— Что именно произошло? — спросил я Астера, когда он встретил меня в поезде.

— Я не могу сказать вам точно, — ответил он. — Но есть что-то в тишине этого дома, что приводит в ужас.

Было ясно, что дядя Астера был в полном смятении. Он был из тех крупных, мясистых мужчин — вы знаете такой тип — которые много бушуют, почти трогательно рады видеть вас, когда вы прибываете на вокзал, и нервно болтают всю дорогу до дома.

Когда мы повернули в ворота (дом стоит на собственной территории), Джаго начал бросать на него быстрые, напряженные взгляды, как будто пытаясь застать его врасплох, словно этот особняк делал что-то тайное, о чем подозревал только он сам. И вдруг, он схватил Астера за руку и прошептал: «Смотри, смотри, верхнее окно!» Его голос был голосом человека, ожидающего какого-то ужаса, но всё ещё удивлённого его появлением. Вы понимаете, что я имею в виду?

К тому времени уже наступили сумерки, и с точки зрения логики было совершенно абсурдно предполагать, что кто-то из нас что-то видел, поскольку все окна находились в глубокой тени. Тем не менее, мы с Астером были убеждены, что видели силуэт женщины в окне, на которое указывал Джаго. Мало того, у меня сложилось отчётливое впечатление, что это молодая женщина, хотя её черты и были скрыты длинной чёрной вуалью. Теперь, поскольку ни Астер, ни я не имели никаких указаний на то, какую форму приняло это «привидение», не было и подозрений на самовнушение. Более того, если бы не тот очень странный факт, что мы вообще могли видеть кого-то в этом свете, то, пожалуй, женский силуэт можно было бы принять за экономку.

Однако произведённый её видом эффект на Джаго был чрезвычайным. С воплем «Женщина, женщинааа!» он забился в угол экипажа, а лицо его побелело как сыр. И всё же ни Астер, ни я не ощущали на тот момент никакого чувства страха или отвращения.

Как только мы вошли в дом, меня ошеломила царящая здесь тишина. Было похоже на океанскую зыбь – так накатывали волна за волной этой тишины. Я не способен даже и пытаться описать ту внезапность, с которой это неприятное ощущение ошеломило меня, и тогда я вспомнил слова Астера. Я знал, что в этой тишине было нечто безжалостное, нечто жестокое. Мои руки начали потеть; взглянув на Астера, я мог видеть, что он тоже покрылся испариной. Он повернулся к Джаго, что стоял позади нас снаружи дверного проёма, неспособный перешагнуть порог.

— Что это, дядя? – спросил он, и голос у него был не вполне ровным. – Это та Женщина?

— Не только она, — прошептал Джаго. – Поначалу я подумал, что это только лишь она, и что она не способна причинить мне вреда. Я решил, что неплохо бы скрасить её одиночество. Но это была не просто она.

Он на самом деле решил провести ночь в одержимой комнате из чистой извращённости!

Через некоторое время мы завели его в дом, и я постарался извлечь всю историю из дяди Джаго. Увидев, как и мы только что, фигуру Женщины снаружи, он поднялся по лестнице и нашёл комнату, в чьём окне та появилась, с твёрдым намерением, как уже было сказано, провести там ночь. Я должен сказать, что подивился тогда крепости его нервов, так как сам ещё не пробыл в доме и часа, а меня уже вовсю пробирала здешняя «жуть». Но, согласно Джаго, с ним ничего не происходило до тех пор, пока он не вошёл в саму комнату.

— Как только я вошёл в дверь той комнаты, то начал испытывать сомнения. – сказал он. – Внутри было столь гнетуще тихо, что это заставило меня подумать, хотя я далеко не впечатлительный парень, что Нечто задержало дыхание и выжидает. А затем, знаете, всё вдруг почернело. Я не имею в виду, что хлопнулся в обморок – не думаю, что был для этого достаточно напуган. Нет, это было так, словно меня ослепило, и если бы не моя рука на дверной ручке, то, думаю, вряд ли бы мне удалось оттуда выбраться. Так вот, я выпрыгнул спиной вперёд в коридор и тут же захлопнул дверь. И когда уже был снаружи, я вновь обрёл зрение. С тех пор я ни шагу к этой комнате.

Вы помните, что я говорил вам о «сотворении темноты»? Поначалу я решил, что это Джаго и имел в виду, однако он был довольно настойчив. Его свеча не потухла. Он ещё раз повторил слова: «словно меня ослепило».

К тому моменту стало уже слишком темно, чтобы можно было хотя бы как-то обследовать комнату, хотя по любым стандартам был не такой уж и поздний час. Должен признать, что испытал облегчение в связи с этим оправданием. Ныне я поучаствовал в слишком многих делах, связанных с «призрачными» материями, чтобы меня можно было обвинить в трусости. Однако порой, знаете ли, есть вещи, с которыми ты просто не можешь встретиться лицом к лицу. Это был один из таких случаев. Было что-то поистине нечестивое в том доме, и, возможно, я получил своего рода предупреждение о том, что не стоит иметь дело с этим без должной подготовки. Никогда ведь не знаешь наверняка, не так ли?

Так что я не особо расстраивался из-за подобных пустяков, но решил пойти в постель и начать с утра на свежую голову.

Я не приступал к расследованию до тех пор, пока утро не вступило в полную силу. На этом раннем этапе мои действия состояли попросту в запечатывании комнаты таким способом, чтобы я мог мгновенно заметить, если что-то материальное войдёт в неё следующей ночью. Для начала я проверил каждый дюйм стен, потолка и пола, простукивая их маленьким молоточком. Комната была совершенно лишена мебели, не считая деревянного сиденья-подоконника.

Астер был чрезвычайно заинтересован во всём этом, и я сказал ему, что не возражаю, если он будет наблюдать, до тех пор, пока не мешается под ногами. Даже в дневном свете атмосфера в комнате была весьма отвратной, и я не хотел никаких отвлекающих факторов.

Комната не была особенно большой, всего около двенадцати на десять футов; однако у меня заняло довольно-таки длительное время покрыть каждую поверхность бесцветными липкими облатками, которые я использую для обнаружения материальной активности любого рода. Я нахожу их весьма надёжными для этой цели. Ранее я обыкновенно применял уголь, как вы можете помнить, пока не столкнулся с делом о «Запертой комнате», в коем мистификатор использовал потолочную розетку, чтобы попадать в оную. После этого я натянул волосы вдоль окна и подоконника, который был определённо полым, однако же сопротивлялся всем моим попыткам открыть его. Дому было всего лишь около сотни лет, и потому едва ли в нём могли быть такие штуки, как, скажем, тайник для священника. Тем не менее, выстроивший его человек вполне мог захотеть сделать тайные проходы для своих личных целей. В таких вещах никогда нельзя принимать что-либо за чистую монету.

продолжение см. в декабрьском номере DARKER

Они перешагнули через порог высокого проёма и тут же упёрлись в голую стену. Коридор, в котором они стояли, расширялся направо и налево.

— Какой путь нам теперь избрать? – спросил Спаргос.

— Не имеет значения. Каждый из проходов ведёт к длинной нисходящей лестнице, что заканчивается у входа в гипостильный зал далеко внизу. Идём сейчас направо, в сторону северного маршрута. И двигайся осторожно.

Несколько мгновений спустя они начали спуск по лестничному маршу, по-видимому, вырезанному прямо из цельной породы. Ступени, казалось, продолжались бесконечно.

— Откуда ты узнал про эти проходы, Сину... Симон? – спросил в изумлении Спаргос.

— Из древних книг, хранящихся в библиотеке моего учителя Менофара. Не повышай голос громче шёпота – нам неведомо, насколько впереди нас сейчас могут быть римляне, а эти проходы разносят эхо далеко.

Ступени продолжали вести их вниз, всё глубже вниз в черноту, и Спаргос всё больше ощущал ползущий страх по мере их нисхождения. Он слышал истории, рассказываемые охочими до наживы проводниками, о громадных пещерах под Сфинксом, однако никогда не принимал их всерьёз до сих пор.

Наконец лестница, описав полный оборот вокруг своей оси, начала новый виток, продлившись ещё немного далее – и внезапно оборвалась в просторном зале. Пустая стена по левую руку от них, как заметил Спаргос, уходила вперёд до едва различимых ступеней ещё одной нисходящей лестницы, такой же, как и та, по которой они только что спустились. По правую руку во тьме исчезал двойной ряд высоченных каменных колонн.

Симон сделал жест, и Спаргос последовал за ним в западном направлении, между двумя рядами колонн. Их факелы освещали лишь нижние части громадных столбов, уходящих наверху в неизмеримую черноту.

— Это – Приёмная зала, — произнёс Симон, — в которой служители древнего стигийского жречества проходили инициацию десять тысяч лет назад. Ныне мы находимся глубже под поверхностью, чем Сфинкс уходит в высоту над ней, и эти колонны вместе с крышей, которую они держат, вырезаны из твёрдой скалы.

Факел Спаргоса задрожал в его руке. Впервые за всё время он задумался, были ли просто людьми те, кто построили пирамиды, Сфинкса и эту чудовищную подземную галерею. Однако его следующий вопрос к Симону оказался практическим:

— А где же римляне?

— Впереди, судя по всему, и движутся они довольно бодрым шагом. Следуй за мной.

Колонный зал простирался на запад примерно на две сотни шагов, после чего расширялся в огромную закруглённую область около сотни шагов в диаметре. Колонны окружали её стены. Центральное пространство было пустым; подобно величественному гипостильному залу, его потолок терялся во мраке.

— Это храм, — сказал Симон, — где древние служители получали наставления в древнейших мистериях Стигии и Ахерона. За пределами этого места, как говорится в древних писаниях, непосвящённых ожидает смерть.

— Это на самом деле так? – Меч Спаргоса задрожал, когда он сильнее его сжал. – Если так, тогда римляне, должно быть, уже обречены, и – о горе! – моя бедная Катэлла вместе с ними, ведь, со всей очевидностью, они уже ушли за пределы этого поля! Скажи же мне, Симон – ты – один из посвящённых?

— Нет, — тревожно ответил Симон, — мне известно лишь то, что я читал в старых книгах, которыми владеет мой учитель.

Спаргос нервно сглотнул.

— Те же старые книги, по всей видимости, кто так любила собирать и читать Катэлла.

Здесь, в этой тысячелетней тьме его рациональное мировоззрение стало покидать его. Спаргос ощущал давление древней, нависающей над ними угрозы.

— Что же нам теперь делать, Симон?

— Я продолжу путь. Я должен спасти своего учителя, если смогу, но предполагаю, что тебе лучше будет вернуться обратно.

— И не подумаю, пока есть шанс, что моя жена жива!

Симон кивнул, затем двинулся вперёд; его симпатия к маленькому, но храброму греку увеличилась. Он тоже однажды потерял возлюбленную женщину из-за римлян, но тогда у него не было даже шанса сразиться с ними, чтобы спасти её. Теперь же, хотя обстоятельства и были против этого, Симон обнаружил, что надеется на то, что сможет как-либо помочь Спаргосу и его жене...

