Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Спасибо уважаемому Михаилу Глебовичу Успенскому, за вот эти слова в его беседе с Василием Владимирским: «..как найти хорошие тексты среди пятисот с лишним романов, выходящих ежегодно? Кто сможет обозреть эту кучу на предмет жемчужного зерна? Вот и следишь только за знакомыми именами да следуешь редким рекомендациям друзей. Именно так открыл для себя блистательный роман Тони Барлама «Деревянный ключ». А прошёл он совершенно незаметно, хотя достоин всяческих премий. Спойлерить не буду, скажу только, что Буратино — совсем не то, чем кажется...». Глебычу я доверяю, поэтому «Деревянный ключ» немедленно нашёл и начал читать. Добравшись до середины книжки, спешу отметить, что роман действительно – замечательный. Рискну предположить, что и финалом не буду разочарован, а пишу, не дочитавши, всего лишь потому, что в ближайшее время у меня не будет такой возможности… Богатым и щедрым, но очень правильным и лёгким (я просто душою отдыхал, внимая), настоящим русским языком автор излагает целый сонм реальных и мистических историй, начинающихся в глубокой древности и плавно переходящих в настоящее, историй, волшебным образом связанных друг с другом, проникающих друг в друга. Попутно и так же щедро Барлам разбрасывает по тексту десятки парадоксальных мыслей, оригинальных концепций, отсылок к старинным манускриптам и историческим фактам, придумывая родословную общеизвестной литературной сказке, а заодно, практически играючи, открывает читателю ещё одну версию возможного прочтения Библии.
Цитата: «...страх вполне естествен, хотя в разных случаях имеет и различную природу. Одних страшит богооставленность, других — неизвестность, третьих — ответственность. Не все народы ведь родились одновременно. Так, мой народ помнит явление на свет твоего — я разумею — еврейского. К тому времени наши мудрецы уже осознали, что Бога у нас больше нет. — То есть как это — нет? — Ужаснувшись, Марко сотворил было крестное знамение, но рука почему-то не послушалась. — Как — точно не знает никто. — Дэвадан пожал, плечами. — Я представляю себе это так, будто Бог создал сей мир из себя самого — из всего себя, без остатка. А вот дочь моя полагает иначе. — Мне кажется, что всё окружающее нас и мы сами суть агония Бога, — откликнулась Тара. — Когда-то давно люди еще ощущали его присутствие, ныне же они предоставлены самим себе.»
Признаться, современный фантастический литературный поток просто отучил меня радоваться процессу чтения. А здесь – пир духа какой-то. :)))) (это жабры)
Глебыч пеняет, что книгу вовремя не заметили. Но как, как этот роман, вышедший в 2010-м году в «Астрели», вне известных фантастических серий, с фамилией на обложке, которая (фамилия) хоть и широко известна в узких кругах, но всё-таки ещё не достаточно сильно прогремела, было заметить? А сама обложка? Рисунок Андрея Фереза очень симпатичный (ежели вглядеться), но общий тёмный фон обложки внимания ничуть не привлекает. Действительно обидно, что книжка проскочила мимо номинаций… Потому и написано в первом посте моего ЖЖ – дорогие авторы, присылайте свои книги для возможного номинирования на фантастические премии. И адрес там есть.
Алексей Слаповский. Вспять. Хроника перевернувшегося времени. М.: АСТ, 2013.
