Рецензии на фантастические книги

Зайду, как обычно, издалека. Итак, поздравляю с летом тех, для кого это чудесное слово синоним свободы, отдыха, энного количества часов для новых книг, прочитанных или написанных, саморазвития и прочих хороших вещей. Хотя бы в рамках месяца или пары-тройки недель. У всех накопилось много приятных дел, которыми стоит заняться. У меня это, например, третья попытка создания "биполярной рецензии" или просто экспериментального эссе. Конечно, чутка громогласно, но что-то поделать. В прошлые два раза обсуждались вопросы сознания и "цифровой" экономики и проблема человечности коллективного разума с "загробной жизнью" на материалах рассказов Игана и Уоттса. Сегодня я постараюсь продолжить общую канву, красную нить этих статей — так скажем, экзистенциальный вопрос Технологической Сингулярности. Притом постараюсь обобщить все ранее сказанное, а дело это заранее неблагодарное. И хочется попробовать сделать это как можно лаконичнее, точнее и не слишком многословно, но... Вряд ли. Зато много околофилософии и малость недосциентичности (самое главное — приставки "около-" и "недо-"!) — хоть отбавляй. В этот раз все будет происходить на примере старых, но любимых моему сердцу романов Иена Бэнкса (которого я еще ни разу тут не освещал) — Выбор оружия (1990)[2] и Игрок (1988). Но вместе с тем, в самом конце, я упомяну еще такую личность, как Ник Лэнд, в разы менее знакомый российскому и вообще читателю. Но обо всем по порядку: о человековости в постсингулярном мире.

О чем произведение?

1. "Игрок": ...Вселенная "Культуры" Бэнкса — одна из самых оригинальных, прорисованных широкими мазками, картин далекого космоса, иных, нежели чем мы, разумных и не-совсем-разумных видов и, разумеется, постсингулярной эры. Притом, как кажется лично мне, Сингулярностей (исторических точек) шотландский фантаст насчитал не одну, а целых две. Одна, если можно так выразиться, "классическая" — Технологическая — Сингулярность. Ее преодолевают все виды/союзы/конгломераты видов на пути к становлению себя серьезными силами на "галактополитической" арене. Для преодоления периода до Первой Сингулярности необходимо создать искусственный интеллект (разум, сознание), уравновесить во всех планах компьютерное и биологическое представление разумности, создать технологии для перевода из состояния природной субъективности в неестественную и наоборот и все в том же духе. В том числе сюда, в рамки "уравновешения биологического и технологического" входит "подтягивание" плотского, расширения его возможностей. Т.е. и Биологическая Сингулярность — улучшение биоинженерией и генетическими модификациями. Все это телесное разнообразие граждан Культуры, ее видовое, цивилизационное многообразие, делает эту космическую форму идеальной литературной площадкой для смешения и столкновения разных житейских философий, политических, идеологических, психологических типов мысли. Особенный контраст получается при встрече культурианца с другой цивилизацией.

Такая встреча, столкновение происходит в "Игроке", "Игроке в игры", если точнее. Гурдже, не самый обычный и "культурный" культурианец [3], встречается как с тотальной и бессмысленной, воплощенной как сама жизнь игрой, империей Азад, а также с другими культурианцами. И тут маленькая хитрость — он сталкивается с несколькими их видами: стандартными гедонистами, которые не шибко думают о смысле жизни и как агентами Особых Обстоятельств и прочих спецслужб Культуры. Но кроме общения с основной, серой массой свой родины, не сознающими своей удачи жить в материальной утопии, и ее маргинальными единицами, ищущими острых ощущений в шпионаже среди галактической дикости, главный герой неосознанно встречается с еще одной частью Культуры. Если принимать потребителей-обывателей и "раскольников"-"выживальщиков" как тело культурианской цивилизации, то эта третья сторона — центр, мозг, душа ее. Машинные Умы, которые есть "вечный перводвигатель" этого странного и особого для бэнковского космоса разумного образования. Каким же образом культурианец Гурдже выделяется среди своих "соотечественников", чем они отличны от него и какова философия жизни, которая, как мне кажется, открывается в "Игроке"?...

2. "Выбор оружия": ..."Выбор оружия", видимо, лучшая книга из саги о Культуре. Цивилизации, которая строит галактический коммунизм и свободное равенство братских машинных и биологических видов, пытаясь не скатываться в пучину Сублимации. Чего-то вроде (Второй) Сингулярности для и без того постсингулярного сообщества. Но все ведь знают, как возникает новая общественно-экономическая формация — с кровью, войнами, средствами, которые оправдывают космический рай. Так, во всяком, "строился" "коммунизм" в красном прошлом, и так живет одно государство со своими ближайшими товарищами. Думаю, не стоит упоминать, с какой страной кроме павшего оплота "развитого социализма" можно сравнить Культуру, если брать для обмозгования Особые Обстоятельства, спецслужбистские операции[в стане врага, угрозы интервенции, лозунг распространения демократии. То есть "культуры". Тем не менее, несмотря на яркую демонстрацию не слишком прогрессивных методов прогрессорства, "Выбор оружия" не столько про экспансию Культуру и ее философское осмысление, сколько об одной странной, но крайне трагической личности. Персонажа эпохи постсингулярности, но уже не в добром, почти игановском смысле, а в противоположном. Ведь в центре событий — Чераденин Закалве, наемник из далекого дикого и "некультурного" мирка, который исполняет слишком эстетически тяжкую работу для могущественных Умов и способных прогрессоров-культурианцев. А вся трагичность, ужасающее ощущение Злого Рока, боль существования героя передается с помощью того, что может назваться постмодернистской структурой повествования. Сложно устроенным сюжетом с многочисленными вставками из прошлого и двумя временными потоками, которые в итоге пересекаются и взрывают чувственную душу даже внимательного и холодного к обмельчавшему потоку непредсказуемых, вроде как, фильмов и книг...

В чем глубина и посыл?

1. "Игрок": ...В силу обстоятельств жизненных и "культурных", наделенный от рождения, надеюсь, что волей случая (или судьбы) особым даром побеждать в любых играх, одинокий Гурдже отправляется в путешествие вне пределов Млечного Пути. В странную и слишком диковинную, кафкианскую и механистичную империю Азад. Это загадочный, неповторимый, деспотичный, но влекущий к себе "прекрасный восток" книжного мироздания Бэнкса. Колосс на карточных ногах, сложный организм которого выстроен с помощь, для, вокруг и внутри игры Азад, которая есть сама жизнь и одновременно замещает ее. Вещь в себе, которая стала основанием для существования тоталитарного (в самом общем и гиперболизированном духе западной мысли) государственного монстра иерархии и подавления, в котором свободы чарующим и устрашающим образом лишаются как победители, так и проигравшие жители империи Азад, даже не вовлеченные в саму игру. Эта цивилизация существует для игры и благодаря ней, а сама игра для самой себя. И в этом круге поиск смысла и основания для жизни ни к чему не приводит. Игра есть только для самой себя, но ни для чего и кого угодно другого. Живой личности, даже такой азартной, как Гурдже, смысла, основания для своей жизни здесь ни пришлось найти. Но для него осмысленности не было и в Культуре. В своей материальной, осязаемой стороне она — идеал анархической левой мысли. Поле свободы с доступом ко всем ресурсом любого рода. Абсолютный выбор занятия чем угодно, бытия кем угодно. Но в это мире, как ни странно, Гурдже не может быть счастлив. Его дар лишь спасает его от полной бессмысленности, гедонистической пустоты, в которой плавает большинство жителей Культуры. У большинства культурианцев нет ценностей, они ничего не ценят. Порой самых близких, которые у них есть, порой даже самих себя. Конформисты без целей, но с тягой к комфорту и удовольствиям. Но став странником по своей и не только воле, Гурдже не нашел себя и среди самых маргинальных, не принимаемых среди остальных представителей Культуры — агентов и шпионов, специфических прогрессоров, у которых для цели, как известно, все средства хороши. Но и такая слишком запачканная, двуличная, агрессивная возможность осмысленной жизни мало привлекает Гурдже.

Но что остается ему и другим культурианцам? Наверное, невозможным в физическом и физиологическом отношении остается принятие варианта "практической философии" машинных Умов Культуры. Для них жизнь, как и для азадианцев — тоже сложная игра. Только если у последних это более-менее замкнутый "междусобойчик" с кровью и насилием, суть которого либо совсем непонятна, либо кроется в поддержании странных игровых циклов, то для настоящих закулисных лидеров и "отцов"-основателей, конструкторов Культуры, игра заключается в другом. Распространить свои особые правила на весь Космос. Создать утопию левых либертарианцев (привычнее для русскоязычного историко-политического уха — анархо-коммунистов) и заменить все другие возможные проекты существования разума. Как первобытных (докосмической эры, до Первой Сингулярности), так и современников Культуры. Ведь все цивилизации Первой Сингулярности, став мощными космическими игроками, оканчивают свою игру одинаково. Переходят в состояние Сублимации, особую многомерную квантовую вселенную. Во Вторую Сингулярность, вопрос, технологическую ли... Наверное, Бытийную или Энергетическую. Тут раздолье для построения эзотерического направления метафизиков, но не для Умов. Их цель — предотвратить переход всей Культуры в эту неизвестность, максимально отдалить эту возможность, а вместе с тем распространить культурианскую жизнь с помощью беспардонных шпионов Особых Обстоятельств и более диких наемников на весь остальной космос. Правда, найдут ли Умы какую-либо цель потом, когда вся Вселенная станет "культурной"? Обречена ли на гибель такая империя ради своего роста, а по факту — ради самой себя? Не является ли смысл Умов, который гипотетически могут принять поисковики жизненной осмысленности и стать при этом миссионерами-воителями машинной уверенности в Культуре, тождественным смыслу Азада? Игра против остальных игр и игра для самой себя — не одно ли это и тоже?

