Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Существуют два архетипичных представления о времени: уроборос и координатная прямая. В основе любого из распространенных мировоззрений лежит одно из них; а наука, что важно — избегает твердо высказываться по их поводу (вроде бы, конечно, скорее второй вариант, но мы же не знаем, что было до Большого Взрыва, и главное, сколько их было?)
Мирча Элиаде считал, что модель линейного времени присуща авраамическим религиям и связанным с ними мировоззрениям, а время циклическое — всему остальному человечеству. Но все сложнее, чему доказательством 9 и 10 стих первой главы Книги Экклезиаста. Циклическое (оно же мифологическое) и линейное (оно же историческое) восприятие времени сопутствуют каждому из нас, как уровни восприятия и обработки событий в памяти. Религии же, как и нерелигиозные мировоззрения, могут всего лишь поддерживать ту или иную модель. Иногда правой рукой одну, а левой другую.
Но выбор, в какой реальности жить — в конечном итоге, за человеком. Хотя, само собой, соскочить с Колеса Сансары в одиночку непросто. Напротив же, для того, чтобы свернуть время кольцом и закуклиться, даже не нужно быть кадавром, удовлетворенным полностью. Наша биология — вот кто постоянно лоббирует циклическое восприятие времени в нашем мышлении. Физиологические циклы дня и ночи, зимы и лета, смены поколений имеют мощное воздействие на наши чувства и откликаются эмоциям каждого человека. И действительно, поэтизация циклов увядания и воскрешения, праздничных годовых циклов, циклов передачи смыслов новым поколениям не прерывалась ни в одной известной традиции. Мы — коллективные животные, нам приятно быть частью чего-то большого, хотя бы ритмически. А на линейном времени кто мы? Мгновенные искорки, не более.
С другой стороны, уникальность личности, ее вклад, ее заслуга в том, что дальнейшее отличается от предыдущего — существуют только в линейном времени. В циклическом — тряси, не тряси Десять Тысяч вещей — они останутся собой, только утомишься, и след твой на песке все равно сотрется.
Первая преамбула на этом окончена, но, увы, предстоит и вторая преамбула. Новый роман Шамиля Идиатуллина “Последнее время” _вроде_бы_ позиционируется им, как фэнтези. Фэнтези — весьма дискутируемый жанр, (должны ли быть драконы? Должны ли быть эльфы?) но его происхождение и опору на мифологию (точнее, мифологии), вроде бы, никто не отрицает. Время в фэнтези циклично принципиально (хотя циклы могут быть очень велики, Брахма спит подолгу) что позволяет логически непротиворечиво существовать исполняющимся пророчествам, смертным божествам и прочим прекрасным вещам в меру фантазии автора, а также твердому ожиданию того, что Железный Век таки конечен, и когда-нибудь да станет хорошо, ну а те, кто погибли, родятся заново.
И вот что я скажу, после двух прембул: нехорошо обманывать читателя, Шамиль Шаукатович.
Никакое это у вас не фэнтези.
На пространстве романа, действительно, есть локация, крупная и географически, и по уделенному ею автором вниманию — в которой всерьез и поправде действует циклическое время, порождающее богов, магию, особые места и особые силы. Но это именно локация, она не тотальна, а за ее границами жизнь идет совершенно не так, и даже в тех локациях, где время тоже ложится петлями — это другие петли, другие волшебства и другие боги. Но переходы из Космоса в Космос, от юрисдикции одних существ под юрисдикцию других — это для фэнтези не критично, это бывало. Страшнее для жанра то, что на сталкивающихся границах замкнутых локальных уроборосов время романа начинает искрить и распрямляться, становясь одноразовым, линейным — последним.
Сказка лопается, когда Алиса просыпается; фэнтези лопается, когда пророчества, силы, боги и наговоры осыпаются в пальцах в труху. Было и нет.
Такая реконструкция жанра, наверное, похожа на первый прорыв актерами театра “четвертой стены”. По всему вероятию, возмущению читателя, соблазненного обложкой и колдунствами в аннотации, ждавшего честного фэнтези со строго пропповским сюжетом, не будет границ. С другой стороны, Идиатуллин — не тот писатель, от которого ждешь честного пропповского сюжета, пора привыкнуть.
Какую же историю рассказывает автор на такой сложной сцене?
На почти неотличимой от нашей (всего лишь повернутой на 90°) географии живут несколько групп народов. Резкие, расчетливые и почти бесчеловечные урмане. Их много разных, друг другу отдельные группы ничуть не товарищи. Урмане совершенно правдоподобны, ни грана фантастики нет в том, что мечи булатны, стрелы остры у варягов, наносят смерть они без промаха врагу. Вспоминая реальные записи о хозяйственно-бытовых конфликтах скандинавов дохристианского (и раннехристианского) времени, приходится признать, что Идиатуллин урман еще и слегка приукрасил. Второй большой этнической группой романа становятся несущие с юга слово Тенгри-Неба люди Коня (тоже, в целом, не однородные). И третья группа — живущие в лесах мары, чья земля служит им.
