Хочется верить, что не за горами то время, когда гения будут выявлять лабораторным путем,
исследуя анализы в районной поликлинике. И в регистратуре вместе со справкой о состоянии здоровья будут выдавать либо устав строевой и гарнизонной службы, либо колесо от КамАЗа, либо самопишущую ручку с вечным пером или прямое указание на то, что тебе свойственно изначально. Тогда все упорядочится. Не будет больше ночных воплей «Какой актер умирает во мне!!!», мешающих всем спать спокойно, поэты перестанут консультировать колхозников, редакционные кабинеты освободятся от низкосортных рукописей, которыми они завалены от пола до потолка, — литература станет только талантливой. Вот этой последней проблеме — отсортировке самодеятельных литературных произведений — и посвящена фантастическая, отчасти, сатирическая и несколько даже детективная повесть Владимира Николаева«Якорь спасения», открывающая его прозаический сборник («Молодая гвардия», 1986 г.).
Редакционно издательские нравы частенько становятся мишенью для шуток. Наверное, поэтому уже сложился некий стереотип в представлении об окололитературной среде, соприкасаясь с которой, люди портятся прямо на глазах и которая оказывает коррозионное действие даже на маститого автора. Выдуманная В. Николаевым редакция «толстого» журнала «Восход» классическое пугало для начинающих литераторов. Но анатомирование большого творческого коллектива, к счастью не переросло в самоцель. Ее сверхзадача — заинтриговать, увлечь сюжетом, обмануть читателя и раскрыть обман на последних строчках.
На появление в редакции журнала «Восход» аппарата, в считанные минуты определяющего качество литературного произведения, его сотрудники реагируют по-разному. У многих из них это достижение инженерной мысли особых восторгов не вызывает. Машина железная, и ясно, что снисхождения от нее не дождешься. Ей все едино прозаик Толстой или поэт Чайников. Возможность за минуты убедиться в степени собственной одаренности она оказывается не простым испытанием. Ведь хорошее мнение о себе слагалось годами. Ряд пародийных и часто далеко не симпатичных образов не омрачает повесть. Она оставляет светлое впечатление и подспудную надежду на то, что гений выдержит все, даже компьютерную диагностику, если, конечно, его гениальность не мнимая.
«РОССИЯ во мгле»Герберта Уэллса... Знаменитый английский фантаст, как известно, посвятил эту книгу рассказу о поездке в Советскую Россию, размышлениям о новой, неведомой писателю прежде социалистической цивилизации... Впрочем, нет нужды пересказывать содержание книги, ибо все, что связано с поездкой Уэллса, беседой с Владимиром Ильичем, известно достаточно подробно. Эта беседа состоялась осенью 1920 года, Уэллс пробыл с сыном в России пятнадцать дней...
Но когда это произошло, в какой именно день — на эти вопросы историки, биографы Ленина, более четырех десятилетий не могли получить ответ.
В 31-м томе четвертого издания Сочинений В. И. Ленина на странице 534-й было напечатано, что эта встреча состоялась в 1920 году. Точнее:
«Середина октября. Ленин принимает английского писателя Г. Уэллса».
Со времени выхода 31-го тома четвертого издания минуло двенадцать лет. Началась подготовка пятого издания Сочинений Ленина. И снова возник все тот же вопрос: когда же, в какой день Владимир Ильич принимал Уэллса?
Ежедневных записей секретарей председателя СНК за это время нет. Единственным источником пока оставалась сама книга Уэллса, в которой он писал, что приехал в Россию в сентябре 1920 года. Далее Уэллс сообщал:
«Жизнь в Москве, озаренной ярким октябрьским солнцем и украшенной золотом осенней листвы, показалась нам гораздо более оживленной и легкой, чем в Петрограде».
Значит, он прибыл в Россию в сентябре, а был принят Лениным в октябре? Так сказано в самой книге второго издания. Второго, ибо первого в нашей стране нет. Нет — и не было. Дело в том, что впервые книга Уэллса на русском языке была издана в Софии, в Болгарии, в 1921 году, то есть через год после ее написания в Англии. Любопытно, что она вышла с предисловием князя Н. Трубецкого, который, утверждая, что «...книга ярко рисует психологию отношений типичного англичанина к России, к русским и к русскому вопросу», оценил ее как «вредную»... для английского читателя, пытаясь критиковать изложение Лениным в беседе с Уэллсом плана электрификации.