Когда-то я уже читал Слаповского, но особо не разделял восторгов по поводу творчества этого автора, не хватало мне чего-то, скучно было. Потом сделал довольно большой перерыв, а на днях всё-таки прочёл его новый, только что вышедший роман «Вспять». Сюжет построен на том, что неожиданно для героев книги, жителей провинциального российского городка, а заодно и для населения всей Земли, время пошло вспять. После одной из осенних суббот люди оказались отброшенными на сутки назад: наступило не воскресенье, а, казалось бы, уже прожитая пятница. А ещё через сутки пришёл прошедший четверг, ещё через сутки – прошедшая среда и т.д. В рамках одного дня люди могут жить и действовать как обычно, но после 24:00 неизменно оказываются там, где находились в этот момент в прошлом, вещественный и прочий мир тоже возвращается к тому состоянию, каковое имел на «тогда». Вот кайф! Бутылку коньяка сегодня выпиваешь, а назавтра она – снова в баре. Лёг с женой, а проснулся у любовницы. Но и делать-производить что-либо бесполезно – назавтра и следа от твоей деятельности не остаётся, только воспоминания. Время пошло вспять дискретно, но неумолимо…
Конечно, автор не вписал новое слово в известное продвинутым любителям фантастики собрание фантастических допущений (аналогии сами вспоминайте), но задумка любопытная. Да и не числит себя Слаповский в когорте русских фантастов, хотя фантастические приёмы использует частенько. Я так и решил – автор придумал особенную фантастическую ситуацию, чтобы, используя её возможности, написать нечто необыкновенное, как следует дать читателю по мозгам. Поле для фантазии бескрайнее, нюансы описания мира, катящегося «взад», парадоксальны и нет им конца: упомянутая «неразменная» бутылка, убитые сегодня – завтра живёхоньки, усопшие воскресают, старики молодеют, младенцы снова оказываются в утробе матери, новый дом не построишь, новую книгу не издашь, жениться невозможно… Всё это (и многое другое) Слаповский логически (исходя из заданной им же самим ситуации) продумал-придумал и замечательно описал. Но для чего? Уже в середине романа я понял – необыкновенного не будет. Будет обыкновенное в фантастической обёртке. А мне этого мало… Что хотел сказать автор? Зачем написал этот роман? Вот прямо сейчас я напрягся и придумал ответ: может быть, роман о том, что в какую передрягу народ не загони, он всё равно будет барахтаться и выживать? Банально, серо, бессмысленно и страшно, но будет выживать...
Наум Ним. Наум Ним. Господи, сделай так… — М.: Астрель: CORPUS, 2012. 336 с.
Роман о детстве, взрослении и – немного – о взрослой жизни четырёх пацанов-ровесников, родившихся в начале 50-х в небольшом белорусском посёлке Богушевск Витебской области. Об их беззаветной дружбе. О людях, которые жили рядом с ними. О неотвратимо меняющемся времени и о глухом безвременьи, в котором неизвестно куда завороженно плыла советская Беларусь вместе со всей нашей огромной страной. «Тимка жил на той стороне – за железной дорогой». Как понятны мне эти строки... В рабочем посёлке моего детства это называлось – «за линией». В сотнях советских посёлков и городков железнодорожная линия была своеобразным фронтиром, разделяющим враждующие группировки подростков. Но героям романа эта граница не помешала подружиться, по-настоящему, на всю жизнь. Роман наполнен забавными и не очень историями, иллюстрирующими историю этой дружбы, а заодно – историю страны, которую мы потеряли…
Абсолютно реалистичная книга… Если не считать того, что один из друзей автора-рассказчика – Мишка (Мешок), неожиданно ставший «разведчиком Бога», получил право просить (и получать) у Создателя всё что угодно, лишь бы эта просьба не преследовала его личную выгоду. Трудно помогать Богу… Молитвы Мешка, заканчивающиеся словами «Господи, сделай так…» непременно обеспечивают запрашиваемый результат, но изменения окружающей жизни, сопутствующие реализации просьбы, порой настолько неожиданны и трагичны, что просящий об изменениях ткани мира (по Ниму – «глины жизни») и сам не рад, что обратился к Господу… «Жизнь, по разумению Мешка, всего лишь податливая глина, из которой по придуманному в книгах создаётся весь Божий мир. А сверх того – по подсказкам таких Божьих разведчиков, как и сам Мешок. Ну и ещё по фантазиям учёных, что придумывают всякие открытия про правильное устройство мира. Не открывают, а именно придумывают, и мир соглашается на такое устройство. Хитрость в том, что нельзя ничего отменить из ранее нафантазированного, когда глина жизни вылепилась и затвердела в указанной придумке. Далее можно только добавлять, уточнять, придумывать другое, чтобы все старые построения сохранялись и включались в новую конструкцию. Наверное, хорошо было на заре времён, когда всякие пифагоры фантазировали свои открытия в почти пустом ещё мире, и тот с лёгкостью подстраивался к придуманным для него правилам. А сейчас всё труднее насочинять что-то новое, потому что новое всё время норовит залезть и порушить уже готовое, а надо не рушить, а как-то втиснуться в существующие законы, по которым слепился весь этот Божий мир. Точно так и собственные желания и заказы Мешка всё время сдвигают что-нибудь уже созданное в мире, и поэтому с его пожеланиями случаются всякие неприятности».
