И, действительно, открывая книгу, мы вместе с тем открываем для себя и подводную страну, где живут дельфины. Знакомая писательнице дельфинья семья очень напоминает человеческую: мама, папа, старая седая бабушка (в дельфиньем варианте — белая) и дети, двое дельфинят — «мальчик» Торро-То и «девочка» Лирри-Ли. Они-то, конечно, и есть главные герои «Дельфинии». И, конечно, именно они попадают во всякие приключения, забавные и опасные, ведь они учатся жить. Учатся обманывать злого осьминога, переворачиваясь на бок и притворяясь мертвыми, учатся делать открытия — разыскивают по следописи, то есть по запахам и привкусам, затонувший корабль. Дельфинята впервые слышат, что такое «человек». Это, оказывается, тот, кто «ступает ногами по земле, точно крабы. У человека две ноги, а вместо плавников у него длинные щупальца, как у осьминога... Чтобы быстрее передвигаться, он ездит на спинах других зверей, а иногда даже в их животе... Зверь огромный, точно кит. Он разевает рот, а рот у него на боку, и люди входят к нему в живот. Потом зверь закрывает пасть и быстро-быстро уплывает».
Вот так выглядят в представлении дельфинов наши старые знакомые — автобусы. Но, пожалуй, еще смешнее, еще «остраненней» представляет человека Торро-То. Сам он никогда еще не встречался с людьми, а только слышал о них от взрослых, поэтому, по его мнению, у человека «голова и тело дельфина, две ноги краба, щупальца осьминога вместо рук».
Мудрено ли, что, увидев на берегу мальчика Лока, его сестренку Лик и ослика Каруселло, дельфинята решают, что Каруселло и есть человек, а Лик и Лок — его собаки, о которых они тоже краем уха слышали. Впрочем, это не мешает Торро-То и Лирри-Ли подружиться с ребятами, вместе играть в мяч, приходить им на помощь.
Так, весело и увлекательно, перенося действие то в подводную страну Дельфинию, то на берег Тихого океана, Дагмар Нормет как-то логично, хоть и исподволь, приводит своих маленьких читателей к мысли о том, что мудрые дельфины — «океанские братья человека» и «если люди и дельфины заключат союз дружбы, тогда объединятся земная мудрость с мудростью океанской и начнется новая счастливая жизнь на всей планете».
А московский художник Галина Макавеева как бы подчеркнула, выделила поэтичность этой дружбы. В ее пластически выразительных рисунках мир подводной Дельфинии — таинствен, немного сказочен, а жизнь на берегу наполнена светом и безмятежностью детских игр. Иллюстрации художественно «подтвердили» мысль писателя.
Повесть «Дельфиния» написана на тему, которая не перестает серьезно волновать людей. О дельфинах пишутся исследования и научно-фантастические романы, их дрессируют, и телеэкран нередко показывает нам их в роли любимцев цирковой публики, о дельфинах рассказывают интересные истории и легенды. Но как сделать все это доступным самому юному читателю? Здесь пригодится обновленная легенда о древнегреческом певце Арионе, спасшемся от гибели в пучине только благодаря дельфину; ребят несомненно привлечет рассказ о способности дельфинов «думборумбовать», или, как сказали бы люди, телепатировать; здесь нужны перипетии, конца которых ребята дожидались бы, затаив дыхание, переживая за героев, торопя события. Словом, нужно все то, что делает детскую книжку интересной. И это все в «Дельфинии» есть.
Поэтому стоит, наверное, чуть ближе познакомиться с ее автором — эстонской писательницей Дагмар Нормет, тем более что «Дельфиния» — ее первая книга на русском языке. У себя в республике она известна как автор детских пьес для телевидения, сценариев мультфильмов под общим названием «Сказки Засыпайки». В этом году на эстонском языке о забавном человечке — Засыпайке, который приносит людям сон и отдых, выходит и книжка «Засыпайка, Матти и Тупс». Так что будем надеяться: у русских читателей встречи с Дагмар Нормет и ее героями впереди.
Вы открываете повесть В. Новикова и знакомитесь с шестиклассницей Соней Боткиной, о которой тут же узнаёте, что она сирота, живет в интернате, увлекается математикой, дружит с отчаянным мальчишкой Игорем. В маленьких главках, построенных чаще всего на эпизодах из интернатской жизни, намечены чуть ли не все сюжетные положения, каких в этом случае может ожидать читатель. В повести есть детские ссоры, конфликты со старшими, нечуткий завуч, который ратует за исключение Игоря из интерната, и чуткий директор, который против. Есть также вор Ушастый, пытающийся завлечь Игоря в свою компанию, и гроза интерната Толстый Буль, который явно намерен расправиться с Игорем... И что же? Все эти конфликты, даже едва возникнув, гаснут сами собою, разрешаются кое-как или даже никак. Автор демонстративно забывчив, небрежен к бытовой стороне жизни своих персонажей. Она — лишь необязательный фон романтического повествования, в котором своя, особая система ценностей.
