Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Пусть это будет уроком всем Творцам: творить надо мудро, но не слишком хорошо (с)
Роджер Желязны Творец снов / The Dream Master [= Повелитель снов; Мастер снов; Повелитель сновидений; Творец сновидений]
1966, роман
Конец XX века. Врач-нейросоучастник Чарльз Рендер помогает своим пациентам посредством моделирования их снов и фантазий. Он берется излечить от желания видеть слепую от рождения Эйлин Шалотт, но лечение идет не так, как планировал доктор Рендер.
Если кратко об этом авторе: Желязны пишет как бог. И я по уши влюблённый в него читатель. Если попытаться представить его творчество более структурно и детально: есть такие фантасты, которых всегда читаешь на безусловной квоте доверия. То есть открывая любое художественное произведение, подсознательно ждёшь от автора как минимум погружения в его личную, продуманную до мелочей и отшлифованную до самого миниатюрного камушка, многогранную вселенную. И здесь для меня не важен фактор переводчика в качестве обязательного посредника. Со временем читательская притирка к любимому автору становится такова, что текст начинаешь сканировать как бы между строк, доставляя постоянные авторские троеточия — глубокую недосказанность Желязны — личным фэнтезийным орнаментом воображения.
У этого романа несколько различных названий — вариаций перевода — и каждый из них, так или иначе, отражает глубину творческого замысла.
По поводу концепта этого произведения в сети периодически разгораются споры на тему того, какой именно базис закладывал лидер движения Новой волны в научной фантастике конкретно в "Творце снов" (The Dream Master / 1966).
И следует отдельно заметить: в "Мастере снов" Желязны пишет не на эзотерике, не на каббале и не на классическом психоанализе. Хотя структуру последнего американский фантаст держит великолепно.
В этом романе ему удалось виртуозно создать красивейшие трансы и глубокое, но предельно мягкое и безопасное погружение в бездны авторского подсознания. Благо, Желязны в этом Мастер не только в аспекте своей литературной карьеры. В "Мастере сновидений" очень сильно слышен его трамплин в психологию и отличная база аналитика, заложенная перед тем, как он перевёлся на отделение английской словесности, впоследствии сменив специальность.
И здесь буквально пара слов касательно увлечения Желязны буддизмом. Есть расхожая шутка биографов о том, что литераторы той Америки 60х прежнего века умели видеть маленького Будду в складках своей одежды. И в этой шутке присутствует доля истины, которую начинаешь постигать вместе с автором на протяжении повествования "Творца снов".
Крученой золотой нитью проходит по всему роману замысловатое рассуждение о скандхах — определённой структуре и совокупности пяти граней личности в контексте буддизма. Оно опутывает причудливой сетью весь текст и оставляет знаковое троеточие в финале, который Желязны умышленно обваливает и обрывает на полуслове.
И точно так же как путается в этой сети периодически главный герой, выдавая желаемое за действительное. То же самое ждёт и читателя, который беря в руки эту книгу будет искать стройный линейный сюжет и внятную логику повествования. К Желязны в этом смысле нужна позитивная привычка и притирка.
Как всегда элегантный и в меру задумчивый, с яркими и сочными метафорами — в этой повести Желязны ещё творец и мастер, причём не только своего текста. "Повелитель сновидений" — это не только броское название его книги. А в ином переводе "Мастер снов" — это не только одиозный титул главного героя Чарлза Рэндера: нейроморфолога и конструктора чужих страхов, болей и смелых фантазий. Это ещё прекрасно стилизованная вещь, местами написанная на обрывках галлюцинации и бреда угасающего разума.
Желязны здесь пишет на разрывах глав и патетике глубоких переживаний ключевых героев. Но это так виртуозно сделано, что смотрится единым полотном цельного произведения. Чувственность этого автора во многих главах разбавленна вкраплениями белого стиха и "заземлена" хладнокровной базой психологии. А личное обаяние Желязны мощной витальной волной расходится по всему рваному и сбивчивому сюжету, захлествая буквально с первых глав. Несмотря на подобную эклектику текста, он написан без провисаний. И в этом среди прочего оригинальная манера американского фантаста.
Что касается "ядра" сюжета, ключевых героев и хитросплетений их отношений.
Главный герой Чарлз Рэндер (возможно, альтер эго Желязны) — конструктор и контролёр, создающий в чужих видениях утраченную и утончённую красоту образов и событий. Этимология многих из них весьма вычурна и замысловата: например, такие как падение Атлантиды и римский форум уходят корнями в глубокую "ветошь" истории. Рэндер в определенном смысле маг, волшебник и лицедей — он владеет искусством перевоплощения через трансы своего клиента просто виртуозно.
Особое внимание заслуживает ёмкое и броское описание Желязны апокалипсиса (падения Атлантиды) — специально сконструированный сон для грека-параноика, считавшего себя последним потомком величайшего менестреля Атлантиды. А на деле он был просто хорошим саксофонистом конца XX века.
Чёрт бы побрал этот сон! Он захватил меня. Вы делаете их такими же живыми, как сама жизнь… даже еще более живыми… Наверное, я не скоро забуду его.
Рэндер принадлежал к касте особых аналитиков, чья нервная система (особое устройство психики) позволяла глубоко входить в невротические системы клиента, внося туда различные эстетические удовлетворения посредством имитаций и стимулов элегантной техники будущего.
Опыты Конструктора представляют собой упорядоченный танец сновидений другого человека, структуру которым он задаёт с консоли своего аппарата с помощью различных составляющих. Он модифицирует формы, воспроизводит имитацию вкусов и запахов, складывая при этом особый рисунок подобных видений.
Шум дорожного движения, рокот прибоя, цветные молнии, вкус дорогого вина и запах свежескошенной травы, обилие разнообразных экзотических звуков… Желязны работает в этом тексте в качестве талантливого мультимодального специалиста, включая для своего читателя сразу все сенсоры восприятия.
