Рецензии на фантастические книги

«Сюжетный код» — новая серия издательства «Волчок», ориентированная на подростков. Её жанровое наполнение можно легко узнать из более предметной расшифровки, указанной на авантитулах книг: «Приключения, детективы, фантастика». На данный момент в серии вышли три книги. Две из них – «Олимп|и|Ада» Любавы Горницкой и «Дед» Юлии Аслановой – созданы отечественными авторами, а третья – «Дочь колдуньи» – написана английской детской писательницей и романисткой Ниной Боден (1925 – 2012). «Дочь колдуньи» – история детективная, а произведения Горницкой и Аслановой можно смело относить к фантастике, точнее – к её антиутопическому направлению.

Любава Горницкая. «Олимп|и|Ада». – М.: Волчок, 2022.

Роман Любавы Горницкой «Олимп|и|Ада» в 2021 году стал финалистом Международной литературной премии за произведения для детей и подростков имени Владислава Крапивина и получил специальный приз. В романе присутствуют все необходимые атрибуты антиутопии и, в первую очередь, впечатляюще жёсткое изображение государственной системы. Если вспомнить определение, гласящее, что антиутопия – это описание устройства общества, которое представляется автору нежелательным, то именно такое устройство Горницкая и описывает. Главная героиня книги – тринадцатилетняя Ада Бельская носит на рукаве серую звезду – знак неблагонадёжности. Мать Ады пропала без вести во время Третьего Противостояния, а в Равнинном союзе это равносильно предательству. У достойных граждан этой страны на рукавах – яркие звёзды, они много работают, верны своей стране и готовы пойти за неё на смерть. Преступникам, больным и старикам уготована дорога в утилизатор, а детей-правонарушителей Родительский комитет отправляет на перевоспитание в ОЛИМПы – Общеобразовательные Лицеи Исправления Моральных Патологий. Ада попадает в ОДИМП после драки с одноклассницей. Девочка пытается в жестоких условиях исправительного учреждения остаться собой… Финал романа открыт, но я знаю, что Горницкая уже заканчивает вторую часть трилогии «Три(Ада)», составной частью которой «Олимп|и|Ада» является. Надеюсь, продолжение будет «Волчком» издано. Кстати, экспертный совет по детской литературе Российской библиотечной ассоциации включил книгу «Олимп|и|Ада» в рекомендательно-библиографический список по детской литературе.

Книги серии «Сюжетный код» прекрасно изданы, замечательно иллюстрированы и напечатаны крупным шрифтом. Их приятно держать в руках, они захватывают и увлекают. У меня лишь одно небольшое замечание художнику Дмитрию Ушакову, на рисунке которого в книге «Олимп|и|Ада» (страница 106) изображена девочка со связанными руками. На самом деле, если точно следовать тексту, у девочки должен быть заклеен рот, а руки свободны. Возможно, художника подвёл-запутал автор. Горницкая на странице 105 пишет: «В углу на коленях стояла ещё одна девчонка. Рот её заклеивала синяя клейкая лента, какими скрепляют распадающиеся детали». А чуть дальше (страница 106): «Девчонка на полу обхватила плечами руки». Заметили? «Плечами руки». Ну, бывает…

Моя рецензия "Деревянный народ" на роман Андрея Рубанова "Человек из красного дерева" (2021), опубликованная в журнале "Новый мир" (№6, 2021), вышла во второй тур конкурса "Книга года" 2021 "Лаборатории фантастики". Выкладываю полный текст рецензии.

Андрей Рубанов. Человек из красного дерева. – М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2021. – 507 с. – (Проза Андрея Рубанова).