Но если смыслы Умов, Азада, серости культурианцев и осколочной агентуры есть лишь океан бессмысленности и квазиосмысленности, где же цель жизни, существования для разума в бэнксовом литературном пространстве? По мне он не просто есть, а найден главным героем. Притом путь его нахождения, как и почти весь сюжет "Игрока", соответствует архетипичной мифологической структуре. Гурдже ушел из дома, чтобы оказаться вне его, но вернуться назад. Ведь смысл не снаружи наших голов, не в предметах, не в Культуре, азадианской или любой другой игре. Он в нас самих. Тогда почему большинство культурианцев не может его обнаружить, создать для себя? Потому что их не учат выделять себя среди других. Как ни странно самая индивидуалистичекая утопическая реализация из, наверное, всех остальных в художественных текстах, на самом деле, лучше всех остальных подавляет личность. При помощи бесконечной свободы всякая свободная личность умерщвляется. Чтобы быть свободным, для начала, надо быть, а в окончании надо делать выбор — выбирать или создавать свой путь. Культурианцы же при диктатуре абсолютной возможности быть кем угодно не могут стать ни кем. Личность появляется в рамках, в некоторых границах, а границы жители Культуры при гегемонии вседозволенности не могут провести. Они обречены на свободу, а значит на пустоту в жизни. Не даром именно такой смысл можно обнаружить в "Последнем слове техники", где грязная, жестокая и порой бесчеловечная жизнь на Земле наделена смыслом. Именно в виду своей ограниченности, существования границ. Другое дело, какие границы правильны, какие неприемлемы. Но именно границы нашел Гурдже в своем пути, и тем самым обрел себя, а значит, и смысл. Жить, любить, быть собой. И несмотря на то, что, казалось бы, финал поставил крест на свободном выборе главного героя, что все его решения на самом деле не его, что все опять во власти жестокой детерминированности, в конечном счете побеждает именно Гурдже и его смысл. Ведь Гурдже теперь не страшится своей ограниченности, не боится своей невсесильной свободы. Он целостен и наполнен благодаря самому себе. А могут ли машины похвастать тем же самым? Умы живут в страхе перед неизвестным, стараются изменить всю ткань мироздания, только бы не встретиться со Второй Сингулярности, Сублимацией. Но смысл Гурдже тверже, он не нуждается в такой всеуничтожающей иное защите. А хрупкая пустота, которую разносят в свое крестовом походе Умы и их приспешники недолговечна и обречена на гибель. Так что Гурдже, стоический экзистенциалист, в основании которого он сам с мощными, свободно избранными границами его крепости-личности, сильнее всех Умов вместе взятых, их пустой фанатичной экспансии.

Но чтобы строить себя в пространстве свободы, нужно сначала это поле возможностей заполучить, создать, бороться за него...

2. "Выбор оружия": ...Итак, спойлер (серьезнее, осторожнее далее)! Закалве не тот, кем кажется. Ведь в мире постсингулярности вообще трудно отличить что-либо, разве что удается еще различать нули и единицы, и то в квантовых компьютерах и эта очевидность разрушается. Ведь даже культурианцы, как Дизиеэт Сма, с двоичным мышлением и языком, не могут разглядеть в мире вечных информационных смешений, непостоянства и отсутствия статичности, целого чего-то четкого. Например, сущности Закалве. Хотя что мы можем сказать об этой его сущности? Читателю Иен Бэнкс до переворачивающего с ног на голову финала успевает оставить достаточного подсказок, в отличие от героев книги, в том числе и главного персонажа, по поводу сути последнего. Особенно советую обратить внимание на флэшбеки из детства. Но даже с этими подсказками, даже со знанием чудовищной и пробуждающей на глади кожи мурашки от ужаса удивления правды, что мы на самом деле знаем? Что мы можем сказать, какой вердикт вынести? То, что антигерой в настоящем, с туманным прошлым, с диалектическим набором кровожадной чести и маниакальным желанием личной выгоды оказывается в прошлом злодейским и психическими нездоровым гением, который устроил на своей родной планетке геноцид и за одно никаким способом не оправдываемое деяние получил "погоняло" Стульщик? Это трагическая составляющая настоящей личности Закалве, но, если вдуматься, а где на самом деле настоящее в главном герое "Выбора оружия"? Где Стульщик, а где рыцарь постмодерна, который пытается ему отомстить? Полностью ли стерла себя изначальная личность Закалве? Либо же "чуть-чуть" подкорректировала, чтобы выжить и избежать возмездия? Даже если полностью стерла, все равно ведь Стульщик избежал наказание и оставил страдать то, что зародилось в его теле после. Боюсь, что мы никогда этого не узнаем. И Стульщик так и останется постсингулярным котом Шредингера — и живым, и мертвым, но точно безнаказанным. И спасла его божественная технологичность Сингулярности, укрыла в своем лоне от всего того ответного зла, которое должно было обрушится на его голову. Закалве, кем бы он ни был, никогда не очистится от этой тьмы. В этом его трагедия. В неотделимости, неразличимости и относительности зла и добра, правильного и непотребного кроется ужас Технологической Сингулярности и мира за ней, в котором вряд ли можно будет что-либо различить, пусть и разглядев. Нравственная пустота и самая не ложная слепота...

Итоги?

Вкратце по многословию о Бэнксе. В его "Культуре" тема Технологической Сингулярности, на мой взгляд, представлена максимально широко и в мельчайших подробностях. Притом здесь есть и условно игановские, оптимистические, утопические и уоттсовские, пессимистические, антиутопические акценты. Возможность выбрать свою позицию представлена прекрасно, но если говорить об авторской, то она не так однозначна, зато в хорошем смысле эклектична. Насколько я ее вижу? Прогресса не избежать, но его надо направлять. Потоки надо регулировать дамбами, каналами и плотинами, дабы они обогащали гидроэлектростанции и мельницы нужной энергией. Прогресс Культуры создал общество полной свободы, в котором понимающий и ценящий, личность с человековостью, найдет себя. Построит в поле свободы свой храм, найдет нужные основания для него в себе, других и правильных идеях. Большинство культурианцев, правда, блуждают в этом пространстве без границ, не понимают, что границы необходимы. Хотя бы в самом себе. В хаосе нужна целостность. Интересно, что перейти через границу Второй Сингулярности лидеры и рядовые жители Культуры не особо хотят. Да простят мне очень вольные вставки философских и исторических аналогий, которые, как известно, всегда ложны, но культурианцы, как ницшеанцы, отрицают дуальность мира, некий платоновский мир идей, христианское небо, но как коммунисты Октября стремятся построить рай на "земле". Удастся им последнее или нет, вопрос другой. Рай их далек от идеала в виду чрезвычайно широкого спектра моральных, нравственных, идейных, культурных, экзистенциальных и других конфликтов, которые почти всегда лежат под фундаментом сюжетных построений любой книги цикла Иена Бэнкса. Но совершенству нет предела, и утопия Бэнкса, как и "Обделенные" Урсулы Ле Гуин, лишь двуликая, не идеальная утопия. Утопия требует нового человека, а новый человек — нового воспитания, постоянного совершенства себя изнутри при помощи построенного вокруг такой цели общества и верного наставника, как видели и Стругацкие. "Постсингулярной" педагогики Культуре как раз и не хватает. Без нее они обречены на половину рая, огрызок от него, и вечно тонуть в болоте свободы. Жаль, что божественные Умы, которые занимаются плановой политикой, экономикой и галактической экспансией не могут этого понять. Возможно, они этого понять попросту не хотят? Атомизированным, раздробленным, пустотелым в душе социум управлять гораздо легче, особенно когда за тобой целая сеть скрытой коммуникации для такого рода деятельности.