Дойдя до осознания этого момента, начнет ругаться еще одна группа читателей — русофилы. Как так? Где славяне??? Где русичи витязи берендеево царство и прочая Гиперборея на мамонтах? А нету. Живите без.
Отсутствие славянского Космоса в книге можно считать фантдопущением. А можно — трактовкой идеи о том, что русская национальная идентичность с самого старта была чрезвычайно инклюзивна, и кого только не вобрала в себя — и если отматывать достаточно назад, то ее можно между более сильными (на тот момент) идентичностями и вовсе не заметить. И на то, и на другое автор имеет полное право, а уж намеренно фраппировать читателя — и вообще святое дело.
Лежащая между Севером и Югом лесная земля Мары — огражденная, впускает неохотно, но богата ценными товарами. Взять ее силой ни тем, ни другим завоевателям не получается, ужалить коварством — тоже никак, защита велика, непонятна и безжалостна.
В последние годы мифология и космогония финно-угорских народов России из области узкого этнографического интереса неожиданно (а может, и нет) выходит в область художественного осмысления. Если раньше в этой тематике шел ровный и для публики ужасающе скучный поток обработки археологических и культурологических данных, то сейчас — о, как интересно и необычно! — мы открываем для себя, что помимо откровенно поздних конструкций панславянизма есть освежающе необычные, и главное, совершенно настоящие пантеоны, сказки, эпосы, и главное, совершенно здесь, под боком, далеко ходить не надо. Финно-угорские сеттинги стали уже попросту модными. Навскидку вспоминаются веб-проект “Урал мари. Смерти нет”, фильм “Небесные жены луговых мари”, «Овсянки» Дениса Осокина и Аиста Сергеева. В рукописи лежит фантастический роман Н. Резановой “Трубы и факелы”, основанный на той же мифологии.
Структура мира мари сложна и нетривиальна сама по себе, а при задаче, поставленной Идиатуллиным — не отходить слишком далеко от реальных исторических обстоятельств — подходит идеально. Мари действительно жили в весьма негостеприимных для пришельца лесах, и их умение с этим лесом управляться действительно воспринималось чужаком как магическое. Ручки-то вот они, ничего придумывать и не понадобилось.
Итак, мары волшебники, и хода в заповедный лес нет. Но колдуны народа Коня подбрасывают марам ребенка. Подбрасывают не просто, положив на край леса, а отослав вместе с заведомо обреченным отрядом в глубокий набег. Мары, согласно своим правилам, оставляют мальчика в живых. Когда ребенок подрастает, его, согласно этим же правилам, полагается изгнать, а лучше убить. Но ему почему-то позволено жить дальше.
Троп гибельного чужаненка вполне характерен для фэнтези, и вроде бы даже он начинает раскручиваться, но тоже как-то не традиционным способом — мальчик ни обиженный изгой, ни полностью перекованный новой родиной ее защитник, а так, серединка на половинку. Мир, в котором он прожил большую часть жизни, ему и чужд, и мил (особенно девушки). На каких-то испытаниях он учится, а какие-то проваливает с треском, не подобающим сказочному герою. И к тому, что реальность Леса вокруг него начинает разваливаться, он вроде бы не имеет ни малейшего отношения.
И вот тут остановимся.
Когда онкилонский шаман в “Земле Санникова”, увидев чужаков с карабинами, заявляет, что миру онкилонов пришел конец — он говорит совершеннейшую правду. Нет, разумеется, ни один из исследователей Арктики не сделал ничего, чтобы разбудить вулкан — но именно с их приездом, как и было обещано с древности, народ погибнет. Так и выходит.
В романе Александра Мирера “У меня девять жизней” могучая биомагическая цивилизация точно так же рушится от внешней причины сразу после прибытия внешнего наблюдателя.
Два раза — совпадение, третий — тенденция; что же общего у трех дивных благополучий, которые отлично и ловко управлялись с врагами, но рассыпались вдребезги от одного присутствия изучающего взгляда? Во всех трех источник благополучия был полностью вне управления человеком. И если с онкилонов, поселившихся под теплой сенью вулканов, спрос маленький, то миреровская цивилизация сама передала в Нарану (биокомпьютер) все бразды правления, включая пренатальную калибровку задатков индивида. Идиатуллинские мары где-то посередине — они принимают как должное силу, поступающую от земли и богов, и хотя постоянно ищут ей лучшее и более эффективное применение, никак не озадачены ее источником. Есть и есть. Наше дело грамотно использовать поток энергии — растить еду и одежду, заряжать самокаты, выращивать более аэродинамически перспективные крылья.