Подобные сновидения клиента позже проходят необходимую фазу трактовки аналитика. И по принципу обратной связи он раскручивает метафоры в последовательную логическую цепочку линейных обоснований и аргументов.
Однако, как бы не были сильны знания и амбиции этого мастера, опасности утратить контроль над сном, в формировании и сюжетной канве которого участвуют сразу две нервные системы, разделяя один импульс и одну фантазию на двоих, очень велики. Вне всякого сомнения, в активной фазе с пациентом это должны быть контролируемые фантазии.
Рэндер суммирует произошедшие события (впечатления клиента) и на линейных склейках искусно раскручивает пациенту эту ленту метафорических впечатлений, подробно поясняя смысл произошедшего эпизода. Он по обыкновению присутствует с пациентом на "ристалище" его мощных образов. Этот аналитик не просто конструирует сон, он его виртуозно контролирует в ключе течения мыслей своего "визави". Постоянно изменяя формат и модифицируя формы, Рэндер как тонкий профессионал пробивает слабые места своего клиента — непосредственного участника этого опыта. Аналитик ищет любые зацепки и аллюзии, позволяющие увидеть создавшуюся ситуацию со всех возможных сторон. Клиент в праве принять или опровергнуть услышанное. И каждый в меру своей фантазии и личных потребностей навешивает на подобную диагностику свой психический ценник. Ведь далеко не все наши желания-суррогаты можно экологично траспонировать в объективную реальность. И в этом суть опыта творца — Чарлза Рэндера. Но не предельная глубина произведения Желязны. Этот автор не был бы так интересен, если бы писал только на канонах психоанализа.
Качество феномена психоучастия может определить только сам врач в тот момент вне времени и пространства, когда он стоит среди мира, созданного из ткани снов другого человека, осознает неевклидову структуру заблуждения, а затем берет пациента за руку и свертывает ландшафт… Если он может отвести пациента обратно в обычный мир — значит, его суждения здравы, его действия имеют ценность.
Психику как открытую систему Желязны покажет своему читателю весьма убедительно не только с точки зрения психиатрии. Он попробует в "Творце снов" обыграть тему эволюции сознания на свой лад фэнтезийного мыслителя.
И пояснит вдумчивому читателю, что очень сложно кроить свои желания, самоуверенно претворяя их в жизнь, только лишь из материала собственного "я".
Интерпретация оригинальных фантазий — это работа Рэндера. Кто-то считает её абсурдной, потому что подобные действия аналитика не имеют своей оперативной ценности. Кому-то не хватает ментальных сил, чтобы принять истину вне ложных убеждений. А кто-то придёт к данному специалисту за надеждой увидеть этот мир в красках. Хотя, вот уж парадокс из парадоксов, не единожды обыгранный в литературе и кинематографе — у слепых более богатый спектр эмоций и восприятия нашей действительности, чем у зрячих.
Желязны не тратит себя на прорисовку мелких деталей и чёткого контура своих героев. В его главах нет элемента взросления и становления их характеров. И "Творец снов" по манере воспроизведения больше похож на талантливо поданную зарисовку абстрактного экспрессиониста, чем на классически выстроенное литературное произведение. Желязны работает скорее на флешах случайных впечатлений. Он искусно плетёт кружево сюров на обрывках снов и трансов, на зарождении первого импульса любви и на полном отторжении внешнего мира в том случае, если ментально близкого человека нет рядом. На ритмике белого стиха, он в том числе покажет: какова цена субъективной реальности, когда она рассогласована с нашими жгугими желаниями и пристрастиями.
Желязны в финале буквально опрокидывает этот мир и заставляет Конструктора выпить до дна всю темноту, страх и боль, которые он старался транспонировать по своей оригинальной методике в фактор благополучного излечения своего пациента. Глубокая эмоциональная составляющая автора ловко "сшивает" обрывки спорадических ощущений Рэндера в одно цельное полотно.
И чтобы понять авторский посыл Желязны, нужно суметь просто раствориться и слиться с его образами, — слиться по-детски и доверчиво. Этот текст "требует" полного погружения и соответствующего настроения.
Точно так же как беззаветно доверился Чарлзу Рэндеру ключевой персонаж Элины Шэлотт. Она вложила всю свою боль и мечту в руки другого человека и этим перкроила всю свою жизнь. Желязны умело смоделировал в контексте подобных отношений один из лучших образчиков подобного жанра. Он смягчил этим женским образом всю брутальность своего нестандартного воображения и загладил стилистику романа, сделав его понятным буквально для любого возраста (бэкграунда) читателя.
В Элине Шэлотт было что-то, нарушающее порядок: комбинация высокого интеллекта и беспомощности, решительности и уязвимости, чувствительности и горечи.
Талантливый резидент психиатрии Элина Шэлотт, от рождения лишённая возможности видеть, однажды обратится к своему коллеге Чарлзу Рэндеру со смелой просьбой не только научиться различать цвета и привычные для него сенсоры, но и работать в том ключе, в котором он сам уже достиг определённых вершин и славы.
На все логически выстроенные заверения Рэндера не ввязываться в это сомнительное предприятие, ибо оно несёт в себе по умолчанию много рисков и разочарований, Шэлотт упрямо заявила о своём давнем желании. Она хочет стать врачом-нейроморфологом и в частности Конструктором — со всеми вытекающими трудностями этой профессии. Шэлотт просит взять её в пациенты и что называется приучить видеть образы, которых она лишена в обычной жизни, раскладывая их потом на статичные линейные составляющие.
У этой женщины великолепная память и особое тактильное восприятие внешнего мира. Она умна, морально устойчива и очень красива именно тем особым магнетизмом, который живёт в том человеке, в котором корень красоты — именно отвага. Ей пришлось пройти невероятно сложный путь для того, чтобы слепая от рождения смогла прикоснуться к профессии психоаналитика. Шэллот тоже была феноменом — она была единственной в мире, сочетавшей необходимую техническую подготовку со своей уникальной проблемой незрячего человека.