Но, к слову, некоторые трансгуманисты, не очень известные у нас, но довольно популярные там, за бугром, не против такого общества. Разрозненного, не целостного, ни коем образом не эгалитарного, без социальной ориентированности, без всяких там демократий и прочего наследия "ужасной красной империи зла". Хотя, может быть, имя Ник Лэнд (Ланд) кому-нибудь что-то и говорит. Автор многочисленных миниатюрных статей в англоязычном твиттере [4], крайне своеобразный и специфичный философ с причудливой генеалогией своих идей, именующий себя "неореакционером", сторонником "Темного Просвещения", "правым акселерационистом". Некоторые из его работ переведены молодыми энтузиастами в Сети, а также выходил печатный сборник в одном издательстве, специализирующемся на современной философии. Так кто он и о чем? Философ в области французского постмодернизма с ярым увлечением Лавкрафтом (сейчас он еще и психологические хоррор-рассказы пишет — так что в тематике фантлаба парень!), которому в энный момент времени снесло крышу и очень сильно занесло в радикальное и крайне своеобразное ницшеанство[5]. Вкупе с изучением "культурного" феномена интернет-мемов, лавкрафтовских ужасов, обожествлением (идеализацией) Технологической Сингулярности, зубодробительными порой формулировками, похлеще гегелевских, ультраконсервативными (расистскими) идеями и общим уклоном в мистицизм эта крайне "сциентистская" позиция Ника Лэнда и его ближайшими и дальнейшими соратниками была обозначена как "неореакционизм". Пестрое сообщество взаимоисключающих правых взглядов, некоторым обобщением которых которых служит стремление-таки достичь таинственную и манящую Технологическую Сингулярность путем "озверения" капитализма. Выбрасывания на помойку истории социальных завоеваний прошлого века, хоть сколько-нибудь демократических институтов с не аллегорическими тезисами-плачами по возвращению монархии, заявлениями о том, что сингуляризация для продвинутых, вроде части азиатской и почти всей белой, рас, но не для остальных, с отменой глупых из-за ограничения прав человека. Ведь человек — мусор, дерьмо и палки, из которых далее следует слепить сверхчеловека аля постчеловечество. А чего церемониться с мусором? Наоборот, надо ужесточить естественный отбор (правда, кто будет отбирать правильные и неправильные признаки, да и возможно ли это сделать, принимая во внимание, что эволюция — это адаптация к окружающей среде, в которой какой угодно признак может стать значимым? Как наша "мусорная субъективность") под мудрым руководством таких мужчин, уже в годах, как Лэнд, которые не вылезают из твиттеров, а до сетевой революции заявляли, что в них вселялись сущности из будущего, которые чертили лэндовскими руками план наступления Технологической Сингулярности... Это все хорошо, но к чему подобное алармистское многословие? А к вопросу, а действительно ли Технологическая Сингулярность — тематика вне идеологий, и что она стоит любых средств. Конечно, можно сказать, "да ладно, это ж диванные дурачки в твиттерах — ну на что они способны?". Пока у людей есть ноги, а в головах идеи, с кровати встать они способны. И тем более они будут способны заложить в основание будущих кибернетических богов идеи, весьма далекие от "устаревшей" гуманности, "глупого" левачества. А все лежит, как мне видится, в безответственности. Мы (абстрактные трансгуманисты и не только) стремимся снять с себя ответственность и переложить ее на какого-нибудь или что-то другое. Притом всеми силами, которые можно было бы приложить для решения имеющейся проблемы. Эта детская болезнь безответственности, которой болеют самые, простите, отбитые апологетики-фанатики Технологической Сингулярности (не собираюсь никого оскорблять — имеются в виду далеко не все, но самые радикальные, в авангарде идущие). Например, такой хороший и интересный фантаст, как Питер Уоттс, со своими особыми взглядами, все же страдает той же болезнью, пусть и не в ее крайней форме: "Ответ: Привет, Серафима! Если ты и вправду стала моим фанатом в полтора года, то ты, судя по всему, настоящий представитель постчеловечества — именно с такой, как ты, я всегда хотел подружиться! Жду не дождусь, когда подобные тебе разгребут бардак, который мы тут развели (прости за это), и мы будем счастливо жить под вашим мудрым руководством" (отрывок из интервью МИРФу). Человек и его эволюционная ошибочная суть — сознание — не могут справиться с бардаком вокруг! Да могут, могут, просто стараться надо. Человек далеко не устарел. Во всяком случае, пока.

Да, человеческая осознанность, субъективность, в некотором смысле разум — результат не только физиологического базиса, но и социального. Когда его "программируют" не беспомощность и безответственность — то чего хорошего ожидать? Человек — это звучит гордо! Наше ограничение порождает нас, ограниченных, но должных желать выйти за свои пределы. Обращусь к опасному вырыванию из контекста, но лишь ради присвоения хорошей цитаты без ее изначального смысла: "человек — это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком". Человек — это тяга к большему, но тяга, возможная лишь в середине, в противоречиях, границах. Быть настоящим человеком, а значит больше, чем человеком, это преодолевать барьеры физиологичности, но не с помощью других, на самом деле, барьеров — машинных имплантов или биоинженерной модификации. Это стремление выходить не с помощью движения вширь, горизонтального выхода себя в компьютерные интеллектуальные протезы, а подняться ввысь, выше генного рока, как Будда или те, кто жертвуют собой ради выдуманных понятий "человечество" и "человечность", ради тех. с кем не имеют общих генов и родства. Быть человеком — это искусство, быть сверхчеловеком — сверхзадача произведения под названием "человек". Как мне видится, в таком смысле некоторые герои Бэнкса стараются жить, а вот множественные личности Лэнда и его поклонников — вряд ли.

Таким образом, если и состояться Технологической Сингулярности, то должно направить ее в такое русло, чтобы сохранить человековость духовного, пусть и не физического плана. Сохранить свободное построение себя в границах, рост ввысь, а не вширь. И, самое главное, ответственность. Перед собой и другими, которая, на самом деле, суть одно. Самое главное, чтобы в нашем канатохождении сам канат не порвался от перенапряжения, а его ходок не опрокинулся в бездну распада и небытия. Давайте учиться этому (на ошибках) на примерах бэнксовских маленьких и нет людей, машинных человеков и человековых не-совсем-гуманоидов, и никогда не слагать с себя ответственность, в том числе за выбор книжек для чтения и роста себя ввысь.

ПС. Далее постараюсь следующую биполярную рецензию написать короче и о двух новых, недавно вышедших, НФ-романов польских писателей.

Примечания:

[1] — впрочем, как и всегда.

[2] — в думах именно об этой книге пришел к выводу, что неплохо было б добавить в жанровый классификатор такую позицию, как "постсингулярная драма"

[3] — хотя бы в этой цитате:

— «У тебя даже секса с мужчинами не было?» — спросила Йей.

— «Да»

— «Я так и думала»

[4] — при желании эти статейки можно найти на syg.ma при одноименном запросе, но если лень, то есть несколько обобщающих вещей в "лэндоведение" — две статьи некоего Володарского о нем и переведенная и довольно подробная небольшая работа Хайзера "Тьма в конце тоннеля". Можно для пущей уверенности сначала прочесть зарисовки самого Лэнда, а потом убедиться в правдивости их критики в названных работах (ибо они всего лишь обобщают в одном тексте разбросанные по нескольким аккаунтам и десятком десятков тегов и постов идеи, мысли твиттерного неореакционера).

[5] — в принципе, неудивительно, что поклонники французских постмодернистов переходят в правый лагерь. Когда у "левых" постмодернистов идол Ницше оттеняет тотем Маркса ("кумиризация" — плохо, Ницше же нисколько не принижаю упоминанием), а классовая борьба выбрасывается как устаревшая теория, чего еще ожидать? Вот же какие "левые" понасоздавали постмодернизмов!). Вот и оказывается в итоге, что классовая-то борьба, она борьба межэтническая!

Предыдущая экспериментальная рецензия (электронное бессмертие и экономика будущего) на удивление приглянулась многим. Оттого вопрошаю, почему бы не повторить столь удачный опыт? Пусть и остается вероятность, что он обратится в фарс. Для того, чтобы ее избежать, продолжу разговор об Игане и подключу в него Питера Уоттса (тем более что он в колонке тоже почти ни слова). Ведь как я и говорил, для меня самые актуальные, выражающие предчувствие ветров переменчивых времен, писатели из наиболее "твердых" дворцов "фантастического гетто" это Грег Иган и Уоттс. Притом австралийский мастер слова, к слову же более литературный, выражает явную оптимистическую позицию по грядущему. Канадец же, как настоящий обитатель холодных широт с русским подтекстом, видит все реалистичнее — в пессимистичных и мрачных тонах. Правда, в творчестве у обоих писателей можно видеть масштабные, глубокие и вездесущие волны изменчивости. Впереди человечество ждет противостояние похлеще интрижек Игры Престолов (не обессудьте, поклонники сериала — это только ради ловкого словца) и разрушения посерьезнее Долгой Ночи и т.д. И, как сказал один французский мыслитель прошлого века о временах нынешних: "Имеем ли мы право осознавать наши желания, даже более того, обладать сознанием!?" (*). Именно таков главный вопрос неумолимо надвигающейся современности. Так что в этой рецензии с биполярочкой предлагаю обсудить как раз вопрос сознания, который в разных обличьях появляется в рассказе Питера Уоттса "Полковник" (2014) и Грега Игана "Прогулка" (1992) (**). А также в заключении постараюсь обобщенно и по существу представить свой взгляд на вопрос сознания и связанной с ним человечности после гипотетической в теории и страшной на практике Технологической Сингулярности (***)

О чем произведение?

1. "Полковник": ...Не устаю повторять, какое значение для меня имеет творчество Питера Уоттса. На секунду, именно к "Ложной слепоте" имеются целых две моих полновесных рецензии. Притом вторая, слишком многословная и графоманская вариация, скорее всего, не станет последней. Слишком неудовлетворительно я выразил в ней свою связку взглядов и мыслей по вселенной "Огнепада", которые сформировались лишь спустя пару лет после прочтения сначала "Ложной слепоты", а потом "Эхопраксии", примыкающих рассказов к этой знаменательной постчеловеческой саге. И не только. Пусть сейчас эти самые думы по эпосу о приходе Технологической Сингулярности и смерти Человека пришли в некоторое постоянство, мысль на месте не стоит. Оттого противно безвольно томиться в ожиданиях от выхода "Всеведения", которое завершит, наверное, самое грандиозное противостояние на книжных страницах и в электрических читалках. Может, не во всей мировой литературе, но в области фантастического на грани с реальностью произведения канадского писателя точно близки к главному призу. Потому предлагаю покамест обсудить те или иные грани величайшей борьбы человечества за право остаться человеческим (человечным?) из сюжета "Полковника"...

