Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Роман «Путешествие в Элевсин» будущие нейроисторики русской и мировой литературы запишут, без сомнений, в поздний, или застойный, период творчества Виктора Пелевина, который будет принято помечать тегами #кабальныйдоговор #исписался #ничегонового и #ушелвсиквелы. Доказательства этому встречаются на страницах книги в изобилии.
У нас в руках — та же футуристическая байка про банки и таеры, что и в двух предыдущих романах — «Transhumanism Inc.» и «KGBT+». Римский материал и главный герой — совершенно невзрачный, бумажный, глуповато-исполнительный — предварительно опробованы на «Непобедимом Солнце». Недавно всколыхнувшая всю мировую общественность удаль ChatGPT-ботов логично сдула пыль с лингвистического алгоритма из «iPhuck 10». Древний, как сама литература (да что там, древнее!), прием, отправляющий героев в путешествие с приключениями, вышел у Пелевина до того минималистичным, что, кажется, перещеголял и «Шлем ужаса». Наконец, автор так беззастенчиво пользуется самыми банальными масскультурными мемами («разве можно просто взять и сделать», «Ломас такой Ломас», «Все идет по плану»), даже не утруждая себя постироничной обработкой (или ироничной постобработкой), что закрадывается мысль, что все это нарочно.
(полностью рецензию можно прочитать на сайте Горький)
Пишут, "МИФ" собирается переиздавать "Эру Дракулы" Кима Ньюмана. Давным-давно, несколько эпох назад, рецензировал первое издание на сайте Крупы, но сайт дал дубу вместе с рецензиями, так что пусть висит здесь.
Антивикторианство
Ким Ньюман. Эра Дракулы: Роман. / Kim Newman. Anno Dracula, 1992. Пер. с англ. Николая Кудрявцева. — СПб.: Фантастика Книжный Клуб, 2013. — 544 с. — (Dark Line). Тир. 2500. — ISBN 978-5-91878-092-3.
Викторианская Англия подарила миру целую галерею персонажей, чьи имена со временем стали нарицательными. Доктор Джекил и мистер Хайд, Шерлок Холмс и профессор Мориарти, доктор Моро и невидимка Гриффин, мистер Пиквик и Алиса Лиддел... К той же славной когорте отчасти принадлежит и Джек Потрошитель: преступления самого известного серийного убийцы Европы до сих пор не дают покоя писателям и режиссерам пяти континентов. И, конечно, граф Дракула, загадочный и сексуальный хищник, полномочный посол Восточной Европы в сердце Соединенного Королевства. Культовый персонаж, икона хоррора, символ эпохи. Мистер Стокер, похоже, и сам не понимал до конца, что за тварь выпускает из шкатулки Пандоры.
Зато всю мощь и кровожадную витальность этого персонажа сознает Ким Ньюман, один из крупнейших британских специалистов по кинохоррору, автор нескольких серьезных монографий на эту тему и бессчетного множества кинорецензий. Трагическая гибель от рук Ван Хелсинга не помешала Дракуле (мертвому, но довольному) вихрем ворваться в западную массовую культуру — нахраписто и дерзко, расталкивая конкурентов. В «Эре Дракулы» Ньюман восстанавливает историческую справедливость. В этой версии истории валашский господарь Влад Цепеш, Влад-Пронзатель, не только сумел расправиться с Ван Хеллсингом и Ко, но и реализовал куда более амбициозный план: добраться до Букингемского дворца и предложить брачный союз вдовствующей королеве Виктории. В романе Ньюмана граф Дракула — всевластный принц-консорт, фактический повелитель Великобритании, а имперская знать и высокопоставленное духовенство обращается в не-мертвых с пугающей скоростью. Как, впрочем, и представители иных сословий, вплоть до лондонских побирушек и дешевых проституток. За дамами легкого поведения, как велит канон, охотится Джек Потрошитель. У Ньюмана, правда, этот кровавый призрак орудует серебряным ножом и нападает исключительно на новообращенных вампирес. Ну а по следам безумного маньяка (или бесстрашного бойца Сопротивления — это смотря с какого конца взяться) идут главные герои романа: член клуба «Диоген» Чарльз Борегар и вампирская старейшина Женевьева Дьедоне, давняя противница Дракулы.