Оставим, однако, в стороне княжеские писания и рассмотрим маленькую, изданную в 1922 году в Харькове книжку Уэллса с указанием «издание второе» (вероятно, составители считали болгарское издание первым). Ценнейшая книжка! Все последующие выпуски сверялись по ней. Еще и еще раз изучали ученые эту книгу, надеясь найти в ней какие-либо новые данные... Не было ли, например, у Уэллса в этой поездке, кроме сына, других попутчиков? Оказывается, был!
«Особняк для гостей правительства, где мы жили вместе с г. Вандерлипом... — большое, хорошо обставленное здание на Софийской набережной...» — писал Уэллс.
Кто такой Вандерлип? Откуда и зачем прибыл в Москву этот иностранец? Возникают в связи с ним и другие вопросы, ответы на которые исследователям дал сам Ленин. В речи на собрании актива Московской организации РКП(б) 6 декабря 1920 года Владимир Ильич говорил:
«Мы должны использовать создавшееся положение: в этом вся суть концессий Камчатки. К нам приезжал Вандерлип, дальний родственник известного миллиардера... Вандерлип привез с собой письмо Совету Народных Комиссаров».
Далее в этой речи Ленин говорил, что он принимал Вандерлипа. Но когда? Опять неизвестность! Новые поиски привели к ленинским документам о переговорах с этим американцем, просившим Советское правительство предоставить ему концессию на Камчатке.
Документы свидетельствуют, что Ленин 20 сентября ознакомился с письмом Вандерлипа. Следовательно, американский миллиардер был в Москве в одно время с Уэллсом...
Теперь у исследователей возникла новая задача: не писали ли в те годы американские газеты что-либо о поездке Вандерлипа к Ленину?
...Известный американский писатель Альберт Рис Вильямс — участник штурма Зимнего дворца, публицист, встречавшийся с Лениным, — всю жизнь был и оставался верным другом нашей страны. Не удивительно поэтому, что во время последнего посещения Москвы он охотно откликнулся на просьбу советских ученых и по возвращении в Нью-Йорк выслал им папку вырезок из американской прессы 1920 года, посвященных интересовавшей некоторых в США историков проблеме «Ленин и американо-русская торговля».
Вот она, простенькая папка — 68 больших фотокопий различных газетных текстов. Нужно ли говорить, с какой жадностью набросились на нее исследователи? И вдруг в ней было обнаружено интервью лондонского корреспондента «New York Times» с Гербертом Уэллсом.
Однако какое отношение имеет Уэллс к торговле? Оказывается, поездка Вандерлипа в Москву была истолкована некоторыми американскими кругами так, словно она была предпринята не с коммерческими, а с политическими целями.
Выясняя истину, корреспондент обратился к вернувшемуся из России в Лондон Уэллсу. И писатель сказал, что поездка Вандерлипа была связана только с коммерческими интересами.
«В дальнейшей беседе, — писал корреспондент из Лондона, — г-н Уэллс сказал, что он встречался с В. Д. Вандерлипом в гостинице в Москве, где они вместе жили в течение трех дней — 4, 5, 6 октября».
Теперь все становилось на место. Уэллс в своей книге пишет, что он уехал из Москвы в Петроград в тот день, когда был принят Лениным. «...Мы тепло распрощались с Лениным... И вот — снова дом на Софийской набережной, поздний завтрак с г. Вандерлипом… Г-н Вандерлип предлагал нам днем познакомиться с московским рынком, а вечером смотреть балет, но мы с сыном решили в тот же вечер уехать обратно в Петроград...»
Итак, установлено: Владимир Ильич принял Герберта Уэллса 6 октября 1920 года. Кроме прямых, были добыты и косвенные доказательства: некоторые документы свидетельствовали, что Ленин, придя на заседание Политбюро ЦК партии, делился с товарищами впечатлениями о только что состоявшейся беседе с английским фантастом. Это заседание, как выяснилось, состоялось 6 октября, видимо, в середине дня, ибо Политбюро обычно заседало с 12 часов дня.