Книга «Господи, сделай так…» своей предельной искренностью и откровенностью напомнила мне мемуарно-ностальгический роман Геннадия Прашкевича «Теория прогресса». Правда, герои новосибирского автора, появились на свет на десяток лет раньше, чем подростки-персонажи уроженца Беларуси Наума Нима (Ефремова), в середине восьмидесятых севшего на два с половиной года за тиражирование произведений Солженицына с формулировкой в приговоре «за распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский общественный строй». (Сегодня Наум Ним – писатель, журналист, правозащитник, главный редактор журналов «Индекс/Досье на цензуру» и «Неволя»). Герои Нима и Прашкевича очень похожи, похожа их жизнь, такой она была у многих мальчишек в советской провинции. Объединяет книги и то, что они основаны на личных воспоминаниях авторов, а главного персонажа оба пишут с себя. Вот только в книге Прашкевича светлым рефреном звучит желание героя «к вечеру каждого прожитого дня стать чуть лучше, чем утром», а мальчишки Нима об этом совершенно не задумываются: просто живут и дружат. А потом один из них начинает улучшать не себя, а мир в целом...
Добавлено по итогам вручения "АБС премии", которое случилось 21.06.12, через месяц после написания этого отзыва: В июне 2012 года Наум Ним с романом «Господи, сделай так...» стал лауреатом Международной премии имени Аркадия и Бориса Стругацких («АБС-премии»).
Сергей Ю. Кузнецов известен читателю психологическими детективами о становлении интернета, рейва и бизнеса в девяностых годах («Семь лепестков», «Гроб хрустальный», «Серенький волчок»), тошнотворно-патологическим триллером «Шкурка бабочки», скандально-неформатным футурологическим романом «НЕТ» (созданным совместно с Линор Горалик) и необычной семейной сагой «Хоровод воды», сделавшей автора финалистом премии «Большая книга». Отъявленный постмодернист, не жалеющий нервов взрослого читателя, на сей раз написал в меру страшную сказку для тинейджеров (но не только для них), посвятив её своей дочери Ане. Я не знаю, сколько лет Ане, но думаю, что уж она-то книгу папы в любом случае прочитала. И ваш покорный слуга, хорошо представляющий, на что способен Сергей Кузнецов, тоже прочёл роман с интересом. Что касается подростков, то надежды на то, что книжка окажется в их руках, очень мало. Читают они нынче неохотно, к тому же вышел роман совсем не в детском оформлении. А ведь действительно мог бы им понравиться... Потому как главные герои романа подростки и есть. В «Живых и взрослых» школьники-семиклассники раскрывают ужасные тайны, дружат-дерутся и носятся с идеей изменить мир. Изменить мир у них не очень получается, а вот себя они, конечно, изменяют.
Исходные обстоятельства писатель придумал любопытные. Он поделил вселенную романа на мир живых – несколько скучноватую, не купающуюся в излишествах страну, похожую на СССР семидесятых, и на мир мёртвых (Заграничье) – пространство, продвинутое технологически, с деньгами, которые заменяют мёртвым время, с секретными лабораториями, шпионами и злодеями, одержимыми мечтой о тотальном всевластии. Умирая или погибая, люди живого мира не уходят в небытие, а продолжают существование в мире мёртвом. И здесь уж кому как повезёт… Кто-то превращается в упыря, зомби, или «фульчи» *, а кто-то остаётся почти человеком. Мёртвый мир богат и достаточно комфортен, ведь благодаря аккумулированию знаний умерших технологии в нём используются исключительно передовые и самые лучшие. Зато у живых есть возможность выбирать между добром и злом, мёртвые же свободы воли лишены, они давно, ещё при жизни, свой выбор сделали… Миры разделяет Граница, но деловые, дипломатические и торговые связи между ними поддерживаются.
Автор очень естественно играет сразу на нескольких литературных полях (сказка, хоррор, фэнтези, шпионский роман, подростковая драма), удовлетворяя самые разные читательские потребности. В романе есть ребятишки со всеми комплексами, присущими их возрасту, с первой своей любовью, взрослением и познанием жизни, есть мерзопакостные мертвяки, есть загадки и приключения, социальное неравенство, ностальгия по потерянной «доброй» стране, есть обличение безудержного «употреблятства», есть тоска по зелёным дворам, улицам без автомобильных пробок и по безвозвратно потерянной высокой духовности.