В итоге реакция их на обрушение дома богов неотличима от реакции зумера, в доме которого отрубили электричество. Вайфай сдох, микроволновка сдохла, чайник не работает, холодильник подозрительно молчит. Зумер откладывает стило вакома, бросает айкос, берет полуразряженную мобилу и задумчиво выходит в белый свет искать нового вайфая, не пытаясь ни попробовать починить пробки, ни узнать у соседей, что за авария, ни послушать городскую сирену, ни даже изучить, что за подозрительные типы толкутся у подъезда.
И тут недурно вспомнить, что писатель Идиатуллин никогда не писал совсем уж отвлеченной фантастики, а в нонфикшне, бывало, и предугадывал реальное развитие событий. И проблема неуправляемости источника благ — реальная, грозная проблема, висящая над всеми нами уже прямо сейчас. Никто, действительно НИКТО на данный момент не знает точно и полностью, как работают механизмы гуглпоиска. Управление отоплением, электроснабжением, производством пищи и лекарств (и вакцин, разумеется) все в большй степени опосредуется через всю ту же Нарану, ой, тьфу, Скайнет, от, тьфу, облачные данные биг даты. В Европе и Соединенных Штатах набирает популярность профессия промышленного археолога. Кстати, очень увлекательная профессия. Это такой специалист, который по остаточным, чудом не списанным документам, интервью с дряхлыми бывшими работниками, по данным с завалявшихся трехдюймовых дискет и стершимся калькам изучает, как именно строился и надстраивался изучаемый завод, и где глубоко под бетоном проходят трубы и проводка, как конструировалась когда-то шахта и где ее самые уязвимые части, какие проблемы проявятся при попытке модернизации и не дешевле ли все взорвать и затопить. Эта профессия — само ее существование — означает, что мы теряем понимание и управление тем, что было сделано до нас. Техногенная цивилизация медленно, но неотвратимо перестает быть управляемой — и становится чудовищно уязвима. А внешние враги не дремлют.
Однако, вот в чем фокус — изучать изменения, сравнивать состояния, понимать тенденции возможно только в пространстве исторического мышления. Любая археология (не только промышленная) — часть научного подхода к истории. Реальность же, в которой время циклично, заранее утверждает, что любой график — синусоида, и сидя в конце Кали-Юги, надо просто дождаться ее конца. Все рано или поздно устроится само. Прививки — выдумки рептилоидов, маску при эпидемии носить грешно, покидать землю предков — предательство.
Неуправляемость технологий внутри циклического времени — вот рецепт того адского варева, которым поит нас автор. Хотелось бы, конечно, надеяться, что предсказание Идиатуллиным социетальной катастрофы на подозрительно знакомых топонимах не исполнится настолько же быстро и точно, как предсказание мусорных бунтов в “Бывшей Ленина”. Но как предупреждение о страшной опасности психологического комфорта, который обволакивает собой при уходе человека — и тем более общества — в парадигму циклического времени, книга безусловно правдива.
Жёсткая SF. Параквел к сочинениям Стругацких. Имеет смысл читать тем, кто более или менее помнит, что такое Институт Экспериментальной Истории, кто такие прогрессоры и зачем нужна позитивная реморализация.
Достаточно редкий случай – количество упоминаний об этой книге в окружающем меня пространстве и даже прямые советы ее почитать вылились в то, что я этим советам таки последовал. Прочитал.
Писать на нее рецензию довольно тяжело вот по какой причине. В силу ее содержания она, скажем так, немного скребет по идеалам – так как это очевидная полемика со Стругацкими, а те имеют у очень многих культовый статус. Причем полемика в некотором роде не очень-то честная – ну вот представьте себе, что написано ровно то же самое, но только убраны все точки соприкосновения с миром Полдня? Вызовет ли такая книга интерес? А так – вызвала, и немалый.
Поклонники пишут, что «Факап» наконец-то делает мир Полдня логичным и понятным, некоторые даже замахиваются на то, что автор, де, провел деконструкцию мира Стругацких; противники же используют слова типа оплевания, обмазывания грязью и прочие сильные эпитеты. Попытку остаться в стороне не поймут ни те, ни другие. Ну, да и фиг с ним.
Сразу скажу о «деконструкции». Ее там нет и в помине. Хотите знать, что такое настоящая деконструкция – читайте «Сердца четырех» Сорокина. У Харитонова, в общем-то, даже попытки нет. Это чистый фанфик конспирологического толка – то есть через известные нам по книгам АБС события и сцены проведена совсем другая линия, их связывающая и объясняющая.
