облако тэгов
И. Петров. Шутка (рассказ, иллюстрации Ю. Макарова) // Знание-сила. — 1963. – ноябрь (№ 11). — С. 51
— - -
Леонардо стоял у стрельчатого окна, смотрел вниз, где на широких ступенях собора Св. Петра ползали фигурки паломников. Утром у одного из этих нищих он купил метровую ящерицу, привезенную из аравийских песков. Теперь ящерица кряхтела и ворочалась в узком ящике из-под красок.
А художник не мог отделаться от смутного волнения, которое вызвал ее прежний владелец. У него был обрубленный нос и глубокие шрамы на щеках, сандалии с крестовидной прорезью выдавали недавнего солдата папского войска. Но разве мало таких же, изуродованных в битвах солдат папского войска валялось теперь на римских мостовых, молясь куполам собора и выпрашивая подаяние?...
Леонардо поглядел на свои руки. Когда-то и они держали меч, а теперь сморщились, дрожат от слабости. Он вздохнул. Ничто не вечно на этой земле... Не посмеется ли время и над теми страшными жертвами, которые приносят люди во имя веры?..
Тонкий слух его уловил крадущиеся шаги за дверью. Леонардо взял холст с незаконченным рисунком и заставил им ящик.
Дверь открылась без стука. Высокий, худой монах, в белой одежде, с черными четками на длинных пальцах, молча кивнул головой, окинул взглядом мастерскую, разбросанные по полу кисти, банки с красками и подошел к холсту. Леонардо усмехнулся, заметив, как затряслась седая борода советника папы отца Бенедикта: на холсте была изображена нагая женщина. Монах попятился, бормоча сквозь зубы не то молитву, не то угрозы, — он бы растоптал это, не накажи папа беречь рисунки, — пнул ногой попавшуюся на пути скамеечку и скрылся за дверью. Леонардо ждал, пока тяжелые шаги затихли внизу. Эти визиты портили ему настроение. Но что мог он сделать — под конец жизни хотелось иметь какой-то угол и спокойно писать.
Отодвинув холст, Леонардо склонился над ящиком, приподнял крышку. Оттуда высунулась большая голова ящерицы, с угрожающе раскрытой пастью. Художник провел ладонью по холодной жесткой коже, покрытой липкими бородавками.
«Удивительно устроен мир, — думал он, — Все безвредное старается напустить на себя страшный вид, и, наоборот, то, чего стоит опасаться, рядится под добродетель. Простакам трудно жить на свете»...
Эта большая ящерица напоминала библейского змея, которого пронзил копьем архангел. Только у змея были еще крылья и борода. И то, что следом пришло ему в голову, заставило замереть с поднятой рукой. Он боялся потерять эту внезапную мысль, которая раздвигала привычные рамки бытия, нащупывала что-то в тумане неизвестного. То же самое он испытывал, когда писал «Тайную вечерю». прокладывал канал к реке Арно, набрасывал чертежи летательного аппарата...
Эта мысль, видимо, зрела давно. В молодости, изучая строение мышц, Леонардо изрезал немало трупов при осаде Милана. Он врачевал раны солдат и поражался способности живых тканей быстро срастаться. Но окончательно замысел сложился лишь сейчас...
Вытащив ящерицу из ящика, художник привязал ее к доске, на которой растирал краски, разорвал на длинные полоски несколько незагрунтованных холстов, запер дверь. Когда он взял в руки нож, то словно вновь обрел прежнюю силу и ловкость...
Через час ящерица напоминала египетскую мумию. Хвост ее был туго прибинтован к спине. Она лежала неподвижно, и только из-под кожистых век на плоские щеки выкатывались слезинки.
«Если люди научатся менять вид тварей, — размышлял художник, — они встанут рядом с богом, сотворившим их. И надо постараться, чтобы первым это увидел отец Бенедикт...»
Отец Бенедикт аккуратно навещал художника в его келье и каждый раз заставал Леонардо сидящим за мольбертом. Но когда за монахом закрывалась дверь, Леонардо отбрасывал кисти, выдвигал на середину комнаты ящик. Бинты с ящерицы он вскоре снял и с хвоста, приросшего к ее спине, выкроил кусов кожи, напоминающий по виду крыло. А когда эта рана затянулась, вторично проделал операцию — и у ящерицы появилось второе «крыло».
Оставалось самое трудное — прирастить ящерице бороду. По ночам художник ворочался на своей жесткой постели, обдумывая, как раздобыть и провести в Ватиканский дворец козла. За это время он похудел, осунулся. Мясо, которое приносили ему, съедала ящерица, он питался только финиками и вином. И ему не терпелось увидеть, что же получится из всей затеи.
Однажды отрезав кусок собственной бороды, он привязал его к морде ящерицы. А когда выпустил ее из ящика, то даже сам содрогнулся – до того безобразен был вид крылатого, покрытого бородавками змея с седой бородой. Художник поскорее снова загнал чудовище в ящик и захлопнул крышку...
...В этот день у Бенедикта с утра болела поясница. Монах хотел пораньше закончить дела и лечь в постель. Подойдя к лестнице, ведущей в мастерскую художника, он услышал наверху подозрительный стук. Последнее время бывший еретик вел себя очень странно: перестал дерзить и, казалось, весь был поглощен одной тайной мыслью. Монах подозвал двух послушников и вместе с ними стал осторожно спускаться по крутым ступенькам. Открыв дверь, они увидели низкий ящик, стоящий посередине комнаты, и растерянное лицо художника. У этого седобородого старца с мировой славой был вид напроказившего ученика. Бенедикт первым бросился к ящику. Дрожащими от нетерпения руками он поднял крышку. И в ту же минуту ему почудилось, что земля разверзлась — из черной пропасти на него бросилось исчадие ада...
Теряя сознание от ужаса, монах отпрянул к лестнице и покатился вниз. Следом за ним ринулись послушники...
Художник со вздохом поглядел на незаконченную картину. До чего же трудно ему осуществить такую простую мечту – иметь свой угол и спокойно писать.
Когда папа вызвал Леонардо к себе, солдаты, охранявшие дворец, железными клещами поймали ползающее чудовище, вытащили его во двор, чтобы сжечь живьем. Окруженный монахами, предстал художник перед троном наместника бога.
— Что это было? – строго спросил папа.
Леонардо да Винчи пожал плечами.
— Просто шутка!..
Шел 1519 год. Это была первая пластическая операция в Европе.