Главным героем повести В. Новикова хочется назвать «четвертое измерение», о котором с таким волнением размышляет Соня Боткина. Дело, конечно, не просто в математической загадке, ведь даже в формулах героине повести чудятся «и запах воды, и рождение ветви». В позиции писателя явственно ощущается романтический вызов. Игнорируя достаточно драматичные коллизии обыденной жизни, он с подчеркнутой серьезностью рассказывает о бессвязных фантазиях двенадцатилетней Сони: здесь и относительность времени, и блуждающие острова, и звездный ветер, и какие-то затонувшие города. Нет в авторской интонации ни тени иронической покровительственности — речь идет не о ребячестве, а о лучших возможностях человеческой души. Такова главная мысль, определяющая и романтически приподнятый стиль повествования, и образность, и взаимоотношения персонажей. Поэтому не вызывает протеста то вежливое равнодушие, которым героиня отвечает на отеческую привязанность директора интерната Ивана Антоновича. В. Новиков снова использует привычную психологическую ситуацию: добрый человек хочет пригреть одинокого ребенка, найти утешение в родительских заботах о нем. Но в повести все принимает неожиданный оборот. Оказывается, Соне мало доброты, ей нужна не снисходительность к ее странностям, а полноценная духовная близость. Недаром друзья Сони «все по-своему чудные»: первоклассник Филя всюду — на стенах, на машинах, в тетрадях — рисует жирафов, Игорь мечтает о путешествиях (и главное в нем — это, а вовсе не бесконечные злоключения), подполковник Исаев — летчик-испытатель и одновременно художник... То, что дает каждому из этих персонажей выход в «четвертое измерение», делает его интересным для других. Писателю удается передать поэзию этого союза равных — именно равных, вопреки всем возрастным преградам. Ценность его так велика, что даже гибель Исаева в конце повести не вызывает ощущения безнадежности: катастрофа, случившаяся в «трехмерном мире», как ни странно, кажется не совсем реальной, она не властна над «четвертым измерением». Итак, писатель достигает очень своеобразного эффекта: обыденное он делает призрачным, а смутные устремления героев-фантазеров — реальными. Однако нельзя умолчать и о недостатках повести, вернее, об одном весьма серьезном ее недостатке. Автору, к сожалению, порою изменяет чувство меры, и это проявляется во многом, Взять хотя бы мнимые завязки несостоявшихся бытовых конфликтов — их в повести слишком много, это отчасти обесценивает остроумно найденный прием. Приподнятость повествовательного тона также временами оказывается преувеличенной, появляются расхожие штампы романтической прозы. Причина, мне кажется, в том, что писатель не удовлетворяется образным воплощением, своей мысли, как бы не совсем доверяет ему. А попытки до конца прояснить идею повести в данном случае неизбежно приводят к досадной декларативности. Например, зачем понадобилось заявлять о том, что, «может быть, бездонный мир воображения и был четвертым измерением»? Совершенно очевидно, что такое навязчивое договаривание противопоказано замыслу повести, обедняет его.
Впрочем, было бы несправедливо заканчивать рецензию этим замечанием. Ведь, несмотря на недочеты, в повести В. Новикова много света, простора, она оригинальна и может дать пищу для размышлений.
Однажды солнечным летним утром пятеро обыкновенных английских ребят отправились на прогулку и обнаружили в заброшенном песчаном карьере странное существо, похожее на обезьянку, но с глазами на длинных тонких палочках, как у рака. Это оказался последний в подлунном мире Псаммеад, или Песчаный дух, проспавший несколько тысяч лет, — во всяком случае, когда в прошлый раз он вылезал из своей ямки, на земле еще водились птеродактили.
Самое удивительное, что Песчаный дух может исполнять желания. Но что бы дети ни пожелали, все идет не так. Пожелав стать «прекрасными, как день», дети остаются без обеда, потому что няня, не узнав их, не пускает в дом. Пожелав богатства, они становятся владельцами несметного числа старинных золотых монет, на которые в лавках ничего нельзя купить. Короче, все желания лишь ставят детей в глупое положение, поскольку ехидный Псаммеад толкует их слова либо буквально, либо исполняет высказанное случайно, вроде: «Скорее бы Малыш вырос». В конце концов, дети сами отказываются от «чудесной» помощи Псаммеада.
Произошла эта замечательная история в начале века, в книге английской писательницы Эдит Несбит«Пятеро ребят и он». В отличие от большинства произведений для детей, написанных в то же время, история Песчаного духа не ушла в забвение как безнадежно устаревшая. Она переведена на многие языки и ежегодно переиздается в Англии; ни одно английское исследование по детской литературе не обходит ее стороной.
Кто же такая Эдит Несбит и почему почти восемьдесят лет спустя ее книги не утратили известности и неизменно пользуются любовью детей?
Эдит Несбит родилась в Лондоне в 1858 году. С детства она мечтала стать великим поэтом, «как Шекспир или Кристина Росетти», по ее собственным словам. В пятнадцать лет она показала свои стихи матери, та отнесла их знакомому редактору — и, к восторгу юной поэтессы, стихи напечатали. Она получила свой первый гонорар (впоследствии Несбит описала этот случай в одной из детских книг). В двадцать два года Эдит вышла замуж за молодого журналиста Губерта Блэнда и в соавторстве с ним начала писать романы. В 1884 году супруги основали знаменитое Фабианское общество, членами которого были Бернард Шоу, Герберт Уэллс и многие другие замечательные люди; дом Блэндов был центром общества.
