Соловьевой. — Лемберг.: Жемчужина, 2015. — 272 с. — (Зарубежная фантастика «Мир». Продолжатели). Тир. не указан.
От автобиографии человека искусства, вовлеченного некогда в бурные исторические процессы, невольно ждешь репортаж из гущи событий, отчет от первого лица. Увы, такие книги редко оправдывают ожидания: то, что считают важным исследователи, обычно не слишком интересует самих писателей, художников, композиторов и режиссеров. Джеймс Грэм Баллард, один из топовых авторов британской «новой волны» 1960-х, изменившей облик научной фантастики, нонконформист и революционер, создатель «Затонувшего мира», «Автокатастрофы», «Высотки», «Империи солнца» и десятка других романов, ни разу не упоминает о «New Wave» на страницах своей автобиографии. Его интересуют явления другого масштаба: более частные, локальные, и наоборот — глобальные, всеобъемлющие. То есть прежде всего дела семейные — и природа человеческая вообще, во всем ее многообразии.
Писатель появился на свет в 1930 году, в Китае, в семье британского инженера-химика, управляющего одной из крупнейших азиатских ткацких фабрик. Шанхай, где Джеймс Грэм Баллард провел первые пятнадцать лет жизни, в его описании выглядит настолько типичным «городом контрастов», что хоть сейчас на передовицу советской «Правды». Город, где европейские и американские джентльмены делают карьеры и сколачивают состояния, за десятилетия не выучив ни одного китайского слова. Атмосфера непрекращающегося праздника, гольф, коктейльные вечеринки, роскошные кинотеатры и казино, отели и бассейны, просторные дома, мощные американские машины — и китайцы, в буквальном смысле умирающие на улице от голода и холода. Жестокий и чарующий Восток первой половины двадцатого века. «Шанхай представлялся мне волшебным местом, самородной фантазией, оставившей далеко позади фантазии моего маленького ума, — признается Баллард. — Здесь повсюду открывались странные и несовместимые зрелища... Все было возможно, все покупалось и продавалось. Это во многом напоминало театральные декорации, но в то же время это было реальностью, и, думается, большая часть написанного мной — это попытка воскресить тот город не только в воспоминаниях».
Судя по автобиографии, судьба Балларда вообще соткана из противоречий, построена на контрастах. Его отец, зажиточный англичанин, во время японской оккупации оказался вместе с семьей в лагере для перемещенных лиц и стал истопником — при этом именно годы войны, а не время, проведенное в большом доме со множеством безымянных слуг, писатель вспоминает как самый счастливый отрезок детства. Послевоенная Англия, страна-победительница с ее нищетой, талонами и очередями приводит его в депрессию и не лучшим образом сказывается на характере. «Я был склонен подкреплять кулаками аргументы в спорах о сюрреализме» — ай-яй-яй, а казалось бы, такой достойный юноша из приличной семьи, не какой-нибудь уличный хулиган вроде Харлана Эллисона. Баллард то изучает анатомию, то учится на искусствоведа, то вербуется в армию и отправляется в Канаду, чтобы стать военным пилотом. Он увлекается то психоанализом, то сюрреализмом, пишет первые рассказы, которые честно признает неудачными, и наконец — в уже вполне зрелом возрасте за двадцать — открывает для себя научную фантастику.
Разумеется, речь здесь не идет о восторге неофита и однозначном приятии нового опыта. Вот что говорит автор об американских журналах фантастики начала 1950-х: «Одни — такие как «Astounding Science Fiction», лидер продаж и читаемости, были посвящены в основном космическим полетам и историям из высокотехнологичного будущего. Действие рассказов почти всегда разворачивалось на космических кораблях или на чужих планетах в очень далеком будущем. Я скоро заскучал над байками о далеких планетах, где почти все персонажи носили военную форму. Эти предтечи «Звездного пути» описывали Американскую империю, колонизировавшую целую вселенную, и превратившую ее в веселый, оптимистичный ад — американскую окраину времен пятидесятых, вымощенную благими намерениями и населенную новыми амазонками в скафандрах. Увы, это пророчество вполне может сбыться». Тем не менее именно в научной фантастике Баллард увидел альтернативу литературе «старой доброй Англии» с ее чудовищным консерватизмом. После Второй мировой традиционная европейская проза, по его наблюдениям, окончательно утратила способность отвечать на вызовы времени — в то время как НФ стала инструментом для изучения психических патологий современного общества, способом освоения внутреннего космоса, чего не позволяла архаичная романная форма. «Роман растет в статичном обществе, которое романист волен исследовать как энтомолог, прикрепляющий ярлычки к коллекции бабочек. Но за годы войны со мной и с мальчиками с соседних парт случилось слишком многое... Случилось так много всего, что этого было не переварить целой нации романистов».
