Недавно мне довелось узнать о малоизвестных высказываниях Владимира Ильича Ленина о важности выхода человечества в космос.
Вот они: «Ленин сказал, что читая его (Уэллса) роман «Машина времени», он понял, что все человеческие представления созданы в масштабе планеты: они основаны на предположении, что технический потенциал, развиваясь, никогда не перейдет «земного предела». Если мы сможем установить межпланетные связи, то придется пересмотреть все наши философские, социальные и моральные представления; в этом случае технический потенциал, став безграничным, положит конец насилию, как средству и методу прогресса».
Это высказывание относится к осени 1920 года и донесено до нас в записи английского писателя-фантаста Герберта Уэллса, встречавшегося с В. И. Лениным.
Наша действительность опережает самые смелые фантазии, планы и замыслы. Советские люди полны решимости быстрее воплотить в жизнь решения XXIII съезда КПСС, ибо новый пятилетний план призван обеспечить значительное продвижение нашего общества по пути коммунистического строительства.
Много бродит сегодня по Польше романтических легенд, связанных с именем Владимира Ильича Ленина. Продиктованные велением сердца, истинные и невольно домысленные истории являются ярким выражением всенародной любви к Ильичу. И когда краковская газета опубликовала на своих страницах призыв — отозваться тех, кто помнит о годах пребывания Владимира Ильича в Польше, она невольно попала в трудное положение: как отделить в многочисленных рассказах истинное от желаемого? В редакцию поступило большое количество материалов, почти недоступных проверке.
Два года, с 1912-го по 1914-й, Ленин жил в Польше. Он приехал сюда из Парижа — города, овеянного романтической славой Парижской коммуны. Невольно возникает вопрос: почему Ильич сменил Париж на Краков и крохотную деревушку Белый Дунаец неподалеку от села Поронина, что возле зеленого хребта Татранских гор?
Находясь в Париже, Ленин знал об «исключительно благоприятной для революционной работы обстановке в Кракове. Там не только хорошо относились к политическим эмигрантам, но была даже создана организация помощи им. Немаловажный фактор, привлекший внимание Ильича, — близость русской границы. Ведь перед Лениным стояла тогда задача руководить легальной большевистской газетой «Правда», наладить тесный контакт с большевистскими организациями России. Более того, необходимо было руководить работой фракции большевиков в IV Государственной думе.
Я стою на улице небольшой деревушки с лирическим названием Белый Дунаец. Рубленные из могучих бревен дома. Островерхие крыши, прикрытые замшелой дранкой. Деревянные заборы и крылечки с резными балясинами. Сегодня воскресенье. Оживленно. Пожилые мужчины в белых домотканых штанах и в расшитых черных жилетах разговаривают, покуривая маленькие трубочки. Женщины в цветастых платках энергично обсуждают события, масштаб которых, вероятно, — от своих деревенских до общемировых.
Возле двухэтажного домика под драночной крышей мы останавливаемся с чувством нескрываемого волнения. Дом принадлежал когда-то Терезе Скупень. Ее давно нет. И лишь немолодой сын ее, Франтишек, помнит, как двенадцатилетним парнишкой он часто встречался здесь с веселым и жизнерадостным русским, который посматривал на мальчишку прищуренными глазами, шутил с ним, поглаживая рыжеватую бородку.
Многое повидал этот деревянный дом в Белом Дунайце. Здесь осенью 1913 года собирался Центральный Комитет партии. Совещание это, известное как Поронинское, называлось для конспирации «летним».
Прибывшие на совещание жили в селе Поронине, это рядом, в девяти километрах от известного курорта Закопане. Павел Гут, сын владельца дома, ставшего гостиницей для революционеров, помнит те далекие времена. Павлу было тогда 15 лет. Он встречался с Лениным на почте, куда почти ежедневно приходил Ильич, чтобы забрать корреспонденцию чуть ли не со всего света.
Сегодня в Поронине Музей В. И. Ленина. На фоне неровного профиля Татр возвышается бронзовая скульптура Владимира Ильича. С огромной любовью и тщательностью собраны в этом доме письма, газеты, фотокопии записей вождя, другие документы, относящиеся к этому периоду. Невольно удивляешься необыкновенной широте ленинского кругозора, поразительному знанию того, что происходило в России — там, за линией границы, за круглыми хребтами гор, и во всем мире.
Ленин любил эти горы. Вместе с Борисом Вигилевым — русским революционером, бежавшим из сибирской ссылки, — пешком исходил Владимир Ильич эти края. Вигилев работал в то время управляющим метеорологической станцией. В доме, где он жил тогда, размещается сегодня небольшой профсоюзный дом отдыха «Сенкевичевка», названный так в память писателя Генрика Сенкевича. И знаменитая фотография — Владимир Ильич среди Татранских гор, с туристским посохом в руках — была сделана именно в те годы Борисом Вигилевым.