Сам по себе такой метод написания книг не плох и не хорош и, по большому счету, мало что говорит о литературном первоисточнике. Тут целиком и полностью знакомство с автором (что ему при прочих равных кажется более вероятным, логичным и реальным), ну и с его читателями (то же самое). Так что острую реакцию некоторых поклонников первоисточника я не понимаю. Ну, блин, что меняется в вашей любимой книге, если кто-то в Интернете скажет, что все было совсем наоборот? По идее – ничего, зачем же вести себя так, будто что-то таки в этом есть?
Если брать «по-крупному», то «Факап» представляет собой альтернативную версию романа «Трудно быть богом». Естественно, не только его – пока протагонист ее раскапывает, мы знакомимся со всем тамошним контекстом, так что по большому счету – это история мира Полдня так, как ее видит автор «Факапа».
Я отвлекусь немного и скажу о собственном восприятии ТББ. Прямо скажу, из всего полуденного цикла она у меня вызывает меньше всего эмоций. Не нравится, то есть. Как-то так вышло – в детстве я АБС не «ухватил», читал все в более менее зрелых летах и как общий посыл книги, так и ее герои мне совершенно не пошли. Антон, в общем-то, банально глуп – и в мыслях, и в поступках. Не может и не хочет просчитать их последствия, что непосредственные, что отдаленные. Он совершенно не знает истории. Критерии, по которым он делит людей на плохих и хороших кажутся ему незыблемыми. Алхимика он ставит намного выше, чем специалиста в государственном управлении – почему? Потому. Поставить себя на место собеседника? Упаси бог.
Ну и самое главное – его железобетонная уверенность в том, что он знает как оно надо. Ладно, если это относится к текущему состоянию мира Полдня – но он столь же твердокаменно убежден в собственном знании того, что нужно делать в Арканаре. Никаких сомнений. А из их отсутствия следуют торопливость, эмоции и все прочее.
Ну да ладно, не о нем речь.
Первое, что бросается в глаза при чтении «Факапа» это его размер. Мягко говоря, он огромен, и отнюдь не потому, что в нем изображено большое количество людей и событий, что там развесистый сюжет и все такое. Сюжетных событий там совсем немного – разве что на крепкую повесть. Просто главный – и по большому счету единственный – герой книги считает необходимым, во-первых, делиться с нами грандиозным количеством воспоминаний, а во-вторых считает необходимым сообщить нам все, что он думает о том, другом, третьем, пятом и десятом.
В какой-то момент мне это стало что-то очень сильно напоминать. Наконец, понял – это блог. Что-то автора торкает – и он катает вату, спеша поделиться ею с благодарными читателями. Завтра торкает что-то другое. Ну и…
Я в какой-то момент начал считать, сколько раз на главу автор использует выражение «вот, кстати». Ну, то есть сворачивает с основной сюжетной дороги. Получилось довольно много.
При этом меня немного напрягал, так скажем, выбранный автором угол зрения. Он такой… особенный. «Дядя Яша» очень напоминает мне одного моего давнего сослуживца. Тот в работе был, в общем-то, совсем неплохой спец. Подстав не делал, и положиться на него вполне можно было. Но в частных разговорах он был очень и очень специфичен. Во-первых, говорлив необычайно, а во-вторых, как бы это сказать… зело злоязык. Тот у него был подлец, этот дурак, третий еврей, четвертый вообще антисемит. А если к человеку решительно не за что было придраться – он начинал передразнивать манеру его речи: картавость, шепелявость или его любимые словечки.
Что интересно, ни разу за свой длинный язык он не пострадал, что наводит на некоторые нехорошие мысли.
Такой вот главный герой. При этом, более менее зная автора, я не думаю, что он просто выпустил из рук нити повествования и не справился с материалом. Нет, видимо это как раз то, что он задумал изначально. С какой целью – ну, это очевидно. Хотел показать нам «настоящий» мир Полдня. Как он начался, как развивался и к чему пришел в итоге. Панорама, так сказать, срыв покровов, обнажение естества и приводных механизмов.
Насколько убедительно это все для меня? Совсем неубедительно. Тут в некотором смысле проблема размера. Если взять эпизоды – один за другим, по отдельности, то в каждый вполне можно поверить. Ну, то есть так оно и могло бы быть. Но то, что получается после объединения этих эпизодов в целое – убедительность теряет напрочь. Так бывает, и не сказать, что редко. Выписать убедительный эпизод – одно умение, а составить из них убедительную историю – совсем другое.
Тут плохо то, что автор довольно сильно идеологически заточен. Его цель – перевернуть Полдень и он не хочет эту цель упускать. Каждый элемент повествования у него этой цели подчинен. Это плохо и потому, что цель слишком уж выделяется и зачастую мешает просто читать историю и ею по-настоящему увлечься. Но главное – когда каждый эпизод этому посвящен, вся конструкция оказывается перенапряженной – ну и валится, а как иначе.