...Двадцать первое столетие движется к завершению. Неуклонно приближаются окончание человеческого вида и гибель людской цивилизации. На Земле нарастает техногенный и биотехнологический хаос. Никакой стабильностью кроме, возможно, уютных и элитарных островков финансистов и наиболее сильных и крепких государств даже не пахнет. Армии зомбифицированных солдат, восставшие живые квантовые вычислители в виде вампиров, индивидуально модифицированные постчеловеки, искусственные горние оазисы в подземельях, эпидемии саморазвивающихся генетических орудий — хроники на будние дни. Не спрашивайте, что творится на выходных, а уж тем более вне досягаемости земного тяготения. Но кроме скорого Вторжения с приходом иной неразумной жизни, вампиров, виртуальных человеков и отдельных проектов постлюдей, существует совершенно другая и уникальная альтернатива морально устаревшему хомо сапиенсу. Коллективные разумы в виде Мокши и Двухпалатников. Против последних самый живой и проработанный во всех отношениях герой Уоттса, полковник Джим Мур, ведет разведку боем и обычные переговоры. Как один из наиболее консервативно настроенных к подобным интеллектуальным новшествам, поборник человеческого человечества и наименее модифицированный (лишь в силу профессии) индивид, герой рассказа имеет вполне понятный настрой к многоголовым синтетическим гидрам. Ведь последние, в отличие от античного чудовища, требуют все больше голов на место срубленных и нет. Но его твердые, годами отточенные убеждения и взгляды постепенно тают и уходят в пустоту. Ведь есть нечто посильнее высоких сущностей. Из-за столкновения с чем порой возникают до боли и отчаяния сложные моральные противоречия. А именно родительские чувства...

2. "Прогулка": ...Что такое "я"? Каково это "быть мною" или "быть другим"? Какая природа у нашего сознания, материально ли оно в классическом смысле слова? Возможно ли копировать его? Существует ли бессмертие психического в природе? Хоть в каком-либо смысле. Все эти вопросы будоражат умы человечеству. Бурлят в религиозных богословских тусовках, научных кружках и на философских вершинах. Не отстают и писатели. Особенно писатели-фантасты, "твердого" направления, где, казалось бы, нежелательно заводить разговоры о столь тонких и не шибко эмпирических, позитивистских и доподлинно научных "материях". Ведь заочно для лабораторных интеллектуалов в академических неприступных крепостях вопрос решенный: какие бы структуры мозга не порождали ощущения от первого лица, нашу самость, они уходят после затухания внутричерепной активности в вечное Ничто. В этом же сциентистском русле пребывал и Грег Иган. Ведь большая часть его творчества направлена на морально-этические задачки и, как модно говорить, "кейсы", связанные с дублированием личности при помощи загрузки в компьютерные системы или другим образом (и трудностью в определении идентичности копий с вопросом о неизменности "я"). Достаточно вспомнить рассказы "Учись быть мною", "Статист", "Похищение", "Зловещая долина", "Сближение", "Верность", плюс романы с похожими вопрошаниями и фантастическими допущениями. Но в "Прогулке" научный автор пошел по слишком умозрительной и крайне философской дорожке. И выбирал такой путь не зря...

...Главные герои, правда, свои маршруты не избирали. Напрямую. Рассказчик, молодой хакер, оторвал слишком большой кусок пирога из темного рынка махинаций. А мафиозный киллер Картер просто работает тем, кем у него лучше всего получается быть. Как в "Стене" Сартра или менее удачном "Последнем дне приговоренного к смерти" Гюго (менее в сравнении с Жан-Полем), Иган ведет повествование от лица, на которого легла печать скорой смерти. Поэтому через рассказчика передается самое таинственное и страшное, невозможное и чуждое жизни, как писал Толстой — смерть. Ее ожидание. Главный герой говорит нелепицы, обещает невозможное, ощущает наиболее печальное. Но Картер оказывается не простым палачом. Ведь он предлагает не просто абсурдное в такие мгновения философствование на дорожку в последний путь, а познать Истину с большой буквы. Через нейроимплант собственной работы...

В чем глубина и посыл?

1. "Полковник": ...Но такова наша природа. Она противоречива, а этим и прекрасна. В нас есть безграничная свобода, которой мы можем пользоваться, как пожелаем. Или насколько нам позволяет конкретная общественно-историческая формация — благо, всегда есть исключения. Так или иначе полковник, старый и вместе с тем не совсем классический вояка (не верность абстрактному Отечеству, а более подлинному человечеству), сделал свой выбор. Но почему многие уверены, что коллективный разум Двухкамерных или как их называть сделал подарок Джиму из сострадания? Думаю, большинству известна простая и вполне человеческая истина — не все, что говорится, правда. Даже когда речь идет о сверхчеловеческом. И боги лгут, и уж тем более их гермесы-посредники. Например, доктор Латтеродт. Хотя почему бы ей не верить, что она говорит правду? Во всяком, с чего мы, читатели, решили, что в мире истовой антиутопии, мрачного посткиберпанка хоть где-то осталось место безвозмездной помощи? Никакого авторского четкого указания в сторону правдивости сострадания коллективного разума Двухпалатников нет. Да и не может быть, кстати — мы ведь говорим о постсингулярной драме, где все не то, чем кажется, порой даже самому себе. Вот я и спрашиваю, отчего взяться состраданию в связанном высокотехнологичным интерфейсом и переработанной корой головного мозга нечто? Коллективная ответственность в большинстве случаев, если не всегда, приравнивается к коллективной же и индивидуальной безответственности. В Странниках Стругацких также нельзя, невозможно найти какого-либо подобия моральной и сострадательной шкалы. Она, возможно, не просто параллельна нашей. Ее в принципе может не быть, потому что они другие. Вот и коллективный разум в "Полковнике", чтобы он не говорил, какую радостную новость вроде как не подарил без всяких обязательств Джиму Муру, совсем не обязательно должен быть сострадателен. Если, как говорит Латтеродт, и боги не сострадательны, а Двухпалатники, как она сама заявляет, не божественное образование, то они уж тем более вряд ли обладают состраданием. Ибо даже не все люди на него способны. По логике вещей, феноменам вроде Мокши и подобным рациональнее воспринимать людей как клетки, детальки пазла, которые ценность имеют, но умеренную. В конце концов фраза "незаменимых людей нет" работает здесь лучше всего. Или, если мыслить в масштабах "фантастического гетто", вспомните "Пламя над бездной" Вернора Винджа. Сюжеты с "трансплантацией" отдельных "конечностей"-собак в стайные тела Когтей. Только в отличие от них мы обладаем самосознанием, но что оно по сравнению с Двухпалатным не-совсем-Богом? Аналогии проглядываются ясно...

...Так на кой черт сдался бедный полковник с непростой и горькой судьбой коллективному интеллекту в пустынных далях? Зачем давать ему, возможно, ложную надежду? Ведь Китон Сири может оказаться совсем не тем, кем был перед стартом "Тесея". В любом понимании этой комбинации слов. На этот вопрос можно дать множество ответов. Тут могут иметь место и многоходовая игра Двухкамерников, которые решили исключить из игры опытного оперативника своих врагов. Возможно, цель этой операции по внедрению нужной информации Муру заключается в переманивании его на сторону коллективно мыслящих. Вполне, ведь отец единственного выжившего посланника к совершенно иначе думающих интеллектам может оказаться крайне ценен. Особенно в преддверии возвращения Сири (или не-совсем-Сири) и скорого вооруженного Контакта. А может, этот поступок — удовлетворение эго суперчеловеческого мозга. А что, сострадание, значит, ему присуще, а вот высокомерие и тщеславие — нет? Почему этот, казалось бы, жест доброй воли не может быть мелкой подачкой глупому таракану? Очень хорошее самоподтверждение собственного величия.

Исходов для такого непростого вопроса много. И "Всеведение", почему б нет, может умолчать насчет причины начала отношений между Джимом Муром и Двухпалатным сознательным гигантом. В конце концов, сам черт ногу сломит в неизведанном далеко сверхмыслей сверхумов. А вот мотив полковника вполне ясен. Более того — абсолютно человечен. Ведь что может быть более человеческое, потерять человеческие черты и суть, отказаться от карьеры и идеалов ради возможности исправить свою вину перед собственным чадом. Пусть его может уже не быть. Полковник, во всяком, отошел в мир иной в "Эхопраксии". Но Технологическая Сингулярность такая прелестная штука, что новая встреча с Джимом Муром может поджидать совсем близко. На последнем фронтире человеческого и разумного во всей огромной, холодной и медленно гибнущей Вселенной. И при любом исходе из предстоящей битвы история Человека как и он сам в ней останется самым чудным и великим, что когда-либо сотворили случайность и вечность...

2. "Прогулка": ...С технологией "перепайки" и перепрограммирования мозгов у Игана связан давний интерес. Почти во всех упомянутых рассказах все эти микроскопические нейро-волшебные-палочки, способные на раз-два на недельку-другую или навсегда сделать из тебя исламистского фанатика или верного любовника, упоминаются. Но здесь смысловая суть даже не в этом фантдопе и события, который он создает. Все гораздо сложнее, интереснее и по-философски. Грег Иган через Картера ведет с приговоренным к исчезновению сократический диалог, задавая заглавный вопрос — а что или кто должен исчезнуть? Думаю, я вас не удивлю, если скажу, что все атомы нашего тела в течение энного количества лет полностью заменяются на другие, нервные клетки непостоянны, ведь не только отмирают, но и возникают наново, не говоря уж о регулярной перетасовке связей между нейронами мозга. А также умолчу о такой скуке и явных вещах, что бессмертие через детей довольно эфемерно, а память непостоянна и подвержена дефектам и изменениям, именуемыми конфабуляцией. Принимая эти замечания за логические предпосылки, неотложные истинные факты, скажите — а остается ли "я"? Или просто Я? Что же делает нас нами, если все заменимо и непостоянно? Если в одну реку вступить дважды нельзя. Кто-то считает в связи с этим, что никакого я и нет вовсе. Как и самости и чего бы ни было связанного с самоощущениями от первого лица. Но, опуская все эти множественные концепции о ложности наличия субъективности в нашей голове, которые, быть может, с моим пока не самым полным знанием, кажутся слишком софистическими...