Впрочем, размышления о литературе занимают в этой автобиографии далеко не главное место. Жизнь сводила Балларда со множеством выдающихся личностей — художниками, писателями, режиссерами, политическими деятелями, критиками, модными галеристами, музыкантами, от Майкла Муркока и Кингсли Эмиса до Стивена Спилберга, Квентина Тарантино и Ее Величества королевы Елизаветы II. Каждому из них тут посвящено несколько фраз, а то и пара страниц. Можно было, наверное, и больше: книга, мягко говоря, не поражает эпическим объемом, всего 272 страницы вместе с комментариями переводчика Галины Соловьевой. Но чаще писатель возвращается мыслями в детство и отрочество, в солнечный Шанхай тридцатых-сороковых, в лагерь Лунхуа. Именно там, в далеком прошлом, остались главные чудеса жизни, их исток и фундамент — вот к какой мысли подводит читателя последняя книга Джеймса Грэма Балларда, завершенная писателем незадолго до его кончины в 2009 году.
Земляне появились на планете Саракш задолго до того, как дряхлая самонаводящаяся ракета поразила звездолет юного Максима Каммерера, волонтера Группы Свободного Поиска. Прогрессоры неплохо скрывали свое присутствие — но трагическое происшествие в районе Верхнего Бештоуна, города солекопов на границе Страны Отцов, заставило их отчасти раскрыть себя...
Произведения братьев Стругацких породили корпус «зависимых текстов», в десятки раз превышающий по объему исходный материал. Для литературного феномена такого масштаба это в порядке вещей: первая подделка под «Дон Кихота», например, появилась еще до выхода второго тома романа Сервантеса. Правда, со Стругацкими ситуация особая. В девяноста процентах случаях фикрайтеры ставят перед собой задачу во что бы то ни стало оспорить, поправить, опровергнуть АБС, бросить веское: «Не так все было, совсем не так!». В первой части трилогии «Весь этот джакч» Михаил Успенский и Андрей Лазарчук попытались отойти от этой практики.
«Соль Саракша» почти не содержит эпизодов, противоречащих канону и ставящих под сомнение историю, рассказанную в классической повести Аркадия и Бориса Стругацких «Обитаемый остров». Действие книги разворачивается задолго до появления на Саракше Каммерера и в таком уголке Страны Отцов, где не удосужился побывать непоседливый Мак Сим. Городок Верхний Бештоун, вотчина солекопов у черта на куличиках, после прихода к власти Неизвестных Отцов превратился в стратегически важный объект. Населяют эти края люди обстоятельные, работящие, издревле скептически настроенные по отношению к любой власти. Словом, честные труженики, соль земли. А уж детки у них и вовсе золотые, куда там простодушному гвардейцу Гаю Гаалу или Гагу, юному Бойцовому Коту из «Парня из преисподней». Именно смышленые подростки становятся главными героями Успенского и Лазарчука: по версии, предложенной соавторами, до определенного возраста жители Саракша невосприимчивы к излучению БПЗ — так что более непредвзятого рассказчика тут и не придумаешь. В «Обитаемом острове» мы не встретим таких подробностей — но Каммерер у братьев Стругацких не сталкивался с детьми и подростками, так что допущение исходному тексту не противоречит. И еще одну важную деталь отметили авторы «Соли Саракша»: излучение не столько превращает жителей Страны Отцов в покорных рабов государственной машины, сколько поднимает на поверхность то, во что они и так бессознательно хотят верить — вспомните преображение Гая, внезапно проникшегося безграничным доверием к Маку Симу. Солдат старой закалки во время ежедневного митинга-накачки будет напевать под нос запрещенный имперский марш, ученый — декларировать выстраданную теорию, а наследница рода горных ведьм — твердить древние заговоры. Героям романа сказочно повезло: им довелось одним глазком заглянуть в другой мир, более светлый, добрый и честный, и это во многом определило их будущее. В горах неподалеку от поселка солекопов совершил посадку земной звездолет класса «призрак» — и его пилот к несчастью попался на глаза гвардейскому патрулю, который проворачивал неподалеку свои темные делишки...