Вскоре Губерт Блэнд тяжело заболел, и его молодой жене пришлось взять на себя заботу о нем и о детях. Она зарабатывала тем, что сочиняла стихи, рассказы и статьи и даже рисовала поздравительные открытки. Она не отказывалась от мысли о литературной карьере, но серьезные стихи и романы не имели успеха, и ради денег она стала публиковать рассказики в детских журналах и альманахах. Особыми достоинствами они не отличались, и все же один издатель предложил ей написать небольшую повесть о своем детстве. Работая над этой повестью, получившей скучное название «Мои школьные годы», Несбит впервые задумалась, нельзя ли сделать детскую книгу более интересной и живой. Самой популярной книгой в то время был «Золотой век», написанный в 1895 году высокопоставленным чиновником Английского банка по имени Кеннет Грэхем. (Сегодня это имя известно любому английскому ребенку: среди непременного чтения английских детей наряду с «Алисой в Стране Чудес» и «Винни-Пухом» — «Ветер в ивах» Грэхема, полная тонкого юмора история четырех друзей: Жабы, Крота, Барсука и Крысы. Но «Ветер в ивах» появился только в 1908 году и тогда разочаровал читателей: от автора «Золотого века» ждали большего. История, однако, рассудила иначе, и сейчас «Золотой век» почти забыт.)
«Золотой век» — книга о детях, но для взрослых, и хотя описываемые события оцениваются с позиции взрослого, в попытке воссоздать детское мышление и восприятие было что-то новое, и Несбит не преминула обратить на это внимание. Ее собственные воспоминания детства тоже сыграли свою роль, и она стала писать истории в духе Грэхема, но как бы от лица самого ребенка. Конечно, в этом не было ничего необычного, до нее повествование от первого лица использовали в детских книгах, к примеру, Мэри Моулсворт или Джулиана Юинг, но в книгах этих писательниц, как требовала викторианская традиция, дети всегда были благовоспитанными, а сами истории полны нравоучений. Герои Несбит изо всех сил стараются быть хорошими, но без конца попадают в самые невероятные переплеты. Поначалу ее рассказы печатались в журналах, а в 1899 году вышли отдельной книгой под названием «Искатели сокровищ». Это первая книга, прославившая Эдит Несбит. Ей был тогда сорок один год.
Тем временем Грэхем выпустил «Пору мечтаний», продолжение «Золотого века», в котором была очень интересная вставная история под названием «Миролюбивый дракон». Это «сказка наизнанку», в которой романтически настроенный дракон-поэт не желает сражаться со святым Георгием. Сказка привела в восторг многих, но едва ли могла положить начало жанру, плодотворному вплоть до наших дней, если бы начинание Грэхема не поддержала с огромным энтузиазмом Несбит. Ее сказки не подражают Грэхему, в каждой найдены собственные мотивы и приемы. В большинстве из них действие происходит не «давным-давно в некотором государстве», а в современной Несбит Англии, и герои в них — не рыцари, не доблестные принцы и прекрасные принцессы, а обыкновенные дети. Но даже в тех сказках, где речь идет о принцах, можно найти забавные бытовые детали. В одной сказке принцесса живет в «дракононепроницаемой» башне. В другой переодетый принц конструирует лифт в королевском дворце и там встречает свою суженую. Несбит охотно вставляет в свои сказки приметы новейшей техники. Иногда она заставляет своих героев решать сложные математические задачи. А сказка «Последний дракон» заканчивается забавной неожиданностью: помилованному дракону надоело быть «анахронизмом», и король, по его просьбе, превращает дракона в первый в мире аэроплан. Можно было предположить, что в жанре сказки традиционной, народной, Несбит нашла себя. В то же время огромный успех «Искателей сокровищ» и продолжения «Общества Постараемся быть-хорошими» (1901) заставил Несбит продолжать поиски своего стиля и в «длинной» повести. Своеобразный стимул ей дали книги Мэри Моулсворт, особенно «Часы с кукушкой» (1877), где кукушка выполняет по отношению к детям традиционную роль доброй феи. Наконец, последним толчком стала опубликованная в 1900 году книга Ф. Энсти«Медный кувшин». В ней рассказывается о молодом лондонском архитекторе, случайно выпустившем на волю джинна, который непременно стремился выполнять все желания своего избавителя (похожий сюжет — в повести Л. Лагина«Старик Хоттабыч»). Абсурдность сказочного джинна в обстановке современного Лондона, неуместность чудес и неумение пользоваться чудесами — эти мотивы показались Несбит на редкость привлекательными, и вот в 1902 году появляется книга «Пятеро ребят и он», в которой сочетаются все сильные стороны автора: и мастерство реалистического повествования, юмор, живой язык, и мастерское построение сюжета в сказке.