Рэндер на сеансах развернёт перед своим пациентом красочный каталог разнообразных ощущений. А Элину, лишенную всего этого в настоящей жизни, так не на шутку увлечёт этот процесс, что она не позволит его захлопнуть.
Где-то присутствовало ощущение страха, но не было и следа истерии, поэтому он продолжал творить. Рэндер создал горизонт, и мрак ушел за него. Небо чуть заголубело, и он пустил в него стадо темных облаков. Его попытки создать расстояния и глубину натолкнулись на сопротивление, поэтому он подкрепил картину очень слабым звуком прибоя. Когда он расшвырял облака, от аудитории медленно пришла концепция расстояния, и он быстро воздвиг высокий лес, чтобы подавить поднимающуюся волну агорафобии. Паника исчезла. Рэндер сфокусировал свое внимание на высоких деревьях — дубах, соснах, секвойях. Он раскидал их вокруг, как копья, в рваных зеленых, коричневых и желтых нарядах, раскатал толстый ковер влажной от утренней росы травы, разбросал с неравными интервалами серые булыжники и зеленоватые бревна, перепутал и сплел ветки над головой, бросил однообразные тени через узкую долину. Эффект получился потрясающим. Казалось, весь мир вздрогнул с рыданием, а затем стих. Солнце медленно проводило свои утренние эволюции. Впервые в этом частном мире оно выплыло снизу, как божество, отразилось в озере, разбило облака, и ландшафт задымился туманом, поднимающимся от влажного леса. Пристально, напряженно вглядываясь в поднимающееся светило, Элина долгое время сидела неподвижно и молча. Рэндер чувствовал, что она очарована.
Желязны искусно играет со временем, сжимая на этих клиентских сессиях пять веков до длительности одного часа. В качестве талантливого автора он ломает перспективы и смещает расстояния. Этот американский писатель безусловный мастер потрясающих сюрреалистических наворотов, которыми перегружен "Творец снов" в самом приятном контексте этого определения. И он отчётливо представляет все самые глубокие проблемы любого индивида, который стремится обрести зрелость и цельность. Боль как самая мощная склейка для необходимого взросления — примерно такой "рецепт" он оставляет своему взрослому читателю между строк повествования.
Практически всех их сеансы были чрезвычайно острыми, вероятно по той болезненной причине: Рэндер видел в образе Шэлотт отблеск своей погибшей в автокатастрофе супруги. И это само собой причиняло ему контртравму и боль, от которых он якобы избавился в ключе своей профессии.
Всё, что видела Шэллот на сессиях при настройках стимуляторов — это красивая и расцвеченная в сотни оттенков иллюзия. И ей нестерпимо мучительно было возвращаться в тот привычный мир темноты и одиночества, который Элина знала прежде.
Параллельно Желязны выводит ещё одну значимую тему: наше ложное эго все время видит лишь иллюзию. А истинное практически всегда "спит". И постоянно утешая себя выдуманными прелестями субъективной реальности, мы всю свою жизнь заняты лишь тем, что гоняем свою фантазию вхолостую.
Нужно отдельно заметить, что нервная система Шэлотт оказалась настолько сильной, а желание увидеть мир в красках настолько жгучим — у Рэндера произошла контртравма и фатальное слияние с импульсом клиента. Он в какой-то момент сглупил в неверно прописанном сценарии и разделил с этим человеком все возможные ощущения — радости, боли, смятения и полного провала в бездну тьмы.
Рефлексы опытного аналитика к финалу повествования притупятся и ослабнут, оставив лишь бледную тень от некогда блестящего специалиста. Настройка сознания на дополнительную область восприятия оказалась не более, чем излишней самоуверенностью мастера. А попытка создать новую энергичную и счастливую эру человечества, увы, как это случается в подобной тематике, терпит фиаско.
Кроме всего прочего Желязны расцветил в "Творце снов" ещё одну интересную мысль — перехват воли другого человека.
Элина практически сразу безошибочно считала импульсы Конструктора и овладела импульсом контроля, выйдя на опасную вертикаль подобных опытов. Её сценарии, насквозь пропитанные ревностью и болью, стали носить для Рэндера мрачный угрожающий характер. Шэллот очень трудно держать под контролем, поскольку она постоянно хочет творить и доминировать. И воли Рэндера оказывается недостаточно для удовлетворения фэнтезийного восприятия такого клиента. Подобный навязчиво-принудительный рисунок сновидений пациента по принципу суггестивного воздействия сделал внушаемым и уязвимым самого доктора. Хотя он долгое время считал, что над клавиатурой консоли хозяин именно он…
Как это часто случается в подобных историях, Рэндер решился на такой сложный опыт, однажды сам перенеся глубокое душевное потрясение от гибели в автокатастрофе жены и дочери. Он приобрёл со временем особый иммунитет к подобного рода переживаниям. И до поры до времени Чарлз будет считать себя Здравомыслящим Мастером сновидений. Рэндер волевой и ултрапрочный в своих фиксациях искажений образов другого человека. Однако найдётся тот пациент, который в один прекрасный день поломает стереотипы его восприятия и зайдёт максимально далеко в его собственные границы и фантазии.
Планомерно резюмируя, стоит заметить следующее. Рэндера донельзя взволновали не столько красота и ум этой женщины, — Желязны был бы слишком банален и слащав, вновь интерпретируя подобную тему. Его герою вскружили голову амбиции того, что он явит внешнему миру невиданный эксперимент по обучению слепого психотерапевта искусству создания образов и живых картинок. Возведённое во все возможные степени честолюбие этого мастера в критический момент "споткнулось" о сильную волю наблюдаемого пациента.
И ведь в определенном смысле это огромная ответственность — быть хозяином мира другого человека. Первичное эмоциональное удовлетворение захлёстывает в таких случаях сильнее страха неудачного эксперимента.