«Эра...» написана задолго до всемирного успеха «Сумерек», до появления «Баффи» Джоса Уидона и «От заката до рассвета» Роберта Родригеса, «Дракулы Брэма Стокера» и «Блэйда» — даже до экранизации «Интервью с вампиром». Зато остальные «звезды» вампирского бомонда (от лорда Ратвена из классического «Вампира» Джона Полидори до генерала Йорга из фильма 1970-х «Граф Йорг, вампир») органично вмонтированы в сюжет — или, по меньшей мере, упомянуты вскользь, в светской беседе. И не только они. «Эра Дракулы» — один из самых известных кроссоверов в истории жанра. Ньюман тасует персонажей классической британской литературы, героев фильмов, не брезгует и подлинными историческими фигурами: для этого он кропотливо изучил повседневную жизнь Великобритании последней четверти девятнадцатого века, и особенно тщательно — материалы следствия по делу Потрошителя. Доктор Джекил и доктор Моро, деловито обсуждающие стратегию маньяка — далеко не самая гротесковая сцена на страницах этой книги. Сам Дракула, счастливый супруг королевы Виктории, появляется только на последних страницах, но это не принципиально: контекст тут важнее текста, а атмосфера кровавого бурлеска главнее детективной интриги.
По словам автора, в «Эре Дракулы» он использовал свои воспоминания о 1980-х, когда английские консерваторы внезапно провозгласили своей целью возврат к викторианским ценностям. Как и многие из его сверстников (Нил Гейман, Алан Мур, Йен Бэнкс, Грэм Джойс, Йен Макдональд, Стивен Джонс), Ким Ньюман считает период правления Железной Леди темным пятном в истории Британской империи. Живой, дышащий, уязвимый человек потерпел онтологическое поражение и загнан в угол, все ответственные посты заняты нежитью с пустыми глазами, шанс сделать карьеру есть только у живых мертвецов. Но вот что любопытно: если бы не эти тухлые, застойные восьмидесятые, не «эпоха тэтчеризма», столь ненавистная британским интеллектуалам, не было бы ни «Моста» Бэнкса, ни «V — значит вендетта» Мура, ни «Зубной феи» Джойс. И уж точно не было бы «Эры Дракулы». Так же, как без викторианского лицемерия, ханжества, сословных и расовых предрассудков не было бы великой империи, над которой никогда не заходит солнце.
Рецензия эта — сплошной спойлер, я предупредил. Тут все будет плохо...
Берем книги старика Диккенса и смешиваем их с "Гарри Поттером".
Получаем стопятисотый викторианский Лондон с фантастическими дополнениями.
Там живет несчастный мальчик. Нет, не под лестницей. В лачуге. Отец медленно умирает, мать зарабатывает проституцией. Повсюду грязь, местами живая. Преступность (детские-подростковые банды в том числе). Уютные и красивый мир состоятельных людей, но всегда за забором.
И вот в мальчике пробуждается дар...
В кино есть один из клишированных приемов: демонстрируется фигура, вполне атлетических пропорций, а потом камера отдвигается, и видна что этот атлет стоит на ладонях еще большей фигуры. Или рыбка гордо плывёт в аквариуме, стоящем на столике посреди пустыни. Или довольный капитан, вместо со своей яхтой вдруг оказывается соринкой во флаконе с духами. Словом, у мальчика есть поиски, замыслы, поступки — вполне серьезные, он меняет мир — но все не выходит за грань интриги другого человека. Господина, который для города кто-то вроде полубога.
Мальчик Натан обладает почти божественной силой. Он — живая искра божья. Отец перед смертью то и дело повторял ему, что силой этой пользоваться нельзя. Задача Господина эту силу получить, поглотить мальчишку, который здесь и сейчас сильнее, одареннее Господина. Как этого достичь?
Надо чтобы мальчишка себя растратил. Вот в буквальном смысле изошел на чудеса — ведь с каждым таким чудом он становится чуть прозрачнее, чуть меньше держится за этот мир. Но если он начнет буйствовать, то может иссушить море или расколоть землю. Нужна аккуратность.