Сорок с лишним лет существовала ныне расшифрованная загадка. Откройте теперь страницу 674 сорок первого тома пятого издания «Сочинений» Ленина:
«Октябрь, 6. Ленин беседует с английским писателем Г. Уэллсом».
Две строки в Полном собрании сочинений Ленина. Только две строки, а сколько терпеливого труда, сколько души потребовали они!
Так давняя нелегкая загадка была решена «группой биохроники В. И. Ленина» Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, и прежде всего
Р. М. Савицкой, кандидатом исторических наук, тем самым человеком, который долгие дни ходил неизведанными тропинками предположении, домыслов, пока был найден точный ответ.
— Теперь хотелось бы установить часы и минуты этого события, — говорит Р. М. Савицкая. — Думается, что Владимир Ильич принял британского гостя в 10 утра. Беседа, вероятно, продолжалась час-полтора. Так мы предполагаем...
Предполагаем!.. Исследователи ленинской жизни знают, что такое точность!
Позвольте мне напомнить, что мы живем в мире фантастики. Фантастика 40-60-х годов создала основу этого мира. Она предсказала атомную и нейтронную бомбу, предсказала лазеры, спутники, освоение космоса, высадку на Луне и т. д. и т. п. Она породила сами названия: космический корабль, скафандр и такое название ставшее политическим термином века, как «звездные войны». Это не значит, что я буду говорить здесь только о проблемах фантастики.
Мы, фантасты, еще и реалисты и не идеализируем возможности фантастики. Мы не обольщаемся ни популярностью, ни нынешними тиражами, которые могли бы быть неизмеримо большими, если бы не препоны, которые созданы искусственно. Пока никакой фантастический роман не смог бы вызвать в нашем обществе такое благодарное эхо, как современная публицистика, как непревзойденный «Поворот» Залыгина или «Дети Арбата»Рыбакова. Но если вспомнить предвоенные годы, если вспомнить «Войну с саламандрами»Чапека, то мы лишний раз можем представить себе, что могла бы дать фантастика.
Я позволю себе, пользуясь методом неумной фантастики, которая удивительно сочетает в себе образную силу искусства и аналитическую точность естественных наук, поразмышлять здесь о нашем писательском деле. Вот, например, те глубинные земные толчки, которые мы испытываем, толчки земной коры под ногами, которые вызывают чувство вполне понятного беспокойства.
Речь идет о снижении интересе к книге, к литературе вообще, неважно, будь то поэзия или проза. Это отнюдь не случайное явление, которое пройдет и потому не нуждается в социологической оценке, не нуждается в изучении. Все то, что было здесь сказано об этом явлении, пока лишь качественная констатация. Нужна количественная, цифровая и, главное, социально-психологическая. Если бы мы располагали развитой социологической службой, мы могли бы точно знать, что происходит с читателем. Со вторым поколением, выросшим при телевидении. Мы бы знали тогда, что и как нужно экранизировать, как сочетать это с текущим литературным процессом. Телевидение не требует от зрителя затрат мыслительного труда, поскольку по своей природе изначально предполагает потребительское пользование. Это не порок, а свойство, объективно присущее телевидению. По скорости мелькания кадров оно не дает человеку времени для размышления. Оно вкладывает готовое мнение в мозг. Пакет образов, пакет идей.
Если заглянуть во времени вперед и посмотреть, что несет с собой фантоматика, давно пересказанная фантастами, то проблема еще более усложнится. Сращение экране с компьютером и сенсорными блоками породит еще более совершенную машину иллюзий. Фантомат грозит поработить не только сознание, но и подсознание. И это нужно трезво понимать. Мы, конечно, не позволим себе уподобиться луддитам, которые ломали машины. Телевидение — это великое свершение нашего века, и фантоматика, если будем смотреть на нее трезво, тоже будет великим велением века грядущего. Мы должны подготовиться к ней и приспособить к ней. Нам давно пора подготовиться и приспособиться к наступившей эре информатики. Тут, наверное, правильно упрекают «Литературную газету», но кое в чем она бывает удивительно оперативна. Она, например, громогласно заявила о великом открытии сверхпроводимости в диапазоне жидкого азота.