Радость и боль — всё имеет свою цену. Никому не дано, просто щёлкая кнопками с консоли, быть Мастером внешнего и внутреннего мира определённого индивида. Рэндер хотел сделать целительным контролем банальное вторжение в мир другого человека. И это та самая непостижимая фантазия, которая накрыла мощной волной цунами его самого. К слову сказать, практически впритрику к этой теме в жанре постмодерна подошёл В. Пелевин в романе S.N.U.F.F / 2011.
Раскрывая секреты чужой души, Рэндер сам попал в "капкан" своей. Вероятно, это случилось по причине того, что ментальные склейки более плотные, чем физические или эмоциональные. Желязны пишет в этих местах без особого чувственного надрыва или болезненной жалости к своим героям. Словно с высоты отвесного утёса задумчиво наблюдает, как шумные волны с обречённым рокотом бьются о каменный барельеф, наспех высеченный стихией в нерушимой стене подобного частного мира.
В "Творце сновидений" среди прочего очень много экзистенциального базиса: по многим главам слышна аллюзия одиночества и поиски себя. Желязны пишет ярко, сочно, атмосферно. Он рефлексирует о многом — отталкиваясь от темы безнадёжной любви к определённому человеку и мастерски закольцовывая её проблемой выгорания в прежде любимой профессии. И в этих местах текст становится ещё более живым и осязаемым, словно отсматриваешь на особом проекторе яркие впечатления прожитого дня. Ведь с каждым случалось подобное, когда хочется просто идти куда-то без причины, не разбирая дороги, и не думать ни о чём, — на ходу выхватывая случайные картины городского вида и не обращая особого внимания на то, как кусает обледенелый холод за лицо. Идти, не думая ни о чём, кроме факта самой прогулки. Этим глубоким настроением, с густым замесом плотного психодела пропитан весь текст по задумке автора. Визионерство Желязны по моим индивидуальным ощущениям достигло в этом романе своего авторского апогея. Его метафоры, умело зашитые в канву произведения, не столько дают объективную подложку жанра фэнтези, сколько отображают суть глубины самого автора. Этот текст местами очень хрупкий и написан на краешке мечтательной артистической души и оригинальной фантазии самого Желязны.
И да, в "Творце снов" он среди прочего в контексте выбранного жанра рисует замысловатую картину нашего будущего. Человечество будет покрывать огромные расстояния с помощью огромной магистрали и настроенных на режим автопилота быстроходных каров.
"Слепая спираль"… Это одно название для множества мест, мимо которых проезжает машина с автоуправлением. Пронестись по стране в надежных руках невидимого шофера, с затемненными окнами, в кромешной ночи, под высоким небом; лететь, атакуя дорогу, проложенную под похожими на четырех призраков пилонами; начать со стартовой черты и закончить в том же месте, так и не узнав, куда вы ехали и где были — это, вероятно, возбуждает чувство индивидуальности в самом холодном черепе, дает познание себя через добродетель отстранения от всего, кроме чувства движения, потому что движение сквозь тьму есть высшая абстракция самой жизни — по крайней мере, так сказал один из главных комедиантов, и все смеялись.
Его "Слепая спираль" — это не только маршрут и направление передвижения каров в разнообразных сюрах романа. Это метафора движения через "шлюзы" тьмы — красивое, мягкое и пластичное погружение в глубины нейроморфологии. И это нервные импульсы самого автора, ощупывающие текст и пространство в нём, — сначала робко и наугад; а потом всё плотнее и смелее смыкая круг реальности и вымысла.
Удивительным образом Желязны удалось вплести в канву своего роскошного эклектичного текста ещё одного значимого героя.
Интересную ключевую роль на богатых метафорах Желязны отдал мутированной овчарке Элины Шэлотт. Это очень странный персонаж, созданный на грани патетики нестандартного воображения автора в контексте германо-скандинавских легенд. По сюжету романа этот пёс является олицетворением искреннего обожания своей хозяйки, которая по воле судьбы не может обойтись без его помощи и поддержки. Зигмунд в "Творце снов" — не только поводырь для слепого. А среди прочего этот персонаж — непосредственный участник кошмарных деструктивных сновидений самого Рэндера. Словно ревность единственно верного сердца мисс Шэлотт особым образом кромсает сердце самого доктора. Желязны искусно вплетает легенду скандинавов о волке Фенрире — символе величия, мощи и бессмертия. И по принципу хтонического зла этот зверь отсекает для Рэндера все возможные попытки для своего спасения и бегства из западни его оригинальных фантазий.
И коль скоро придёт главное разочарование в сердце конструктора по поводу ещё одной неудачи всей своей жизни, — именно в этот момент сам текст словно станет тяжёлым и скомканным. И сам читатель, сильно путаясь в сюжетной канве, полетит за главным персонажем Конструктора в бездны подсознания на грани сна, реальности и вымысла.
___________________
Можно кинуть щедрой и умной рукой на небо пять лун, расцветить его замысловатым свечением полыхающих восходов и закатов, заставить всё вокруг петь, плескаться, цвести и шелестеть осенней листвой…
Но нельзя просто так на перестройке нейронных связей и сенсорах ощущений заставить другого отказаться от своей мечты. В случае Элины Шэлотт — от потребности видеть мир в полнокровном цвете и множестве оттенков чувственных полутонов. Отобрать мечту и любовь — а в данном случае и к Конструктору в том числе — используя стройный алгоритм выверенных действий невозможно. Это знал наверняка Желязны, в качестве мегаталантливого автора, щедро раскидав по тексту жемчужной россыпью множественные аллюзии и намёки захлёстывающего интимного чувства. И с этой неразрешимой задачей столкнулся Рэндер — изначально холодный амбициозный аналитик — взволновать которого, увы, не составило особого труда. Прежде чем он ошибся в своих расчётах и стройном алгоритме, он понял что ввязался в удивительную авантюру, в которой не будет ни выигравших, ни проигравших...
