Литератор. Где же верблюд? (рецензия на роман И. Ефремова «Туманность Андромеды») // Литературная газета № 82, 2 июля 1959, с. 3
------------------------------------------------------ ----------------------------
«Промышленно-экономическая газета» впервые за долгое время обратилась к вопросам литературы: 21 июня она опубликовала «реплику» читателя А. Антонова «Писатель И. Ефремов в «академии стохастики», посвящённую роману «Туманность Андромеды».
...Бедуин, впервые увидевший в пустыне паровоз, рассказывал потом о нем как об огромном огнедышащем верблюде. Ему не с чем было больше сравнить, не к чему приравнять это новое явление, вторгшееся в его жизнь из неведомого цивилизованного мира. Так и читателю А. Антонову все время хочется найти своих сегодняшних верблюдов в фантастическом будущем, отделенном от нас в романе многими веками.
По мнению А. Антонова, фантазия у И. Ефремова «чересчур богатая». «Настолько «богатая», что она доходит до абсурда». Он с негодованием перечисляет факты этих «абсурдных фантазий»: «упразднены фамилии, имена выбираются по любому понравившемуся сочетанию» — как же это они, без паспортов, без прописки?
«Отмерла семья» — тут автор приходит в такой гнев, что даже фамильярно именует Ефремова просто по имени — отчеству: «сообщает Иван Антонович». (Это же безнравственно! Где же, где же верблюд?)
«Усовершенствована земная территория. Для тех, кого не увлекает больше напряженная деятельность Большого Мира, и прочих чуждых элементов?!), отведен остров Забвения» — совершенно несбыточная фантазия! Вот и «простые города, стоящие на земле, уже не для них», А. Антонов никак не может соскочить со своего верблюда. Он утверждает, что «не против фантазии и мечты», но на самом деле отрицает даже ту фантазию, которая уже сейчас становится реальностью.
«...Люди — уже не просто люди, а эдакие существа, двигающиеся чуть ли не со сверхзвуковой скоростью», — иронически комментирует он. —Так ведь двигаются! Именно со сверхзвуковой! Нужно ли напоминать, что мы живем в век реактивных самолетов и спутников?! У А. Антонова все вызывает недоверчивую кривую улыбку: «Вы устали — примите «спорамин» и трудитесь без сна несколько месяцев. Хотите усилить внимание — проглотите пилюли «ПВ», желаете загореть — возьмите пилюлю загара «ЗП» и можете не ехать в Сочи. Есть даже комнаты голубых снов, пронизанные успокоительными голубыми волнами и музыкой грустных аккордов. Уставшие с дороги принимают... комбинированные ванны из электричества. музыки, воды... Кажется, достаточно?» — с пафосом восклицает А. Антонов, очевидно, в полном убеждении, что сами примеры показывают абсурдность и невозможность подобных фантазий. Но ведь опять-таки все это или уже есть в зародыше, или поставлено наукой в порядок дня. И пилюли бодрости, и электрический сон, применяемый в клиниках, и многое иное. И как раз если бы фантазия в романе Ефремова ограничивалась только этими нехитрыми «мечтами», то он уподобился бы тем писателям, которые смеют фантазировать лишь на три года вперед и которым верхом дерзости кажется мечта об уже осуществленном подводном телевидении.
У И. Ефремова в «Туманности Андромеды» есть романтика космоса, его дыхание, ощущение его бесконечности. жажда его познания. Свободный, покоряющий полет фантазии, обнимающий безбрежные миры, стремящийся проникнуть сквозь преграды времени и пространства. Перефразируя слова Маяковского, «езда в незнаемое» становится в романе поэзией. В этом его заманчивая, притягательная сила. Ради этого прощаешь И. Ефремову явные литературные недостатки «Туманности Андромеды», о которых, как и о сильных сторонах романа, сказать следует. И можно было бы только приветствовать выступление «Промышленно — экономической газеты», если бы она попыталась серьезно, объективно разобрать роман, а не ограничилась тенденциозным подбором цитат и фельетонными к ним комментариями.
Дело ведь, в конечном итоге, совсем не в том, что одному из читателей не понравился роман И. Ефремова, — тысячам других он, наоборот, понравился. И дело даже не только в самом романе. А в том, что в этой пространной реплике-статье как бы собраны воедино все те неверные требования, с которыми у нас долгое время подходили, да порой и сейчас подходят, к научной фантастике. Смысл их сводится, в общем, к одному: мечтайте, товарищи, «поближе». Не перехватывайте. Фантазируйте в пределах, уже завоеванных наукой, решайте проблемы, уже поставленные народным хозяйством. Фантазируйте, так сказать, «трезво». И по возможности, попроще.
Против этой регламентации, против этих вульгарных ограничений творческой фантазии и призывов к упрощенности следует решительно бороться. Наша страна самых дерзких научных свершений должна иметь и самую смелую научно-фантастическую литературу, сочетающую серьезность, научность с дерзким полетом мечты.
ЛИТЕРАТОР
-----------