Несбит вводит, в сказку очень важный принцип, некие «правила» волшебства и чудес, которые во многом стали такими же обязательными для литературной сказки, как три закона роботехники Айзека Азимова для научной фантастики.* Несбит поняла, что волшебство в книге не может быть всемогущим: это и усложнило бы повествование, и не позволило бы делать в сюжете все те неожиданные повороты, которые создают неповторимый комический эффект. Во-первых, Псаммеад исполняет только одно желание в день, даже необдуманное или случайно высказанное. Во-вторых, чудеса кончаются с заходом солнца, и вот дети, которые, пожелав себе крылья, весь день радостно порхали и шалили к ужасу жителей окрестных деревень, вдруг оказываются совершенно беспомощными на верху колокольни. Третье важное условие, которое выводит Несбит, — взрослые не должны замечать последствий чудес, потому что все равно в них не верят. И вот во время осады замка няня, как ни в чем не бывало, готовит обед и убирает комнаты.
В следующей сказочной повести Несбит «Феникс и ковер» (1904) те же дети становятся обладателями ковра-самолета и только что вылупившегося Феникса. Феникс — не менее занятное и ехидное существо, чем Псаммеад, и хотя сам он не исполняет желаний, по его совету дети совершают замечательные путешествия на ковре. Но и здесь Несбит опять подчеркивает каверзы волшебного предмета в современной обстановке. Ковер исполняет три желания в день, и дети, забыв об этом и исчерпав «лимит», оказываются запертыми в подземелье. Кроме того, ковер со временем изнашивается и начинает исполнять желания наполовину, а в один прекрасный день дети на лету проваливаются в прорвавшуюся дыру. В конечном счете, ковер принес им не больше счастья, чем Песчаный дух.
Надо сказать, что Несбит не удовлетворялась одной лишь развлекательностью. Конечно, в ее книгах есть известная назидательность. Но Несбит не читает морали, а предоставляет читателям самим делать выводы и оценивать поступки героев. Неотделимая черта творчества Несбит — живое, непосредственное общение с читателем, выражающееся в ее комментариях или вопросах. Разнообразные полезные сведения можно найти у Несбит повсюду — они в тексте, в остроумных комментариях и отступлениях. Но Несбит хотелось включить в свои книги непосредственно познавательную сторону. Она начала изучать историю и культуру древнего мира. Большую помощь ей оказал сотрудник Британского музея Э. А. Уоллис Бадж, которому она и посвятила свою новую книгу «История амулета» (1906). Знакомые нам дети снова встречают своего друга Псаммеада, и хотя по старому уговору Песчаный дух уже не может исполнять их желания, все же благодаря ему с детьми снова происходят удивительные события. Причудливый камешек, по совету Псаммеада купленный в лавке древностей, оказывается половинкой могущественного амулета. Целый амулет исполняет заветное желание, но и половинка не совсем бесполезна: она может перенести детей в любое место и время, где когда-либо находился амулет. В поисках второй половинки дети совершают путешествия в Древний Египет, в Вавилон, в Англию времен римлян и даже в легендарную Атлантиду. Они узнают о жизни, обычаях, истории разных стран в древности, становятся свидетелями интереснейших событий.
Идея путешествий во времени, вероятно, возникла у Несбит под влиянием «Машины времени» Герберта Уэллса, который, как уже говорилось, был близким другом Несбит и, кстати, очень высоко ценил ее творчество. Но «Машина времени», написанная в 1895 году, представляет собой произведение научной фантастики, где всем необыкновенным событиям дано научное объяснение. Амулет -— тоже своего рода машина времени, но исключительно сказочная, волшебная, такая же, как исполняющий желания Псаммеад или ковер-самолет. Другое существенное отличие заключается в том, что с помощью амулета дети отправляются в прошлое, тогда как Уэллс, а вслед за ним большинство фантастов, разрабатывавших эту тему, посылают героя в будущее. И это неудивительно: сказка и научная фантастика преследуют разные цели. Впрочем, одно из путешествий с амулетом совершается в будущее, и дети наблюдают счастливое и гармоничное утопическое общество. Это, пожалуй, единственный след идей Фабианского общества в творчестве Несбит.
В «Амулете» Несбит высказывает на редкость смелую для 1906 года мысль: «Время и пространство — это просто формы мышления». В «Истории амулета» Несбит выступает опять-таки как первооткрыватель.
Здесь она выводит ряд правил, впоследствии принятых многими писателями. Специфика сюжета заставила Несбит обратить внимание на необходимые условия путешествий во времени. Дети возвращаются в настоящее в тот же момент, когда они его покинули, то есть абсолютное время, время в реальном мире, стоит на месте. Это главный принцип всех волшебных путешествий во времени. Далее возникает серьезная проблема языка и общения. Когда дети впервые попадают в Древний Египет и разговаривают с местным населением, Несбит пишет: «Раз и навсегда заявляю, что не собираюсь объяснять, каким образом девочка понимала Антею, а Антея понимала ее. Думай, что хочешь. Может быть, дети открыли универсальный язык, который понимают все, но который еще не открыли ученые». Это, как и многие другие изобретения Несбит, еще один принцип волшебства, принятый ее последователями: в какую бы далекую страну ни попадали герои, трудностей в общении не возникает. (Научная фантастика пытается разрешить эту проблему различными рациональными способами: телепатией, электронными переводчиками и тому подобное.)