Впрочем, это не единственная сюжетная линия романа. Михаил Успенский и Андрей Лазарчук работали над «Всем этим джакчем» долго, неторопливо, от каких-то идей, надо полагать, отказывались, к каким-то возвращались спустя месяцы, если не годы... В результате роман, не то чтобы грандиозный по объему, тонет в отступлениях, пояснениях, деталях, комментариях и необязательных подробностях. Этакая сказка из «Тысяча и одной ночи» — авторы сами это замечают и иронически обыгрывают. Принимая во внимание фигуру героя-повествователя структура вполне логичная. Для подростка из семьи потомственных солекопов история «сбитого летчика» важна не более, чем детали охоты на озерные грибы, легенда «Горного озера», элитного пансионата для богатых психов, или трудовая биография доброго доктора Мора Моорса. По стилю и авторской манере «Соль Саракша» имеет мало общего с «Обитаемым островом» братьев Стругацких: это было бы слишком очевидно. Но и читатель, ждущий чего-то похожего на предыдущие совместные работы Успенского и Лазарчука («Посмотри в глаза чудовищ», «Гиперборейская чума», «Марш экклезиастов»), останется разочарован. Книга не слишком напоминает и сольные произведения авторов «по мирам АБС», повести «Все хорошо» и «Змеиное молоко»: ни тебе едкого сарказма на грани фола, ни давящей атмосферы полной безысходности... Хорошо ли это, дурно ли? С кондачка не решишь. Одно можно сказать совершенно точно: так коллективный автор Успенчук еще не писал, есть над чем поломать голову.
«Соль Саракша» — текст, которому практически невозможно дать однозначную оценку. Безусловно, эту вещь стоит прочитать хотя бы из уважения к былым заслугам авторов — но прежде, чем говорить о творческой удаче или провале, давайте дождемся выхода оставшихся книг трилогии «Весь этот джакч».
Через пару часов выезжаем в "Райволу", готовить место для участников Петербургской фантастической ассамблеи. Ну а пока — о книжке Евгения Лукина. Самого его на Ассамблее не будет, зато будет альбом с его песнями и замечательный Андрей Ермолаев, который об этом альбоме в подробностях расскажет каждому желающему.
Всех вылечим!
Евгений Лукин. Бытиё наше дырчатое: Сборник. — М.: АСТ. АСТ-Москва. Владимир: ВКТ, 2008. — 320 с. — (Звездный лабиринт). Тир. 3000. — ISBN 978-5-17-051061-0. ISBN 978-5-9713-8170-9. ISBN 978-5-226-00597-8.
«Весь мир — театр. В нем женщины, мужчины — все актеры...» — сказал Великий Бард. «Весь мир — психушка, а люди в нем — пациенты» — уточнил Евгений Лукин. Если взглянуть на нашу жизнь с точки зрения практикующего психиатра, диагноз здесь сидит на диагнозе и диагнозом погоняет. Тот спичечные этикетки собирает, этот личный автомобиль с утра до ночи полирует, кто-то и вовсе книжки пописывает... Какие чудесные клинические картины вырисовываются, какие истории болезни!