Потому Господин превращает историю взросления Натана — первую влюбленность, первое же предательство, первую ненависть, первую войну и даже бунт — в лабиринт чудес, каждое из которых вполне себе настоящее, но сумма приводит к проигрышу и смерти. Еще можно сказать, что местный Зевс проводит партию по удержанию власти и побеждает в ней.
Диккенс в свое время отлично показал, что вся городская грязь не может ожесточить сердце действительно доброго ребенка. Но двадцатый век подсказывает, что будет это лишь до тех пор, пока этим ребенком не займутся персонально, пока не проведут его от разочарования к разочарованию. Пока не обманут его сто раз подряд. Превратив обучение в насмешку, и ненужный набор загадок. Военную победу — в напрасное злодейство, от которого сам ребенок и отшатнется. Показав, что лишь за деньги симпатичная девушка подмигивала ему. Да, до самого конца Натан не стал капризным или истеричным громовержцем, которому все равно, кого превращать в пепел. Даже наполовину затопив город, нищету и мерзость которого он так ненавидел, Натан постарался чтобы спаслось больше людей и сознательно вывез своих знакомых. И даже вернул Беллоузу, управляющему особняка, его потерянного брата.
Но мальчик этот — образ напрасной жертвенности.
Тут очень хорошо вспоминается, в чем разница между Дамблдором и Волдемортом. Оба они — отчаянные манипуляторы, оба играли на людях, как на скрипках. Но Дамблдор не превращал людей исключительно в орудия, он давал им все возможности для жизни после совершения тех подвигов, на которые так искусно их мотивировал. Господин же сподвигнул Натана на поступки иногда эмоциональные, иногда вполне придуманные, иногда необходимые, иногда самоочевидные, но смысл был один и тот же. Запас "маны" должен упасть ниже критического уровня.
При этом Натан совсем не дурак.
Кошмар его ситуации в том, что выйдя на новый уровень могущества, из уличного мальчишки став полубогом, он вообще не понимает, что делать со своей силой. Буквально все говорят ему — не искри! — но в том-то и фокус, что все лгут, и в финале Господин говорит это вполне открыто: ну разве может мальчишка не искрить? Настоящее воспитание начинается с образа цели, ради которой и можно если не расстаться с жизнью, то хотя бы прикладывать усилия. А вот настоящая цель жизни и есть самый большой секрет, который лишь начал открываться Натану.
И тут образ Натана из очередного штампованного "избранного" становится актуальнейшей метафорой: на время, на силы, на жизнь современного человека претендуют десятки и сотни получателей. Коучи обещают ему познание всех умений, финансисты — невиданное богатство, а любой магазин — бесконечные ощущения от покупки каждого из своих товаров.
Ты ешь чтобы жить, или живешь, чтобы есть? — это старый философский вопрос. Каждый может оглянуться и спросить себя: на что я растратил последний час, или последний год и прошедшее десятилетие?
Натан еще не приобрел ощущение своей смертности, ему казалось, что жизнь только начинается, но он был как ребенок с кредитной карточкой посреди рождественской распродажи: наступила полночь и кредит был закрыт.
Если вынести эту метафору и главную удачу романа за скобки, то получится довольно среднее произведение. Автор изо всех сил вытягивает листаж: вот толковый словарь в начале, вот глоссарий в конце, вот вставная глава про собаку. Манерность и сказочность в тексте действительно требуется, но иногда автор откровенно перебирает. Система волшебства продумана, но все рассуждения о холстовиках и белых оленях — имеют очень отдаленное отношение к Натану. Автор и несколькими статьями в глоссарии пытается решить противоречие: если у вас есть труп мертвого бога, то почему еще не настал конец света, а если таких богов много, то дело не ограничится волшебными оленями и заморской госпожой? Еще автор много делает для создания атмосферности, но частенько хочется зажать нос :( Очень правильно, что темп событий в книге нарастает, но первая половина уж очень затянута.
Не оставляет ощущение, что автор прошел по всем пунктам, которые нужны, чтобы превратить моралитическую историю в книгу, но не но всех этих пунктах имел успех.
Итого: "Город мертвого бога" стоило переводить и печатать. Безнадежный близнец Гарри Поттера нужен хотя бы для симметрии. Но чтение этой книги может принести вам чувство разочарования...