Никого не жаль в этом размашисто красивом фэнтезийном экшне, — той жалостью, в контексте которой обычно, невнятно пожимая плечами, вздыхают невпопад. Всё имеет свою цену. Вселенная всегда делает свои ставки и берёт реванш за слишком большую самонадеянность и пристрастие. Пристрастие чувствовать чужую радость и чужую боль. За красоту надо платить, — платить за живость чужих сновидений и собственных оригинальных фэнтензийных виражей и вывертов. Вторжение в тайные лазейки познавательного опыта порой принимает гротесковую форму полного фиаско. Во всём нужна мера и понимание причин своих действий.
Во всём, — но только не в случае с художественным замыслом и цельностью этого романа. Желязны здесь как автор и стилист безупречен; как рассказчик и фантаст замысловат; как носитель трансцендентного и запредельного наркотически притягателен. Безукоризненно стилизованная вещь — чистая, звонкая, оригинальная, написанная на грани абсурда, патетики и философии.
PS Мы не знаем, кем являемся до тех пор, пока не услышим себя самих, рассказывающих историю своей жизни тому, кому доверяем.
«Ночь в одиноком октябре», один из последних прижизненных романов известного фантаста Роджера Желязны, многими (в том числе самим автором) совершенно справедливо относится к числу лучших произведений писателя.
Каждый октябрь, когда полнолуние выпадает на ночь накануне Дня всех святых, группа людей, обладающих определенными сверхъестественными способностями, съезжается в заранее определенное место и готовится сыграть в Игру. Правила игры весьма просты: множество врат разделяет наш мир от мира древних лавкрафтианских богов, и в ночь игры часть игроков будет пытаться эти врата открыть, а часть, соответственно, — оставить закрытыми. Каждого игрока сопровождает животное-фамильяр. И некоторым из этих животных есть, что сказать.
Повествование ведётся от лица пса Снаффа, фамильяра одного из игроков, известного под именем Джек. Снафф словно бы ведёт отчёт или рассказывает невидимым собеседникам о событиях каждой ночи, ведущей к Игре.
По правде говоря, Снафф вообще не пёс, а существо из иного мира, призванное Джеком и лишь принявшее облик пса. Вместе с обликом Снафф перенял и некоторые собачьи повадки, но он далеко не обычный пёс. Скорее он равный партнёр Джека и полноценный участник Игры. Он умён, воспитан и хорошо образован. Он способен проводить сложнейшие математические расчёты и цитировать Вергилия и латынь. Он налаживает контакты, ведёт переговоры, собирает информацию и раз в день, с полуночи до часа ночи, способен делиться наблюдениями с Джеком.
Сам Джек тоже непрост. В его облике угадываются черты и Джека Потрошителя, и другого известного персонажа Желязны Джека-из-Тени, и даже библейского Каина. На первый взгляд, это исключительно положительный персонаж, образцовый джентельмен, всегда играющий только за хороших парней — Закрывающих. Вот только... в глазах его таятся безумные блики, а в кармане прячется нож, на лезвии которого выгравированы древние рунические письмена. Большую часть времени Джек держит себя в узде, но стоит утратить над собой контроль, и он способен превратиться в безжалостного убийцу.
За свою долгую жизнь Снафф с Джеком стали жертвами сразу нескольких проклятий, одно из которых притягивает к парочке различных Тварей. Джек держит Тварей в разных уголках дома — кого в зеркале, кого в шкафу, кого на чердаке, а кого — в паровом котле. Твари безостановочно пытаются вырваться и устроить кровавую баню, поэтому Снафф каждый день по несколько раз вынужден обходить весь дом дозором. Занятие геморройное, но необходимое, пусть и цели героев далеки от альтруистических — Джек намеревается использовать Тварей в день Игры, если дела будут складываться не в пользу Закрывающих.
Правда, до Игры ещё дожить надо. Начиная с новолуния, правила допускают фатальные методы избавления от мешающих игроков. Если, конечно, вы уверены в том, что ваша жертва выступает не на вашей стороне. Если вас, конечно, в принципе волнуют подобные условности.
Художник Alexandra Pietilya
Среди героев нет однозначно отрицательных или положительных персонажей (ну, может, за исключением Великого Сыщика и Ларри Тальбота). Всем участникам Игры, как Открывающим, так и Закрывающим, для участия требуются определённые ингредиенты, и некоторые из них можно собрать только с тела свежеубитого трупа. У игроков свои мотивы участвовать в игре, поэтому располагающая к себе ведьма Джилл играет за Открывающих, а на стороне Закрывающих может выступить граф Дракула, чьи пристрастия к человеческому роду редко выходят за пределы гурманных.
А вот фамильяры Игроков совсем другое дело. Животные зачастую дружат друг с другом и способны работать сообща, иногда даже после того, как становится ясно, что они играют за разные стороны. Так, на протяжении всего повествования лучшим другом Снаффа остаётся кошка Джилл Серая Дымка.
Художник Oixxo Art
У каждого из игроков есть свой прототип, причём в каждом случае источники вдохновения у Желязны разные, начиная от книг Артура Конан Дойля, Брэма Стокера и Говарда Филлипса Лавкрафта и старых фильмов ужасов от студий «Юниверсал» и «Хаммер», и заканчивая криминальными хрониками и историей английского оккультизма.
Первая обложка англоязычного издания
Автор словно играет в игру, смешав в одной книге персонажей всех своих любимых произведений. И, что самое замечательное, Желязны предлагает читателям сыграть в эту игру вместе с ним: а попробуйте самостоятельно разобраться в происходящем, понять правила Игры и отыскать все щедро разбросанные по тексту цитаты, отсылки и пасхалки.
Желязны держит читателя за равного себе, поэтому старается не испортить удовольствие и предоставить им возможность составить полную картину происходящего самостоятельно. Вся необходимая информация для этого есть; она разбросана по тексту крохотными обрывками, прячется в диалогах персонажей и просачивается в редких рассуждениях Снаффа, который, сам того не желая, нет-нет, да сболтнёт лишнего.