«История амулета» наиболее интересная и целостная книга из трилогии Несбит — прежде всего за счет композиции. В повести «Пятеро ребят и он» развязка немотивирована; дети могли бы продолжать загадывать желания до бесконечности, не пойми они сами, что ничего хорошего у них не получается. Композиционно книга распадается на серию отдельных историй. В «Фениксе» чудеса ограничены тем, что ковер изнашивается. Дети снова переживают одно за другим разные, не связанные между собой приключения, но уже заранее становится ясно: рано или поздно им придет конец. В «Амулете» поиск составляет стержень сюжета, все приключения стремятся к кульминационной точке, когда амулет будет
найдет. При этом не так уж важно, что заветное желание детей — возвращение родителей в Лондон — наконец исполняется. Амулет в этой книге выполняет двойную роль: он и цель, и средство волшебных приключений, Через год после «Амулета» выходит книга «Заколдованный замок», где Несбит пытается далее развить закономерности волшебства в условиях повседневной жизни. Здесь чудесное кольцо становится таким, как прикажет владелец: может делать невидимым, может исполнять желания, может превращать в великана. Но, как мы уже заметили, чудеса у Несбит непременно имеют какой-нибудь подвох — никогда нельзя предугадать, где кончится действие волшебства. Девочка-невидимка становится видимой совсем некстати, случайно ожившие чучела нападают на детей. А к «Волшебному кодексу» Несбит добавляется новое правило: ни один волшебный предмет не может отменить исполненное желание; если младший брат пожелал стать взрослым, бесполезно просить кольцо снова сделать его маленьким. Опять («полемизирует» с научной фантастикой в лице Уэллса и теория невидимости. В сказке одежда невидимки, конечно, становится невидимой вместе с ним, поэтому, когда девочка снимает невидимое платье, сначала в воздухе ниоткуда появляются рукава, потом верх, потом подол. А ночная рубашка, брошенная на кровать, неожиданно растворяется в воздухе. В научной фантастике, где все имеет
рациональное объяснение, человек может сделать невидимым свое тело, но не одежду. Вспомним эпизод из романа Уэллса «Человек-невидимка» (который Несбит, конечно, не могла не знать): спасаясь от преследования, невидимый Гриффин сбрасывает выдающую его одежду. Сцена с переодеванием Мабель у Несбит звучит неожиданной и забавной параллелью к этому эпизоду.
«Заколдованный замок», а также последующие сказочные повести Несбит сейчас менее известны и популярны, чем трилогия о пяти детях, но и они сыграли свою роль в том огромном влиянии, которое творчество Несбит оказало на развитие английской и американской детской литературы XX века. Как пишет исследователь Маркус Крауч в книге «Традиция Несбит. Детская книга в Англии 1945— 1970»: «Нет ни одного современного детского писателя, который не был бы обязан этой замечательной женщине».
Наиболее четко следы влияния Несбит можно обнаружить в творчестве американского писателя Эдварда Игера. Прочитав в возрасте тридцати семи лет книги Несбит, Игер был ими настолько восхищен, что сразу же стал сам писать детские книги, более или менее подражая Несбит. В «Чудесах наполовину» дети находят волшебную монетку, такую древнюю, что от долгого употребления ее чудесные свойства немного стерлись, и желания теперь исполняются только наполовину. С трудом дети учатся формулировать желания так, чтобы они исполнялись целиком, но то и дело попадают впросак. В книге «Замок рыцарей» Игер почти точно повторяет «Волшебный город» Несбит; дети у него съеживаются до размеров картонных рыцарей и дам в игрушечном замке и попадают в прошлое, где встречают Айвенго и других персонажей Вальтера Скотта. Копирует Несбит и «Сад времени», где дети находят жабу, исполняющую желания, — прямого потомка Псаммеада. Еще одно необыкновенное существо, на сей раз черепаха, возникает в книге «Озеро чудес». Как и у Несбит, дети не умеют с толком пользоваться чудесами, и неограниченные возможности волшебного озера оказываются нереализованными. Игер берет на вооружение многие правила Несбит: волшебство кончается с заходом солнца, взрослые ничего не замечают, а чтобы ограничить действие волшебства, он предполагает, что озеро постепенно «иссякает».
Влияние Несбит в «Озере чудес» совершенно очевидно, хотя сама по себе книга очень увлекательна и остроумна. Более самостоятельная идея лежит в основе повести «Неделя чудес», где волшебные приключения происходят с помощью книги, которую дети взяли в библиотеке. Правда, и здесь один эпизод полностью повторяет «Пятерых ребят»: младенец из-за неосторожно высказанного желания вырос и не хочет слушаться своих «старших» братьев и сестер.
Англичанка Мэри Нортон продолжает традицию Несбит в книгах «Кровать с волшебной шишечкой» и «Костры и помело». На кровати, которую заколдовала симпатичная мисс Прайс, проходящая заочный курс черной магии, дети путешествуют сначала в Лондон, где их забирают в полицию за «беспорядок» — неубранную кровать посреди улицы; потом на остров в Тихом океане, где их едва не съедают каннибалы; потом в прошлое, в эпоху Карла II, где они спасают от сожжения на костре молодого прорицателя, обвиненного в колдовстве. Попав в XX век, юноша с одной стороны восхищается «настоящей» ведьмой мисс Прайс, а с другой — дивится водопроводу, автомобилям и другим чудесам нашего времени. Книги Нортон явно вторичны по отношению к Несбит и далеко не так увлекательны. Нортон, как и Игер, охотно признавалась в том, как много она позаимствовала у Несбит.