Они покинули огромный круглый храм и направились по короткому коридору, который внезапно расширился в пещеру, в западной стене которой зияло пять чёрных дверных проёмов. Здесь они почувствовали странный аромат, будто бы нафта и битум были смешаны с бальзамирующими специями, а также ощутили прохладное дуновение воздуха из тех порталов.

— Боги! – пробормотал Спаргос в отчаянии. – Куда же нам теперь?

Симон напряг свою память.

— Три средних туннеля ведут в области под Тремя пирамидами. Верной смертью будет следовать по любому из них, так как за ними расположены Пещеры Сетха. Оставшиеся пути ведут к парным лестницам, что нисходят в Логово Сфинкса. Боюсь, что идти по ним – также верная погибель, но мы должны это сделать, если хотим спасти моего учителя и твою жену. Смотри – в самом правом проёме капает свежая смола. Здесь наверняка проходили римляне в своём безумном поиске сокровища Хорэмху!

— Безумном. – повторил Спаргос. – Ты думаешь, значит, что никакого такого сокровища нет?

— Оно есть, — ответил Симон, — однако никто из людей, нашедших его, не сможет жить.

Грек вгляделся в затенённые глаза Симона и не увидел в них безумия, но лишь мрачную озабоченность с привкусом страха.

— Тогда поспешим, — потребовал он, — и будем надеяться, что они ещё не обнаружили его.

Симон кивнул, после чего кинулся в самый крайний туннель. На этот раз проход оказался круто наклонённой плоскостью, нежели лестницей. Это был прямой коридор, вырезанный в толще каменной породы; он плавно опускался, время от времени делая петли вокруг себя по мере того, как вёл двух смельчаков всё глубже во мглу внутренней земли...

Катэлла озиралась вокруг в благоговейном ужасе. Она и её похитители из Рима спускались через гипостильные залы и бесконечные наклонные коридоры в невероятные бездны до тех пор, пока ей уже не стало казаться, что они приближаются к царству Гадеса и никогда уже более не выйдут на свежий воздух. Наконец, они спустились по длинному, прямому пролёту ступеней; справа от них вздымалась утёсоподобная стена, слева зияло обширное ущелье с колоннадой. И вот они оказались на каменном полу посреди леса из выстроившихся в шеренги колоссальных каменных колонн, чьи верхушки не были видны во мраке, а на основаниях были вырезаны странные и громадные иероглифы. Широченные колонны, каждая диаметром примерно в три мужских роста, уходили рядами в непроглядную даль, куда не мог достичь свет от двадцати зажжённых факелов. Ветер с нотками натрона, усиливавшийся по мере их нисхождения, теперь приобрёл практически кладбищенский душок.

— Во имя всех богов, командир Эмилий! – выкрикнул Спор. – Разве не будет конца этим залам и пещерам? Где же это проклятое сокровище?

— В моей рукописи об этом не говорится. Будь неладен Аргоний за то, что не перевёл её целиком! Женщина – ты ведь также читала отрывки из неё. Что тебе известно об этом? Не скрывай от нас ничего, если желаешь вновь узреть внешний мир.

Сейчас Катэлла сделала бы что угодно, лишь бы покинуть это внушающее священный ужас царство тьмы. Она искала в своей памяти, пытаясь вспомнить всё, что прочла на греческом языке эпохи Птолемеев в пожелтелых обрывках, которые продали её грабители могил.

— Я... я помню, что читала о том, что ищущему надлежит спуститься к «пропасти колонн и ветров», и затем, что «величайшее сокровище Египта явит себя ему». Вот и всё, что я могу...

— Что ж, это уже что-то полезное. Это место определённо является «пропастью колонн и ветров», так что нам уже недалеко осталось. Теперь, парни, положите этого чёртова старого жреца наземь, и давайте посмотрим, сможем ли мы привести его в чувство.

После безуспешных попыток вернуть Менофара в сознание с помощью криков и расталкиваний, декурион сказал:

— Он по-прежнему в своём трансе, если вообще ещё жив.

— Тогда разделитесь и исследуйте этот зал. Сокровище должно быть где-то здесь.

Легионеры рассеялись по пространству, их факелы светились, подобно жукам-светлякам в необъятной тьме. Однако не прошло и минуты, как один из них прокричал:

— Командир, тут ещё большая пещера!

Когда отряд вновь собрался, римляне увидели, что описание солдата было скорее преуменьшением. Ущелье, перед которым они стояли ныне, было такой величины, что высочайшее жилое здание в Риме могло бы с лёгкостью в него войти. По левую сторону от него, вдоль стены размером со скалу, из которой открывался вход в пещеру, шла длинная лестница, по которой они спустились. Её дальний нижний конец терялся в тенях. По правую сторону вверх уходил такой же лестничный марш. Из колоссальной расщелины сквозил погребальный ветер, более сильный, чем прежде. У самого же порога этого монструозного портала беспорядочной массой громоздилось настоящее изобилие жутких объектов – черепов, костей, частей доспехов и пожухлых льняных бинтов.

— Это же сама пасть Гадеса! – выдохнул декурион. – Командир, возможно, нам не следует оставаться здесь...

— Успокойся, Спор. – с этими словами центурион твёрдым шагом прошёл вперёд к устью пещеры, намеренно игнорируя зловонный ветер, и стал осматривать кости. Все они были человеческие; большая часть из них были сломаны или раздроблены. Древние щиты и фрагменты брони, самые поздние из них – времён Птолемеев, были странным образом погнуты и смяты. На мгновение Эмилию подумалось, что его декуриону, возможно, пришла не такая уж плохая мысль. Что, если под этими пещерами зияли ещё более громадные пространства? Из каких невообразимых бездн происходил этот затхлый могильный ветер? И какого рода чудовищные твари могли скрываться в тех безднах?

Услышав, как несколько его солдат издали возгласы удивления, Эмилий обернулся и увидел, что Менофар уже оказался на ногах. Жрец, отвернувшись от изрыгающей ветер пещеры, бездвижно стоял, а его руки были вытянуты по направлению к чёрной лощине с колоннадой. Белое одеяние египтянина полоскалось в потоке кладбищенского ветра.

— На ка ку-тхо итумус! – вскричал Менофар. – Ку-нокомис инкубу!

Эмилий не смог распознать смысл заклинания, но понял, что слова не были египетскими. Он бросился вперёд, схватил жреца за плечо и развернул его к себе – после чего быстро отшагнул назад в изумлении, когда увидел, что глаза Менофара теперь переливаются неестественной жёлтой люминисценцией.

— Идиот! – прошипел жрец. – Ты искал величайшее сокровище Египта – и теперь должен будешь обрести его!

Уже во время того, как он произносил эту тираду, сквозь шёпот погребального ветра прорвался новый звук – отдалённый звук, что исходил из-за пределов колонной пропасти и медленно становился громче. Эмилий ощутил покалывание по позвоночнику, ибо то, что он слышал, было просто невозможно: размеренные и отчётливые звуки будто бы барабанов, флейт и систрумов, постепенно усиливающиеся, наводящие на мысли о некой приближающейся ритуальной процессии.

— Гадес и Персефона! – ахнул Спор. – Что же это?

Невероятным образом далеко вдали между колоннами стали различимы слабые проблески света. По мере того, как они делались ярче, стали слышны новые звуки – медленные шаги, позвякивания, поскальзывания, шарканье, как если бы множество странных ног приближалось в ритме барабанов и флейт.

Эмилий вытащил меч.

— Стройтесь, солдаты!

Затем, обернувшись к Менофару:

— Кто это те, что движутся сюда? Кто обитает здесь внизу?..

— Идиот! – повторил жрец. – Ты что, не догадался ещё? Что есть то, что древние стигийцы и хемиты желали сохранить и защитить пуще всего прочего на протяжении веков? По какой причине превыше всех других народов они трудились, дабы воздвигнуть свои могучие склепы и храмы? Что прятали они внутри них, чтобы сберечь это вплоть до Второго Пришествия? Вы глупцы! Величайшее сокровище Египта – это его мёртвые! И теперь мёртвые идут к вам!

Затем в свете приближающихся факелов стали проступать движущиеся фигуры – и Катэлла закричала.

Симон осторожно вышел из прохода на скальный выступ и посмотрел вниз во тьму. Ветер с ароматом натрона казался здесь сильнее. Далеко внизу он увидел мерцающие огоньки факелов римлян и в их свете – смутные контуры колоссальных колонн, чьи верхушки терялись в обширной темноте вверху.

Самаритянин содрогнулся, и не только по причине пробирающего до костей ветра. Оправдались его худшие опасения. Ущелье колонн существовало на самом деле, как говорилось в старых писаниях, и эта пещера была огромной за пределами его воображения. Никакие людские инженеры не могли бы вырубить это чудовищное пространство из твёрдого камня, равно как и ещё более громадные каверны, что, как утверждалось в текстах, находились глубже. И какие твари могли бродить внутри этих пещер и выползать наверх в определённые ночи в году – ночи, подобные этой?..

Симон резко отбросил эту мысль и прокрался обратно, где ждал Спаргос с обоими факелами.

— Оставайся здесь, — сказал он, — я собираюсь пойти вниз и понять, смогу ли я освободить Менофару и твою жену. Будь готов бежать вверх по проходу, что перед нами, освещая нам путь, когда мы придём.

— Я бы лучше пошёл с тобой, Симон.

— Я знаю, но римляне с такой же лёгкостью могут убить нас двоих, как и одного. Здесь требуется навык скрытности. Держись внутри прохода – эти факелы не должны быть увидены.

Затем, прежде чем грек смог ответить, Симон поспешил прочь и начал спуск по правосторонней лестнице так быстро, как только мог в темноте, держась правой рукой за гладкий камень искуственной скалы. Он надеялся, что тут не будет никаких ям – римляне, по-видимому, вполне безопасно спустились перед ним...

Когда Симон достиг дна, то оказался в практически полной темноте. Отдалённый свет от римских факелов лишь слабо обрисовывал массивные ряды колонн впереди него. Стремительно, однако и осторожно он покрался вперёд между мощными базами этих столпов. И пока он делал это, ему стали слышны странные звуки, слабые, однако становящиеся всё громче: удары в барабаны, пение флейт и позвякивание систрумов – или же что-то очень похожее на них. А затем, далеко впереди, между массивными колоннами, за римлянами, Симон увидел тусклое свечение странных огней, бледнее, чем от факелов солдат, похожее на трупные огни...

Симон замер, волосы у него на голове зашевелились. В «Свитке Бубастиса» Лювех-Керафа, очевидно, говорилась правда о том, что происходит внутри этих тысячелетних пещер каждое ближайшее к солнцестоянию или равноденствию полнолуние. А именно, что Процессия мёртвых шествует по ним, дабы воздать хвалу Хорэмху, Богу Смерти. Римляне были обречены, так же, как и он сам, Симон, если сейчас же не отступится...