В этой связи вспоминается Швейк, тоже наполненный боковыми рассказиками. Представьте себе, что все они посвящены только и исключительно срыву покровов с обреченной Австро-Венгерской империи, ее разложившейся монархии и т.п. Что там нет просто анекдотов, приколов и скабрезностей. Книга мгновенно утратит легкость и обаяние. Ну да, ее обличительный пафос сильно вырастет, но число читателей уменьшится – в пределе до нуля.
Здесь есть еще одна проблема, лично для меня в некотором смысле решающая. Дело в том, что АБС были честны. Они совершенно явно симпатизировали Антону, но совсем не утверждали, что он во всем и абсолютно прав. Это тонкость, которую почему-то многие упускают из вида. Они рассказали историю и доверили решать вопрос о правоте или неправоте читателю. Там ведь по большому счету все просто – работа, вызванные работой эмоции, последовавший за этими эмоциями срыв и его последствия. Те, кто мыслил с ними схоже – решили так, те, кто от них отличался – решили эдак. Это нормально. И это очень большой плюс книги.
К сожалению, «Факап» этого плюса лишен. Причем лишен дважды. Во-первых, выбранным жанром – конспирологический фанфик прямо предполагает, что его автор рассказывает как оно было на самом деле и не дает права читателю что-то решать самому. Во-вторых, формой повествования – от первого лица с подтверждающими флешбэками и «расследованием», приводящим к однозначному выводу. Расследование тут в кавычках потому, что там его по большому счету нет как процесса – ну не считать же за таковое сидение в местном гугле или загрузку памяти вышестоящего товарища. То есть, если Антон по мере развития сюжета изменяется, развивается и действует, то «дядя Яша» просто узнает какую-то новую информацию и транслирует ее читателю. Причем он ей и не удивляется особо, его основная эмоция «так я и знал».
Это, честно сказать, просто скучно. Где-то с середины книги я ее буквально домучивал – и не потому, что, типа, понял, чем это все кончится. Я в такие игры не играю. Финал там вполне замысловатый, неожиданный и все такое, к тому же он не один – после него еще и идет разговор местных типа вершителей судеб, которые растолковывают читателям то, что было на самом деле. Ну да, там события еще раз совершают головокружительный кульбит, только зачем все это? «Все не так, как кажется» – ну да, мы в курсе. То есть, нам только что об этом долго и нудно рассказывали, зачем повторять то же самое еще раз?
В итоге получилось ни о чем. Но, с другой стороны, чтение весьма полезно, так как – я уже говорил про это – дает нам понимание того, что движет автором, в какой реальности он живет и что хочет сказать окружающим. В данном случае такая информация очень и очень ценна. Мир меняется и нужно представлять его обитателей.
На Земле, страдающей от экологических катастроф, осталось лишь одно поистине прекрасное место.
Парк развлечений «Королевство». И его изюминка – семь Волшебниц-андроидов. Тут можно легко позабыть о тяготах внешнего мира. Тут легко, увлекательно, и главное – безопасно.
Было безопасно, пока Волшебница Ана не совершила то, что считалось невозможным – убила одного из сотрудников парка.
Но что если все происходило совсем не так, как казалось?
Тема искусственного интеллекта, его развития и взаимодействия с людьми, поднималась в литературе и кино не раз. «The Kingdom» изрядно напоминает облегченную, семейную версию сериала «Мир Дикого Запада», но при этом цепко держит читательское внимание и откровенно радует протагонисткой.
У романа любопытная структура. Перед нами три временных линии. Основной массив текста рассказывает о прошлом за много месяцев до убийства, и последовательно погружает нас в жизнь Аны. Вторая линия посвящена суду над Волшебницей, подана в виде протокола и вводит в повествование реакции, личные обоснования действий других персонажей. Третья – разговорам доктора с Аной после судебного заседания.
Одна из основных фишек романа – шикарное развитие образа главной героини. Она – андроид, созданный, чтобы реализовывать самые невероятные мечты людей. Не те, о которых вы подумали (по крайней мере, те — не для всех), ее официальное предназначение — дарить людям сказку. Волшебницы – существа не простые, а «гибридные», совместившие людские и машинные качества. В отличие от героев «Мира Дикого Запада» они знают о внешнем мире и рады служить людям. Они способны записывать и позднее вызывать воспоминания обо всех, кого встречали в жизни. Они быстрее людей, не чувствуют боль, обладают выдающимся слухом, способны надолго задерживать дыхание и без проблем переносить низкие температуры (интересно зачем были созданы диснеевские принцессы с физическими параметрами спецназовцев?). Физически выглядят как люди, хотя внутри у них камеры, процессор, микросхемы, операционная система и программы. Но как выясняется, не только это.