Примерно так воспринимают окружающее герои новой повести Евгения Лукина «Лечиться будем» из «баклужинского» цикла. Предыстория знакома нам еще по роману «Алая аура протопарторга». После распада Сусловской области на множество независимых государств в одних городах к власти пришли православные патриоты, в других — экстрасенсы и «светлые маги», в третьих — фанатичные собаководы... В Сызаново же после первых демократических выборов президентом стал психиатр доктор Безуглый — и, разумеется, начал строить государство по привычному образцу. Без карательной психиатрии и ущемления прав меньшинств, правда, обошлось, все очень мягко и добродушно — однако на прием к участковому психиатру явиться изволь, особенно если поставлен на учет как личность психически нестабильная. Именно во время такого приема мы впервые знакомимся с главным героем повести, поэтом Артемом Стратополохом. Врача он, однако, посещает с другим диагнозом: «некропатриотизм», верность несуществующему ныне государству. Лукин несколько идеализировует образ современного литератора: Стратоплох мало того, что знает термин «тропы», так еще и может в двух словах объяснить, чем метафора отличается от метонимии, а метонимия — от синекдохи. Лишнее знание, безусловно, несколько затрудняет ему жизнь. Но настоящие неприятности у Артема начинаются, как ни странно, только после неожиданной встречи в патриотическом ресторане «Последнее прибежище»: главного героя снимают с психиатрического учета и выдвигают на государственную премию — вот это и впрямь удар!.. Лукин, как всегда, виртуозно играет словами, остроумно обыгрывает расхожие цитаты — кроме того, чувствуется, что обе темы, и литературная и патриотическая, ему самому чрезвычайно близки. Говорите, фантастика — не литература? Читайте Лукина! Вот где настоящий глоток свежего воздуха...
Вторая повесть из нового «баклужинского» сборника, «Бытиё наш дырчатое», выдержана в более традиционном ключе. На сей раз писатель иронизирует над классическими парадоксами, связанными с путешествиями во времени. Народные умельцы из Баклужино, как известно, способны буквально «на коленке» собрать любое устройство, от самогонного аппарата до вечного двигателя. Особенно такие самородки, как Андрон Дьяковатый. Машину времени желаете заказать? Да запросто! Темные замыслы, которые могут лелеять потенциальные хронотеррористы, ничуть не волнуют мастера. Посудите сами: ну, вернулся ты в палеолит, кокнул, скажем, прародителя человечества, — значит, в новом варианте истории нужда в изменении прошлого отпала, машину времени ты не построил, первопредка не убил... И так далее, по кругу. Так что за подобные заказы Андрон берется охотно — об одном из них и рассказывает Евгений Лукин. Прекрасный образец авторского стиля — хотя сюжет, мягко говоря, оригинальностью не поражает.
Помимо двух больших повестей в сборник вошло несколько рассказов, каждый из которых сделал бы честь любому отечественному фантасту, и несколько эссе, откровенно провоцирующих на дискуссию. Вот, скажем, гвоздит Лукин литературоведов: мол, считают «фантастику» бранным словом, а сами ни ухом ни рылом в предмете, Лема от жанра отлучают, Брэдбери именуют «ли-и-ириком»... Так ведь, извините, и Юлий Иосифович Кагарлицкий, лауреат премии «Пилигрим», был литературоведом, и Анатолий Федорович Бритиков, и Михаил Назаренко давным-давно кандидатскую защитил, и Владимир Пузий в университете, чай, не матанализ преподает... Зачем же грести всех под одну гребенку? Впрочем, не сомневаюсь, что все это и самому Лукину прекрасно известно — однако жанр статьи-провокации диктует определенный тон.
«Бытиё наше дырчатое» — книга из категории «читать обязательно!» Одна беда: оформлена так, что серьезный взрослый человек, не принадлежащий к числу любителей фантастики, к ней на пушечный выстрел не подойдет. Между тем, именно такому читателю, а не подростку, жаждущему «приключений тела» и однозначных ответов на все вопросы бытия, в первую очередь адресованы сочинения Евгения Лукина.
И прекрасная цитата из книги — специально для товарищей писателей:
цитата
— Что с вами? — ахнул Валерий Львович.
— Навязчивости, — прохрипел Стратополох, оседая на стул.
Участковый всмотрелся и понял, что дело, кажется, и впрямь серьезное.
— В чем это выражается?
— Я все переделываю, доктор!!!
— Что именно?
— Текст! — вздрогнув, признался Стратополох. — Переписываю каждый абзац по сто раз...
Далее оба понизили голоса, подались через стол друг к другу, беседа пошла напряженно, тревожно, стремительно.
— По сто раз, вы говорите?
— Ну не по сто... По десять, по двадцать раз! Ничего не могу с собой поделать. И боюсь, боюсь...
— Чего боитесь?
— Боюсь, как бы какое слово не повторилось.
— А если повторится?
— Плохо...
— Почему? Дурная примета?
— Нет. Просто боюсь. Перечитываешь, что написал, вроде нет повторов. А потом опять появляются. Сами...
облако тэгов