Бабья гора, высокогорное озеро Морское Око, озеро Чарный Став — вот места, где можно было видеть Владимира Ильича Ленина в редкие часы отдыха.
Нина Салтыкова, директор Ленинского музея в Кракове, рассказывает нам о необычной находке, которая была обнаружена в конце 1953 года в Кракове. Здесь, в архиве Польской академии наук, почти случайно было найдено много материалов, связанных с жизнью и деятельностью Владимира Ильича в Польше. Ныне все они переданы ЦК Польской объединенной рабочей партии в дар Центральному Комитету КПСС. По этим материалам теперь можно восстановить многие моменты кипучей деятельности Владимира Ильича в Польше.
Новый Краков вплотную обступил старый, удивительный по своей архитектуре и традициям Краков, который видел Ильич в те далекие годы. Те же острые шпили католических соборов. Знаменитая Краковская башня, с которой согласно старинной легенде трубач трубил тревогу, пока вражеская стрела не поразила его в самое сердце. И сегодня каждый час над городом разносится традиционный голос трубы, вспугивая голубей с отполированных годами влажных камней площади.
Прибыв в Краков, Ленин поселился в небольшом двухэтажном домике в предместье города на улице. Королевы Ядвиги. Здесь он жил вместе с Надеждой Константиновной. Рассказывают, что каждый день Владимир Ильич на велосипеде ездил почти через весь город на вокзал, чтобы сдать корреспонденцию в почтовый вагон.
Позже семья Ульяновых поселилась на улице Любомирского. Здесь в конце декабря 1912 года состоялось заседание ЦК партии, известное под названием «Краковское».
В Кракове писал Ильич статьи в «Правду». Отсюда наладил он через границу, находившуюся в десяти километрах от города, живую связь с Россией. Отсюда была организована нелегальная переброска на родину партийной литературы и партийных товарищей. Сюда из России приезжали большевики для того, чтобы посоветоваться с Ильичем.
Когда грянула мировая война, Ленин был схвачен жандармерией. В то время он жил в Белом Дунайце. Австрийские власти произвели обыск на квартире Ленина и, найдя его труды, посвященные революционному движению, арестовали Владимира Ульянова и заключили в тюрьму города Новый Тарг. Ему было предъявлено нелепое обвинение в шпионаже в пользу русского царя. Польские революционеры энергично ходатайствовали в защиту Ульянова, и через одиннадцать дней заключения он был освобожден.
Словно живая легенда Татранских гор, из уст в уста переходит сегодня рассказ о жизни Ленина в Польше. И как живое воплощение торжества ленинизма раскинулся в предместье Кракова гигантский металлургический комбинат Новая Гута, названный именем В. И. Ленина. Один за другим встают крупнейшие индустриальные сооружения социалистической Польши, построенные с помощью Советского Союза.
Не торопясь, пристально присматриваемся мы ко всему, что выросло сегодня на ленинских путях. С трепетом ощущаешь, как далекое прошлое настойчиво прорастает сквозь шумную современность.
Мемориальные доски на домах, в которых бывал Ленин. Воспоминания немногочисленных современников. Музей, посвященный Ильичу. И память, неистребимая память польского народа, бережно хранящего сквозь время историю развития революционного движения в России. Движения, захлестнувшего своим могучим потоком не только Польшу, но всю Европу, весь мир.
В этом отношении исключительное значение приобретает то новое, что утвердилось сегодня в мире, — активная интеграция социалистических стран. Они выступают как объединенная сила нового общества на земле.
Будучи в Кракове, я не мог не посетить человека, творчество которого вот уже столько лет волнует многих. Я говорю о польском писателеСтаниславе Леме, завоевавшем исключительную популярность во всем мире своими научно-фантастическими произведениями. «Солярис», «Возвращение со звезд» и научно-философская книга о будущем «Сумма технологий» переведены на многие языки и задали изрядную работу футурологам и любителям фантастики.
Люди, желающие представить себе контуры завтрашнего дня, увидели в произведениях Лема комплекс исключительно интересных идей и прогнозов.
Из древнего Кракова мы выезжаем на машине за город. Мелькают чистенькие дома с неизменным садиком и зеленой лужайкой перед верандой, и, наконец, машина останавливается перед небольшим домом за зеленой оградой. Здесь живет и работает Станислав Лем.
Его рабочая комната на втором этаже. По стенам — от пола до потолка — книги, книги, книги. Их геометрически строгий строй нарушается лишь несколькими современными репродукциями. Большой письменный стол весь в книгах и рукописях.
У Лема энергичный, чуть настороженный взгляд сквозь очки. Он врезается в разговор с ходу и чувствует себя в привычной стихии. Ведь разговор идет о самом для него дорогом — о фантастике.