Но черты влияния Несбит — в более косвенном виде — можно найти и у многих других авторов. Во-первых, как уже говорилось, Несбит вывела «теоретическое» обоснование волшебных путешествий во времени, и «Амулет» тем самым проложил дорогу целой жанровой разновидности литературной сказки. В качестве наиболее ярких примеров можно назвать книги англичан Уильяма Дикинсона«Борробил», Патриции Линч«Фиона прыгает через костер», Филиппы Пирс«Полуночный сад Тома», Элисон Аттли«Путешественник во времени» и американцев Джулии Сауэр«Чудеса в тумане» и Каролин Эмерсон«Волшебный туннель».
По следам сказок Несбит о драконах появилось множество забавных историй, где драконов держат в семье в качестве домашних животных, например, в книгах Маргарет Мейхи«Дракон в обыкновенной семье» или Полли Доннисон«Дракон Вильям». Нельзя не вспомнить Несбит, читая книги ирландки Дженет Мак-Нил из серии «Мой друг Очкарик МакКанн». В одной истории Очкарик, обыкновенный мальчишка, находит во время каникул только что вылупившегося драконника и привозит его в школу в качестве экспоната на биологическую выставку. В другой истории Очкарик с приятелем оказываются свидетелями возрождения Феникса; напуганный тем, что сумасшедшая птица вскочила на костер, не растерявшись, поливает ее лимонадом.
В книге Дэвида Северна«Зеленоглазый грифон» мы встречаемся с существом, родственным Псаммеаду, — грифоном, который, правда, не исполняет желаний, но подсказывает, как они могут исполняться. А Мэри Поппинс, знаменитая нянюшка из книг Памелы Трэверс, хорошо известная советским детям, — разве она не играет ту же роль по отношению к детям семьи Бэнкс, что Псаммеад для несбитовской пятерки? С Мэри Поппинс, так же, как с Псаммеадом, в повседневную жизнь детей входят чудеса. А создательница Мэри Поппинс не отрицает влияния Несбит.
Наконец, очень тонко скрытые следы влияния Несбит можно увидеть в книгах К. С. Льюиса, автора цикла из семи повестей о сказочной стране Нарнии.* Льюис — писатель исключительно оригинальный, он создал совершенно новые «правила» сказочной повести, правила перемещения из реального мира в сказочный и обратно. Действие книг Льюиса происходит в сказочной стране, куда обычные дети попадают разными способами: с помощью волшебных колец, через символическую дверь и даже войдя в нарисованную картину. Этим Льюис принципиально отличается от Несбит, которая, наоборот, вводит в реальный мир чудесные, сказочные элементы. И тем не менее сам Льюис признавал творчество Несбит едва ли не главным источником своей фантазии. Он позаимствовал идею сочетания волшебного и реального, использование фольклорных мотивов и — под несколько иным углом — закономерность, «правильность» чудес.
Итак, в чем заслуги и достоинства Эдит Несбит, почему ее читают до сих пор? Несбит стоит на пороге нашего столетия, с ее появлением кончается давняя традиция нравоучительной и сентиментальной литературы для детей. Вместо назидательности она создает занимательность, вместо сложного и строго литературного языка викторианцев вводит в книги живую разговорную речь. Читая ее сказки и повести, трудно поверить, что они написаны так давно, настолько они современны по языку. К тому же Несбит преодолела стремление большинства детских писателей XIX века обращаться к детям свысока. Сама она говорила так: «Детей нельзя понять ни воображением, ни наблюдательностью, ни даже любовью. Их можно понять только памятью. Я сама была когда-то ребенком, и в результате счастливой случайности в точности помню, как это было». Счастливая случайность дала нам яркие картины детства, героев, вырвавшихся из заточения душных викторианских комнат. Великолепное чувство юмора, присущее Несбит во всех ее произведениях, делает их живыми во все времена. Но главное, чем мы обязаны Несбит, — это создание нового жанра, сказки, в которой приметы повседневной жизни удивительным образом сочетаются с древними чудесами народных волшебных сказок. Без преувеличения можно сказать, что «из Несбит вышли» все волшебные сказки и повести в детской англоязычной литературе XX века. Рассказывают такой эпизод. Одна американская писательница, страстная поклонница Несбит, в конце 20-х годов путешествовала по Англии. В одном литературном кругу зашла речь о Несбит, и кто-то высказал сожаление по поводу ее недавней кончины. «Неужели Несбит умерла? — воскликнула американка.— Не может быть! Это так на нее не похоже!»
----
* См.: Азимов А. Я, робот. М., «Знание», 1964.
* Первая из них переведена на русский язык. См.: Клайв С. Льюис. Лев, колдунья и платяной шкаф. Л., «Детская литература». 1978.
Бытовал когда-то у моряков веками освященный прием — ставить на баке, то есть на носу корабля, человека, чтобы зорко видел он и в темноте, и в тумане, что там впереди по курсу.