Затем он услышал женский крик.

Гнев частично переборол страх Симона, и он рванулся вперёд, уже мало заботясь о том, чтобы скрыть звук своего приближения. Римляне, как он чувствовал, были нацелены на других, неспешно приближающихся к ним.

В следующий миг он достиг последней колонны, отделявшей его от солдат. Выглядывая из теней, он видел, что римляне выстроились в двойную линию, спинами к нему. Каждый из них держал факел в левой руке и меч – в правой, повернувшись в направлении, откуда надвигались звуки странной музыки, шаркающие шаги и трупные огни. Прямо позади них стоял Менофар, с вытянутыми руками и мерцающими зловещим светом глазами. Неподалёку от жреца Симон увидел Катэллу, со связанными за спиной руками пятившуюся в ужасе к той самой колонне, за которой прятался он сам.

Затем Менофар начал распевать гимн на языке, в коем Симон признал давно позабытое стигийское наречие, в ритме приближающейся жутковатой процессии.

— Ко итаму нокомис иту...

— Будь ты проклят, чародей! – взревел Эмилий, вылетая из шеренги солдат с обнажённым клинком. – Пришла твоя смерть!

Симон выпрыгнул из укрытия, пронёсся мимо оторопевшей Катэллы и достиг их двоих как раз вовремя, чтобы успеть вставить клинок своего меча между рукой Эмилия и лысым черепом Менофара. Клинки резко зазвенели, а затем кулак Симона врезался в лицо римлянина, отшвырнув его наземь.

Спор и несколько других легионеров, весьма изумлённые всем этим, развернулись и бросились на Симона. С отчаянной попыткой самаритянин обхватил худосочное тело своего наставника за талию согнутой левой рукой, поднял его и понёсся к теням среди колонн.

— Беги! – крикнул он Катэлле, пока та, замерев у ближайшего столпа, взирала в ужасе на римлян и того, что надвигалось на них. Мгновенно она развернулась и, невзирая на связанные руки, неуклюже заспешила прочь, во тьму между колоннами.

Затем Симон услыхал рёв Эмилия:

— Стоим насмерть, парни! Вырежем этих ублюдков! Никакая вражина не выстоит против солдат Рима!

В тот же момент, услыхав шаги позади себя, Симон выпустил Менофара и крутанулся на месте. Большинство преследователей, очевидно, вернулось обратно по команде Эмилия, чтобы встать в строй; однако один из них всё же продолжил погоню, а именно – декурион Спор.

— Чёрт тебя дери, колдун! – выкрикнул Спор, бросаясь вперёд. – Ты и твой демонический жрец умрёте за то, что заманили нас в эту адскую яму!

Симон, мгновенно среагировав со всем своим гладиаторским мастерством, едва избежал яростного выпада декуриона. Он рубанул своим коротким мечом, и его острый клинок рассёк шею Спора, послав одетую в шлем голову декуриона с его плеч прямиком на каменные плиты. Та с грохотом укатилась в тени; тело тут же рухнуло, и кровь захлестала из шейных артерий, пятная мощёный пол.

Симон наклонился и поднял Менофара с земли. Глаза жреца более не светились жёлтым, но метались туда-сюда, будто бы в замешательстве. Симон хлопнул его по лицу, встряхнул, а затем побежал к Катэлле и быстро перерезал связывавшую её запястья верёвку.

— Следуйте за мной, оба! – скомандовал он. – Живо!

Они повиновались, лишь частично осознавая, что делают. Пока они так бежали, то услышали раздававшиеся позади вопли римлян, полные гнева и ужаса. Затем раздались яростные звуки металла, звенящего о металл, и металла, вонзающегося во что-то вроде сухой и хрупкой древесины. И вместе с тем леденящие кровь звуки барабанов и флейт всё усиливались, вместе с размеренным и приглушённым шарканьем множества ступней, словно бы обёрнутых в слои льна...

После того, что показалось напряжённым и бесконечным блужданием на ощупь сквозь заполненную колоннами тьму, Симон и два его компаньона нашли начало лестничного марша и поспешили вперёд. По мере того, как они приближались к верху, Симон осознал, что Менофар полностью восстановил сознание.

— Нам нужно спешить, Симон. – выдохнул жрец. – Действие экстракта лотоса закончилось, и я более не способен удерживать контроль над входом в это место.

— Не волнуйся. Дверь была заклинена обломком колонны...

— Скорее же! – настаивал Менофар.

Затем они увидели, как Спаргос поспешил вниз по ступеням к ним навстречу, с факелом в каждой руке. Это было приятное зрелище, так как внизу вовсю гремела битва между римлянами и их незримыми противниками, и свет от их факелов значительно ослабел. Завывания ярости и ужаса по-прежнему доносились из той низины.

— Катэлла! – воскликнул маленький грек. – Это правда ты? Хвала всем богам!

— Мы всё ещё не снаружи, — прорычал Симон. – Давайте поторапливаться, веди же нас!

Спаргос кивнул, повернулся и повёл их за собой, освещая путь двумя факелами.

Как только они достигли широкого выступа на вершине лестницы, Симон на мгновение помедлил и выглянул с края. Далеко внизу по-прежнему бушевало сражение, хотя факелы римлян ныне поредели, а трупные огни их оппонентов значительно выросли в числе. Последние были неестественно безмолвны, не считая звуков жутковатых барабанов и флейт, и Симон ощутил, как его страхи вернулись – глубокие, атавистические страхи, которые временно были подавлены гневом. Римляне, вопя в ярости и животном ужасе, медленно отступали к расположенной прямо внизу области перед ныне скрытым зевом пещеры, что изрыгала свой зловонный ветер в огромный колонный зал. И римляне, и их противники выглядели смутными формами в дрожащем свете огней, однако в это мгновение силуэты последних показались Симону чем-то отличным от человеческих. Желтоглазые, завёрнутые в льняные пелены гуманоидные формы, некоторые с головами, напоминающими соколиные, ибисовые и шакальи, другие – вообще безголовые...

А затем, что было ещё ужаснее, чем всё, что произошло ранее, из зева зловонной пещеры внезапно протянулось гигантское, пятиконечное, хватающее нечто и опустилось на сражавшихся, как на римлян, так и на отродий той лощины. Симону оно показалось желтовато-серым и волосатым, и его титанические когти скрежетали по камню, когда это нечто тащило свою безумно визжащую добычу в усеянную костями пасть своего логова. Тут же все искорки-факелы римлян внизу потухли, а вопли легионеров, когда их тащили вниз в хтонические бездны, поднялись дикие рокотания мрачных барабанов и завывания жутких флейт. И в этот миг Симон осознал, что он был проклят кратким зрелищем передней лапы Хорэмху, Бога Смерти, в чью монструозную честь был изначально изваян Великий Сфинкс.

— Глядите! – охнул Менофар, указывая на движущееся скопление трупных огней. – Они движутся в сторону лестницы. Мы должны бежать!

Спаргос, стройный и проворный, несмотря на свои шестьдесят, продолжил вести их с факелами в обеих руках, и трое его компаньонов бежали вслед за ним по невероятно наклонным плоскостям, вдоль коридоров с колоннами и, наконец, вверх по последней лестнице, что вела наружу.

Здесь, на этой последней лестнице, задыхаясь и обливаясь потом от неистовых и длительных усилий, четверо беглецов в испуге приостановились, когда услышали новый звук впереди – медленный, резонирующий бум... бум... бум...

— Быстрее! – закричал Менофар. – Я более не управляю этим... Сфинкс пытается закрыть дверь перед нами!...

Они бросились ещё стремительнее вперёд, и страхи Симона ещё усилились. Самая каменная порода под их стопами сейчас вибрировала, отзываясь на каждый увесистый удар двери. Были ли позади них к тому же легионы мертвецов, движущихся навстречу биению Барабанов Хорэмху?...

Они достигли вершины лестницы – и замерли, застыв в страхе. Высоченная каменная дверь, максимально качнувшись назад, медленно и гулко закрылась...

БУМ!

...после чего отскочила обратно, ударившись о блокировавший проём обломок известняковой колонны.

— Быстро, через дверь! – вскричал Менофар. – Колонна трескается, она долго не выдержит.

Спаргос отбросил один факел, схватил Катэллу за руку и протащил её сквозь дверной проём. Громадный каменный портал, целенаправленно и сверхъестественно раскачиваясь, будто живое существо, вновь врезался в колонну, от чего та ещё больше растрескалась и посыпалась.

БУМ!!

И вновь каменная дверь широко распахнулась, и теперь через проём прыгнул Менофар. Симон, готовясь последовать за ним, услышал стремительно приближающееся шарканье из нижней части прохода. Он обернулся – и был поражён ужасом при виде обёрнутых в льняные бинты существ, ковыляющих к нему из тьмы, со светящимися неестественным жёлтым глазами. В левых руках мумии несли странные факелы, мерцавшие зеленовато-жёлтым трупным светом, а впереди всех двигалась фигура, увенчанная высокой двойной короной страны Кем. Буро-коричневый лик этой иссохшей мумии, тем не менее, был точной копией лица Менофара.

Симон, вскрикнув в ярости и ужасе, метнул свой короткий римский меч со всей силой. Клинок, сделав несколько оборотов, крепко вошёл в грудь фигуры кладбищенского фараона. Умертвие пошатнулось и споткнулось, пронзённое насквозь, однако затем восстановило равновесие и продолжило движение, а его глаза демонически светились.

Великая каменная дверь вновь начала свой тяжеловесный размах, стремясь закрыться. Симон прыгнул через узкую щель с бешеной прытью, ощущая ветер от проносящегося мимо камня...

БУМ!!!

Обломок колонны треснул, раскрошился и откатился в сторону, расколовшись надвое. Симон, прокатившись кубарем по плитам внешнего прохода, услышал, как дверь оглушительно захлопнулась позади него. Поднявшись, он обернулся к порталу, боясь, как бы он вновь не открылся и не выпустил наружу умертвий с огненными глазами...

Но портал оставался закрытым, по-видимому, опять ставши «ложной дверью». Симон задрожал, когда осознал, насколько близко все они были к тому, чтобы оказаться запертыми навеки внутри тёмного царства Хорэмху.

— Клянусь именем Мота, бога Судьбы! – воскликнул он, содрогаясь. – Я думаю, Менофар, что только что видел твоего двойника, фараона Хефрена, и нескольких его прислужников из числа нежити, преследовавших меня подобно огнеглазым демонам...

— Они служат Хорэмху, Владыке мёртвых, – ответил Менофар, — и поэтому обладают своего рода бессмертием. Эти не-мёртвые Избранные и есть «сокровище», коего столь глупо домогались Эмилий и его легионеры, и кое они нашли на свою погибель.