Благодаря подобной манере изложения интрига держится до последней страницы. Желязны не забывает регулярно подбрасывать новые сюрпризы, а казавшиеся поначалу бесполезными кусочки информации в итоге оказываются недостающими элементами паззла, который собирается в единую картинку.
Снафф очень искусный рассказчик, он избегает ненужных отступлений и затянутых рассуждений. События в романе развиваются по нарастающей. Если в первой половине месяца игроки лишь присматриваются друг к другу и пытаются понять, кто участвует в Игре (и, желательно, на какой стороне), а кто просто мимо проходил, то ближе к финалу, когда Силы участников растут, а ставки на кону становятся все больше, в ход идут все более аморальные приемы.
Структура повествования соответствует темпу событий. Сухие и краткие отчеты начала октября сменяются длинными и обстоятельными описаниями последних дней месяца. Причём дело не только в том, что дни после новолуния больше богаты на события, чем дни до. Сама речь Снаффа меняется и становится более разнообразной, словно растущая луна влияет не только на его силу, но и на словарный запас.
Снафф, даром, что пёс, обладает необычно острым и внимательным взглядом и способен всего в нескольких словах передать всю красоту окружающего мира, богатство и насыщенность осенних красок и свежесть чистого воздуха, в котором поутру уже чувствуется холодное дыхание первых морозов.
Пожалуй, единственный минус «Ночи» — слишком резкая концовка. Повествование обрывается сразу после кульминации, не давая читателю возможности насладиться развязкой и должным образом попрощаться с полюбившимися персонажами. Впрочем, такой финал вполне в духе Снаффа: все по делу, никаких сантиментов, ничего лишнего.
1960е годы ознаменовались глобальными изменениями в культуре, сознании и, разумеется, искусстве. Появились и во всю стали распространять свои идеи битники, а за ними и хиппи. Назревали и вот-вот готовы были взрорваться сразу две революции: психоделическая и сексуальная. К тому же западное мировоззрение во всю стало обогащаться богатейшим наследием восточной мудрости...
Всё это не могло не коснуться и литературы. В том числе и фантастической. Еще в самом начале 60х годов оформился термин "новая волна", которым называли молодых авторов и их произведения, которые несли новые идеи, новую стилистику и новую философию.
И если классическая фантастическая литература была сосредоточена в первую очередь на научной идее и подкреплялась приключениями, причём наука использовалась при этом в основном точная и техническая, в крайнем случае это могла быть социология... То в "новой волне" на первое место вышли гуманитарные науки, искусство, собственно литература, психология, психоделика и даже мифология и религия.
Собственно, мифология и религия стали основными темами молодого и талантливого автора польско-ирландского происхождения Роджера Желязны. Он дебютировал в самом начале 60х, так что стал практически ровесником "новой волны". И, хотя, некоторые литературные критики оспаривают принадлежность Желязны к этому направлению, идейная новизна его произведений говорит в её пользу. Вообще представители "новой волны" были настолько разными, что их, порой, можно было определить лишь по признаку существенного отличия от существовавшей тогда классической фантастики.
Основными программными задачами "новой волны" было освежить начинавшую стагнировать классическую фантастику и поднять её до уровня литературного мейнтрима; размыть внутрижанровые рамки между враждующими лагерями научной фантастики и фэнтези; снять табу с определённых запретных тем — в первую очередь отношения полов и религиозных верований; и, наконец, обратить внимание с внешнего космоса на космос внутренний.
Творчество Роджера Желязны отвечает всем этим критериям. Уже в раннем творчестве малой формы он с одной стороны зачастую обращается к мифологии и религии, а также философии, их сопровождающей. С другой — делает большой акцент на искусстве и поэзии, создавая свои тексты буквально как стихотворения в прозе. Прекрасный тому пример — повесть "Роза для Екклезиаста".
И написав ряд сногсшибательных рассказов и повестей, Желязны обратился к крупной форме, в которой еще больше развернулся его талант, невероятная эрудиция и вместе с тем чувство материала и глубина его подачи.
Уже первый его роман "Этот бессмертный" исследовал и по своему трактовал античную мифологию.
В своём третьем романе "Бог Света" Желязны обращается к индуизму и буддизму.
В одном из своих интервью Желязны признался, что для него всегда было важно размыть существующие жанровые рамки и создать нечто такое, что принадлежало бы и к жанру научной фантастики, и к жанру фэнтези, но при этом по сути не являлось бы ни тем ни другим в чистом виде. Собственно, этим он и занимался в романе "Бог Света". Разумеется, это не было единственной задачей написания этого произведения, но вполне понятной авторской позиции в его отношении к жанровой принадлежности.
Книга написана как многоуровневая поэма, немного стилизованная под эпическое сказание, практически житие святого, и описывает несколько эпизодов его жизни, причём расположенных в не совсем правильном хронологическом порядке. И использует при этом как базу индуизм и буддизм, а также христианство, но в значительно меньшей степени.
В отдалённом будущем на одной из планет поселенцы воссоздают иерархию индуистских богов и основывают на этом устои нового общества. Существует небольшое количество так называемых Первых — людей, еще помнящих переселение, а сейчас превратившихся в богов, чьи имена, образы и функции в той или иной мере соответствуют ведическому канону. И также — всё остальное население, находящееся в подчинении у Первых. При этом сходство Первых с богами индуистского пантеона скорее носит чисто внешний характер, и автор мастерски играет на этом несоответсвии внешнего и внутреннего.
А там где достаточно долго существует угнетение, рано или поздно возникает и противодействие, а возможно даже и революция. И такой силой как раз является главный герой романа, примеряющий на себя роль Будды или же носителя идей буддизма.
Желязны мастерски обыгрывает многие вехи истории буддизма и факты из жизнеописания Будды, но вместе с тем идёт намного дальше, с каждой главой усложняя задачу как для себя как автора, так и для читателя.