...Так вот, опуская это, готовы ли мы признать себя иллюзией, способной и должной воспринимать другие иллюзии? Не отдает ли подобное замечание бредом? Ведь истинность я единственное, в чем каждый из нас может быть уверен, не вдаваясь в тонкости лингвистических и психологических парадоксов. Поэтому и Картер, менее многословно, чем я, признает наличие некоего ядра, которое делает нас именно нами. Несмотря на переменчивость атомной структуры и эмпирических данных в нас самих. Но это не душа в представлениях авраамических религий. Скорее идеи киллера из "Прогулки" ближе к Шопенгауэру с его бессмертной Волей. Если очень просто, то должно быть что-то такое, что связано с материальным миром, но не умирает с остальными частями личности человека после смерти индивида, а по законам статистики реализуется в ком-то другом. Не знаю, по Игану, быть может, это какие-то особые структурные связи мозга или некие квантовые соединения. Так или иначе киллер дает возможность бедолаге внедрить в себе уверенность в такой диковинной идее. Через внутренние сопротивления и чудовищное по силе желание жить, герой все-таки соглашается, а дальше... (спойлер!) А дальше до определенной степени открытая концовка. Киллер обещал убить героя при любом исходе. Тем не менее рассказчик остался жив. Или же все сложнее? Картер утверждал, что есть нечто, заставляющее нас быть нами. То, что может реализоваться и в ком-то другом, спустя века и световые годы. Не стал ли таким человеком главный герой, на нейрохимической глубине уверовав в концепции заказного убийцы? Или он перенес в голову смертника часть себя в виде воспоминаний, которые он не считал подлинной самостью? А может, верны оба варианта? Бог весть, возможно, что приобретя через нейрогаджет убеждения Картера, основной персонаж "Прогулки" получил и посредством какой-то метафизики воспоминания несчастного убийцы? Но это уже слишком значительный отход от рассказа и его настроения, который кроме этих философий доносит более простые и не менее важные мысли. Как страшна и ужасна смерть, как она отвратительна. И что умирать надо не в кромешном одиночестве. В этом плане мы скорее слоны, чем кошки. Прощальная прогулка предназначена не для одного, а для всех нас. Поэтому на последнем одре всякому требуется диалог...

Итоги?

Возможно, выбор для совмещенной рецензии сделан не самый удачный. Возможно, заявленная тема сознания менее всего раскрывается как раз в "Полковнике". А все, что сказанного насчет рассказа Уоттса, не более, чем мои некудышные спекуляции с плохим анализом мотиваций Двухпалатников. Вполне, но выбор рассказов в контексте чуть дополненной темы, которая звучит как "вопрос сознания после Технологической Сингулярности", более чем оправдан. Ведь именно Уоттс и Иган пишут о Технологической Сингулярности. Конечно, не только они, но на мой вкус именно они делают это максимально интересно и, немаловажно, с помощью разных подходов. Повторюсь в десятый раз, что реалистичнее для меня видение канадца, нежели австралийца. К сожалению, мне только не верится, но и не знается концепция Игана, что сложная и полная противоречий суть человека сохранится в постсингулярную эпоху. Не в сканированных и оцифрованных искусственных людях, а именно в созданиях на подобие вампиров и коллективных разумах. И в разнообразных постлюдях. И дело не в биологичности, физиологии или религиозной интерпретации души. Либо в божественном живом духе. Не в этом дело! Суть в обесценивании человеческой жизни и вообще Человека, в неверии в него, в приписывании ему несовершенства и моральной устарелости. Помнится, последние попытки создать сверх-, читай, постчеловека не увенчались успехом, но принесли многие и многие миллионы жертв. А ведь дегуманизированные поклонники, разумеется, не все, а самые отпетые, могли бы воспринять такой эксперимент как... неплохой и рациональный. А что плохого в насильственной евгенике, в истреблении дефектных людей, если провозглашена разработка сверхчеловека, преодолении эволюционных ошибок и пережитков? Такая цель, может, оправдает любые средства? Мне так не кажется. Человек не должен себя обесценивать и самостоятельно выбрасывать на свалку истории. Он не должен бояться жить и улучшать жизнь. Бороться за идеалы, в конце концов. В этом контексте хороши слова жены главного героя "Эхопраксии":

– Ты называешь мое состояние переменой, но это не так, – произнес голос. – Небеса – это не будущее, а убежище для трусов. Естественный заповедник для тех, кто не может адаптироваться. Воображаемое исполнение желаний для странствующих голубей. Думаешь, я лучше тебя? Нет, Небеса – свалка для бесполезных аутсайдеров. Тебе здесь не место.

– Бесполезных? – Брюкс заморгал, потрясенный. – Рона, даже не вздумай…

– Я сбежала. Признала свое поражение много лет назад. Но ты… ты, может, и делаешь все по неправильной причине, и в процессе постоянно получаешь по зубам, но ты, по крайней мере, не сдался. Ты мог спрятаться вместе с нами, но вместо этого сидишь там, в реальном мире, без кнопки перезагрузки; в месте, которое не контролируешь, где какие-то люди могут забрать работу всей твоей жизни, вывернуть ее наизнанку, и нет никакой возможности исправить то, что они сделали.

Думаю, комментарии излишни. А то, что кто-то может назвать постлюдей и коллективно мыслящих как раз не трусами, а самыми самоотверженными людьми, которые также, как и Мур, готовы отдать себя и человековость ради великих свершений, мне лично не кажется верной трактовкой их действий. Эти личности такие же трусы, как и жена Брюкса. Они боятся, боятся настолько, что пасуют перед жизнью, сдаются и отказываются от самих себя, желая отдать в будущее хоть что-то от себя. Кору головного мозга, которая составит молекулу от могучего Двухпалатного господа. Храбрецы же не отказываются от себя и своих близких. Не бегут в виртуальности и коллективное забытье. Не боятся экзистенциальной пустоты, но преодолевают ее. Показывают безрассудную, гениальную, глупую, храбрую, ужасную, полную противоречий человечность. Они настоящие человеческие люди, не из-за плоти, а из-за духа (да, я не отрицаю, что тот же скопированный Адам из "Зловещей долины" — вполне человек). Мы можем быть и скорее всего есть эволюционная ошибка. Вполне может статься, что все наши идеалы надуманны и безосновательны. Но они истинны, пока мы их исповедуем и воплощаем в жизнь. В этом плане апологии человеческого в будущем меня радуют такие рассказы, как "Девочка-птица" Роберта Рида и Гарднер Дозуа "Рыцарь теней и призраков", и не переведенный пока роман Роберта Уильямса «The Harvest». А насчет варианта трансгуманизма по самому подлинному гуманисту, Николаю Федорову, у меня самые теплые симпатии.

А завершая это затянувшееся подведение итогов скажу... Предложу два эпилога под тегом скрытого текста забавы ради:

(политота!):

(наукоемкость и философятина!):

Примечание

(*) — цитата из знаменитой работы революционера, писателя, историка и художника Ги Дебора "Общество Спектакля", которая упоминалась в разборе мною "Поколения П" Пелевина. Полновесный фрагмент из этого памфлета выглядит так: "Имеем ли мы право осознавать наши желания, даже более того, обладать сознанием!?- вот что стоит на кону современной классовой борьбы. У неё может быть только два исхода: в одном случае, нас ожидает уничтожение классов, мир, где трудящиеся смогут контролировать все сферы своей собственной деятельности. В другом... общество спектакля, в котором товар созерцает сам себя в им же созданном мире."

(**) — На последний, как и многие недавно переведенные рассказы Игана, имеются мои миниатюрные комментарии-описания на соответствующих страницах сайта.

(***) — показанный поток мыслей лишь взгляд, мнение, постольку-поскольку подкрепленное чем-то по-настоящему основательному. Так что на истину не претендую.

Лабиринты, сны, литература, гностицизм, Каббала, творчество, Человек и встреча прошлого с будущим... Луис Борхес изрядно и во благо сломал классические каноны и ортодоксальную узость литературы магическим сплетением эрудиции, книжной любви, культурной экзотикой и талантом. И прошелся по разным темам, литературным жанрам и именитым отцам-основателям, а также сквозь множественные образы и бытийные (да житейские) вопросы. Сегодня я, подводя точку своей серии "очерков" (вкупе со сторонними суждениями) по борхесианским рассказам. А именно после мыслей в буквах о темах гностицизма, литературы, Человека и т.д., приступаю к последней в списке. И вместе с тем ко всем сразу, ведь настоящая "статья" завершает предыдущие две. Надеюсь, и развивает в самом прогрессивном смысле...

Как читавшие аргентинского писателя могут знать, в своем творчестве литературная аватара (аки альтер-эго) успела много где и с кем побывать. Например, с самим с собой, только младше или старше. Хотя всегда в этих темпоральных сновидческих странствиях вопрос — кто именно и с кем встретился. И встретился ли. Но на личных беседах с самим собой путешествия во времени у Борхеса не заканчиваются. В рассказе "Утопия усталого человека" другая вариация-инкарнация писателя лицезреет очень и очень далекое будущее человеческого вида. Ибо вопрос, есть ли там "цивилизация" в любом нашем понимании этого слова. Ибо рандеву с грядущей эпохой оставляет крайне двусмысленные ощущения, с нескрываемой каплей горечи где-то внутри. А именно будущее предстает нашему почти-современнику довольно унылым, серым и одиноким местечком. Никаких мегаполисов и континентов-муравейников лирический герой Луиса Хорхе не видит. Лишь бесконечно тянущуюся степь с одним-единственным домишком. Суровый и угрюмый хозяин этих далеко не футуристичных апартаментов. У этого постчеловека и его сородичей нет имен, государств, разных языков и, видимо, общественных институтов в обычном их виде. А далее, чтобы не плодить и без того плодовитых лишних сущностей, лаконично приведу цитаты собеседника рассказчика Борхеса:

"Факты уже никого не трогают. Это просто отправные точки для вымысла и рассуждений. В школах нас учат во всем сомневаться и уметь забывать"

"Никто не может прочесть две тысячи книг. За четыре столетия, которые я прожил, мне не удалось одолеть и полдюжины. Кроме того, не так важно читать, как вновь перечитывать. Печатание, ныне давно упраздненное, было одним из страшнейших зол человечества, ибо позволяло до безумия множить никому не нужные тексты."