ДЕРЕВЯННЫЙ НАРОД

Мощно заявив о себе в нулевые реалистическими романами «Сажайте и вырастет» (2005), «Великая Мечта» (2007), «Жизнь удалась» (2008), «Готовься к войне!» (2009), Андрей Рубанов неожиданно перешёл к работе над крупной фантастической формой, где тоже показал, что не лыком шит. Достаточно вспомнить любопытное футуристическое полотно Рубанова «Хлорофилия» (2009), за которым последовали его продолжение – антиутопия «Живая земля» (2010) и, годом позже, космический философский роман «Боги богов» (2011). Все эти вещи по-прежнему актуальны, особенно «Боги богов» – книга-размышление о природе и сути власти, которую можно растаскивать на цитаты, открывая на любой странице. Десятилетие назад, отзываясь на этот роман, я удовлетворенно резюмировал, что в России теперь есть кому писать большую, умную фантастику. К великой моей досаде, после выхода романа «Боги богов» Андрей Рубанов от фантастической прозы надолго отошёл и не особенно обещал вернуться… И всё-таки разлуки с использованием необычайного в своём творчестве писатель не выдержал и в 2019 году предъявил читателям вышедшее в «Редакции Елены Шубиной» нестандартное «славянское фэнтези» «Финист – Ясный Сокол», став с этой книгой лауреатом премии «Национальный бестселлер». И вот теперь – снова в «Редакции Елены Шубиной» – остросюжетный фантастический роман «Человек из красного дерева».

Фантастика Рубанова – всегда сочетание, органичный симбиоз нескольких фантастических направлений. Упомянутая выше книга «Боги богов» это – и космический биопанк, и интеллектуальная фантастика, и НФ. А «Человек из красного дерева», если оперировать терминами жанровой литературы, одновременно – и детектив, и авантюрно-исторический роман, и мистическое фэнтези. Основа детективной составляющей книги – расследование обстоятельств смерти искусствоведа-историка Петра Ворошилова, случившейся в провинциальном городке Павлово. Ворошилов, шестидесятипятилетний местный уроженец, специалист по древнерусскому храмовому искусству, завершив учёную карьеру в степени кандидата наук, вернулся из Москвы, построил в Павлово особняк и разместил в нём внушительную коллекцию старых икон и прочих древних редкостей. Здесь и было найдено его тело с признаками обширного инфаркта. Поздним вечером кто-то разбил окно, проник в дом, сработала сигнализация, прибывшие полицейские обнаружили труп историка без следов насилия. При этом из коллекции Ворошилова исчезла деревянная женская голова, когда-то принадлежавшая дубовой статуе славянской святой Параскевы Пятницы, хранительницы семейного счастья и благополучия. Этот уникальный предмет, датируемый примерно XII веком, считали бы за честь принять в дар многие музеи, но выгодно продать украденный артефакт частным образом невозможно, нет в стране таких коллекционеров. Известно, что Параскева Пятница в синкретичных народных верованиях приняла на себя часть функций жены Перуна Мокоши – влиятельнейшего божества восточнославянского языческого пантеона. Но кому могла понадобиться голова дохристианского идола? И какое отношение к событиям имеет Антип Ильин, столяр из деревни Чёрные Столбы, работающий на местной мебельной фабрике? Именно от лица Ильина и ведётся изложение событий.

Автор недолго держит нас в неведении. Здесь следует сделать краткое историческое пояснение. После крещения Руси древнерусские деревянные скульптуры, ведущие своё начало от славянских языческих статуй, какое-то время дозволялось ставить в церквях, позднее православными иерархами было принято решение о недопустимости размещения в христианских храмах объёмных изображений святых. Постановление Святейшего Синода от 21 мая 1722г. запрещало «иметь в церквах иконы резные, или истесанные, издолбленные, изваянные». В петровскую эпоху почти все деревянные фигуры были из церквей вынесены и уничтожены: порублены или сожжены. И всё-таки часть храмовых скульптур, спрятанная фанатичными почитателями, тайно хранящими верность языческим богам, в пору геноцида идолов уцелела, а некоторое число статуй, выполненных из наиболее ценных и твёрдых пород деревьев, сохранилось до наших дней. И вот эти деревянные фигуры – далее отечественную историю пишет Рубанов – присутствуют в сегодняшней действительности не только в виде полусгнивших безжизненных чурбанов. Антип Ильин рассказывает художнице Гере Ворошиловой, пытающейся разобраться в причинах смерти отца, о присутствии в нашем мире вполне живого деревянного народа – истуканов, произошедших от древнерусских храмовых скульптур. Часть статуй триста лет назад ожила самостоятельно, остальным для этого нужна помощь: существует тайный ритуал, проведением которого можно вдохнуть в древние фигуры жизнь, то есть, «поднять» их. Антип, высококлассный мебельщик-краснодеревщик, помимо основной работы как раз и занимается реставрацией тел истуканов, готовит их к обряду «поднятия». В первой части романа Ильин представляется нам старательным, работящим, доброжелательным и почитающим Господа человеком. Ну, почти человеком, ведь Антип не человек. Он – деревянный. Деревянные люди не болеют, отлично видят в темноте, не стареют и не умирают, они могут лишь сгореть или погибнуть от незаживающей трещины. «Мне не нужно ни есть, ни пить, ни спать, живу силой Святого Духа. Мы называем его по-гречески «Невма», – говорит Антип, «поднявшийся» триста лет назад из деревянного святого образа Ильи-пророка (отсюда его фамилия Ильин).