Это действительно эпохальное открытие. Коротко скажу о последствиях. Перед нами открываются реальные пути передачи энергии без проводов и без высоковольтных вышек. Открываются возможности безрельсового транспорта. Мы можем создать сверхмощные и компактные электромагниты, не нагревающие среду. А это значит, что путь к термоядерной экологически чистой энергии открыт. Мы будем черпать энергию из воды.
Это величайшая революция, но предстоит еще более великая, которая затронет непосредственно и нас с вами. Речь идет о том, что будут созданы суперкомпьютеры в миниатюрной упаковке. Машины пятого, эвристического поколения будут, как калькуляторы, в том числе и специализированные компьютеры для писателей. Они позволят разрабатывать варианты сюжетов, создавать новые, комбинировать их в новых сочетаниях. Сейчас многие писатели на Западе уже работают с компьютерами. Они не перепечатывают рукописи, а просто передают их на матрицы в машины лазерного набора. Появятся халтурщики-программисты, которые будут таким образом создавать романы, повести, стихи. И к этому необходимо готовиться. Это будет почище проблем серой литературы.
А сейчас я скажу несколько слов не просто в защиту научной фантастики, но во славу ее. Она необходима обществу, ибо зовет его к приходу нового и предупреждает о той опасности, которую это новое всегда диалектически в себе несет. Она заранее снимает органически присущий всяким переменам стресс.
И еще одно — надо всемерно расширять фантастическую литературу. Ев главный герой обычно человек ищущий, темпераментный, активно действующий, герой, который должен стоять во главе научно-технического прогресса. И я знаю, что именно он поможет поднять престиж инженерной профессии, поможет вернуть ученому миру те высокие моральные нормы, которые были так характерны для него в 20—30-е годы и которые он, этот мир, постепенно растерял в последующий период.
Фантоматика (польск. Fantomatyka — от «фантом») — термин, введённый Станиславом Лемом в начале 1960-х гг. (в книге «Сумма технологии») для обозначения технологии, предназначенной для подмены ощущений, данных действительностью, на произвольные. Таким образом, для индивидуума создаётся новая реальность, находясь в которой они не могут отличить её от действительности с помощью своих чувств.
Прошедшему 1979 году в отличие от 2000-то, не довелось стать «героем» научно-фантастических романов. И тем не менее многое из того, что фантасты предсказывали на начало XXI века, свершилось уже на наших глазах, стало фактом сегодняшнего дня.
За ответом на вопрос «что же из предсказаний фантастов сбылось сегодня?» мы обратились в автору известных научно-фантастических романов А. П. Казанцеву.
Писатель живет на Ленинских горах, невдалеке от Московского университета, где, что ни улица, научный центр, что ни квартал – целое научное направление. Известный всему миру Физический институт Академии наук СССР, где два десятилетия назад начали работать для человека первые «гиперболоиды» академиков Басова и Прохорова, соседствуют на этих магистралях науки с царством аппаратов-амфибий (Институт океанологии), с лабораториями, где искусственно воспроизводится праоснова всего живого – белок – и его составляющие элементы (Института биоорганической химии и молекулярной биологии).
«Наука наступает на пятки моей фантазии», — этим любимым изречением А. П. Казанцева мы воспользовались, чтобы спросить у него, в каких областях человеческого знания действительность уже обогнала мечту.
— Фантасты живут на земле, — улыбается в ответ Александр Петрович, — и даже самые, казалось бы, непричесанные идеи они черпают из сокровищницы науки. Фантастика и наука всегда шли рядом. Однако предсказание будущего — отнюдь не главная задача научной фантастики. Для нее важнее правильно отразить действительность в тенденциях развития современной науки и техники. Так, Алексей Толстой в своем «Гиперболоиде инженера Гарина», казалось бы, предугадал появление лазера, хотя луч лазера — это нечто совсем иное, чем тепловой луч, описанный в романе. Заслуга писателя в том, что он смело высказал мысль, которую его современники-ученые всей силой своего авторитета объявляли абсурдной. Сегодня эта «заумная идея» служит человеку в геофизике и геодезия, сверхдальней связи, в космических исследованиях, медицине, тонкой химической технологии.