— Катэлла, — нервно произнёс Спаргос, пытаясь улыбнуться, — я надеюсь, что это послужит тебе уроком. Впредь не стоит зачитываться дурацкими старыми документами...

Затем, видя страдальческое лицо и протянутые к нему руки, Спаргос расплылся в полном слёз облегчении и, всхлипывая, привлёк жену к себе.

Несколькими минутами позже четверо спасшихся, пошатываясь, вышли из коридора на залитую лунным светом, усеянную трупами площадь перед Великим Сфинксом. Спаргос и Катэлла по-прежнему сжимали руки друг друга, будто недавние влюблённые.

— Что ж, Симон, — сказал Менофар, — ты вновь доказал, что являешься моим способным учеником, коим я могу гордиться. На этот раз, по факту, я вообще сейчас едва ли был жив, если бы ты не выучил как следует вещи, которым я тебя обучал. Теперь же давай проводим эту отважную пару, спасённую тобой, к берегу Нила, и увидим, как они в сохранности взойдут на лодку, идущую до Александрии. То направление будет намного более им по душе, я уверен! После же тебе надобно вернуться со мной в Мемфис, где мы займёмся твоей подготовкой к путешествию вверх по реке и укрытию там в одном из храмов Птаха...

— Нет. – Симон взглянул вверх на освещённый луной лик Сфинкса, столь схожий с лицом его старого наставника, затем яростно встряхнул головой. – Нет уж. Я сопровожу эту достойнейшую пару в Александрию, а после, если мне будет благоволить Тюхе-Фортуна, сяду на корабль, идущий в неизведанные земли. Я опасаюсь угрозы Калигулы, однако теперь я ещё более опасаюсь тёмного зла Египта. Кем – страна древних ужасов, как довелось мне неоднократно узнать в течение последних месяцев, и этой ночью – более всего. Без сомнений, Хорэмху, бог Смерти, однажды предъявит права на меня, как он сделал это по отношению к Эмилию и всем его легионерам этой ночью. Да, он сделает это так же, как предъявляет права на души всех вообще, кто жили и будут жить. Однако ж, когда этот день придёт, то я надеюсь, что буду далеко от тёмного Египта, обдуваемый свежими ветрами под лазурными небесами.

Конец

Наступал попутно длительный ледниковый период, когда человечеству постоянно грозили всевозможные природные бедствия вроде голода от неурожая или лютых морозов. Тысячи умирали от различных вирусных инфекций, и орден св. Трисмегиста вместе с неопарацельсианскими докторами оказывали посильную поддержку населению. Затем Терра начала просыпаться от гнёта мороза и пробудила свои вулканы, которые, взревев, будто древние драконы, стали исторгать из себя магму и плавить льды. Многие города, вмёрзшие во льды, вернулись из длительного заточения к свободе передвижения; другие были уничтожены вулканической активностью, несмотря на всю свою архитектурную мощь и броню. Однако, некоторые места оказались к тому же прокляты самим Провидением, вроде Чернобыльских Пустошей или бывшей локации древнего комплекса «Москва-Сити», где чуть ли не с прошлого ледникового периода находилась неизменная резиденция Аб-Элула Непостижимого (другая подобная локация находилась на месте бывшего питерского острова Газпрома, где верховодил другой не менее могучий техноглич, пока его резиденцию не изничтожило воинство зверолюдов и техномутантов, насланное завистливым Аб-Элулом). Кстати говоря, все предыдущие континенты были уничтожены стихийными катаклизмами либо затонули, и поэтому бывшая локация «Москва-Сити», ныне принадлежавшая техногличу Аб-Элулу, располагалась где-то на северных равнинах мегаконтинента Неогиперборея, в районе горного плато Урд-Мзурц-Ценваг («Долина [древнего вурма] Урд-Мзурца» на неогиперборейском койнэ), некогда бывшего дном древнего реликтового океана. Она, судя по всему, попросту была смоделирована техногличем в дополненной реальности с помощью терраморфинговых магических технологий, на основе архивных записей из планетарных Эфирных Хроник (они же Ноосфера, Этериум и Акашья на разных наречиях глубокой древности).

«Вот оно что! Поди пойми, что это всё значит вообще», пришла очередная не слишком проницательная мысль к Заболотьеву, уже вовсю сливавшемуся личностями со своим духовным близнецом, который всё больше осознавал присутствие отдельного от него сознания. Вообще, сознание Сержа постепенно приходило к идее, что он либо уже умер и смотрит театр Бардо Тодол, либо ещё жив, но в сильно коматозном состоянии, с учётом столь странных онейроидных переживаний и неспособности вернуться в прежнее тело, оставшееся в прежнем, таком привычном будничном мире. Однако, в своём нынешнем положении полуактора-полунаблюдателя Серж чувствовал себя в целом нормально, ему уже было интересно, чем кончится вся эта история с техногличем и одиноким паладином-коммандос в этом ужасно опасном и чарующе странном мире далёкого будущего, где магия и технология в итоге переплелись так, что образовали новый виток синтетической человеческой мысли.

Серж и его духовный близнец прекрасно понимали, какая опасность грозила им обоим при встрече с подобными сатанинскими отродьями. Техногличи считались одними из наиболее опасных и высокоиммунных форм Нежити, встречающейся в Туманных Землях. Даже в одиночку техноглич представлял собой зачастую весьма грозного противника, обладающего всеми достоинствами и почти лишённого недостатков класса Нежити и одновременно владеющего самой опасной магией школ Разрушения, Изменения, Иллюзии, Некромантии и Высшей Биоинженерии. Часто подобный техноглич мог представлять собой нереально прокачанный и пропатченный алгоритм, размножающий себя на физических носителях до бесконечности. Уничтожить подобного технократа можно было, лишь полностью стерев его исходный код с помощью особо сложного и тайного Великого Ритуала Кибернетической Октограммы, вместе с разрушением его Кристалла Души, на котором обычно и хранился исходный код. К счастью, этот ритуал был преподан двойнику Сержа в полном виде самим Архимагистром Ордена незадолго до Гибельной Ночи, когда их Обитель была разрушена ассассинами Аб-Элула. Но об этом – позже.

Техногличей можно было встретить в воплощённом виде в заброшенных серверных центрах, на криптомайнинговых фермах и в пустующих штаб-квартирах древних глобальных корпораций. Это могли быть бывшие сотрудники из класса IT-иерограмматиков, либо же главы тех забытых мегакорпораций. Техноглич мог воздействовать на все инструменты и приборы человека, работающие на протее (своего рода подземном электричестве, исходящем из земных трещин и накапливаемом в особых кристаллах кварцевой руды), в радиусе нескольких километров, выводя их из строя и вызывая ужасные искажения (англ. glitches) показаний одним своим присутствием. Все эти тайные знания, включая информацию о том, как бороться с тем или иным классом нечистой силы, хранились в цифро-аналоговом расширенном 4-ом издании «Бестиария Сумеречных Земель, авторства пресвятого великомученика и доктора криптозоологии Атанатоса Кикладского», он же – Codex Monstruum, вкупе с многочисленными иллюстрациями, комментариями и примечаниями, в библиофонде Обители Тау. Эту цифро-аналоговую книгу, одновременно обладающую материальными и тонкоэфирными свойствами, двойник Сержа очень любил «листать» на досуге, она была его постоянным чтением с самого детства.

Серж почему-то вспомнил старенький зарубежный фильм в жанре научной ужастики «Вирус», и его передёрнуло.

…Он поднялся на широкую платформу из чёрного полированного камня, зловеще освещённую диковинными минеральными камнями, и стал прислушиваться. Кристаллы мерно жужжали, за окном слышался гул потустороннего холодного ветра, пахло эфирными маслами (герани и иланг-иланга?), которую выделяли фильтры его биозащитной маски, сделанной из какого-то кожистого и эластичного, приятного на ощупь материала. Он вспомнил, что его двойник потратил около двух местных «дней», чтобы забраться на подобную высоту, так как ему приходилось избегать всевозможных хитроумных ловушек, которыми доверху нашпигована эта чёртова Обсидиановая Башня, и сражаться с бдительными Стражами, коих нет смысла здесь описывать. Скажем лишь, что это были разнообразные автоматоны и киберголемы, а также различные парадоксальные химерные элементалы, вроде Углекислотных Фантомов. Наилучшим исходом для двойника Сержа было избежать очередной стычки с подобными крайне опасными мерзостями. Последняя схватка со Стражем, огромным многоруким, многоногим и многоглавым титаном (двойник Сержа назвал его Бриареем), едва не стоила тому правой руки, которая до сих пор сильно болела, и повреждения мозговых элементов от сильного сотрясения головы, когда тварь одной из своих лап-клешней отшвырнула техномага в стену, удар об которую чуть не стоил Йондриду перелома спины и пробитого черепа. Благо, последний выживший космотеург был крепким орешком, раз был до сих пор жив и относительно слабо изранен.

В стволе башенной шахты перед Сержем находился арочный проём, закрытый высокими дверями из чёрного камня. Очевидно, что ему надо было туда проникнуть, ибо возможно, что уже здесь начинались апартаменты ненавистного Аб-Элула. Серж был уверен, что находится уже где-то на половине высоты Башни, возможно, что и выше. Сильной рукой двойник Сержа крепко сжал боевой посох, способный испускать испепеляющие залпы чистого ясного Света (особой агрегатной формы протея, называемой од(жас)) в указанном направлении. Однако, залпы эти были весьма энергоёмкими. После серии из 10-12 таких залпов боевой посох надо было около часа подзаряжать, поэтому его аккумулятор следовало расходовать крайне экономно. Аккумулятором, собственно, и служил огромный кристалл аметиста в верхней части посоха. Когда его мерцание совсем тускнело, это означало, что заряд почти на нуле. Также посохом было удобно чертить охранные, целебные, призывные и экзорцирующие сигилы, создавать на их основе рунескрипты и стихийные ловушки для потусторонних сущностей, которыми наводнена ныне сумеречная Земля. Засилие это произошло вскоре после того, как защитная биосфера перестала, собственно, защищать Землю от космических сил Хаоса в силу угасания Солнца и слишком медленной перенастройки Терры на автономную систему питания.