—Успехи и вес науки в жизни общества позволяют не сомневаться, что интерес к научной фантастике будет расти. Однако, листая книги фантастов, я начинаю испытывать некую тревогу. Что происходит, скажем, в американской фантастике? В ее авторском активе есть ряд настоящих, больших писателей. Зато подавляющее число авторов наводняют рынок вульгарной, второсортной продукцией. Гангстеры в
космосе, убийцы на галактических орбитах, ковбои, модернизированные на космический лад, заселили страницы книг. Многие фантасты не могут вырваться из круга привычных, избитых тем. Герои их, пользуясь свободой фантастического жанра, вызывают духов, испускают флюиды, бездумно телепатируют — короче, отдаются мистике.
Когда открыли Америку, конкистадоры хлынули на новый материк. Вслед за открытием начался немедленный и откровенный грабеж Америки. Так и здесь — как только состоялось открытие жанра научной фантастики, на его безграничные материки устремились толпы халтурщиков. Балансируя между тягой читателя к фантастике и уровнем его вкуса, авторы эти беззастенчиво подсовывают читателям фальшивый товар. Увы, таковы будни фантастики, таково ее положение в странах Запада.
Хотелось бы отметить, — продолжает писатель, — что в Советском Союзе любят, читают и ценят именно хорошую фантастику. Не каждая страна может похвастаться такими зрелыми, требовательными читателями.
— Мне кажется, — говорю я писателю, — это объясняется в первую очередь тем, что наш народ находится как бы в преддверии будущего. Для советского читателя этот жанр литературы во многом означает его завтрашний день. А научно-техническая революция «подогревает» такое ощущение. Не так ли?
Лем задумывается, а потом продолжает:
— Вы правы. Фантастика — это литература проблем человека и науки, литература о будущем. И если народ читает фантастику, значит, он смотрит вперед.
Наш быт заставлен продукцией техники и науки. Но помыслы человека идут дальше быта, к вершинам будущего. Воображение человека всегда жаждало чудесного. Однако современный человек — реалист, чудесного он ждет не от нарушений законов природы, а от их логического продолжения. Фантастика окунает человека в мир принципиально возможных чудес. Она идет навстречу потребностям человека XX века.
Что же касается ее практического значения — я не могу не согласиться с теми поразительными определениями, которые Владимир Ильич Ленин дает двум краеугольным камням здания фантастики: мечте и фантазии.
«РОССИЯ во мгле»Герберта Уэллса... Знаменитый английский фантаст, как известно, посвятил эту книгу рассказу о поездке в Советскую Россию, размышлениям о новой, неведомой писателю прежде социалистической цивилизации... Впрочем, нет нужды пересказывать содержание книги, ибо все, что связано с поездкой Уэллса, беседой с Владимиром Ильичем, известно достаточно подробно. Эта беседа состоялась осенью 1920 года, Уэллс пробыл с сыном в России пятнадцать дней...
Но когда это произошло, в какой именно день — на эти вопросы историки, биографы Ленина, более четырех десятилетий не могли получить ответ.
В 31-м томе четвертого издания Сочинений В. И. Ленина на странице 534-й было напечатано, что эта встреча состоялась в 1920 году. Точнее:
«Середина октября. Ленин принимает английского писателя Г. Уэллса».
Со времени выхода 31-го тома четвертого издания минуло двенадцать лет. Началась подготовка пятого издания Сочинений Ленина. И снова возник все тот же вопрос: когда же, в какой день Владимир Ильич принимал Уэллса?
Ежедневных записей секретарей председателя СНК за это время нет. Единственным источником пока оставалась сама книга Уэллса, в которой он писал, что приехал в Россию в сентябре 1920 года. Далее Уэллс сообщал:
«Жизнь в Москве, озаренной ярким октябрьским солнцем и украшенной золотом осенней листвы, показалась нам гораздо более оживленной и легкой, чем в Петрограде».
Значит, он прибыл в Россию в сентябре, а был принят Лениным в октябре? Так сказано в самой книге второго издания. Второго, ибо первого в нашей стране нет. Нет — и не было. Дело в том, что впервые книга Уэллса на русском языке была издана в Софии, в Болгарии, в 1921 году, то есть через год после ее написания в Англии. Любопытно, что она вышла с предисловием князя Н. Трубецкого, который, утверждая, что «...книга ярко рисует психологию отношений типичного англичанина к России, к русским и к русскому вопросу», оценил ее как «вредную»... для английского читателя, пытаясь критиковать изложение Лениным в беседе с Уэллсом плана электрификации.