Антип выписывает с острова Цейлон кусок ствола неимоверно дорогого сандалового дерева, бревно весом едва ли не в четверть тонны, вырезает из него тело для головы Параскевы (именно он украл её из дома Ворошилова), искусно соединяя части скульптуры. Остаётся лишь «поднять» отреставрированную статую. Ильин и его давний, тоже деревянный, друг Читарь, хранитель священных книг и мастер ритуала поднятия, приступают к оживлению Параскевы. Закончить обряд им мешает приезд полицейских, подозревающих Антипа в убийстве искусствоведа. Друзья прячутся в специально оборудованном схроне, Ильин сжигает свой дом с секретной мастерской-подвалом. После пожара выясняется, что ожила небольшая модель статуи Параскевы Пятницы, заготовка из красного дерева, «поднявшаяся» в симпатичную девочку-подростка. Антип делал этот макет с большой любовью, и вот результат… Страницы романа, связанные с деревянной девочкой Дуняшкой, нечаянной дочкой Ильина, чрезвычайно занятны, о её дальнейшей судьбе Рубанову следует ещё одну книгу написать. Впоследствии «поднимут» и основную скульптуру, что приведёт к появлению значительных проблем, поскольку статуя возродится не доброй Параскевой, а своенравной и грозной Мокошью. Антип, совсем недавно с заботливым тщанием вырезавший её тело, будет болезненно переживать «разногласия» со своим созданием, соединяя в своей рефлексии хорошо известные нам по литературным памятникам терзания Пигмалиона, Франкенштейна и бен Бецалеля. Читая о «поднятии» храмовых скульптур, которое осуществляли с помощью крови, жира и молитв Антип и Читарь, я вспомнил отдалённую литературную аналогию: пример использования намоленных, священных деревянных предметов для изготовления человекоподобных существ. В конспирологическом и очень постмодернистском романе Тони Барлама «Деревянный ключ» (2010) автор подводит читателя к мысли, что Буратино (Пиноккио) на самом деле был сделан не из обычного полена, а из кедрового обломка Креста Господня. Но у Барлама Буратино – голем, искусственное существо, тогда как у Рубанова Антип и прочая деревянная братия – живые создания, имеющие душу (Невму), хотя само «поднятие» истуканов в романе «Человек из красного дерева» внешне очень похоже на оживление магами-кабаллистами подручного материала с помощью тайных знаний.

Деревянный народ, тайно проникший во все страты российского общества, заботится о собственной численности и процветании: каолиция истуканов, привлекая при необходимости специалистов-людей (таким был искусствовед Ворошилов) разыскивает и реставрирует сохранившихся древние храмовые скульптуры, заряженные за века своего святослужения молитвами церковной паствы, осуществляет их «поднятие» и помогает скорейшей социализации новых членов. О какой-то отдалённой цели сообщества истуканов писатель не сообщает, основная задача деревянных с момента их появления в русской истории – сохраниться и умножиться. Истуканы шифруются, соблюдают конспирацию, минимизируют контакты даже друг с другом. Они сплочены, «все ребята очень надёжные, живут по заповедям, братьям помогают», в их среде есть мудрые и могущественные руководители-наставники, вроде владыки Николая Можайского, ночью восстающего из деревянного резного образа святого Николая. Но есть и раскольники, не стремящиеся подчиняться общим правилам: например, московский знакомый Антипа с говорящей фамилией Отщепенец – йони-массажист и блогер, предпочитающий вести в столице беззаботную жизнь альфонса. Авторский месседж этого большого романа, насыщенного разнообразной информацией (чего стоит только потрясающая история железнодорожных шпал, изготовлением которых когда-то занимался Антип) мне показался несколько туманным, он не заявлен со строгой определённостью. Сам Рубанов пишет: «Автор хотел сказать очень многое. Причем когда он начинал делать книгу, он хотел сказать одно, когда заканчивал – совсем другое. А читатели потом видят нечто совершенно третье». Действительно, присутствие в романе деревянных изделий позволяет интерпретаторам сути романа иронически оперировать аллюзиями хоть на сказку Толстого о Буратино, хоть на повесть Волкова о деревянных солдатах Урфина Джюса, но сам Рубанов обходится практически без шуток и намёков на мрачно сдвигающуюся окружающую деревянность, лишь мельком упоминая в связи с этим супергероев из американских фильмов-комиксов, одиозных телевизионных ведущих и некоторых известных исторических персон.