«В этом мире заправляют мёртвые. Мёртвых намного больше, чем живых. Они заполнили наши скверы, наши парки и бульвары, наши улицы и площади. Они привезли с собой мертвые машины, быстрые, красивые, убивающие все живое. Во дворе, где раньше играли дети, где гуляли матери с малышами, — там парковка мертвых машин. Наш город – это город мёртвых. Мы боимся ходить по нашим улицам. Мы боимся заходить в наши подъезды. Мы боимся отпускать из дома наших детей. Мертвые отняли все, что у нас было: наши книги, наши фильмы, наши улицы. Нашу работу. Наши дома. Наш город. Нашу жизнь. Они вошли в каждый дом: с экрана телевизора, со страниц газет, с вращающихся тарелок интердвижков».
Два мира, вложенных в книгу автором, окружают нас и сейчас, так что, дорогой читатель, хочешь – просто читай подростковую шпионскую сказку, а хочешь – задумывайся о смерти, улавливай и анализируй подтексты, аналогии и прозрачные намёки. Один из таких намёков есть и в названии романа. Кстати, в самом его конце написано: «Конец первой книги».
* «Фульчи» — это забавное наименование писатель придумал для одуряюще пахнущих и смертельно опасных зомби-девочек с куклами в руках. Был такой итальянский кинорежиссёр Лючио Фульчи (1927-1996), известный своими кровавыми фильмами ужасов («Зомби», «Седьмые врата ада» и др.).
Василий Владимирский тиснул в газете «Санкт-Петербургские Ведомости» свою рецензию на книгу Дмитрия Володихина и Геннадия Прашкевича «Братья Стругацкие». Надо и мне как-то отозваться, потому что из Васиного отзыва не очень-то поймёшь, хороша она или плоха (скорее, всё-таки хороша). Лев Данилкин книжку хвалит: «На удивление хорошая биография». Михаил Назаренко ругает. «Никакая она», говорит.
Мне кажется, разительный диссонанс оценок возникает из-за того, что подобная книга хороша для тех, кто лишь сегодня, наконец, решил подробнее узнать, кто такие братья Стругацкие, и о чём они писали. Например, для Данилкина, который признаётся, что Стругацких не читал, «ранее безапелляционно отставлял». А для тех, кто давно и плотно находился в контексте их творчества, кто на протяжении многих лет читал и перечитывал книги АБС, кто регулярно знакомился в прессе (советской, российской и зарубежной) с самыми разными взглядами на их произведения, кто знает труды Марка Амусина, Леонида Филиппова, Войцеха Кайтоха, одолел объёмную и эмоциональную биографию братьев от Анта Скаландиса, прочёл книгу Бориса Вишневского «Двойная звезда» и «Комментарии к пройденному» самого Бориса Натановича, отслеживал ответы БНС в его многолетнем нескончаемом off-line интервью, штудировал воспоминания друзей и коллег АНС, смаковал составленные Светланой Бондаренко тома «Неизвестные Стругацкие. Черновики, рукописи, варианты» и «Неизвестные Стругацкие. Письма. Рабочие дневники» – для всех этих людей в книге Прашкевича и Володихина действительно ничего особенно нового нет.
Но, согласитесь, это ведь не повод говорить о том, что книга вообще не нужна и её надо «вычеркнуть». Она нужна всем, кто интересуется творчеством АБС не столь профессионально, как литературовед М.Назаренко, которого трудно чем-то удивить, она нужна обычным читателям, поклонникам Стругацких, нужна тем, кто с книгами АБС вообще незнаком или знаком плохо.
Судьба классиков – со временем оказаться на полке. Нет, не на той, откуда никогда не достают. Имею в виду полку идентификационную. Но феномен Стругацких с трудом поддаётся ранжированию и по-прежнему требует пристального, внимательного, «спокойного» изучения. Я думаю, именно об этом хотел сказать Борис Натанович в своём иронично-печальном эпилоге «Утро одного персонажа», завершающем книгу Прашкевича и Володихина. Их совместная работа, уделяющая основное внимание разбору корпуса текстов Стругацких – ещё один крепкий, основательный кирпич в выстраиваемое всеми нами здание понимания АБС.
Наверное, книга не открывает нам новых Стругацких. Но, может быть, хватит уже их открывать? Читать надо. Тем более, что сегодня Стругацкие снова, как никогда, актуальны...
облако тэгов