Оставим, однако, в стороне княжеские писания и рассмотрим маленькую, изданную в 1922 году в Харькове книжку Уэллса с указанием «издание второе» (вероятно, составители считали болгарское издание первым). Ценнейшая книжка! Все последующие выпуски сверялись по ней. Еще и еще раз изучали ученые эту книгу, надеясь найти в ней какие-либо новые данные... Не было ли, например, у Уэллса в этой поездке, кроме сына, других попутчиков? Оказывается, был!
«Особняк для гостей правительства, где мы жили вместе с г. Вандерлипом... — большое, хорошо обставленное здание на Софийской набережной...» — писал Уэллс.
Кто такой Вандерлип? Откуда и зачем прибыл в Москву этот иностранец? Возникают в связи с ним и другие вопросы, ответы на которые исследователям дал сам Ленин. В речи на собрании актива Московской организации РКП(б) 6 декабря 1920 года Владимир Ильич говорил:
«Мы должны использовать создавшееся положение: в этом вся суть концессий Камчатки. К нам приезжал Вандерлип, дальний родственник известного миллиардера... Вандерлип привез с собой письмо Совету Народных Комиссаров».
Далее в этой речи Ленин говорил, что он принимал Вандерлипа. Но когда? Опять неизвестность! Новые поиски привели к ленинским документам о переговорах с этим американцем, просившим Советское правительство предоставить ему концессию на Камчатке.
Документы свидетельствуют, что Ленин 20 сентября ознакомился с письмом Вандерлипа. Следовательно, американский миллиардер был в Москве в одно время с Уэллсом...
Теперь у исследователей возникла новая задача: не писали ли в те годы американские газеты что-либо о поездке Вандерлипа к Ленину?
...Известный американский писатель Альберт Рис Вильямс — участник штурма Зимнего дворца, публицист, встречавшийся с Лениным, — всю жизнь был и оставался верным другом нашей страны. Не удивительно поэтому, что во время последнего посещения Москвы он охотно откликнулся на просьбу советских ученых и по возвращении в Нью-Йорк выслал им папку вырезок из американской прессы 1920 года, посвященных интересовавшей некоторых в США историков проблеме «Ленин и американо-русская торговля».
Вот она, простенькая папка — 68 больших фотокопий различных газетных текстов. Нужно ли говорить, с какой жадностью набросились на нее исследователи? И вдруг в ней было обнаружено интервью лондонского корреспондента «New York Times» с Гербертом Уэллсом.
Однако какое отношение имеет Уэллс к торговле? Оказывается, поездка Вандерлипа в Москву была истолкована некоторыми американскими кругами так, словно она была предпринята не с коммерческими, а с политическими целями.
Выясняя истину, корреспондент обратился к вернувшемуся из России в Лондон Уэллсу. И писатель сказал, что поездка Вандерлипа была связана только с коммерческими интересами.
«В дальнейшей беседе, — писал корреспондент из Лондона, — г-н Уэллс сказал, что он встречался с В. Д. Вандерлипом в гостинице в Москве, где они вместе жили в течение трех дней — 4, 5, 6 октября».
Теперь все становилось на место. Уэллс в своей книге пишет, что он уехал из Москвы в Петроград в тот день, когда был принят Лениным. «...Мы тепло распрощались с Лениным... И вот — снова дом на Софийской набережной, поздний завтрак с г. Вандерлипом… Г-н Вандерлип предлагал нам днем познакомиться с московским рынком, а вечером смотреть балет, но мы с сыном решили в тот же вечер уехать обратно в Петроград...»
Итак, установлено: Владимир Ильич принял Герберта Уэллса 6 октября 1920 года. Кроме прямых, были добыты и косвенные доказательства: некоторые документы свидетельствовали, что Ленин, придя на заседание Политбюро ЦК партии, делился с товарищами впечатлениями о только что состоявшейся беседе с английским фантастом. Это заседание, как выяснилось, состоялось 6 октября, видимо, в середине дня, ибо Политбюро обычно заседало с 12 часов дня.
Сорок с лишним лет существовала ныне расшифрованная загадка. Откройте теперь страницу 674 сорок первого тома пятого издания «Сочинений» Ленина:
«Октябрь, 6. Ленин беседует с английским писателем Г. Уэллсом».
Две строки в Полном собрании сочинений Ленина. Только две строки, а сколько терпеливого труда, сколько души потребовали они!
Так давняя нелегкая загадка была решена «группой биохроники В. И. Ленина» Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, и прежде всего
Р. М. Савицкой, кандидатом исторических наук, тем самым человеком, который долгие дни ходил неизведанными тропинками предположении, домыслов, пока был найден точный ответ.
— Теперь хотелось бы установить часы и минуты этого события, — говорит Р. М. Савицкая. — Думается, что Владимир Ильич принял британского гостя в 10 утра. Беседа, вероятно, продолжалась час-полтора. Так мы предполагаем...
Предполагаем!.. Исследователи ленинской жизни знают, что такое точность!