Но вернёмся к Антипу, к его нетленности и молодости. Ильин выглядит примерно на тридцать пять, неприхотлив, неутомим в труде и сексе. Казалось бы, всё замечательно – живи да радуйся, но Антип почему-то хочет стать человеком. Я давно заметил, что у писателей с вечностью вечные проблемы: их герои почему-то не желают наслаждаться бессмертием, подавай им жизнь человеческую: полную страданий, грешную и конечную. Даже энергичный Остап Бендер в своё время декларировал: «Мне не нужна вечная игла для примуса, я не хочу жить вечно…». Вот и Рубанов так развернул события с участием Антипа, так выстроил его долгое и непростое существование (текст перемежается любопытными главами-воспоминаниями о знаковых событиях в почти трёхсотлетней жизни героя), что Ильину чрезвычайно трудно в предложенных обстоятельствах оставаться бессмертной остранённой деревяшкой, строго соблюдающей христианские заповеди, как того требует его добродетельное прошлое статуи в православном храме. В конце концов, ещё раньше Антип мог быть и языческим идолом на древнеславянском капище… Автор не скупится на сюжетные сюрпризы, часть их связана с появлением на страницах женщин из лучших древесных пород и породистых женщин из плоти, а где женщины – там страсти и любовь. Антипа тянет к Гере Ворошиловой, а он девушку просто пугает. И чем больше герой ощущает себя человеком, тем настойчивее искушают его мирские соблазны, тем сильнее сбивается он с пути истинного, деревянного христианина, совершая цепь грехов: от самых безобидных до страшных, смертных. Не оправдывая и не осуждая своего героя, Рубанов описывает жизнь Ильина: и отягощающее его зло, и возвышающую его любовь. Размышляя вместе с Антипом над сложностями человеческого бытия, автор показывает мучительную дихотомию его духа, настоянного на православных молитвах и глубинном язычестве. И этим всем обосновывает, объясняет отчаянные, но просчитанные действия героя в финале романа…

P.S.

Я не поклонник романных циклов, но в «Человеке из красного дерева» Рубанов развернул настолько захватывающий веер возможностей дальнейшего развития событий, что хотелось бы продолжения. Да и книга кончается словами: «Пока прощайте». Без запятой между ними.

Роман о детстве, взрослении и – немного – о взрослой жизни четырёх пацанов-ровесников, родившихся в начале 50-х в небольшом белорусском посёлке Богушевск Витебской области. Об их беззаветной дружбе. О людях, которые жили рядом с ними. О неотвратимо меняющемся времени и о глухом безвременьи, в котором неизвестно куда завороженно плыла советская Беларусь вместе со всей остальной огромной страной. «Тимка жил на той стороне – за железной дорогой». Как понятны мне эти строки! В рабочем посёлке моего детства это называлось – «за линией». В сотнях советских посёлков и городков железнодорожная линия была своеобразным фронтиром, разделяющим враждующие группировки подростков. Но героям романа эта граница не помешала подружиться, по-настоящему, на всю жизнь. Роман наполнен забавными и не очень историями, иллюстрирующими историю этой дружбы, а заодно – историю страны, которую мы потеряли…