В частях книги посвященных былому, перед нами наивная девушка, широко распахнутыми глазами глядящая на окружающих. Полностью поглощенная тем, чтобы быть красивой, выбирать наряды, укладывать прическу и радовать посетителей. Есть правда нюансы, в виде ее внеслужебных интересов. В часы отдыха Ана увлекается математикой, литературой, наслаждается музыкой, живописью и вирт-путешествиями по планете. Постепенно, под воздействием стрессовых факторов, героиня меняется. Познает чувства, потери, начинает познавать добро и зло.
Из судебных протоколов мы видим уже совершенно другое существо. Повзрослевшую и многое осознавшую женщину. В разговорах после заседания эти отличия усиливаются. Мы слышим нотки цинизма, практичности, ощущаем трезвый острый разум. Вся эта эволюция происходит на протяжении не такого уже огромного времени. Вдобавок изложение почти всегда идет от первого лица Аны, что добавляет ее образу глубины и способствует читательскому сопереживанию.
К сожалению, большим количеством других интересных персонажей Королевство похвастать не может. Сюжет сконцентрирован вокруг Аны. Кроме нее из героев романа можно выделить лишь Оуэна Чена. Молодой подсобный рабочий парка, юный гений, переживший страшную трагедию и ставший для Волшебницы светом в окошке, одним из катализаторов развития. Но это далеко не все его функции в книге.
Волшебницы не единственные гибридные существа в королевстве. Есть еще животные. Ранее исчезнувшие биологические виды, восстановленные учеными парка, или новые существа, типа коней с крыльями, давшие возможность автору поразмышлять об этичности, праве и ответственности творца. Особенно забавно это смотрится в мире, где люди уничтожили огромное количество живых существ, стерли их с лица земли, где прямо, а где опосредованно через загрязнение планеты.
В остальном идейная и моральная основа романа на уровне. В чем отличие искусственного и природного интеллекта? Как справляться с высокомерием, гордыней, жестокостью, желанием власти? Как переживать ложь и предательство? Можем ли мы, люди позволить себе пренебрежительное отношение к нелюдскому разуму? А эксперименты, ставящие нас на уровень Создателя? Что такое гомо сапиенс? Как им становятся? Кто настоящий человек, а кто лишь подделка под сотворенное природой живое существо. Интересно, что, по мнению автора, стать в полной мере думающим и чувствующим человеком, можно лишь покинув зону комфорта. Нечто тревожаще-истинное в этой концепции имеется.
Идейное наполнение «Королевства» не слишком оригинально, но убедительно и хорошо воспринимается благодаря полюбившейся и въевшейся в душу героине.
На протяжении книги автор удачно поддерживает интригу и напряжение. Кто все же убил? В виновность Аны не верится совершенно, но что именно произошло в то роковое утро 4 сентября, остается загадкой почти до финала книги. Финала, переворачивающего происходящее с ног на голову.
А вот слишком уж долгую раскачку к достоинствам романа не отнесешь. Что случилось в Королевстве, из-за чего весь сыр бор, Ротенберг окончательно формулирует лишь по истечении трети книги.
Эрго. Приятная сказка для взрослых о разуме, человечности и любви.
Основная декорация — некий мифический дом-дворец-анфилада залов-лабиринт. Он существует в другом мире, каком-то ином пространстве, где вокруг только море. По структуре чем-то напоминает "Библиотеку вавилонскую" Борхеса, хотя вместо книг все стены уставлены самыми разными статуями. Есть в этих статуях символика — например проход в наш мир возможен через зал с Минотаврами, а один из персонажей прямо говорит, что сейчас в дальних пределах дома появляются статуи компьютеров.
К сожалению, всего потенциала придумки с изваяниями автор не раскрыла. В финале испытываешь то чувство, что можешь и про пещеру Платона рассуждать, и про Другого, и про множество иных отсылок, которыми усыпан текст — но все авторские намеки на них лишь пустые обещания сюжетных поворотов. Будто ребенок начитался философских энциклопедий, но сложные слова не задержались в его памяти, а запомнилось только, что вещи в мире связаны странным отношениями — и тени этих отношений он пытается нарисовать, изобразить в причудливых образах статуй.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
Итак, в громадном лабиринте живет человек, явно поехавший кукухой — Робинзон со стертой памятью. Он научился ловить рыбу, согреваться кострами из заранее высушенных водорослей, но воспринимает дом как единственный мир. Есть какое-то количество скелетов, которым он приносит подношения, есть Другой — человек, который пропадает и появляется, иногда приносит ему ботинки и требует выполнить поручения — пройти куда-то. составить карту созвездий, видимых из очередного окна и т.п.
Больше людей нет.
Правда, по дворцу расселились альбатросы и и местами он превращается в птичий базар...