Многослойность текста такова, что книгу можно воспринимать на совершенно разных уровнях.
Любители фантастики найдут здесь элементы утопии и антиутопии, а также идеи прогрессорства и противостояния ему.
Любители философии и истории религий найдут здесь противопоставление различных учений и обыгрывание многих исторических и мифологических фактов и домыслов.
В конце концов, просто любители приключений найдут здесь острый сюжет и обилие батальных сцен.
Сама же книга при этом останется практически вещью в себе, чрезвычайно герметичной и поэтичной, практически поэмой в прозе. И рассчитанной на вдумчивого читателя, готового к вторичному прочтению. Где каждое слово находится на своём месте. Нет ни одного лишнего слова, многое приходися выискивать самому. Полной удивительных метафор и подводных смыслов и смысловых ловушек.
Так, фантастика в 60х годах стала настоящей литературой, которой не нужны больше никакие скидки и оговорки на жанр.
А сама "новая волна" уже в 70х годах сошла на убыль, практически растворившись в фантастистическом мейнстриме. Но её задача была выполнена.
PS: Выражаю благодарность Тимофею Корякину за поддержку и помощь.
«Город лестниц» – отличный образчик чисто сюжетной литературы, потому подробно говорить о сюжете прямо-таки не хочется, чтобы ненароком не выболтать какие-то важные моменты. Можно позавидовать тому, кто еще не читал этот роман, ему только предстоит постепенно (а история у Беннетта пусть и динамичная, но все-таки раскрывается неторопливо) открыть для себя не только достаточно запутанный сюжет, но еще и интересный мир, в котором развивается действие. А мир тут очень важен, так как сюжет прямо проистекает из обстоятельств этой вторичной реальности. Но кое-что сказать все-таки придется, чтобы ввести в курс дела.
«Город лестниц» стоит на трех китах: мир, сюжет и персонажи. Все эти три аспекта в романе проработаны на пять с плюсом. Поговорим о каждом из них в отдельности.
Начнем с мира.
Некогда в мире «Города лестниц» царствовали Божества. Им не просто поклонялись и молились, они находились среди людей. К ним можно было напрямую обратиться с просьбой. Соответственно, чудеса считались нормой жизни. Мы вот не удивляемся компьютерам и самолетам, так и в этом мире не удивлялись тому, что человека можно было превратить в стаю скворцов или заточить в кусочке стекла. Поэтому когда один из персонажей задается вопросом:
цитата
«Может, на Складе они обнаружили артефакт, который позволяет создать океан там, где хочется?»,
то это не метафора, не фигура речи и не шутка. Раньше такое происходило в буквальном смысле слова на каждом углу. Но эти времена прошли. Чуть меньше века назад Божеств убили, мир стал банальным и скучным. И да, в общем-то, это произошло не так уж и давно, память о прошлом еще жива в сердцах людей.
Для убийства Божеств была веская причина. Дело в том, что они жили на Континенте и покровительствовали местному населению. А были еще и другие народы, у которых Божеств не было. Нет ничего удивительного, что Континент преспокойно их покорил. В частности это относится к стране Сайпур. Сайпур был долгое время угнетаемой колонией, пока один из его жителей не нашел средство убить Божества. И тут выяснилось одно очень неприятное для континенцев обстоятельство: гибнет Божество, и тут же исчезают все чудеса, которые он сотворил. Представьте, что произошло, когда был повержен Божество строительства? Вот именно – случилась беспрецедентная катастрофа, полнейший крах. В некотором смысле для континенцев наступил натуральный такой апокалипсис. Политическая ситуация изменилась диаметрально: Сайпур стал могущественной страной, а Континент фактически превратился в ее колонию. Угнетатели стали угнетенными, а угнетенные угнетателями. Нет ничего удивительного, что теперь континенцы всем сердцем ненавидят сайпурцев и мечтают о реванше.
Подробности всего этого узнаете из самой книги. Потому что природа Божеств тут весьма и весьма необычна. Да и обстоятельства их гибели тоже не так ясны, как кажется. К тому же некоторые чудеса не перестали действовать. И из этого проистекают весьма любопытные выводы.
Теперь пришла пора поговорить о сюжете.
Сюжет на первый взгляд кажется весьма и весьма простеньким. Итак, в Мирград, столицу Континента, с тайной миссией от Министерства иностранных дел прибывает историк Ефрем Панъюй. Он проводит тайные изыскания в архивах и музеях, что очень бесит местное населения, которому запрещено изучать собственную историю и даже упоминать имена своих Божеств. И вот однажды Ефрема Панъюя жестоко убивают прямо на рабочем месте. Читатель узнает об этом на первых же страницах. Вот вам и завязка. А расследовать убийство приезжают тайный оперативник Министерства иностранных дел Шара Тивани (это, кстати сказать, ненастоящее ее имя) с секретарем и телохранителем Сигрудом. Достаточно быстро выясняется, что в Мирграде действует тайное общество реставрационистов, которые одержимы идеей вернуть славу и величие Континента. Ну да, весьма непритязательно звучит. Логично, что в таком мире должны быть люди, лелеющие мечты о возвращении Золотого века. Кажется даже банальным, что автор решил построить сюжет именно вокруг них. Но чем дальше, тем все сложней. К тому же надо отметить, что «Город лестниц» строится как классический детектив. Читать надо внимательно. По тексту разбросана куча деталей и подсказок. И простое вдруг оборачивается сложным. Ну, как и полагается в классическом детективе. Можно посоветовать читателям особое внимание уделить предваряющим главы эпиграфам (выдержкам из религиозных текстов, научных работ, писем героев и тому подобное), в них гораздо больше полезной информации, чем кажется на первый взгляд. В общем, не скучаем на первых страницах, под рукой держим карандаш, не ленимся полистать книжку обратно, чтобы что-то перечитать. И, возможно, поймем в чем же дело раньше главной героини.