Абсолютно реалистичная книга… Если не считать того, что один из друзей автора-рассказчика – Мишка (Мешок), неожиданно ставший «разведчиком Бога», получил право просить (и получать) у Создателя всё что угодно, лишь бы эта просьба не преследовала его личную выгоду. Трудно помогать Богу… Молитвы Мешка, заканчивающиеся словами «Господи, сделай так…» обязательно обеспечат получение желаемого, но изменения окружающей жизни, сопутствующие реализации просьбы, почти всегда настолько неожиданны и трагичны, что просящий об изменениях ткани мира (по Ниму – «глины жизни») порой и сам не рад, что обратился к Господу… «Жизнь, по разумению Мешка, всего лишь податливая глина, из которой по придуманному в книгах создаётся весь Божий мир. А сверх того – по подсказкам таких Божьих разведчиков, как и сам Мешок. Ну и ещё по фантазиям учёных, что придумывают всякие открытия про правильное устройство мира. Не открывают, а именно придумывают, и мир соглашается на такое устройство. Хитрость в том, что нельзя ничего отменить из ранее нафантазированного, когда глина жизни вылепилась и затвердела в указанной придумке. Далее можно только добавлять, уточнять, придумывать другое, чтобы все старые построения сохранялись и включались в новую конструкцию. Наверное, хорошо было на заре времён, когда всякие пифагоры фантазировали свои открытия в почти пустом ещё мире, и тот с лёгкостью подстраивался к придуманным для него правилам. А сейчас всё труднее насочинять что-то новое, потому что новое всё время норовит залезть и порушить уже готовое, а надо не рушить, а как-то втиснуться в существующие законы, по которым слепился весь этот Божий мир. Точно так и собственные желания и заказы Мешка всё время сдвигают что-нибудь уже созданное в мире, и поэтому с его пожеланиями случаются всякие неприятности».

Книга «Господи, сделай так…» своей предельной искренностью и откровенностью напомнила мне мемуарно-ностальгический роман Геннадия Прашкевича «Теория прогресса» (2010). Правда, герои новосибирского автора родились на десяток лет раньше, чем подростки-персонажи из романа уроженца Беларуси Наума Нима (Ефремова), в середине восьмидесятых севшего на два с половиной года за тиражирование произведений Солженицына. Формулировка в приговоре была такая: «за распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский общественный строй» (cегодня Наум Ним – писатель, журналист, правозащитник, был главным редактором журналов «Индекс/Досье на цензуру» и «Неволя»).

Герои Нима и Прашкевича очень похожи, во многом похожа их жизнь, такой она была в середине прошлого века у многих мальчишек советской провинции. Обе книги основаны на личных воспоминаниях писателей, а главного персонажа оба автора пишут с себя. Вот только в книге Прашкевича светлым рефреном звучит желание героя «к вечеру каждого прожитого дня стать чуть лучше, чем утром», а мальчишки Нима об этом совершенно не задумываются: просто живут и дружат. А потом один из них начинает улучшать не себя, а мир в целом...

P. S.

В 2012 годe Наум Ним с романом «Господи, сделай так...» стал лауреатом Международной премии в области фантастической литературы имени Аркадия и Бориса Стругацких («АБС-премии»)

Яна Летт. Мир из прорех. Иные земли. – М.: Альпина Паблишер, 2022.

Завершающий том трилогии Яны Летт «Мир из прорех» поначалу не настолько захватил меня, как это было с двумя предыдущими (кстати, писательница стала с ними лауреатом премии «Интерпресскон-2022» в номинации «Дебютная книга»). Возможно, дело в окружающей обстановке, не способствующей спокойному чтению, а, может быть, проснулось моё достаточно равнодушное отношение к фэнтези, которое куда-то исчезло во время чтения первых книг цикла. Скорее всего, дело в том, что первые два тома не были особенно фэнтезийными: они рассказывали о взрослении юных героев и любопытном взаимодействии их ярких характеров в некоем хоть и постапокалиптическом, но довольно реальном мире, в каковой вполне может превратиться наш, стоящий сейчас на пороге ядерной катастрофы. Кстати, я нашёл во вселенной Летт даже свой город, вернее, то, что от него осталось. Автор применяет изначально лишь одно фэнтезийное допущение: придуманный ею континуум необычен тем, что в нём то и дело образуются «прорехи», через которые в пространство существования основных героев трилогии проникает разнообразная, чрезвычайно опасная и агрессивная нечисть. А ещё в нём нет электричества, но это уже следствие События (случившегося полсотни лет назад катаклизма). От электричества пришлось отказаться, поскольку оно провоцирует появление «прорех».