Но интеллектуальный уровень человека, которого Другой зовет Пиранези, постепенно повышается. Та сумма знаний , которые он выучил о доме, та сумма понятий, которые он понимает, потому что они воплощены в мраморных изваяниях, те умения, что знают его руки — превращают Пиранези из юродивого в кого-то, похожего на вменяемого наблюдателя. Он верит, что Дом любит его, заботится о нём, ищет утешения у статуй, иногда говорит с ними.
Другой говорит Пиранези, что Дом ворует его память, но поначалу человек вообще в это не верит.
И вот кроме Другого — все более подозрительного типа — в лабиринте залов появляется старик — отпускает пару колкостей, исчезает. А потому и кто-то неизвестный "16-й человек", который ищет некоего Соренсена. И этот человек оказывается женщиной...
Дальше интрига собирается, как детали хорошо подогнанного механизма.
Был некий мистик-неоязычник, который научился проходить из нашего мира в этот вот лабиринтодворец, музей забытого. Были у него ученики, последователи, какие-то разногласия со знакомыми. Зародилась небольшая мистическая традиция, которых так много в странах с хотя бы минимальной свободой совести. Но к моменту, когда в дело вступил главный герой — биограф Лоренса Арн-Сейлса — на сцене оставалось фактически два человека.
Некий ученый, который наслаждался знанием о тайне и редко показывался во дворце, и его более предприимчивый коллега, который хотел добыть тайное знание, искал его много лет, но так ничего и не нашел...
И вот молодого настырного биографа просто выпнули в этот дворец, с расчетом на то, что его память полностью будет стерта и он умрет от голода.
Дом стер его старую личность. Но на шепотках статуй и мерном течении времени, на необходимости каждый день добывать себе пропитание — вросла новая личность. Это добрый, благородный, смелый человек. И еще это неутомимый исследователь, в нем сохранилось сочетание любопытства и методичности. Идеальный жрец Храма, что опять-таки в полной мере не раскрыто...
Женщина — полицейская, расследующая исчезновение Соренсена — в итоге научилась ходить в этот мир, и разговорила человека, вывела его к людям.
А корыстный до тайного знания Другой — просто утоп, пытаясь их убить и тем сохранить тайну.
Завершается все тем, что не-Соренсен, не-Пиранези в очередной раз понимает, что мир прекрасен, и надо поддерживать контакт с дворцом, оставаясь в родной, в нашей вселенной...
Как говорят о некоторых библиотеках — небольшое, но со вкусом подобранное собрание книг. Так и "Пиранези" — не такая уж значительная, но со вкусом и старанием выполненная вещь, в которой автор не допускала фальшивых нот. Очень похожие ощущения были от проходных вещей Ле Гуин. И вообще от небольших произведений, которыми авторы обрамляют свои значительные, главные опусы. Да, мило, да хорошо. А на "Парфюмера" Зюскинда потянет? Увы, нет. И дело, разумеется, не сколько в отсутствии мрачного процесса получения духов — но и в массе совершенно не использованных возможностей, не вскрытых коллизий. Насколько "благородный дикарь" отличается от "идеального жреца", и как он все-таки начнет разбираться в нашем мире? Как сочетается конфликт забытого-мистического и реального? Почему статуи-образы не враждовали между собой в голове у человека-жреца? Ведь в процессе становления личности различные архетипы должны были как-то противостоять друг другу? Это всё скрылось в пене дней. Медитативность, неспешность и вдумчивость повествования не должны заслонять сюжет. И тем более, не должны делать настолько предсказуемыми сюжетные ходы.
Набросок, а не живописное полотно, орнамент вышивки, но не лабиринт, горное эхо, но не мелодия, эскиз, но не сборочный чертеж — вот каково это произведение.
Слишком просто.
В примечаниях рассказывается, что автор пережила нервный срыв, и лучше всех литературных аналогий сквозь текст проступает стремление к психической устойчивости и полноценному общению с людьми.
Потому эта хорошая повесть будет смотреться эффектным дополнением в условном сборнике "Лучшее за год 2020". Но как "вторая книга талантливой писательницы" — немного не то.
Сотни Залов, Коридоров, Дворов, Лестниц. Тысячи Статуй. Птицы, приливы, дожди.
И всего двое людей.
Первый – наивный, добрый аскет. Изучающий Дом с уважением и любовью, поклоняющийся, восхищающийся Им.
Другой – исступленно ищущий Великое Тайное Знание.
Но что если все не так просто, и в Доме есть кто-то еще?
Новую работу Сюзанны Кларк – автора восхитительного «Джонатана Стренджа и мистера Норрелла» ждали с огромным нетерпением. Хотя знали, что книга не будет продолжением приключений магов из альтернативной Британии (работе над второй частью Стренджа помешала болезнь писательницы).