"Теперь уже нет страдающих от такой бедности, которая была бы невыносимой, или от такого богатства, которое было бы самой раздражающей формой пошлости. Каждый служит."

"Уже нет городов ... Поскольку нет собственности, нет и наследования. Когда человек ... формируется, он готов вытерпеть и себя и свое одиночество."

"Не следует множить род человеческий. Кое-кто думает, что человек есть божественное орудие познания вселенной, но никто с уверенностью не может сказать, существует ли само божество. Я полагаю, что сейчас обсуждаются выгоды и потери, которые может принести частичное или общее и одновременное самоубийство людей всей земли. Однако вернемся к теме."

Но последуем совета автора. Действительно, вернемся к теме. Обобщая и дополняя скромные описания будущего, в котором на день заглянул "Борхес", можно заключить в следующее описание. Мир разобщенного, разочарованного в себе, культуре, науке и цивилизации человечества, где космос и многие технологии специально забыты, где "... кроме цитат нам ничего не досталось... язык — система цитат (*)", где как таковое общество деконструировано; где люди живут чрезвычайно долго и не стареют, но никто уже не читает книг (во всяком, много книг); где школы учат не учиться, а забывать; где товарно-денежные и многие другие виды отношений исчезли; где правительства сами собой ушли на свалку истории; где память о прошлом, история и статистика изъяты из употребления, но остались искусства вроде изобразительного. И т.д. Но предлагаю не делать скоропостижных выводов о черно-белом и немом непрекрасном далеком. Луис Борхес писатель сложный, неоднозначный и не представляющий все в рамках понятий "абсолютное добро и зло". Нет. Но перед нами все-таки не утопия, но и не обычная, не шаблонная антиутопия (к вопросу о клише в жанре, во всяком, кино- и тв-шном, советую заглянуть сюда). Но, как еще Аристотель говаривал, чтобы понять в полной мере какую-либо вещи, нужно знать ее начала и причины. А коль автор решил нам затемнить причинно-следственные связи от дня сегодняшнего ко дню послезавтрашнему, предлагаю прибегнуть к методу фантазирования и представить, "как мы до такого докатились". И тут нельзя не упомнить книжки Пелевина (аки короля русского постмодернизма после не-модерна) "SNUFF" (рецензия здесь). Ведь мир нашего автора из промерзлой широкой России в чем-то похож на жаркое и цветастое полотно Аргентины. А именно неверием в факты, которое я процитировал выше. И в отличие от Борхеса, Виктор Пелевин не постеснялся показать нам детерминированность своей реальности. Я напомню ее и, простите, без марксизма (или чего-то левацкого) тут не обойдусь. Ибо именно информационная, постмодернистская и фетишистская стадия капитализма (или посткапитализма, как пожелаете) привела современный мир к миру пелевинскому. Если точнее (и прибегая к формулировкам автора), то обычное бытие СМИ в союзе с визуальной развлекательной индустрией, которое занимается каждый день созданием инфоршума, фабрикацией истории и недавних событий, клепанием зомбифицирующего контента (или просто "творением" чепухи, выхолощенности, бреда и пустоты). Это разрушительное наглое соседство дикого прибыльного мифа и реального мира разрушило такой наиважнейший институт общественной целостности, как доверие. Как минимум доверие между обществом и власть держащими. А дальше мы знаем по роману: постап, города-на-лету, общество дикарей с конструируемой историей и витающих в облаках элитарных извращенцев с квазирелигией баблоса-и-экрана и сам сюжет. Правда, таки после "конца истории" у Пелевина она не совсем кончилась, да и цивилизация не совсем вымерла. По-ироничному, по-постмодернистскому укладу вещей и духу времени оба этих явления есть. Мир капитализма (пост)информационной эры был вынужден сократить свое присутствие в мире до пределов офшара Бизантиума. Проблему неверия в информацию, диалектического противоречия развлечений и фактов пришлось решить оригинальным преодолением оного — созданием интересного религиозного конструкта. Веры на фоне неверия. Точнее, "веры", а также общества, которое хоть и помнит о ранее бывшем неверии, но радостно его не понимающем. Ибо есть целый спектр удовольствий и "плюшек" от сильных мира того. А отыгрываются эти парящие людишки над своими нижними собратьями, получая ложный катарсис и вполне настоящие прибыли от Оркланда.

Но это пелевиниада. В ее книжных вселенных. Что же у Борхеса? Здесь даже такой осколочной и монструозной цивилизации не сохранилось, а на какое-либо возрождение чего-то былого надежд нет. В отличие опять же от "СНАФФа". Ответ вижу один — люди "Утопии усталого человека" слишком сильно разочаровались в человеческом мире. Во всем создаваемом людьми и обществе. Слишком обильное количество лжи и, видимо, не только (технологические катастрофы, бедствия?) постепенно (не так, как у Пелевина), долго, медленно, но верно выхолащивало общественное и далее человеческое из человека. В итоге, достигнув аномии (скорее без радикальных скачков, ибо фраза о медленном исчезновении правительств и государств как бы намекает), Человек потерял свою сложность. Свою разносторонность, противоречивость и диковинную глубину. Человек стал скучным, зато бессмертным и не болеющим. Даже без страха смерти. Ведь, если подумать, именно общество, язык и иные сопутствующие проявления "человековости" (человечности) играют огромную роль в подавлении страха ожидающей гибели. Но если от оной фобии можно избавиться таблеткой или уколом, то зачем "нагромождение сущностей"? Зачем Человек человеку? Во всяком человеку Борхеса...

Подходя к концу, скажу лишь, что я вижу в данном рассказе не совсем постмодернистскую "утопию". Но это тем более и не возможный и необходимый метамодерн. А чем же тогда является мир Луиса Хорхе? Постмодернистские изуродованные общества все-таки предполагают наличие общества. Разобщенного, без солидарности, но все-таки общества. Даже наличие человека в некотором виде при определенном отдалении — да. А там — нет. Оные же социумы включают в себя существование капиталистической или более дикой системы (экономики). Здесь экономики и тем более капитализма нет совсем. Так что это тогда!? Что есть утопия усталого человека?.. Эх, ответ сокрыт в названии. Это именно утопия усталого человека. Того, который не боролся, проиграл наступлению бездушного и механического общества постмодерна. Того, который устал от общества, которое не в состоянии, без сил и желания определить, ибо теперь круг индукции и дедукции, общественного бытия и сознания обрывается. Человек Борхеса устал от общества и избавился от него. Выкинул и постепенно забыл. А потом и самого себя, ибо человек без общества — не человек. Это "квазипостмодерн" — общество без общества, человек без Человека. И это же один из возможных вариантов исхода текущего дня. Мы на распутье. Либо и далее постмодерн, который в итоге погубит Землю и вид, либо квазипостмодерн, который избавит человека от самого себя и общества, либо метамодерн, возврат к большим проектам, смыслам и "против всего плохого, за все хорошее". Только так и спасибо Борхесу, что расширил на нашем пути возможности для выбора. Хотя, на самом деле, сократил. Ибо перспективы в обход метамодерна все лучше и лучше...

(*) — привет, Ролан Барт, Мишель Фуко и другие!

Что будет, если я скажу «Олдос Хаксли»? Примерно тоже самое, если начну произносить «О дивный...». Да-да, мы друг друга поняли. Британского прозаика прошлого века славят за антиутопию «О дивный новый мир», обзывая ее «гениальной», «реалистичной», «пророческой» и проч. И я полностью согласен со всеми этими дифирамбами и хвалебными песнями! С каждым положительным эпитетом, ведь фантастический роман вышел ужасающе правдивым. Тонким и глубоким настолько, что его текстуальные щупальца опутывают все больше и больше явлений в нашем мире вещей. Недалеки те прекрасные уже настоящие деньки, когда реалии потребительской утопии станут обыденным бытом. Быть может, до этого не дойдет или получится в итоге изменить, но значения не имеет. Книга уже классика, даже не культовый феномен. Лично для меня уровнем выше «1984» и на одном месте с «451 градус по Фаренгейту». А как же так случилось? Кроме поразительной прорицательной стороны работы Хаксли, «О дивный новый» мир еще и пугающе притягателен своим миром бесплатных и доступных удовольствий. И, взглянув на рецензии и отзывы на том же фантлабе, можно с определенным негодованием заметить, что для многих это и не антиутопия. Вполне себе великолепная идиллия воплощенных грез серой жизни. Ультима туле масс и их культуры. И, казалось бы, в своем позднем романе, зарекомендованном как утопия, автор хочет представить нечто совершенно иное и противоположное «О дивному новому миру». Свой Город Солнца, где есть настоящие райские кущи и счастливая, справедливая жизнь... Но так ли это?