Третья книга, в числе прочего, рассказывает о том, откуда берутся «пришельцы», и почему они ведут себя настолько враждебно:

Я писал о предыдущих томах "Мира из прорех":

Том 1: Яна Летт. Мир из прорех. Новые правила.

Том 2: Яна Летт. Мир из прорех. Другой город.

Пётр Воронин. Прыжок в послезавтра. – Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1973. Обложка художника А.Д.Шурица.

Когда-то я писал о романе ленинградского фантаста Георгия Мартынова (1906-1983) «Гость из бездны» (1962), в котором советского дипломата Дмитрия Волгина, скончавшегося в Париже в 1953 г. укладывают для транспортировки на родину в герметичный свинцовый гроб, наполненный инертным газом. А наши потомки гроб находят и, благодаря такому удачному способу «консервирования», воскрешают героя аж через девятнадцать веков. Мартынов пользуется созданной им фантастической ситуацией не только для того, чтобы продемонстрировать величайшие достижения коммунистического общества далёкого будущего, но и показать неизбывную тоску человека, вырванного из своего времени, мучительно пытающегося найти своё место в грядущем…

О рефлексиях своего современника Павла Погодина, оказавшегося в будущем, рассказывал в повести «Странник и время» другой ленинградец, писатель Геннадий Гор (1907-1981). Любопытно, что эта повесть опубликована в том же 1962 году, что и роман Мартынова. Правда, у Гора герой находится в анабиозе всего лишь 300 лет, а одной из причин, по которой он оказался в состоянии «временной смерти», было не только желание поучаствовать в необычном эксперименте, но и стремление увидеться с женой Ольгой, отправившейся в длительный космический полёт. Больше всего меня в этом произведении поразило, что супруги Погодины, занимаясь удовлетворением своих научных и личных амбиций, безжалостно и навсегда бросают шестилетнего сынишку Колю. Жена отправляется в глубокий космос, муж в глубокий анабиоз, а их малыш – в детский дом… Коля будет расти без родителей, он никогда больше не увидит папу с мамой. Когда потомки спрашивают героя, как он мог пожертвовать своим мальчиком, Павел холодно отвечает: «Во-первых, я жертвовал не им, а прежде всего собой. Мой мальчик был окружён заботой». Честно говоря, мне даже читать дальше расхотелось…

С упомянутыми выше фантастическими работами двух питерских писателей я ознакомился ещё в шестидесятые, а вот повесть новосибирца Петра Воронина (1924 — 1974) «Прыжок в послезавтра», вышедшая отдельным изданием в 1971 году и переизданная в 1973-м, попала мне в руки лишь через полсотни лет после первой публикации. Своеобразный анабиоз: эта книга как бы где-то спала, и вот, спустя десятки лет, открыла для меня свои страницы...

Пётр Воронин. Прыжок в послезавтра. – Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1970 г. (по факту вышла в феврале 1971 г.).

Советские писатели Пётр Воронин и Георгий Мартынов были участниками Великой Отечественной войны, фронтовиками являются и главные герои рассматриваемых произведений. Похожи и сюжеты. Не стану утверждать, что повесть Воронина – калька с романа Мартынова «Гость из бездны», но серьёзное сходство легко просматривается. Герой «Прыжка в послезавтра» инженер-строитель Валентин Селянин, как и Волгин в «Госте из бездны», оказывается в очень далёком коммунистическом будущем, предварительно замёрзнув в тундре. Потомки находят его в глыбе льда и, используя продвинутую медицину послезавтрашнего дня, успешно воскрешают. Далее начинается знакомство героя с жизнью в грядущем, успехами науки и грандиозными изменениями на коммунистической Земле, где «из каждых десяти человек девять занимаются научной работой».

Рисунок художника И.М. Малюкова к изданию 1970 года.