В целом, Пиранези не разочаровал. От Катерины (К): В целом Пиранези очаровал.
Новая книга Кларк изрядно отличается от той, что принесла ей всемирную известность. «Пиранези» вещь уютная, камерная, домашняя, лишенная эпичности. К: Книга эпичная, монументальная, полная сражений, побед и поражений, только описанных не экзо, а эзотерично.
При этом некоторые идеи романа перекликаются с концепциями Стренджа. В частности размышления о магии, ее уходе и возвращении. Утерянном Древнем знании, на смену которому пришел технический прогресс.
Также автор поразмыслит об Иных мирах. Различных подходах к открывшейся эзотерической информации. Людских недостатках и достоинствах. Мистиках, стремящихся достигнуть желаемого, идя по головам, манипулируя людьми. Играх памяти и психических отклонениях. Мистических сектах. Религиозных практиках. Перетекании идей, энергий из мира в мир.
С первых страниц «Пиранези» захватывает внимание читателя описанием монументального Дома и завораживающей тайной. Ошеломляющая громадина, состоящая из неисчислимого количества Залов, Вестибюлей, Ниш, Лестниц, Коридоров, Внутренних Дворов (заглавных букв в романе с избытком). Гигантский лабиринт, полный непременных Статуй. Целый мир, омываемый морем, заливаемый дождями, населенный различными птицами. Давший постоянный приют одному единственному человеческому существу – одновременно Жрецу и Пастве этого безлюдного величественного мира. Человеку, фактически приобщившемуся к тому самому знанию Древних. Ибо «Красота Дома несказанна. Доброта его беспредельна». Изложение идет от первого лица, в виде дневника. Мы вместе с героем будем знакомиться с прелестями и структурой Дома. Навевающего откровенные ассоциации с некоторыми работами Борхеса (второй предметной для Дома книгой стала Нарния). К: Слышны нотки Германа Гессе «Сиддхартха».
Ремарка от Катерины
Книга наполнена символами. Дом – символ мироздания (совокупности миров). Залы как отдельные миры/эпохи. Птицы — символы духа. В частности: Альбатрос – выносливость, сила, мужество. Яйцо — символ новой жизни. Воробьи – благие вести. Чайка – полет души. Грач — связь неба и земли. Ворон – посредник меж мирами. Море/вода – сохранение информации, приливы, скорее всего, отвечают за энергию/магию, сохраненную морем. Лестницы – переход от одного плана бытия к другому, восхождение человека.
Пиранези как персонаж хорош. Эдакий по-детски наивный блаженный, наслаждающийся жизнью, путешествующий, общающийся со Статуями, любующийся красотой Залов. Считающий все происходящее — волей Дома. Составляющий каталог Статуй. Искренне заботящийся о костях Мертвых. Беседующий с птицами, при этом не воспринимающий их как еду. Получающий информацию, меняющую его мировоззрение. Отметим также любопытную финальную эволюцию образа.
А ведь есть еще и загадочный Другой, явно находящийся по сравнению с Пиранези, на более высоком уровне осведомленности.
Ремарка от Катерины
Отчего наш протагонист заслужил у Другого имя Пиранези? Все становится на свои места, если познакомиться с личностью, носившей его в 1720-1778 годах.
Пиранези Джованни Батиста – итальянский архитектор, график, археолог. Мастер архитектурных пейзажей. Наиболее известны многотомное издание офортов (гравюра на меди или цинке) под названием «Римские древности» и серия «Фантастические изображения темниц».
В частности в «Древностях» немало внимания уделялось скульптурным фрагментам, планам зданий, городским ансамблям. «Темницы» посвящены «непостижимым архитектурным построениям, где пространства загадочны, как непонятно и предназначение этих лестниц, мостиков, переходов, блоков и цепей».
Детективная составляющая становится второй приятной стороной книги. Мы одновременно с Пиранези разгадываем загадку 16-го лица. Несколько раз меняем отношение к остальным персонажам. Обнаруживаем забытые записи, кусочек за кусочком раскрывающие истинную картину. Участвуем в своеобразном расследовании и заполнении лакун прошлого.
Пытаемся понять, что, собственно говоря, происходит. Строим догадки и предположения. Их, начиная с экватора романа, появляется все больше и больше (возможно стоило продержать интригу подольше). Кое-что вырисовывается уже тогда. Некоторые тайны раскроются лишь в финале. Ближе к которому нас даже ждет кульминационная экшен-сцена. Единственная на весь не очень большой по объему роман. К: Все вовремя и своевременно.
Как и должно быть с Возлюбленным дитя Дома.
Эрго. Медитативное размышление об иных мирах, магии, одиночестве. Людях, посвятивших себя мистическим изысканиям. Радующее концепцией Дома и жирной интригой. К: Великолепный роман в стиле реализма.
облако тэгов