...Художественная литература отражает жизнь в судьбах людей, в их характерах, чувствах. Сливая их в общий поток, она воспроизводит картины больших событий, борьбы, стремлений, мечты. Мечта — душа научной фантастики. Но иной раз кое-кто, ломая шапку перед достижениями нашего времени, считает, что действительность обогнала мечту. Глубокое заблуждение. Мечту нельзя обогнать, ее можно лишь воплотить. А воплощенная мечта рождает новую, зовущую вперед. Разумеется, если речь идет не о «маниловских мечтаниях», а об отражении надежд нашего времени, тенденций развития общества, его науки и техники. Ведь подлинная мечта, не оторванная от действительности, подобна прожектору на корабле прогресса.
Потом видел в работе «батальонную радиостанцию Немцова», прошедшую путь от Волги до Эльбы, видел и на Крымском фронте, и на 2-м и 3-м Украинских фронтах.
И вот перед окончанием войны я снова встретился с Немцовым в издательстве «Молодая гвардия». Меня вновь познакомили с ним, теперь уже как с начинающим литератором, фантастом. А спустя год прочитал его выпущенную Детгизом книгу «Шестое чувство» — сборник фантастических рассказов, в которых есть и домыслы, связанные с современными научными представлениями, и прямой вымысел, и сказка. А все вместе они учат мечтать о том, чтобы жизнь человечества делалась еще прекраснее.
Думаю, что сам Владимир Иванович Немцов обладает тем шестым чувством, которое помогает ему не только точно угадывать технические задачи, но видеть самые сложные нравственные проблемы, стоящие перед нашим временем.
Помню, после выхода этой книги мы встретились с ним в кабинете директора Детгиза, любезно предоставленном фантастам для беседы с крупнейшим ученым нашего времени вице-президентом Академии наук СССР академиком Абрамом Федоровичем Иоффе. В числе собравшихся были И. Ефремов, К. Андреев, Ю. Вебер и Вл. Немцов, и все мы жадно слушали академика.
Вначале он рассказал, как пришел в физику. Оказывается, точно так же, как и Рентген, — чтобы решить, что такое запах, и создать его теорию. Но... Рентгену это не удалось, зато он открыл знаменитые икс-лучи. Не привелось и Иоффе разгадать феномен запаха. Но он создал полупроводники, без которых невозможно сейчас представить себе современной техники.
Говоря о полупроводниках, академик Иоффе загорелся внутренним светом, увлекая нас всех за собой в мир, где солнечная энергия будет превращаться непосредственно в электрическую на крышах домов, крытых не кровельным железом, а полупроводниковыми панелями, обеспечивающими электричеством все нужды обитателей дома: наконец, — на огромных полях, где энергия солнечных лучей перейдет непосредственно в электрическую не с помощью природного чуда — фотосинтеза, а благодаря не менее чудодейственным свойствам полупроводников. И как реально мыслящий ученый он приводил цифры. Если покрыть полупроводниками одни только наши среднеазиатские пустыни, можно удовлетворить нужды энергетики всего человечества.
Да, это был луч, освещавший желанные горизонты!
Через некоторое время у меня в руках оказалась книга Вл. Немцова «Три желания». В ней в образах ищущих творческих людей ожили услышанные нами идеи. В книге жил, действовал диковинный прибор, изобретенный людьми, разгадавшими-таки тайну запаха. И он даже имел милую внешность механической собачонки... то есть речь здесь шла о самых животрепещущих, актуальных проблемах науки.
И вот спустя тридцать с лишним лет после беседы с Иоффе передо мной лежит переизданная в который раз книга Вл. Немцова «Осколок солнца» (М., «Детская литература», 1978), которая мне особенно дорога, потому что не только возвращает к дням молодости, но и поднимает проблемы столь же грандиозные, сколь и реальные — дать электрический ток прямо с освещенных солнцем полей, знакомит с людьми страстными, одержимыми, изобретательными, стремящимися к свершениям.
«В них есть огонек, беспокойство и, главное, собственная мысль. Понимаешь — собственная! Вот они-то и есть кандидаты в большую науку!..» — так сказано об этих людях в «Осколке солнца». Владимир Иванович Немцов известен и как публицист, выступающий с острыми и смелыми статьями, посвященными многому, что волнует и современную молодежь, и людей зрелого возраста. Но, конечно, главным делом его жизни всегда остается воспитание тех, кому жить в будущем,— воспитание на примере героев его книг, изобретателей, влюбленных в технику.
Журнал «Огонек» ознакомил меня с письмом, присланным в редакцию по случаю семидесятилетия писателя.
Пишет геофизик, защищающий докторскую диссертацию, автор многих реализованных изобретений, который избрал свою специальность под влиянием повести Немцова «Тень над землей»; прочитанной им в детстве в «Пионерской правде». Он так кончает письмо: «Во многом обязан Вам, Владимир Иванович, Вашей книге. Думаю, что таких крестников очень много. Просто не всякому приходит в голову написать».
Однако пишут! Так, после прочтения повести «Золотое дно» один из ее читателей из Баку стал сейсмологом.