Если предвосхитить мои дальнейшие рассуждения по роману Хаксли «Остров», то выйдет примерно следующий тезис: «Остров» — это как «О дивный новый мир», только на одиноком острове в океане с индусами, буддизмом и западным рационализмом». И давайте попробуем вместе доказать этот тезис, что эти два романа суть одного и того же и не противоположны друг другу. Но будем исходить из антитезы: «Остров» — не «О дивный новый мир»; это противоположные по прописанному миру книги». Итак, давайте сравним некоторые детали описываемых (анти)утопий. Если части целых различны, то и эти целые — разные вещи. Пропагандируемый безопасный свободный секс и употребление наркотиков? Есть. Негативно-нейтральное отношение к религии и искусству, которые-таки в описываемых обществах отсутствует? Есть. Культ специализации человека? Да, есть, пусть в обозначенной антиутопии он доведен до официальной кастовой системы, а в мире «Острова» все не так четко (цитата: «...Определяем, кем и чем является тот или иной ребенок с точки зрения анатомии, биохимии и психологии. Что главенствует в его органической иерархии: пищеварительный тракт, мускулы или нервная система?..» — и далее находим и читаем). Существует ли в данных мирах евгеника? В «О дивном...» она доведена до своей закономерной квинтэссенции с кастовой градацией общества, где заранее выращиваются необходимые обществу немногочисленные интеллектуалы и доминирующие по численности низшие касты. В «Острове» данная отрасль только получила свое развитие; материалы гениев или «гениев» сохраняется и скрещивается искусственно с себе подобными для выведения примерных и тонко чувствующих граждан. Классическая модель семьи уничтожена? Так что. В обеих книгах. Даже главные герои книг являются одним типом персонажей — робинзонствующий чужак в стране чужой (тут, конечно, различия существеннее, но главное вы уловили). Как минимум четыре совпадения. Как максимум — больше, но предоставляю эту возможность для анализа вам.

Но это было, конечно, посредственное сравнение. Отдельные мазки пейзажей, определенные элементы антуражей. Для сравнение двух этих вещей, точнее миров в них, которых автор кличет как «контра» и «про», «анти» и «не-анти», прибегнем к более детальному взгляду на их сущности. Ведь коль сущности двух объектов есть одно и тоже, да и внешне они имеют похожие родимые пятна, стоит задуматься об нерациональности применения к ним мерил разных жанров. Какое общество описывает «О дивный новый мир»? Социум, доведенный до крайней степени механизации, распределения, систематизации и рационализации. Т.е. до абсурда. До фактической кастрации всего, что мы называем возвышенным и человеческим. До полной деиндувиализации. Идеал самых сумасбродных технократов и крайне мечтательных капиталистов. Экономическая модель, в которой наконец животное (что равно «человеческому») поставлено под контроль индустрии, а все естественное — искусственным. И только лишь в плане распространенности, вездесущности и незыблемости осталось естественным. Столь сюрреастичный (пост)капитализм, что он наконец способен не только производить все блага, но и своих производителей, и потребителей, и даже управителей. Религия и искусство, а в некотором плане и наука, под запретом. Очаги старого мира остались в виде изолированных резерваций. А что отвечает на такую антиутопичность утопический «Остров»? Изолированная от «старого» мира маленькая «Атлантида» (в плане рисуемого «великолепия», а также его недолговечности). Фактический запрет на религию, а в некоторой степени и на науку с искусством. Искусство здесь просто не ценится, ибо есть иные возможности познания себя, заключающиеся в выражении самого себя через самого себя (медитации с психовоздействующими веществами). Науке обучают, наукой пользуются, но в меру и не всей. А лишь той, что надо и считается здешними мудрецами-пророками полезной. Биологией и частично психологией, то бишь. Описываются начальные этапы разложения общества на невзаимодействующие касты; детей уже распределяют по их способностям, которые, как считается, генетически застолблены за каждым. А также начинают потихоньку разводить тех, которые будут лучше, по мнению здешних управленцев, опять же, искусственным путем. Казалось бы, здесь есть, кроме экологической составляющей, более существенное отличие с «О дивным...»: наличие некоторой общей духовности. Все-таки жители острова критикуют миры восточные коллективистские и миры западные индивидуалистические, где в одних правят навязываемые через кнут-да-голод идеократии, а в других зомбоящики, диктат рекламы и христианство. А предлагают взамен одну из вариаций буддизма, которая в связке с базисом психологии и психотропными веществами дает великолепную возможность для самопознание. Самопознание, которое, по сути, никак выразить нельзя. В смысле описать-то его можно, но вдохновляться им на великие свершение — не имеет значения, какие — нельзя. Просто лицезрей Пустоту и Бренность Бытия. И подобное превозношение Ничто — путь-дорожка к деиндувиализации. А еще как самая лучшая правильная (не)идеология тантрические островитянские умники не отвечают на животрепещущие для всех людей вопросы — есть Бог, нет. Неважно! Не задумывайся! Серьезно, свобода выбрать, у тебя, конечно, есть, но лучше пойди потрахайся или чего другое полезное поделай.

Не переживайте. Я понимаю, что я вас мало убедил в истинности равенства олдосовских утопий-антиутопий, «Острова» и «О дивного нового мира». Все-так утопический по мнению автора же роман построен таким образом, что модель островитян кажется самым лучшим из всех остальных путей для человечества. Ведь давайте посмотрим на описание прочих возможностей в произведении. Окружающий мир по мнению идеологов тамошнего рая — собрание шизофреников и ненормальных людей. Убийц да насильников. Фанатиков тоталитарных политических идей и шовинистических религий. И в этой геенне огненной нет никакого просвета, кроме острова. Острова, где идеологий и религий нет (ага, нет лишь во множественном числе, ибо иные взгляды на остров не допускаются, а свой так или иначе навязывается жителям), как и искусства. Зато есть — дозволенная степень механизации (дозволенная лишь в плане экологии, что безусловно хорошо; а вот холодная систематизация и бесчувственная стратификация в социальной жизни — такое себе), возможность закидываться наркотой и совокупляться без остановки, а в перерывах всегда возможно заняться рациональной буддо-тантро-духовностью (которая есть лишь пульсирующая пустота, которая пытается своим галлюциногенным рацио заменить нечто иное). А что же иное? Любовь, мечты, ненависть, гнев, страдания, жажду созидать, страсть разрушать, страсть как таковую. Это пытаются выкорчевать, точнее, уже выкорчевали из людей «Острова». «Острова», чья утопия в итоге пала от рук капиталистической западной химеры и деспотического восточного меча, страстных людей, пусть и фанатиков.

Что имеем в итоге? Понятия не имею, доказал ли я вам равнозначность утопии и антиутопии Хаксли. Быть может, да, может быть, нет. Для меня это все же очевидный факт. Безусловно, прекрасный, талантливый и классический британский писатель мечтает о следующем мирке. Вселенной лишенных эмоций, чувств и страстей людей, подчиняющихся лишь эволюционному рацио. Прагматики, не лишенные удовольствий, но лишенные высоты. Автор мечтает об обществе контроля гораздо более скрытого и ненавязчивого, нежели чем у Оруэлла в расцитированном до дыр «1984». Именно в холодной кукле, которую как фен для волос воспроизводят на заводском конвейере, Олдос Хаксли видит идеал человека. И это далеко не мой идеал — человек Возрождения, энциклопедист-логик, развитый во всех направлениях и тонко чувствующий. Я же хоть и согласен, что все нуждается в нашем мире в глобальном пересмотре и переделе, в ограничении религий, фанатизма идеологий, в реформах института семьи (но не до полного же уничтожения), но не до такой степени. Я под человеком понимаю существо, полное противоположностей. А таково оно не из-за холодности своей, а как раз наоборот горячести. Я согласен с посылом рассуждения в романе, что нет разницы, есть Бог, или нет, религиозный опыт (от наркоты) от этого не потеряет своей красоты. Мне кажется, что коль мы и любим полезную, разумеется, рациональность в виде науки, она не должна исключать иррациональное из нашей жизни. Конечно, любовь — это набор химических формул. Конечно, душа (сознание) — крайне связано с мозгом, и, скорее всего, есть его продукт. Конечно, наши возможности определяются нашими генами. Но что мешает нам при этом возвышенно и жертвенно любить? Превозносить ее и одухотворять? Что мешает нам извечно философствовать на тему природы сознания и жизни после смерти? Что мешает нам становиться кем мы пожелаем, стараться овладеть какой угодно профессией и родом занятий? Как сказал однажды один тренер, «мастерами спорта и чемпионами становятся не те дети, которые были изначально одарены подобающими навыками, а те, кто были ими обделены». Человек не ограничен природой. Глупости. Он ограничен собой и общественной догматикой. Гены нас определяют, но какой бесконечно большой выбор они дают! Любовь лишь химические элементы, но какой неописуемо прекрасной и непередаваемо сверхреалистичной она может быть. Да, возможно, Мира Идей Платона нет. Возможно, правит всем бесчеловечная неодушевленная материя. Да, но она породила нас, существ, способных одухотворять любой феномен. Мы способны приносить в бессмыленность смысл, и разве это плохо? И разве от этого стоит избавиться? Не потеряем ли мы в погоне за благом ту сущностную бездну, которая способна будет эти блага оценить?

7/10 — великая антиутопия явно лучше, а перемещать ее в очертанья утопии дело провальное...

Будущее, Дмитрий Глуховский, 2013

«Я – скорбный дух, над бездною парящий,

Со всем, что вечно, ставший наравне.

Оставь надежды, всяк сюда входящий».

//Данте Алигьери.

***

«Я боюсь будущего. Я не хочу жить в таком будущем. Оно нежизнеспособно». Дмитрий Глуховский будто твердит это снова и снова, но иносказательно и в многочисленных вариантах. Действительно, написанная им картина грядущего мира ужасает, как полотна Иеронима Босха. Чем дольше вглядываешься, тем больше замечаешь деталей, тем яснее видишь их значения и взаимосвязи, и тем страшнее и омерзительнее становится.