Нечто подобное произошло с идеей проникновения человека в глубь океана, высказанной Александром Беляевым в романе «Человек-амфибия». Спустя всего три десятилетия, в 1979 году, современные ихтиандры из Института океанологии А. Подражанский и А. Сагалевич работали под водой на глубине 1720 метров. Так человеку стали доступны подводные просторы планеты, мечту о покорении которых заронил в умы будущих исследователей неутомимый фантаст Жюль Верн.
Фантастика и наука всегда шли рядом. Неудивительно, что основоположник космонавтики К. Э. Циолковский свой путь в науку начал с научно-фантастической повести. Ее писал не столько фантаст, сколько ученый. И осуществленное ныне завоевание человеком космоса – это не только подтвердившееся пророчество фантаста, но и завершение его научных исканий. О космосе, о путешествиях в глубины Вселенной мечтали и многие другие фантасты. Но вряд ли кто-нибудь из них предполагал, что уже в 1979 году два жителя Земли на самом деле покинут нашу планету и так надолго (175 суток), как это сделали В. Ляхов и В. Рюмин.
Достижения науки дали богатую пищу не одному десятку лучших произведений фантастического жанра. А случалось ли обратное действие?
—Таких примеров немало, — говорит Александр Петрович, — Член-корреспондент АН СССР Ю. Н. Денисюк поведал как-то со страниц «Литературной газеты», что его изобретение в области голографии было сделано под впечатлением прочитанного рассказа Ивана Ефремова«Тень минувшего». Ефремов, который был не только писателем, но в первую очередь талантливым ученым, высказал возможность таких природных сочетаний, когда объемное цветное изображение может быть каким-то образом запечатлено на камне и под влиянием упавшего на него луча света возникнуть в пространстве. Судьбе было угодно, чтобы один из миллионов читателей этого рассказа молодой инженер Денисюк не отложил прочитанную книгу в сторону, а положил ее в основу своего научного проекта.
— Какую научно-фантастическую книгу вы хотели бы прочитать в 1980-м году?
— Я хотел бы, чтобы это была книга о еще нераспознанных возможностях человека. К сожалению, углубляясь в микроматерию совершенно потрясающими темпами, физики, биологи и психологи еще не вкусили все сладости главной темы науки — человека как самого совершенного и могучего организма. С надеждой на это я и вступаю в 1980 год.
Каждый день газеты приносят нам телеграммы об очередном воинственном заявлении очередного американского генерала или о новой истерике атомщиков, угрожающих смертью и истреблением всему миру. Среди подобных заметок рядовым покажется и сообщение о том, что монополисты, в руках которых находится пищевая промышленность, сперва пытались наложить под сукно патент на изобретение, означающее огромное удешевление продуктов, а когда им это не удалось, — посадили изобретателя на скамью подсудимых. Мы привыкли к подобным свидетельствам трагических противоречий, которые разоряют агонизирующий капитализм.
Но то, что показалось бы нам вполне достоверным газетным сообщением, является на самом деле завязкой нового фантастического романа «Патент «АВ», принадлежащего писателю Л. Лагину.
Не будет парадоксом утверждение, что значительность этого фантастического романа — в его реализме. Ибо в нем фантастична лишь первая посылка сюжета: представим себе, что в некоем империалистическом государстве А., далекий от политики ученый открыл препарат, ускоряющий рост животных. Экономия средств, затрачиваемых на выращивание скота, должна означать огромное снижение цен на мясо, молоко, кожу и шерсть. Ученый наивно полагает, что, организовав производство этого препарата в широких масштабах, он облагодетельствует человечество. Вслед за этой фантастической посылкой начинается вполне реальная исторгая. Автор романа с неотвратимой логичностью показывает, что должно произойти с этим изобретением и таким изобретателем в условиях капиталистического общества. Монополистические концерны государства Аржантейи — так называется страна, в которой происходит действие романа, — решают приобрести патент у изобретателя. Он нужен им не для того, чтобы использовать его (какому дельцу в капиталистическом мире может быть выгодно снижение цен!), а чтобы шантажировать мясных, молочных, консервных и текстильных королей, получая от них огромную дань за то, чтобы «не были выпущены на рынок маленькие ампулы эликсира, несущие сытую, обеспеченную жизнь огромному большинству народа аржантейи и всего мира».