Хочется обратить внимание редакции «Пионерской правды», что былая ее традиция печатать научно-фантастические произведения с продолжением из номера в номер имела огромное значение для выбора ребятами пути в жизни. Ведь детская литература — это не только литература о детях. Дети любят, когда с ними говорят как со взрослыми, когда открывают перед ними увлекательные пути и широкие горизонты.
Неутомимый воитель за светлый завтрашний день, за партийную направленность научной фантастики, Владимир Иванович Немцов, отмеченный высокими наградами Родины, пройдя свой семидесятилетний рубеж, продолжает стоять на «баке» нашего стремительно мчащегося корабля, выполняя роль «впередсмотрящего», принимая грудью и сердцем, как и подобает моряку на вахте, встречный ветер, ветер грядущего.
Борис Никольский. Три пишем, два в уме. Фантастическая повесть. Рисунки Н. Кошелькова. Л., «Детская литература», 1978. 96 с. Для младшего возраста
--------
По-настоящему хорошая книга для детей должна, наверно, иметь и взрослого читателя. Ведь настоящая Литература — всегда открытие, и хорошая детская книга чаще всего несет в себе какое-то, пусть маленькое, открытие в детской психологии.
Именно такую повесть написал Б. Никольский. Два читателя — взрослый и ребенок — это два поля зрения, два угла преломления прочитанного, и потому «двухмерность» стала основой художественного принципа построения книги. Младшеклассник, еще не умея смотреть на себя со стороны, будет искренне и безоглядно смеяться над вполне реальным героем — «чемпионом класса по тройкам» — Витей Щепкиным. Детям покажутся смешными его отношения с родителями и нежелание исправиться, будут понятны мечты выбиться из всегдашней роли троечника при помощи чуда, которое может случиться, если идти домой самой длинной дорогой, если спасти несчастную собачку, если встретить кого-то...
Детям свойственно верить в чудо, даже если они (как герой Б. Никольского) — четвероклассники. В Вите инфантильность прекрасно уживается с растущим чувством собственного достоинства и критическим отношением к родителям, метод воспитания которых вызывает у него «бунт от отчаяния». И, пребывая — после очередной тройки — во власти хаоса чувств, Витя встречается с «чудом», взрослым человеком Варфоломеем Сергеевичем, который дарит ему удивительный кубик — волшебное средство исправления. Витя встретит взрослых тетей и дядей, живущих по принципу «сойдет и так», — этаких «спустя-рукавистов» из сказочной страны Кое-какии. В них — этих новых знакомых Вити — тройка вжилась, пустила корни, расцвела пышным цветом, став мерилом их чувств, действий и поступков.
Талантливо, с большим юмором, но и с большой долей грусти автор показывает нам Витиных взрослых «друзей». Они как бы проекция самого Щепкина в будущее, но они уже пожинают плоды своего «кое-качества» — серенькие люди, жизнь которых идет «на троечку»...
Наглядный пример — самый действенный способ убеждения. И в книге перед героем и читателем «замечательные» образцы удовлетворительных деяний «вполне удовлетворительных» людей.
Ну кому же может понравиться дом, принятый комиссией с оценкой «удовлетворительно», если лестница в нем «по проекту не положена», а лифт «работает только вниз»?!
А если девушка, сдающая экзамен на парикмахера, обезобразит тебя потому, что, как и Витя, считает тройку «вполне законной отметкой»?
А когда продавец костюмов утверждает, что цифра три, означающая третий сорт, считается, как буква «ззз-ы», то есть сорт замечательный, то и в зеркале ты увидишь не себя, а нечто во «вполне удовлетворительном» наряде!
Для детского восприятия это просто смешные ситуации кое-качества кое-каких людей. А для нас это антисозидательный процесс — разрушение и жизни и себя эгоизмом, в котором могут участвовать и наши дети, если тройка в дневнике перерастет в недостаточность умственную и сердечную.
Если дети этого не захотят, а мы им в этом поможем, — главная авторская задача будет решена.
Повесть названа фантастической, но грань между фантастикой и реальностью в ней так же тонка, как грань между тройкой и двойкой («Три пишем, два в уме» — любимая поговорка учительницы Вити Щепкина). Фантастика переходит в юмористику, как бы становясь ее постоянным аккомпанементом. Этот прием, озорно используемый писателем, по-особому оживляет каждую сцену книги, придает им двойную эмоциональную окраску. Но грань эта тает и испаряется, как кусочек льда у горячей печки, едва только книжка попадет на глаза взрослого человека. Взрослый тоже будет смеяться, но с оглядкой, думая, не смеется ли он над собой... Автор утверждает, что ребенок — прежде всего Человек, в любом возрасте. А мы чаще всего, как и родители героя, считаем его то слишком маленьким, то слишком большим — в зависимости от того, как нам это удобно. И оказывается, что мы частенько наставляем и учим детей там, где необходимо доверие и разговор «на равных», как с Человеком.
Ведь в конце концов, самой лучшей воспитательной мерой оказался придуманный родителями «Пакт о предоставлении Вите Щепкину самостоятельности и независимости».
Вот какую книгу — смешную — детям, серьезную — взрослым и интересную — для всех — написал Б. Никольский.
облако тэгов