Ну, а теперь про персонажей.
Не надо ждать от них глубокого психологизма. Но очерчены они ярко и узнаваемо. Как в хорошем аниме, которое чаще берет именно персонажами, а не сюжетом. Да, можно сказать, что персонажи несколько стереотипны, но это компенсируется проработкой их личной истории. Например, главная героиня – Шара – этакая сильная женщина, умная, сообразительная, волевая, в чем-то циничная. В общем, актуальный и прогрессивный персонаж. Но она такая не просто так. Автор показывает, как Шара дошла до жизни такой. И вполне верится, что девочка, которая все детство просидела за книжками, могла стать именно что смелым, отчаянным и разочаровавшимся в жизни оперативником. В «Городе лестниц» неожиданно обнаруживается и ЛГБТ-персонаж. Но в кое-то веки он тут не для галочки – мол, посмотрите, у нас все политкорректно и современно – он действительно нужен для сюжета. Именно такой со всей своей сложной и трагической историей. Только не подумайте, что Беннетт, разрабатывая персонажей для своего романа, зациклился исключительно на актуальной повестке дня. Это всего лишь два персонажа из достаточно большого количества. Ими спектр, так сказать, не исчерпывается. Есть тут и вполне мужественные мужчины и вполне женственные женщины. Даже второстепенные хорошо запоминаются. И есть надежда, что в следующих книгах цикла их раскроют, интересно будет почитать.
Всего перечисленного уже достаточно, чтобы горячо рекомендовать «Город лестниц» всем встречным знакомым и малознакомым людям. Но на этом его достоинства не заканчиваются. Отметить надо еще:
а) Не смотря на то, что это первая книга трилогии, автор практически не оставляет вопросов без ответов, откладывая их на следующие романы. Читатель узнает все, что ему надо узнать и про мир, и про персонажей, и про всякие разные тайные события. Вообще, «Город лестниц» читается как вполне законченное произведение. Да, есть там пара ружей, которые не выстрелили, но они спрятаны достаточно ловко, чтобы не бросаться в глаза. Назовем одно из них.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
Нам так и не рассказали, зачем же Винья Комайд отправила Ефрема Панъюя в командировку в Мирград. Она явно хотела узнать нечто весьма и весьма конкретное, причем узнать так, чтобы сам Ефрем Панъюй, отправляя подробные отчеты о своих изысканиях, о предмете ее интереса не догадался.
Возможно, в следующих книгах это прояснится.
б) Не смотря на то, что перед нами, прежде всего, чисто развлекательная книжка, автор не забывает подсунуть нам и пищу для всяких околофилософских и мировоззренческих размышлений. При чем делает это ненавязчиво, без надувания щек и лишнего пафоса. Да, мы тут читаем увлекательную историю, но можно и кое о чем подумать по дороге. А вопросы эти весьма и весьма важные и актуальные. Например, про переписывание и умалчивание истории, а также про запрет на какие-либо высказывания, которые считаются неудобными для обсуждения. Актуальность этой темы, думается, ясна любому, кто следит за новостными лентами. Беннетт считает, что подобные манипуляции общественным сознанием ни к чему хорошему не приводят. И вполне наглядно это демонстрирует. А это только одна из тем на подумать, которых касается автор в своем романе.
в) Автор любопытно строит систему личных имен и топонимов своего мира. Сайпурские имена и топонимы явно отсылают к Индии. Что ж, для западного читателя это вполне себе экзотика. А вот континентские – к России. Понятно, что для западного читателя – особенно, американского – это еще большая экзотика. Решение, конечно, не самое однозначное, но надо сказать на русском вполне нормально воспринимается. И тут надо отдать должное переводчику и редактору, которые по согласованию с автором многое подправили. В оригинале, если верить Интернетам, автор, мягко скажем, не справился и понаписал всякой несусветицы. Например, божество Жугов на самом деле именуется Жуковым. Что ж, если бы оставили все как было, то, возможно, чтение получилось бы поистине угарным. А тут, конечно, лишние поводы для веселья были бы неуместными (хорошие шутки, кстати, в книге имеются), отвлекали бы от сюжета.
А вот еще один любопытный момент в российском издании. На обложку поместили не какую-нибудь абстрактную картинку, а иллюстрацию к конкретному эпизоду романа. Кстати, хорошо выполненную. Правда, есть тут одна закавыка. Дело в том, что персонаж, изображенный на обложке, в данной сцене должен быть полностью голым. В одних, так сказать, сапогах. Но таковым изобразить его не решились, хотя эта деталь в романе только придает происходящему драматизма и брутальности. А ведь можно было бы просто взять для иллюстрации какой-нибудь другой эпизод, благо подходящих в тексте предостаточно.
В рекламных отзывах на «Город лестниц» пишут, что такой роман могли бы в соавторстве сочинить Чайна Мьевиль и Джордж Мартин. Понятно, конечно, что это просто такой ход для привлечения читателей. А вот я сказал бы, что такой роман могли бы сочинить в соавторстве Джонатан Страуд и Роджер Желязны. Первый был бы ответственен за построение сюжета (а он может, когда хочет, вспомним хотя бы «Амулет Самарканда», в котором Страуд только и знал, что помещал персонажей в безвыходные ситуации), а второй – за проработку миру (есть что-то желязновское в том, как Беннетт расписывает все эти божественные чудеса и работу мифологического сознания). Понятно, что каждый сравнивает с тем, что любит и знает. И тут любой рецензент оказывается в плену собственных читательских предпочтений. В любом случае эта книга Роберта Джексона Беннетта будет прекрасно смотреться на одной полке с книгами Джонатана Страуда и Роджера Желязны. Туда мы ее и поставим.
В этом году на русском вышли и две остальные книги трилогии. Это отличная новость! В конце концов, интересно же, что там еще напридумывал автор. Потому возьмусь-ка я за «Город клинков»!
облако тэгов