Селянин, как и Волгин из романа Мартынова, терзается сомнениями, нужен ли он новому миру… Ведь вокруг – «биологизированная» техника, практические нанотехнологии (только называются они по-другому) и космические лифты — ликосы. «Перемены восхищали Валентина, рождая гордость за человеческое всемогущество. Перемены пугали Валентина, потому что убеждали его в собственном ничтожестве». Но постепенно герой осваивается и обзаводится замечательными друзьями, ведь в прекрасном обществе грядущего все люди бесконечно добры и максимально отзывчивы. Автор даже устраивает герою, страдающему от неразделённой любви (в прошлой жизни его любимая женщина Ольга вышла замуж за другого) счастливую встречу с Элей, прапрапрапра…внучкой Ольги, невероятно на неё похожей. Похожей только внешне, но не характером: у Оли характер был скверный, а Эля – сущий ангел. Девушка из будущего немедленно влюбляется в Валентина и целомудренно лечит его душевные раны.

Титульный лист издания 1970 года.

Рядом с многоумными и талантливыми потомками Селянин чувствует своё интеллектуальное несовершенство (так было и с Волгиным в «Госте из бездны»), но выход есть – надо лишь пройти процедуру «экспресс-запоминания». Находит применение и военный опыт Селянина. Появление в опасной близости от Земли оранжевого шаровидного тела, не отвечающего на сигналы, приводит к гибели сотрудников космической научной станции «Артур-9» на одном из астероидов. Потомки, давно забывшие о врагах и войнах, вводят фронтовика Селянина в срочно созданный всепланетный Комитет защиты, и Валентин начинает по-настоящему ощущать свою важность, нужность и непосредственную причастность к делам и чаяниям человечества будущего…

Пётр Воронин. Прыжок в послезавтра. – Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1973.

Персонажи в повести Петра Воронина «Прыжок в послезавтра», как и во многих других произведениях отечественной фантастики советского периода, малость картонные, сюжет вяловат, лучшее здесь, по обыкновению, осторожно борется с хорошим… Но надо сказать, что я читал эту повесть не без интереса. Это первое НФ-произведение Воронина, до этого он (кстати, достаточно опытный беллетрист, автор нескольких книг), в фантастике замечен не был. К сожалению, писатель слишком рано ушёл из жизни (опухоль мозга, как следствие фронтовой контузии и две тяжелейшие операции в 1961 и 1968 гг.), а ведь наверняка мог бы успешно продолжить свою работу в НФ-направлении. Возможно, мы потеряли в его лице достойного фантаста…

По тексту повести видно, что Воронин уверенно работает с фантастическим антуражем, основательно разбирается в научных аспектах затрагиваемых в повести проблем и хорошо знаком с «матчастью», то есть, с мировой и советской литературной фантастикой, доступной в те годы. В тексте есть отсылки к роману Герберта Уэллса «Когда спящий проснётся» (1899), упоминаются космические лифты, придуманные Константином Циолковским (знаменитый Артур Кларк напишет о них лишь в 1979 г. в романе «Фонтаны рая»), потомки используют для общения микростанции на мочках ушей – близкий аналог нынешних наушников и мобильной связи.

Рисунок художника И.М. Малюкова к изданию 1970 года.

В повести есть и другие любопытные моменты, например, описанное автором коллективное мышление, применяемое в чрезвычайных ситуациях, и уже упомянутые мною «экспресс-запоминание» и биологизированная техника. Интересно придуманное им распределение обитателей Земли по рангам: чем важнее научная идея человека, чем ценнее для планеты проект, над которым он работает, тем большим количеством энергии доверено ему распоряжаться. Например, существует звание «рабэн», то есть, распорядитель большой энергии. Соответственно, «расэн» – распорядитель средней энергии, а «рамэн» – распорядитель малой.

Рисунок художника И.М. Малюкова к изданию 1970 года.

Повесть Воронина «Прыжок в послезавтра» стала одной из ступенек на лестнице развития советской фантастики. Лестницы, оборвавшейся в бездну... И для автора, в связи с его безвременной кончиной, и в целом для советской фантастики, предрекавшей нам счастливое и светлое, но так и несбывшееся коммунистическое будущее… Тем не менее, позволю себе жизнерадостно закончить этот материал бодрыми словами из финала повести Петра Воронина: «Капсула просигналила зелёным глазком: «Всё в порядке». Валентин вздохнул. Он далеко не был уверен в себе самом и в своей судьбе. Однако он твёрдо понимал одно: за счастье надо бороться».