У меня вообще нет неопубликованных статей и рецензий, так сложилось. Все, что я пишу, где-нибудь выходит, ни в одном издании, так в другом. Не хвастаюсь, констатирую факт. Но вот с этой рецензией случилось странное. Начал писать ее пару лет назад, потом отвлекся, не закончил. А вот в этом году добрые люди таки уговорили довести дело до конца. «Информационный повод» уже ушел, новинкой «Чешуя ангела» быть давно перестала, так что повешу здесь, чего добру пропадать.
Под чешуей
Тимур Максютов. Чешуя ангела: Роман. — М.: Городец, 2021. — 352 с. — (Mystic & Fiction — Ветер мечты). Тир. 4000. — ISBN 978-5-907358-61-4.
«Чешуя ангела» Тимура Максютова — роман вне четких жанровых градаций. Магический реализм? Пожалуй. Криптоистория? Разумеется. Детектив? Мистика? Авантюрно-приключенческая фантастика? Не без этого. И не только. Автор смог вместить в один текст столько разноречивых посланий, адресованных разным читателям, что пробиться сквозь это многослойное напластование смыслов получится только при помощи набора хорошо заточенных профессиональных хирургических инструментов.
Итак, Санкт-Петербург, условные «наши дни». То есть, судя по деталям, скорее 2010-е, но это в принципе не существенно. Историк Игорь ведет не самый прозрачный, зато стабильный бизнес: за денежку малую восстанавливает генеалогические древа состоятельных граждан, страстно мечтающих припасть к истокам. Помнится, в 1990-х такая услуга действительно пользовалась популярностью, многие авторитетные представители городской богемы мечтали вывести свою родословную от Рюриковичей или Гедиминовичей, на худой конец от Романовых, и эксперты охотно пользовались этой слабостью новорусской элиты: любой каприз за ваши деньги! В десятых годах нового века ажиотаж заметно спал, бизнес идет ни шатко, ни валко. Но однажды к Игорю обращается солидный господин неопределенного возраста с необычной просьбой: не дедушку-графа разыскать в Париже, а восстановить его, клиента, собственную биографию. Проблема в том, что тот страдает избирательной амнезией и мало помнит о своем прошлом, видимо, довольно бурном. После недолгих колебаний Игорь принимает вызов — и оказывается втянут не просто в унылую криминальную драму, а в интриги криптократов, тайных правителей мира, борющихся ни много ни мало за секрет бессмертия.
Это одна сюжетная линия — для современной российской фантастики, пожалуй, самая тривиальная. Когда речь заходит о «Чешуе ангела», читатели и рецензенты неизбежно вспоминают «Посмотри в глаза чудовищ». Однако эта параллель, на мой взгляд, ложная: роману Максютова не хватает бритвенно острой иронии Лазарчука-Успенского, постмодернистского обыгрывания штампов поп-культуры — да и культуры вообще, без уничижительной приставки «поп». Если бы автор этим и ограничился, чрезмерная серьезность могла бы стать проблемой — но, к счастью, есть здесь и другие сюжетные линии.
Памир накануне Второй мировой войны. Комплексная экспедиция советских ученых натыкается на сокровище, упомянутое в древней, еще доисламской легенде. В истории про ангела, призванного, перефразируя известный лозунг первых лет революции, железной метлой загнать упирающееся человечество к счастию, — и о тайном горном ущелье, где этот ангел оставил зримый след своего пребывания на земле. Сокровище, надо сказать, обладает вполне измеримыми физическими параметрами и могло бы стать ощутимым вкладом в экономику Советской Республики, — а кроме того обладает набором необъяснимых сверхъестественных свойств. Но вот беда: в диких предгорьях все еще орудуют недобитые басмачи, тоже положившие глаз на эту невероятную находку. Индиана Джонс смотрит на мистический истерн с одобрительным прищуром, рассеянно поигрывая хлыстом.