Серж вспомнил, как его наставники (в особенности, его учитель прикладной философии и физического труда Фома Ахеронский) учили их, желторотых юнцов, что негодяй и предатель Хоаким Д’Хаст-Гур III-ий был прихвостнем Аб-Элула уже не первый век и намеренно лишил адептов Правой Руки положенного им местожительства – а именно, великой Обители Омега. А после, в нынешние времена, на их Обитель внезапно, среди ночного сна, напали слуги техноглича, мерзкие и коварные ассассины-автоматоны, и перебили практически всех во время Тихого Часа. Возлюбленная сестра его по ордену, Гвэнн, также пала во время этого подлого налёта, пронзённая в грудь навылет ядовитым жалом скрывающегося в тенях гибельного автоматона-скорпиона. Кажется, один только Йондрид из Офирна (видимо, так звали его двойника, решил Серж, когда ему на ум пришло это странноватое имя) спасся тогда, и с тех пор скитался по Сумеречным землям, желая отомстить неогиперборейскому тирану и просто стараясь выжить в экстремальных условиях. Как считалось среди их братии, адепты ордена св. Трисмегиста были последними людьми на этой грешной планете, погрязшей в хтоническом мраке и скверне и управляемой ныне злыми силами, пришедшими на Землю из космических бездн. Конечно, оставалась ещё Великая Обитель, где могли быть люди, но двойник Сержа в этом сильно сомневался – техноглич был коварным мизантропом, и без лишних угрызений совести мог уничтожить заодно и всё население Обители своих мнимых союзников-технотантриков. И едва ли ему было сделать это сложнее, чем в случае с Обителью нашего адепта Правой Руки. Йондрид знал, что основной целью техноглича был единоличный контроль над всеми территориями Сумрачной Земли, а лишние прихлебатели в лице архиканоника Д’Хаст-Гура и его адептов едва ли ему были нужны, так как они люди, к тому же одарённые одической Силой, и могут представлять опасность для его драгоценной тотальной тирании. Однако, не стоило списывать со счётов и возможных выживших из его собственного ордена, о которых он не знал, или из Обители безумных и кровожадных технотантриков-хаоситов, которые также могли желать смерти Аб-Элула и в одиночку отправиться на поиски его Башни в Проклятых землях. Если он выжил спустя столько времени лишений и опасностей, то могли и другие. Кажется, с момента нападения на Обитель прошло около семи-восьми лет, и только сейчас двойник Сержа наткнулся на следы Аб-Элула, так как коварный техноглич, ко всему прочему, мог перемещать свою геолокацию с места на место или просто скрывать её голографическим мороком. Также за все годы скитаний по Сумрачным землям Йондрид не встретил ни одного живого человеческого существа, хотя и находил целые постиндустриальные некрополи, где рылись в земле до сих пор работающие промышленные роботы прошлых цивилизаций, выполняя свой стандартный цикл благоустройства территории. Также эти циклопические мавзолеи были излюбленным местом кормёжки для стай алчущих мёртвой плоти мутантов-некрофагов, которые яростно сражались с промышленными дронами-рабочими за добычу. Перед мысленным взором Сержа проходили эти странные картины иных времён, и у него постепенно плавилось сознание.             

…Йондрид из Офирна, один из самых одарённых адептов ордена св. Трисмегиста, и, по-видимому, последний из их числа, ныне осознал, что постоянно отвлекается на проявившийся в его уме раскол в форме появившегося внезапно из ниоткуда второго сознания, любопытного и глуповатого, которое мешало ему должным образом соображать и путало даже его физические движения, что являлось большой помехой в его и без того опасном квесте. Возможно, что это были тонкие психические эманации Аб-Элула, и ему стоило держаться настороже как никогда ранее. Космотеург применил специальную психотехнику, напрягши все свои активные мозговые элементы, и временно заблокировал назойливого чужака, который, однако, был ему в чём-то симпатичен, потому что Йондрид ощущал в глубине сердца, что это его собственная частица души. Тем не менее, блокировка сознания Сержа не помешала тому созерцать мир глазами Йондрида, чему Серж был рад в какой-то мере, если учесть, что иного выбора у него в сложившихся обстоятельствах и не имелось. Теперь он словно бы превратился в безмолвного наблюдателя, в Глаз, Зрящий в Ночи.

«И ты, и я, и все мы есть лишь искры божественной Плеромы», — вспомнил Йондрид слова своего наставника Ифраима Аэндорского, царствие ему небесное. Отточенным движением Йондрид отстегнул скрытые в капюшоне специальные очки, напоминавшие фасеточные глаза стрекозы, и приготовился к очередной смертоносной ловушке или схватке со Стражами. Возможно, что ещё одной битвы он мог уже и не пережить, несмотря на тонизирующее действие живой воды. Йондрид принял решительную позу, взял посох в обе руки и стукнул им оземь, так что волна кинетической энергии, с ослепительной вспышкой вырвавшаяся из серебристого раздвоенного конца посоха, взбугрила плиты из вулканического стекла и мощным потоком устремилась в сторону закрытых створок портала, и её бег сопровождался летящими во все стороны осколками битого обсидиана. Его двойник явно не был склонен пользоваться техникой «stealth», подумалось Сержу, что могло быть не слишком разумно, с учётом того, что он был один на вражеской территории, где повсюду были ловушки и Стражи, а также неусыпно бдящие глаза и уши самого техноглича. Тут же Йондрид властно произнёс Слова Силы, рисуя верхним концом посоха соответствующие сигилы и наполняя их звенящей магической энергией, и направил эти боевые печати в сторону дверей.

Массивная волна накатила на огромные дверные створки, но те даже не дрогнули, только чуть пошли трещинами со стороны пола. Дуговые разряды, родившиеся из сигилов, с треском вошли в двери, оставив на их поверхности лишь мелкие царапины и создав облако каменной пыли. Для слома прошлых, входных дверей в Башню Йондриду пришлось совершить дюжину или более таких атак, что сильно разрядило его посох, который только лишь недавно восстановил более-менее свой заряд. Йондрид приготовился продолжить натиск.

Стены вокруг него на этом этаже были покрыты какими-то то ли лианами паразитирующих растений, то ли силовыми кабелями, то ли чудовищным мицелием растущих снаружи Башни полуразумных фосфоресцирующих лишайников, то ли всем этим сразу, переходящим одно в другое. Все внутренности этой мрачной циклопической постройки своим архитектурным гротескным дизайном напоминали Йондриду-Сержу пресловутое искусство Гигера, которого ныне модно скрещивать с искусством Бексиньского. В тусклом мерцании настенных кристаллов было сложно разобрать что-то конкретное, но казалось, примитивные настенные узоры и странные формы на стенах этой Цитадели имеют полуоорганическое происхождение, напоминая примитивные кишечнополостные организмы раннекембрийского периода, незаметно перетекающие во внутренние органы человека (ли?) и какие-то замысловатые инопланетные иероглифы.

После залпов из его посоха местный «воздух», пропитанный смертельными для дыхания газами, ещё долго резонировал эхом по всей шахте, и минуту или более Йондрид прислушивался и приглядывался к окружающему его подсвеченному кристаллами сумраку. Тут он заметил, что на дверях слабо засветились бледно-лиловой люминисценцией странные иероглифы древнего мёртвого языка, откуда-то из динамиков раздался зловещий каркающий смех технолича, сдобренный длительной, словно бы дабовой, реверберацией, и створки отливающих чернотой врат медленно и почти бесшумно разъехались в стороны, являя взгляду Йондрида внушительное пространство за ними, окутанное в зеленоватый полумрак. Из портала вырвалась волна затхлого «воздуха», столь мерзкого, что Йондрид ощутил его вонь даже сквозь фильтры своей биомаски. Не дожидаясь дальнейшего приглашения, хотя и ощущая некий подвох, Йондрид с оружием наизготовку приставным шагом двинулся в сторону открывшегося портала во внутренние покои Аб-Элула, готовый ко всему. Воцарилась зловещая тишина, нарушаемая лишь равномерным гудением октаэдрических настенных светильников.              

V

…Пройдя сквозь открывшийся громадный проём, имеющий форму трапеции, Йондрид тут же постарался оценить обстановку. Помещение было размером с зал консерватории, однако внешним видом напоминало какую-то подземную арктическую пещеру. Повсюду из плит пола торчали мощные сталагмиты, а со сводчатого потолка свисали не менее увесистые сталактиты, покрытые инеем. Местами они соединялись, образуя могучие колонны, на которых мицелий инопланетных грибов образовывал чудовищные плодовые тела, подобные своим видом гнилостной тропической раффлезии. На других колоннах, явно рукотворных, хотя и не менее гротескных в своём исполнении, висели какие-то широкоугольные экраны, явно давно уже не работавшие. Стены огромного помещения были опутаны той же отвратительной сетью проводов-корней-мицелия, что и снаружи. По ним, как и полу этого зала, сочились некие гадостные, светящиеся химической зеленью выделения. Никакого специального освещения в этой пещере не имелось, однако зеленоватое мерцание грибного мицелия и его выделений неплохо освещало основную часть зала. Также здесь царил суровый холод, как в морозильной камере, более сильный, чем в Пустошах по ночам. Даже сквозь свой термодоспех космотеург почувствовал ледяной озноб, пробиравшийся к его телу. Йондриду всё это сильно не понравилось. Особенно ему не понравилось то, что, как показывали его очки в инфракрасном спектре, здесь обитали какие-то органические или полуорганические твари, так как следы их жизнедеятельности были повсюду. В частности, под ближайшими сталагмитами и колоннами, помимо плодовых тел грибов, Йондрид заметил некие чешуйчатые коконы либо яйца, высотой ему по колено, если не выше. Коконы эти светились тускло-розоватым светом, и в них Йондрид, присев на одно колено, разглядел какие-то гадостные личинки со множеством конечностей, хищно шевелящиеся в питательной жиже. Йондрид, внимательно прислушиваясь и приглядываясь, стараясь заметить любое движение периферийным зрением, взял своей техноперчаткой небольшой образец слизи с поверхности ближайшего к нему яйца из кладки, затянутой паутиновидной материей, и попробовал его исследовать с помощью своих сканирующих очков и накопленных знаний в области местной криптозоологии. Внезапно он услышал некий странный шелест, донёсшийся до его чувствительного слуха из дальнего восточного края огромной и мрачной пещеры.

«Явно какой-то инкубаторий для генных экспериментов окаянного технолича, и явно хорошо охраняемый», — подумалось то ли Сержу, то ли Йондриду.