Мир без мечты, труда, цели и смысла

Вертикально организованные мегаполисы-«свечки», нехватка натуральной пищи и рециркуляция отходов, социальное расслоение вплоть до степени «смертный – бессмертный», диктатура и грызня политических партий и корпораций, неумелое вторжение в человеческую ДНК, «человек-винтик», «таблетки счастья», химическое подавление эмоций и инстинктов. Всё это уже было, и много раз. Но чтобы всё вместе и в таком освещении – не припомню. Человечество, застрявшее на количестве без перехода на иной уровень качества. Больше людей, больше благ и лет жизни для них – но какой ценой? Государство не просто позабыло о духовной составляющей своих граждан в погоне за всё усложняющимся обеспечением их базовых материальных потребностей или бросило все силы ради всепоглощающей Идеи или Великой Цели. Нет, оно сознательно и на законодательном уровне отказало в самом праве на существование мечте о выходе в космос, стремлению куда либо вообще, любви, семье и деторождению. Это временная, вынужденная и обусловленная необоримыми причинами мера? Нет, в романе упоминается ещё два не менее значимых государства, которые пошли по другому пути и по-своему преуспели. Был сделан сознательный выбор, он оказался ошибочным, но признавать это, исправлять и менять что-то никто не собирается. «Мы живём хорошо, у нас всё есть». Самодостаточный самодовольный коллапс. Форма, сохраняющая свою структуру не из-за устойчивости её компонентов, а только благодаря полному исчерпанию всех источников и запасов внутренней энергии.

Идея человеческого «муравейника» тоже не нова. Жёстко организованное общество с набором узкоспециализированных каст в большинстве своём стерильных особей. Похоже? И да, и нет. «Улейного» сознания нет. Нет чувства сопричастности чему-то большему. Главное же отличие в том, что нет развития. Здесь инертны и бесплодны все, от «рабочих» до «трутней», и рой отсюда не вылетит никогда. Это не единый живой организм, стремящийся к адаптации, самоулучшению, самовоспроизведению и освоению новых территорий, а, скорее, механизм. Механизм не из тех, что производят или делают хоть что-то помимо поддержания собственного состояния существования, а сложная настольная конструкция со множеством шарниров и противовесов. Движение есть, толку нет. Топтание на месте. Вечный двигатель, замкнутый на самом себе.

В этом обществе будущего забыли о смерти, старости и болезнях, но взамен оно оказалось поражено пандемией разнообразных и вроде бы взаимоисключающих фобий. Боязнь замкнутых и открытых пространств. Боязнь толпы и одиночества. Отторжение лиц даже с первыми признаками старения и детей. Ксенофобия и отвращение к себе подобным. Тотальный, довлеющий страх, ставший небом нового мира и привычным для всех состоянием. Как следствие – наркотики, антидепрессанты, алкоголь, сексуальная раскрепощённость. Горы таблеток, море алкоголя и многокилометровые траходромы с тёплой водичкой, со скруглёнными углами и водяными горками, чтобы слишком часто в них не застревали и не давили в толчее насмерть. Одна беда – ко всему вырабатывается устойчивость. Необходимая доза «успокаивающего» уже способна убить, а тереться с противоположным или даже со своим полом надоело до полной физической дисфункции и атрофии. Куда идти и что делать? Некуда бежать, буквально некуда. Пространство и само небо над головой вытеснены, их уже века как имитируют на мониторах. Заняться нечем: нет ни работы как таковой, ни развлечений, поскольку всё давно автоматизировано, надоело или устарело. Никто не видит результатов своего труда. Бездумное вечное общество, как биомасса мяса крупного рогатого скота в питательном растворе. Немногочисленная прослойка всё ещё осознающих своё существование особей ярится и рвёт на части себе подобных, как кормовая саранча в узких стеклянных колбах. Бессознательное довольство и слепой гнев – вот два полюса нового мира. Первый заменил счастье пассивным обывателям, второй дал иллюзию выхода деятельным и сильным людям. Право выбирать между ними тоже отсутствует, государство всё сделало за тебя и без твоего ведома, ещё в раннем детстве. Ничего не изменить. Ни-че-го. Государственный механизм настолько отлажен, что давит любой бунт в зародыше, ещё на уровне идей и эмоций.

Герой, любовник, психопат

Главному герою сложно даже думать о себе по имени. Зато у него есть личный порядковый номер и работа. У него есть жилая ячейка, куб со стороной в два метра. Кровать, шкаф, полка, стул и монитор во всю стену. Он ещё хорошо обеспечен. Жаль, что у него клаустрофобия. Ничего, уже терпимо. Он научился, едва переступив порог, запивать текилой снотворное и отключаться до следующего оперативного вызова. Он представитель силовых структур, он в Фаланге. Надевает маску Аполлона, как все, и делает то, что должно. Он с детства в неоплатном долгу у государства. Он рождён незарегистрированным, изъят у родителей и выращен в детдоме воспитателями в масках гневного Зевса. Общество потратило на него ресурсы, он отрабатывает, изымая детей и отдавая их представительницам парной своей службы в масках Афины. Вся его жизнь в службе. Уйдя с неё, он потеряет абсолютно всё и сразу. Он ненавидит себя, службу, государство, своих родителей, вопреки закону родивших его, людей, заставляющих его служить своим нежеланием сопротивляться скотскому инстинкту размножения. Спрессованный гнев, копящийся годами, как раздражение, лишь заставляет его лучше исполнять свои обязанности. Только развитая химическая промышленность не даёт ему окончательно сойти с ума.

Как водится, героя находит неожиданный покровитель из правящей верхушки – Олимпа – и даёт ему особое задание на грани политики и криминала. Это послужило катализатором для начала многих событий и, главное, пробуждения его личности. Прямо сказать, не самой приятной личности. Читателя проводят по кругам его ада: подробности воспитания, экзаменов, службы. Ни детства, ни дружбы, ни любви. С виду здоровый ампутант, не знающий даже, каково это – быть целым, но болезненно переживающий и ощущающий свои уродство и неполноценность. Он полностью слился бы с общей безликой массой, не будь у него нескольких мучительных и навязчивых воспоминаний: деревянное распятие с Христом и пара коротких фраз матери о религии. Непрекращающийся внутренний монолог о вере и ненависти, раскрученное до предела и уже перегретое динамо. Вот это действительно интересный и новый ход Дмитрия Глуховского: использование религии без морали, мистики, откровений, чудес и фанатизма. Его герой наделён чувством сродни инстинкту, чем-то подсознательным и привитым с детства. Чем-то, что можно выразить словами: «Я не знаю, как должно быть правильно, но то, что сейчас, неправильно». Это даже совестью назвать в полной мере нельзя, но на том он и стоит, тем только и интересен.

Очень жёсткое, намеренно жестокое и эпатажно бесстыдное повествование. Дмитрий Глуховский не использует иносказания, не замолкает при описании многочисленных отвратительных моментов из прошлого и настоящего своего героя. Он будто упивается чернухой. Если за ним в детдоме гонится, чтобы изнасиловать его, старший воспитанник, это чувствуешь. Если он пошёл к проститутке, то уж будьте уверены, что полка будет навешена на все три дырочки. Бьют беременную женщину в живот – это видишь. Герой получает по морде – читатель, имеющий этот опыт, узнаёт свои ощущения. «Любовный» треугольник – их тут висит целых два на одном герое – изображён в том же стиле. Никакой возвышающей любви и никаких нежных чувств. Вместо диалога влюблённых – один его безумный монолог. Мысли, чувства и желания женщин не важны настолько, что отсутствуют в фокусе книги. Им приходится раздеваться, как-то по-особенному отдаваться, изменять, отбиваться, скандалить и орать только для того, чтобы их заметили. В чём ценность и особость женщины, если деторождение под запретом, а заниматься сексом можно с кем угодно? «Заткнись и двигай телом!» Намотать волосы на кулак и по лицу отхлестать, чтобы в крик, чтобы в слёзы, чтобы тушь потекла. Женщина – жертва? Нет, обоюдный эгоизм и взаимное непонимание во всём. У обоих полов только телесное, только низменное. Грубо и изощрённо удовлетворяемая похоть, больше похожая на издевательства. Хирурги будущего всё зашьют. Что это, демонстрация бездумной трансляции порно, теперь уже из мозга в реальность? Может быть. Зависть, ревность, обида, гнев. Желание либо полностью обладать, либо растоптать, унизить и уничтожить. «Я тебя люблю – я тебя убью – я себя убью». Деградация налицо. Вопрос в том, только ли общество будущего деградировало?

***

Я действительно удивлён, встретив антиутопию столь высокого уровня, и рад, что её написал именно российский автор. Рано, рано ещё заколачивать гвозди в крышку гроба современной отечественной литературы. Форма не та? Ну да, согласен, отнюдь не классическим слогом писано. Так ведь и мы с вами уже давно не дамы и господа. Порой, чтобы прийти в себя, просто необходимо получить хорошую полновесную затрещину. Некоторым помогает. Что такое страх будущего? Это боязнь неизвестности, любых перемен, и прежде всего – смерти. Дмитрий Глуховский в этом романе возвёл страх будущего в принцип, сделал его законом существования. Но убежать от будущего невозможно, как нельзя остановить само время. Стремление контролировать абсолютно всё, и даже смерть, лишило общество развития, привело его к ступору, следом погрузило в кому, которая, в свою очередь, грозит перейти в смерть. Парадокс: смерть от желания её избежать. «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Смешно, вот только почему-то никто уже не смеётся.

Опубликовано на странице книги: https://fantlab.ru/work384361#response345...