Тем временем в предвоенном Ленинграде последние месяцы детства проводит Тополек, сын одного из участников злосчастной памирской экспедиции. Скоро на город начнут падать бомбы, сожмется кольцо блокады, и детство кончится — начнется что-то другое, темное, мрачное, муторное, под названием «жизнь». Это, надо признать, самая сильная и самая реалистическая часть книги, элемент фантастики тут сведен к необходимому минимуму, что роману только на пользу. Хотя, пожалуй, с нарочитой сентиментальностью автор перегнул палку: читать эти эпизоды, признаюсь, мне было порой просто неловко. Но, возможно, тут сказалась моя привычка к совсем другой «литературе для детей и юношества» — Веркину, Идиатуллину, Владиславу Крапивину времен его наивысшего творческого расцвета. Писателям, в общем, совсем не типичным. Может быть, в приличных домах как раз так сейчас и пишут — Тимуру Максютову, автору популярного детского цикла о приключениях Капельки, безусловно, виднее.
«Чешуя ангела» — роман не рядовой. «Очень нетривиально. У Максютова большой потенциал», — писала в 2021 году, когда книга еще по рукописи номинировалась на премию «Новые горизонты», культурный обозреватель Екатерина Писарева. Трудно не согласиться: потенциал, что называется, на лицо. Автор уверенно использует сильные тропы, многозначительные образы и метафоры: ангелы и драконы, ленинградская Блокада и Дорога Жизни, тайные правители мира (по крайней мере, 1/6 его части), охотники за бессмертием, философия Великой Степи — эти «фигуры переосмысления» по Михаилу Гаспарову густо обросли паутиной вторых-третьих смыслов. Каждый образ запускает длинную и сложную цепочку ассоциаций — хорошо сделано. Кроме того, действие романа по большей части вписано в легко узнаваемый ленинградский-петербургский городской ландшафт — удачная отсылка к традиции «петербургского текста», здесь тоже ставим жирный плюс.
В то же время, как ни парадоксально, «Чешуя ангела» для Тимура Максютова в некотором смысле дебют. Да, к 2021 году писатель выпустил более полутора десятка книг: реалистическую прозу, сборники рассказов, повести для детей, истории про «попаданцев». Но «Чешуя» его первый большой фантастический роман, написанный вне формулы, вне «проекта», фактически поперек линованного листа, как призывал Рэй Брэдбери. В итоге книга не лишена простительных слабостей дебюта — чешуйки неплотно пригнаны друг к другу, порой топорщатся «ежиком». Единого нарратива, целостного неразрывного повествования не получилось. Когда читатели (в том числе профессиональные, из числа литераторов) отзываются об этом романе, даже вполне комплементарно, они как правило разбирают каждую сюжетную линию по отдельности — сами того не замечая. Отчетливый звоночек: значит, полностью совместить технологические протоколы все-таки не удалось, случился легкий рассинхрон.
Однако и того, что у Тимура Максютова получилось, уже достаточно, чтобы признать эксперимент пусть не безупречным, но в целом успешным.
Впечатление от сборника рассказов получились противоречивое, с мрачным оттенком.
Нет, если брать "сферического коня в вакууме", то книга имеет целый ряд достоинств и смотрится на твердую восьмерку.
Хороший темп повествования. Никаких мегарассусоливаний на лишние триста страниц.
Каждый рассказ — завершенная, динамичная история с понятным финалом.
Есть сквозной персонаж, он же главный герой, выступающий в образе "меньшего зла".
Есть атмосфера. Автор специализируется по хоррору и родовые черты жанра проступают сквозь текст. Ужас, безнадега, отвращение, оторопь, брезгливость. Местами читать тревожно. Провинциальная новгородчина XVII-го века, да еще и в альтернативной реальности, с живыми мертвецами, привидениями, оборотнями и прочим.
Появись эта книга в начала нулевых, впечатление у меня от неё было бы куда лучше.
*
Только вот есть несколько маленьких "но", каждое величиною с откормленного борова.
Происхождение главного героя вполне читается: это ведьмак Геральд, обращенный автором в ходячего мертвеца и привязанный к конкретному селу. Если Сапковский играет в реализм (при всех оговорках), то есть два сравнительно простых способа написать что-то похожее и при этом совсем другое: уйти в юмор или в крипоту.
Юмор — это "Сергий против нечисти". Смешно, жизнерадостно, пародийно и постмодерново. Городская современная фэнтези, которая не претендует на правду, а лишь на интересную историю.