Почувствовав приближение неведомой опасности, Йондрид-Серж вприсядку отступил за ближайшую колонну, приведя свои верные кадуцей и дискос в боевой режим. Как и ранее при встречах со Стражами и прочими чудовищами Сумеречных земель, последний адепт ордена св. Меркурия испытал леденящее чувство страха в нижней части живота, которое, впрочем, тут же компенсировалось выбросом норадреналина. Мерзкий шелест перемещался вверх и вниз по помещению, приближаясь в его сторону, периодически стихая и вновь возобновляясь – некая тварь, очевидно, встревоженная шумом снаружи и разгерметизацией своей территории, заподозрила пришельца и теперь выискивала его в этом зеленоватом полумраке. Очевидно, пройти здесь без боя было нереально. Йондрид, припадая на одно колено, выглянул из-за зубчатого края сочащейся светящимися выделениями колонны, задействуя оба спектра своих мультифасеточных линз – инфракрасный для обнаружения органики и электромагнитный – для механики. Тут он заметил движение некого огромного существа, длинное и извивающееся тело которого быстрым движением проползло под потолком и тут же обвило одну из колонн в центральной части этой пещеры-инкубатория. Его линзы, работающие в обоих режимах сразу, показали космотеургу, что Тварь обладала одновременно и органической, и механической природой. В принципе, это было ожидаемо для свиты технолича, так как у него самого была гибридная природа и он обожал экспериментировать, создавая в своём больном гнилостном уме поистине ужасные конгломераты из живой и неживой материи. По своей внешней структуре и повадкам тварь напомнила Сержу сколопендру. Только что эта сколопендра была размером чуть ли не с вагон метро. Хитиновая броня её отвратительно переливалась той же мерзкой чернотой, что и стены Обсидиановой Башни. Помимо понятного чувства ужаса, Серж испытал глубинное отвращение к подобной твари, которая, видимо, и была местным Стражем. Йондрид имел большую выдержку, так как за его плечами были годы скитаний в Туманных землях, но даже у него вид этой твари вызвал значительную тревогу, так как сражение со Сколопендрой едва ли было заурядным делом. Эта мерзость была огромной, мощной, бронированной и пугающе быстрой. Любой удар любой из её конечностей, коих у неё было несколько сотен, мог пробить насквозь его броню, способную выдержать залп из того же боевого посоха. С другой стороны, возможно, что этот Страж был последним из свиты, кого выставил против него (и других мстителей) Аб-Элул. Но времени на отвлечённые мысли у Йондрида из Офирна сейчас не было вовсе. Нужно было немедленно защищаться и спасать свою шкуру.

Тварь меж тем застыла на месте (что не совсем верно, с учётом того, что она постоянно двигала своими жвалами и многочисленными лапами, оканчивающимися когтями, каждое размером с катану, а также огромными клещевидными жалами, которыми заканчивался её хвост), очевидно, пытаясь выследить свою добычу, которая сама пришла к ней в гости. Йондрид, избрав наконец стелс-тактику, что безмерно порадовало Сержа, закутался в свой плащ-накидку и включил маскировочный режим, так что буквально слился с окружающим его пространством и текстурами. Плащами-невидимками обладали все адепты Ордена, его изобретение приписывалось самому св. Трисмегисту. Единственный минус их использования заключался в том, что режим маскировки так же, как и залпы из Кадуцея, потреблял достаточно много энергии, и заряда чудо-мантии хватало обычно на одну-две минуты (в режиме энергосбережения). Три-четыре минуты маскирования полностью истощали заряд плаща, разумеется, на некоторое время, нужное для его перезарядки. Однако, вместе с особыми ботинками-скороходами, также некогда изобретёнными, как считалось в Ордене, самим Трисмегистом, нескольких минут было вполне достаточно, чтобы уйти практически от любого наземного преследования. Плащ-мантия (как и скороходные ботинки) был очень ценным предметом для Йондрида, так как не раз спасал его жизнь в Сумеречных землях.

Сколопендра неожиданно совершила очень быстрое движение и почти мгновенно, извиваясь вдоль огромной колонны, спустилась на пол пещеры, продолжая активно работать головными органами восприятия, что выглядело крайне мерзостно. Убить её будет не так-то просто, подумалось Йондриду, с учётом её полунасекомой-полумеханической природы. Как вариант, он мог метнуть дискос непосредственно в головной отдел твари, однако, этого могло и не хватить для её убийства, так как Сколопендра вполне могла обладать дополнительными нервными центрами, что показало беглое сканирование её непомерной туши. В хвосте у неё имелся как будто бы дополнительный нервный центр, однако более подробно Йондриду разобрать не удалось, возможно, оттого, что Тварь обладала защитным психическим полем. Космотеург, пребывая в режиме маскировки, стал медленно перемещаться на карачках, не отрывая взгляда от своего чудовищного противника. Тут Страж дёрнулся и в мгновение ока переместился в его сторону, сократив расстояние в тридцать-сорок метров менее, чем за две-три секунды. Йондрид нервно сглотнул и откатился за росший неподалёку сталагмит, попутно раздавив несколько малых сколопендр или скорпионов, чьи тела мерзко и предательски громко захрустели под его весом, источая животные соки и машинную смазку. Следящий за происходящим Серж отметил, что его двойник скривился от боли в повреждённом плече и позвоночнике, совершая этот нехитрый манёвр. Было бы самоубийством вступать в открытую схватку с подобной Тварью в его нынешнем состоянии. Тварь тем временем приподняла свою мерзкую башку, кажется, целиком состоящую из тускло мерцающих зеленоватым светом глазных окуляров и огромных и страшных жвал, и демонстративно (?) поклацала последними в холодном «воздухе» этой крипты, как бы вызывая своего невидимого противника вступить с ней в открытый поединок. Затем то же самое она произвела со своими хвостовыми отростками, которые с металлическим скрежетом заклацали в ледяной тишине, что выглядело омерзительно и пугающе. Йондрид заметил, что лоснящееся хитиновое тело Стража целиком опутано силовыми проводами и тем же самым мицелием, что рос на стенах этих зловонных высотных склепов. Можно было подумать, что Тварь является продолжением Башни, как бы воплощением её тёмной Души. В этом смысле Сколопендра обладала ещё и стихийной природой.

Йондрид отнюдь не спешил обнаруживать своё присутствие. Его основной целью было как можно дольше избегать схватки со Стражем и пробраться в дальний конец этой пещеры, где должен был быть следующий проход, вёдший в верхнюю часть Башни, в покои самого технолича. С другой стороны, что, если он уже был в покоях Аб-Элула?..

Продолжая медленное продвижение вприсядку вдоль стены, Йондрид-Серж старался не дышать и ступать как можно тише. По специальному гаджету-браслету, одетому на его правое запястье, космотеург проверил уровень зарядки своего плаща, и результат показаний был удручающим. У него в запасе было около минуты, прежде чем плащ разрядится. После снятия режима маскировки Страж может с лёгкостью обнаружить его и напасть. Между тем, Йондрид едва ли ещё достиг центральной части пещеры, прячась в тенях за колоннами и передвигаясь со скоростью древесного слизня. Сколопендра всем своим огромным телом распласталась в центре инкубатория и (относительно) замерла в ожидании. Йондрид постарался полностью отключить врождённую эмпатию, чтобы ненароком не войти в контакт с сознанием/-ями этой Твари, что могло привести как к его обнаружению, так и тотальному омерзению. Несомненно, этот Страж, в отличие от многих предыдущих техноголемов, обладал развитым сознанием/-ями, но вот сама структура этого сознания/-ий была, по всей видимости, столь же чудовищна, что и его внешняя оболочка. С другой стороны, эта превентивная мера была, возможно, излишней, так как Сколопендра обладала мощной психической защитой и едва ли Йондрид мог проникнуть в её разум/-ы. А вот насчёт обратного процесса у космотеурга уверенности уже не было. Если Тварь способна была подавить его волю через неуловимое психическое воздействие, тогда Йондрид мог считать себя уже трупом.

Поддавшись параноидальному умонастроению, он тихо произнёс Слово Силы, дабы отогнать от себя мрачные мысли. Это ему удалось. Однако, сиё действие было опрометчивым. Тварь мгновенно ощутила присутствие магической энергии и навострила свои бессчётные мерзостные органы восприятия в его сторону. Клацая жвалами, Страж подобно скорому поезду устремился к прячущемуся за поросшими инопланетным мицелием колоннами Йондриду. Тот понял, что его обнаружили по его же глупости, и теперь настал решающий момент. «Беги или сражайся», пронеслось в умах обоих. Сознание Сержа, слившееся с деятельным и отважным сознанием Йондрида, похолодело от близости неминуемой гибели. К этому времени заряд чудесного плаща из узорчатой наноматерии подошёл к концу, и маскировка отключилась. Нужно было действовать очень быстро и точечно.

Йондрид произнёс могучее Слово Власти, очертил вокруг себя кадуцеем защитный Круг, затем высунулся из-за колонны и, пристально глядя прямо в десятки окуляров стремительно приближающегося к нему Стража, метнул в это чудище своей левой здоровой рукой дискос, заряженный одической силой и Словом. Тут же, вскинув Кадуцей своей больной правой рукой и обхватив для надёжности левой, он направил в Тварь максимально возможный единовременный заряд смертоносного оджаса, тут же разрядив посох почти что наполовину. Вспышка вырвавшегося света на мгновение ослепила несущегося на всех парах Стража, впрочем, как и самого космотеурга. Дискос, искрясь призрачным голубоватым светом в полумраке и издавая при вращении характерный пронзительный свист, пробил хитин и глубоко вошёл в головную плоть монстра, повредив ему какую-то часть органов восприятия и, видимо, застрял в ней, так как не вернулся обратно. Йондрид успел увидеть, как многотонная туша была остановлена залпом из посоха и ударом дискоса, и даже отброшена в сторону, сокрушив своим весом несколько колонн, которые, падая, стали ломать соседние, вызвав цепную реакцию. Сколопендра упала на бок, затем на спину и стала конвульсивно сокращать все свои гадкие конечности, то ли умирая, то ли находясь в шоковом состоянии, то ли просто пытаясь перевернуться обратно. При этом она издавала такие мерзостные звуки, что их даже и описать невозможно. Сержа при виде этого зрелища чуть не вывернуло. Однако тошнить было нечем и некуда. Пещера сотрясалась от происшедших событий, с высокого потолка громадной залы сыпался дождь из сталактитов, широкоугольных мониторов и гигантских плодовых грибных тел, и на этом история Йондрида могла бы уже и закончиться, если бы не защитное силовое поле, которое он успел активировать с помощью Кадуцея. Град из острых и огромных камней и прочего дебриса обрушился и на Стража, содрогающегося в центре пещеры, и похоронил его под собой, возможно, на веки вечные. Этому факту Йондрид был несказанно рад, однако у него не было даже времени осознать его как следует, так как сверху дождём сыпались сталактиты, провода, экраны, плодовые тела инопланетных грибов, яйца Сколопендры и ещё бог весть что, а защитное поле тоже было не вечным. С трудом уворачиваясь от падающих обломков и рушашихся вокруг него циклопических колонн, иной раз принимая удары на силовое поле, Йондрид стремглав бежал через центральную часть этой богомерзкой пещеры-инкубатория в сторону возможного выхода, не думая ни о чём, кроме спасения. Тут он ощутил сильнейший удар сверху – очевидно, от упавшего на него фрагмента потолка. Защитное поле образовывало вокруг его тела как бы пузырь, и пузырь этот был ныне смят и пробит. Йондрид хоть и не пострадал, так как при ударе о силовое поле сталактит, или что там было, раскололся на части и разлетелся в стороны, однако испытал сильное потрясение и упал лицом вниз на покрытый чёрным каменным щебнем, липкой слизью, мицелием и проводами пол этой крипты, отброшенный инерционной силой в дальний угол. Кажется, сознание Йондрида на какой-то момент отключилось, и Серж остался в одиночестве, темноте и тишине, полностью смятённый и растерянный от всего произошедшего. Он заметил, что резонирующий от циклопических стен пещеры гул падающего камня постепенно затих. Это было хорошо, иначе Йондрид был бы окончательно завален и погребён, подобно Стражу. Однако через какое-то время сознание Сержа уловило будто бы… приближающиеся к нему осторожные шаги?                                        

VI

— Эй ты, давай вставай! Ты живой вообще? – послышался в голове у Сержа-Йондрида высокий, вместе с тем резкий и требовательный голос. Судя по тембральной окраске, голос этот явно принадлежал особи женского пола, что было вдвойне удивительно. Что-то ощутимо ткнуло его под левый бок, и Йондрид, придя в себя, открыл глаза, покрытые до сих пор фасеточными линзами, чувствуя несказанное удивление и вместе с тем растущее раздражение. Над ним, среди руин инкубатория, высилась человеческая фигура, одетая весьма причудливо. Это, несомненно, была женщина, весьма высокая, стройная и сильная, однако костюм её наводил ещё не полностью пришедшего в себя космотеурга на странные мысли. Она явно не была его выжившей сестрой по Ордену.