Изобретатель не соглашается на это. Тогда начинается инспирированная монополистами травля, в результате которой по ложному обвинению в убийстве ученый попадает под суд. Как и полагается в настоящем империалистическом государстве, реакционеры Аржантейи используют процесс для разнузданной антикоммунистической кампании. Как видно из сухого пересказа содержания, ничего фантастического в судьбе доктора Попфа пет. Напротив, это типичная судьба прекраснодушного, политически близорукого интеллигента, который, предполагает, что разумное, направленное на благо большинства человечества изобретение не может не восторжествовать, независимо от общественного строя его страны. Это вполне реальная история изобретения, означающего новый скачок в развитии производительных сил и поэтому особенно остро обнажающего уродливость капиталистического строя. Но история изобретения этим не заканчивается. С неумолимой в условиях империализма закономерностью изобретение начинает жить второй зловещей жизнью. Похищенное монополистами, оно становится основой страшного человеконенавистнического плана. Трех-четырехлетние дети путем инъекции эликсира превращаются во взрослых людей, сохраняя при этом умственные способности ребенка. Обученные простейшим техническим приемам, они должны стать беспрекословно повинующимися рабочими в дни мира, полицейскими, когда бастуют рабочие, солдатами, когда начнется война. История фантастического эликсира по социальной своей сущности оказалась не более фантастической, чем история атомной анергии. И атомная энергия могла бы открыть человеку огромные богатства, освободить людей от непроизводительного труда, а превратилась в козырь в большой политической игре спекулянтов войной, бизнесменов военной истерии.
Роман представляет собою талантливый памфлет на современное буржуазное общество. Кроме главного героя, в нем изображены еще десятки человеческих жизней, изуродованных общественным строем Аржантейи. Осужден на уплату огромной неустойка цирковой артист — лилипут Магараф, осужден потому, что он вырос и тем самым нарушил контракт с предпринимателем. Никому нет дела до того, что Магараф стал полноценным человеком. Его хозяин понес убыток: это важнее. Для того, чтобы найти себе жалкий ангажемент, талантливейший скрипач страны должен выдавать себя за... выросшего Магарафа. Только скандальная газетная сенсация может привлечь внимание пресыщенных законодателей вкуса к его искусству. Один из некоронованных властителей страны Примо Падреле подставляет под пули своего родного брата, боясь претензий на сонаследство. Таков Мир Аржантейи, столица которой носит выразительное название — Город Больших Жаб!
В свое время всю Аржаятейю облетела крылатая фраза из замечательного памфлета профессора университета святого Даниила господина Камилла Спуина: «Меня поражает в господине Падреле Примо не его баснословное богатство, не его железный характер, даже не его поистине необозримые деловые связи, а то, что он выработал в себе способность не улыбаться, произнося слово «демократия». Эти слова могут быть отнесены ко всем «Большим Жабам» всемирного империализма.
Гротескно название столицы этого государства, но за жабьими мордами гротеска мы узнаем вполне реальные лица новых поджигателей войны.
За последнее время у нас мало появилось хороших книг в жанре фантастического романа и политического памфлета, поэтому хочется особенно приветствовать появление книги «Патент «АВ», автор которой умело сочетает гротескные средства памфлета с острым сюжетным построением фантастического романа.
Не все удачно в произведении Л. Лагина. Возражение вызывают явно ощутимые литературные реминисценции. Страницы, на которых владельцы ресторанов и магазинов ради рекламы бесплатно кормят и одевают выросшего Магарафа, звучат, как пересказ соответствующих страниц из рассказа Марка Твена«Банкнот в миллион фунтов стерлингов». История чудовищно выросшего кота Меркурия, превратившегося в грозу города Бакбук и окрестностей, вызывает слишком много ассоциаций с книгой Уэллса«Пища богов».
Зато совсем уже не в упрек автору можно сказать, что лучшие страницы его романа заставляют вспомнить «Войну с саламандрами»Карела Чапека. И это как раз те страницы, где совершенно не чувствуются сюжетные заимствования, литературные ассоциация, представляющие собой наибольшее зло современного фантастического романа. Эти страницы близки Чапеку умением подметить уродство современного капиталистического общества, которое почти не нуждается в преувеличении для того, чтобы стать карикатурой.
облако тэгов