А тут слишком душно и мерзко. Там где у Кинга есть страх на фоне "маленького американского городка", но с примесью уюта и спокойствия, тут именно мерзость, отвратительная безнадежность, гримдарковость. Герой, Рух Бучила, тяжелейшими усилиями спасает ребеночка, но мать убьет младенца и герой это не осудит. Автор постоянно выходит на мелодраматические коллизии, которые разрешаются самоубийствами, просьбами о самоубийствах, безнадежными порывами. В то же "Ванькиной любви" Рух Бучила фактически отпускает вампиршу в село, заранее зная, что она быстро начнет убивать людей. И да, она убила сестру своего жениха. После чего жених убил нареченную, а Рух Бучила пришел к отцу жениха — совестить, укорять. Мол, именно ты подстроил обращение невесты. И тот да, усовестился. Хотя именно Рух Бучила отпустил обращенную вампиршу к людям. Из-за подобных фокусов рассыпается образ Руха Бучилы: как бы не пугал автор бОльшим злом, его меньшее зло тоже выглядит мало совместимым с жизнью людей. А значит, вели бы с ним люди себя принципиально иначе. Лучшим рассказом в сборнике выглядят "Все оттенки падали" — просто потому, что там есть спасение хотя бы одного человека, прямо связанного с очередной коллизией.
*
Еще автор использует альтернативную историю, с появлением магии в мире.
Как бы сказать помягче, сделано это спустя рукава. Возьмем эталонный образец: "Адашев. Северские земли" Вадима Нестерова. Разработан мир, прописано общество, дана трансформация персонажей, связанная с этим миром.
А что видим тут?
Заявлена мега-катастрофа в 1302-м году — силы ада и неба стали реальностью, началась анархия. Длилось это пока "в 1413-м году на Венском конвенте уцелевшие христианские государства не объединились и не дали отпор нечисти, дикарям, варварам и демонопоклонникам, сталью и огнем установив новый порядок."
Действие происходит уже в 1670-х.
Чего можно было бы ждать?
— образы из XIX-го века появляться никак не должны? Фиг вам. Городские охотники на экзотическую нечисть, городские же ученые-естествоиспытатели, "гусарские офицеры", дамы высшего света...
— нечисть и благодать, кроме того, что встроены в социум, должны встроиться в технологии. Колдовство в ремесле, в крестьянском деле, в армии, в государстве. Любое изделие неизбежно с примесью магии, ведь колдунов буквально как травы, а в каждом доме домовой живет. Фиг вам. Повторяются модели поведения, характерные для нашей реальности: магия/святость/скверна в ремесле — постоянно не здесь, они ускользают или рассыпаются, или фактически являются проявлениями массовой истерии, которые приводят приводят к очень быстрому распаду общества. То есть имеется и новгородский конклав ведьм, и деревенская колдунья. Но "гусары", которые проводят зачистку местности от зла, экипированы только обычным оружием и собаками. Их оружие ни разу не зачарованное, не благословленное, нет соколка-беспилотника, нет амулета или частицы мощей и т.п. "С голой пяткой на пулемет", вот как это называется.
— и просто фортели с датами: новгородчина XVII-го века, календарь григорианский, при этом государственные терки между Новгородом и Московией, а уже основан Архангельск.
— а есть ли исламские, буддийские, языческие государства? Про языческий Урал говорят прямо. Но и только. Исламская нечисть, которая должна переть из степи? Нет, не слыхал.
Отчего это происходит?
Для автора первично заимствование образа. Зомби? Возьмем. Вампир? Возьмем. Толпа некромантов-дикарей в шкурах? Отлично. Рафинированная городская ведьма? Пойдет в текст. Ведь у Сапковского получалось?
Тут и вылазит разница между продуманным миром и собранным на живую нитку.
Этот винегрет не становится помоями, потому что автор нормально встраивает истории, но запашок вполне отчетливый...
Итого: автор пошел в непривычный для него субжанр фантастики без надлежащей подготовки. Ужастик есть, мелодрама присутствует. Но для темного фэнтези слишком много соплей, а для альтернативной истории — откровенных противоречий.
облако тэгов