— Ты кто такая? – глухо спросил Йондрид, пытаясь встать, несмотря на сильную боль в спине и плечах.

Вместо ответа странная женщина рассмеялась, после чего вновь пнула его от души в бок облачённой в высокий ботфорт на огромной шипованной платформе ногой. Далее:

— Это ещё что за манеры, голубчик? Стою здесь я, а ты лежишь, поэтому вопросы задаю тоже я! Понятно тебе? – задиристо бросила она измученному Йондриду.

— Ты из Обители Омега? – прокряхтел Йондрид, уже знающий ответ на свой вопрос.

— А ты догадливый, – хохотнула странная женщина, глядя в упор на лежащего у её сапог еле живого космотеурга. Одета она была будто БДСМ-арлекин на ЛГБТ-параде, как подумалось более искушённому в этих вопросах сознанию Сержа. – Я прямиком оттуда. И знаешь что, милый мой?

— Нет, не знаю я, что. – ответил Йондрид, совершенно не готовый играть сейчас в угадайки. Первым делом он бросил взгляд между широко расставленных длинных ног этой бестии в человеческом теле, затянутых в какой-то ячеисто-полосатый чёрно-белый нанолатекс, в сторону груды дебриса, что высилась в отдалении. Под ней, судя по всему, лежало тело мёртвого либо ещё живого Стража. Если второй вариант истинен, тогда Сержу-Йондриду необходимо как можно быстрее найти выход из этого инкубатория. А эта странная технотантрическая барышня ему сейчас только мешаться будет.

Та, как ни в чём не бывало, продолжала речь, смягчив как будто свою надменность.

— Я поражена тем, как ты здорово расправился с этой гадиной! Нет, серьёзно. И я рада, что ты остался жив, ко всему прочему. Просто я из Обители Омега, как ты верно заметил, а мы там все забияки.

— Что тебе надо, черт тебя подери? – простонал Йондрид, вновь пытаясь приподняться с пола. – Нет, я тоже крайне рад встретить наконец живого и разумного человека, но вы, омеговские… Вы разве не прихвостни проклятого Аб-Элула эт-Тизз’Драа’кха?

После чего Йондрид опять растянулся на полу, так как получил уже достаточно увесистый пинок под живот.

— А ну заткнулся, тупица! – злобно прикрикнула на него эта гопническая арлекинесса. – Ни хрена ты толком не знаешь. Всё, чему тебя учили твои просветлённые герметические наставники, брехня!

Йондрид был поражён этой неожиданной гневной тираде, впрочем, как и Серж. Он помолчал, затем не без труда в третий раз приподнялся на локтях с усеянного всяческими нечистотами, холодного, как лёд, пола – на этот раз у него это получилось – и принял сидячее положение, облокотившись об основание сталагмита. Затем он бросил испытующий взгляд на возникшую перед ним словно бы из ниоткуда женщину, чьё лицо также было скрыто фильтрующей биомаской весьма причудливого покроя, однако глаза её не были закрыты фасеточными линзами. Нет, её линзы имели вид узкой и светящейся разными оттенками цветового спектра, возможно, в тональность её настроению, прорези, придавая её образу, на взгляд Сержа, особенно футуристичный вид. По сравнению с её костюмом суровое аскетическое одеяние Йондрида, в основном приглушённых оттенков, местами заплатанное, рваное и пыльное, хотя и не менее высокотехнологичное, выглядело едва ли не убого. Особенно после схватки со Сколопендрой. Соответственно, установить выражение её лица или хотя бы увидеть её глаза было затруднительно. С другой стороны, подумалось Сержу, у Йондрида был не менее непроницаемый облик.       

— То есть, ты хочешь сказать, что Аб-Элул и до вашей братии добрался? – кинул наугад Йондрид, смутно о чём-то догадываясь.

— Именно, парень, — вновь язвительно-непринуждённо ответила ему странная женщина. – Поэтому я и здесь. Я прячусь в этом морозильнике от глаз этой многоножки-переростка — назвала её Аргусом, кстати, — уже около недели, и до сих пор не отыскала дальнейшего прохода, хотя, кажется, уже исследовала все его углы и закуты. Не представляю, на что ты можешь надеяться, если даже у меня не вышло этого за неделю или около того. – Продолжала язвить эта арлекинесса. – Возможно, ты гений поиска скрытых объектов. Однако у меня есть на то некоторые, хах, сомнения.

— Понятно. – Йондрид пытался восстановить баланс своих мозговых элементов и собирался с силами, чтобы совершить дальнейший рывок в сторону дальней стены, где в полумраке вполне могла находиться скрытая голограммным мороком Дверь. – А где твоё оружие?

Тогда женщина зашлась особенно язвительным смехом, после чего ответила:

— Оружие — во мне самой. – После чего из «косточек» её техноперчаток выдвинулись длинные когти-лезвия, очевидно, из некого титанового сплава, как оценил Йондрид. Также на поясе у неё он заметил какую-то рукоять. Как только он подумал об этом, женщина будто прочла его мысли, потянулась к рукояти, резким движением выдернула её из-за широкого пояса и взмахнула над собой. Тут же вверх на высоту до трёх метров протянулось около десятка ярко-оранжевых, переходящих на концах в малиновые, энергетических шнуров-хлыстов, пульсирующих какой-то агрегатной формой оджаса, Йондриду неизвестной. Тем не менее, Йондрид считал, что кибермагические технологии его Ордена более продвинуты, чем у их тёмных бывших собратьев. Вполне возможно, что так же считали и последние про свои технологии.    

— Впечатляет, — коротко заметил он. – Что ещё умеешь? Можешь мне раны залечить?

— Могу, да не хочу. – она опять посуровела, видимо, потому что обнажила оружие. Йондрид дождался, пока она уберёт его обратно в «ножны», после чего спросил:

— Как тебя зовут?

Женщина-арлекин долго молчала, после чего ответила:

— Хак’канда из племени Зу’уф. Мой народ изначально кочевники, не то что эти ваши домоседы-книгочеи.

Йондрид несколько рассеянно думал о том, сколько у них ещё времени на эту непринуждённую беседу, прежде чем тварь под руинами начнёт возвращаться к жизни. Ему уже даже показалось, будто плиты полы раз или два содрогнулись, но не сильно.

— Понятно. Очень приятно, Йондрид из Офирна, почётный книгочей и космотеург. – Сержу показалось, что у Йондрида тоже вышло несколько язвительно. Видимо, от этой женщины научился.

Хак’канда явно была уроженкой Восточных земель, где, как считается, и расположена Великая Обитель. Однако на данную тему, как помнил Йондрид, существует широкая философско-географическая полемика. Возможно, Хак’канда просто была уроженкой Востока, и всё. Может быть, даже и Юго-Востока.

— Слушай, Йондрид, вижу, ты хороший парень. Давай будем выбираться отсюда?

«Наконец хоть что-то конструктивное», — подумалось Сержу и Йондриду.

— Какие у тебя предложения? Ты уже неделю здесь торчишь, если я правильно понимаю.

— Верно, цыплёнок. Достаточно, чтобы успеть найти хоть какую-то лазейку. Однако – ничего. – Хак’канда сокрушённо хмыкнула и прошлась по кругу, похлопывая себя рукой по бедру, на котором висел её грозный хлыст.

Йондрид, кажется, уже совершенно восстановил своё деятельное состояние. Он отстегнул флягу-раковину, откупорил её и залпом выпил оставшийся глоток аквавита, после чего отбросил ныне ненужную ёмкость, занимавшую к тому же лишнее место переносимого на себе багажа. Кажется, где-то в амуниции были ещё специальные питательные алхимические пасты. Вспомнить бы только, где именно...

Внезапно Хак’канда рывком подскочила, будто на пружинах, к Йондриду, уперевшись рукоятью хлыста ему в щёку и практически прижавшись к нему всем телом. Её биомаска и монолинза были в нескольких дюймах от лица Йондрида, её технокостюм упирался в его технокостюм, и тот вдруг ощутил неуместное волнение в сакральном энергетическом центре.

— Так что будем делать, книгочей, э?!

Йондрид ожидал чего-то подобного, поэтому машинально выдвинул вперёд левую руку и обхватил ею сзади за плечо и шею эту чертовку. Ты на мгновение оцепенела от подобного манёвра, после чего начала производить решительный отпор. Наконец, она дала ему под дых коленом, и, хотя все братья (да и все сёстры тоже) Ордена носили защитные гульфики, Йондрид ощутил сильную слабость в нижнем центре, именуемом кундаличакрум, и сознание у него немного поплыло из-за этого. Он ослабил хватку, и Хак’канда, напоследок треснув его поддых с ноги ещё раз, пулей выскочила из его объятий. Он попытался пальнуть в неё из Кадуцея, хотя и морщился от страшного недомогания, однако чертовка легко обогнула своим гибким телом его не слишком точный залп оджаса и в ответ хлыстнула его по руке с Кадуцеем своим гнусным электромагнитным бичом, не сильно, но ощутимо поразив электрическим ударом. Йондрид, вскрикнув от боли, выпустил посох из ослабевшей руки и пошёл на мировую.

— Хаха, уже сдаёшься, сын Тота-Гермеса Трисмегистоса? А я вот только начала входить во вкус, ахахах…  

Тут Йондрид, сползший на холодный, покрытый замёрзшими нечистотами и дебрисом пол этой крипты, почувствовал повторное содрогание, на этот раз уже вполне реальное. Страж просыпался? Хак’канда замерла на полуслове, и Серж-Йондрид понял, что это не его отдельный психический глич.

— Оно оживает? – прошептала внезапно испуганная уроженка Востока.

— Я так и думал, нечего было тратить наше общее время на болтов…

Хак’канда мигом подскочила к Йондриду, взвалила его на плечи, как коромысло, и относительно резво понесла его к дальнему лесу изломанных колонн и сталагмитов. Между тем почва под их ногами продолжала медленную пульсацию, и вот уже из-под обломков камней показалась отвратительная морда этой гигантской полуорганической, полумеханической сколопендры. То ли она возродилась, то ли вовсе не умирала, было уже не узнать. Жизнедеятельность насекомых не менее сложна и запутанна, как и оная у машин. И вновь здешний воздух наполнился этим гадостным шелестом, от которого у Йондрида вниз по позвоночнику побежали холодные волны страха..

Йондрид лихорадочно рылся в амуниции, пока Хак’канда держала оборону. Наконец, где-то сзади на поясной сумке он нашёл небольшой продолговатый металлический тубус, в котором обнаружилась некая пластичная субстанция, вроде пасты, бежевого оттенка. Он отломил кусочек и попробовал её на вкус, мгновенно открыв и закрыв внешний клапан дыхательной биомаски. Во рту с пастой произошла удивительная реакция – та превратилась в ароматическую, пузырящуюся горную минеральную воду, чистейшую и полезнейшую. Это было ещё одним хитроумным спагирическим изобретением самого св. Трисмегиста, либо его ученика св. Парацельсия, либо другого его ученика, шейха Аба-Синны, как считают некоторые неортодоксы. Хитроумным не только потому, что оно могло становиться изысканным напитком, входя в реакцию со слизистой человека, но и потому, что входя в реакцию с внешним воздухом и искровым разрядом, оно создавало мощные взрывные эффекты. Одним словом, мультитул. Кажется, эта паста была агрегатной формой первоматерии, именуемой оз’ро или ор’зу.

Йондрид ощутил, как дрожь земли приближается, одновременно услышав, как Хак’канда тихо вскрикнула. Она тут же выхватила свой электромагнетический хлыст и активировала его силу. Йондрид крикнул ей:

— Эй, отойди-ка быстро!

— Хрена тебе отойду я! – ответила она ему дерзко.       

Тогда Йондрид, скатавши большой шар из чудесной пасты-гермафродита, оттолкнулся здоровой (относительно) левой рукой от стены, встал на ноги, взял свой киберкадуцей, подошёл к Хак’канде, показал ей на шар и на приближающуюся к ним тварь. Та отрицательно замотала головой и оттолкнула его, так что Йондрид зашатался, но не упал. Тогда он размахнулся и кинул шар навстречу адскому отродью. Хак’канде оставалось только смотреть.

Чудовищный Страж, клацая жвалами, влетел в крошечный по сравнению с его размерами шар из чудесной пасты, брошенный ему в головную часть. Йондрид, как следует прицелившись из Кадуцея, направил заряд могучего оджаса, подобного удару молнии, прямо в голову Твари, сопроводив это могучим и тайным Именем Бога. Раздался потрясающей силы взрыв, сопровождаемый новым эхо-резонансом, от которого с потолка упало ещё несколько сталактитов, и так со Стражем было покончено. Священный Свет превратился в священный Звук, и тёмная материя, составляющая сущность Стража, была полностью поглощена Божественным Логосом, исторгнутым при окислительной реакции пасты-гермафродита. Йондрид и Хак’канда были отброшены взрывом к дальней стене, однако не претерпели сильных повреждений от падения.

Придя несколько в себя, Хак’канда была весьма поражена практическими методами ордена св. Трисмегиста. Не менее, чем был поражён наблюдавший за всеми событиями Серж, застрявший где-то между мирами. Огромная тварь практически полностью расщепилась на атомы, от неё осталась только мерзко пузырящаяся нефтяная лужа с плавающими в ней обмотками проводов.

— Интересные у вас штуки, однако.. – только и сказала она своим надменным тоном, поднимаясь с земли и отряхивая свой стильный биопанковый технодоспех, как бы целиком состоящий из чешуйчатых хитиновых сочленений, делая её хозяйку похожей то ли на рептилию, то ли на жука, то ли на киборга.

— Лучше бы поблагодарила, дура. – огрызнулся Йондрид, проверяя свой доспех и амуницию. – Я же тебе жизнь спас.

— Что ты сказал, книгочей?!.. – начала была та, приняв боевую стойку. Но тут из невидимых динамиков, судя по всему, вделанных в стены, вновь раздался каркающий и захлёбывающийся, невыразимо отвратительный оцифрованный скрежет смеха технолича, сопровождающийся какими-то помехами и шумами, и оба застыли на месте. Вместе с манифестацией призрачного голоса раздалось негромкое шуршание, и Йондрид, обернувшись к стене, узрел, что часть её разошлась в стороны, открывая зияющий чернильным мраком проход, аналогичный тому, в который он прежде вошёл в этот инкубаторий. Впрочем, он догадывался, что так и будет.

— Вот видишь, Хак’канда. Я предполагал, что пока не будет уничтожен местный Страж, Аб-Элул не откроет дальнейший путь. Коварный расчётливый ублюдок! А ты думала, что проход просто где-то…

— А ну заткнулся, умник! – вновь прикрикнула на него арлекинесса. – Давай живо в проход, пока он не закрылся. Кстати, если ты не заметил, книгочей, тот портал, через который ты пришёл сюда, запечатан с момента твоего обнаружения Многоножкой.

— Неа, не заметил. – откликнулся Йондрид, не обращая внимания на её ругательства. – Меня, кстати, Йондрид зовут. Пошли.

Хак’канда хохотнула и, осторожно ступая по усеянному мусором и раздавленными инсектоидами полу, двинулась вместе с Йондридом, державшим наизготовку свой почти разряженный посох, в сторону открывшегося портала. Это вполне могла быть очередная ловушка…

Тут Йондрид вспомнил про свой дискос.

— Подожди, я забыл своё оружие, которое застряло в голове у Твари. – начал было он.

Хак’канда, не оборачиваясь, бросила ему из-за спины:

— Это летающее кольцо которое, с подсветкой? Пффф… Брось, Йон. У нас нет на это времени. Давай быстрее.

Она уже почти подошла к порталу. Йондрид колебался. Что, если сейчас портал закроется, и он останется навеки запечатан в этом инкубатории, а вся слава победы (или ужас поражения) достанется этой безумной арлекинессе?

Бежать до той части зала, где среди нечистот мог лежать его нерастворившийся при дезинтеграции Стража дискос, и искать его там, было делом и вправду небыстрым. Йондрид, тяжело вздохнув, так как потеря личного оружия была серьёзным нарушением устава их Ордена, да и просто печальным событием, развернулся в сторону портала и бросился бегом за Хак’кандой. Они почти одновременно прошли сквозь проём, и тот с тихим шорохом замкнулся за ними, оставив странную пару практически в полной темноте, наполненной приглушённым гудением древних систем этого строения.

to be continued...

2

…Одним из лучших образчиков кейса про огненного элементала (ифрита) является “Огненная Немезида” Элджернона Блэквуда, повесть из цикла похождений оккультного исследователя м-ра Джона Сайленса, доктора медицины, розенкрейцера и целителя душ, первое издание: “John Silence”, 1908. Эта повесть также прекрасный пример поджанра “древнеегипетские/ориентальные химерные истории”.

В этой новелле белый маг и исследователь разного рода зловредных манифестаций д-р Сайленс вместе со своим ассистентом-секретарем м-ром Хаббардом, от лица которого ведётся повествование, отправляются в уединённую фермерскую усадьбу где-то за Клэпхемом, принадлежащую отставному полковнику Рэгги. В усадьбе происходят разнообразные и нешуточные проявления некой невидимой силы, связанной с элементарным огнём. Расследование начинается с психометрического анализа м-ром Хаббардом письма от полковника (“необычное тепло”) во время поездки на поезде. В самом доме полковника также царит странная удушливая духота, “неприятно ударяющая в голову”. Полковник жалуется на частые случаи случайных воспламенений и разного рода призрачных манифестаций. В итоге выясняется, что это проделки весьма высокоуровневого древнеегипетского элементала.

“- Вы всё время говорите “она”, “её”. Да кто такая эта “она”? – вскипел полковник. – И что это за чертовщина такая – элементарный огонь?

— К сожалению, в данный момент, — ответил д-р Сайленс, поворачиваясь к полковнику, ничуть не смущённый, что его перебили, — я не могу прочитать вам лекцию о природе и истории магии, скажу лишь, что всякая элементарная субстанция – это активная сила, стоящая за стихиями – будь то земля, воздух, вода или огонь. По своей сущностной природе она безлична, но может быть сконцентрирована, персонифицирована или одушевлена теми, кто обладает таким умением, а именно – магами, которые используют её для определённых целей, точно так же, как практичные люди этого столетия используют пар и электричество.

Сама по себе слепая элементарная энергия способна достичь очень малого, но если она направляется тренированной волей могущественного манипулятора, то может весьма эффективно служить целям Добра или Зла. Элементарная энергия – основа всякой магии; в зависимости от вложенного в неё побудительного импульса она может быть “чёрной” или “белой”, может передавать благословения или проклятия; последние есть не что иное, как увековеченные злобные помыслы. В случаях же, подобных нашему, за всеми происходящими явлениями стоит сознательная направляющая воля, которая использует элементарную субстанцию в своих интересах.”

(Здесь и далее цит. по: Э. Блэквуд, "Вендиго", изд-во "Энигма", серия "Гримуар", 2005, сост. и перевод.: Е. Пучкова)

“Нападающий Огонь” здесь лишь слуга некой “мстительной и разгневанной сущности”, а именно – египетской мумии жреца, что направляет его. Элементал манифестирует себя множественными способами: то он проявляется как “огненные шары”, то как “слабо светящиеся бесформенные и странные фигуры, ни человек, ни животное”, то как “ручьи огня, текущие через лес”, то как невидимка, пугающий лесорубов. Также эта сущность ответственна за многочисленные спонтанные возгорания на ферме и лесные пожары.

“Однако некоторые видели необычные явления и днём. Один из дровосеков, человек непьющий и заслуживающий всяческого доверия, однажды отправился пообедать и клянется, что, когда он шёл через лес, следом за ним, от дерева к дереву, кралось что-то невидимое. Этот невидимка раскачивал на своём пути ветви, обламывал сухие сучки и даже производил какой-то шум…”

Полковнику удалось получить даже физическое подтверждение существования ифрита – добытый псом управляющего “белый светящийся волосок”, похожий на асбестовую нить, которую Рэгги отправляет на анализы. Из лаборатории ему приходит извещение, что “волос не имеет отношения ни к животному, ни к минеральному царству…”, и отказ в дальнейшем сотрудничестве. Через неделю завёрнутый в бумагу вещдок странным образом испаряется.

Хозяина ифрита д-ру Сайленсу удаётся выманить с помощью ритуала некромантии в подвальном помещении прачечной. Используется чаша с кровью животного “для материализации”.

“<…> — Для нашей цели вполне достаточно крови какого-нибудь животного; уверен, что эксперимент не принесёт нам ничего неприятного. Единственное условие – кровь должна быть свежепролитая и густая, с той жизненной эманацией, которая привлекает именно этот класс элементарных субстанций. Возможно… в усадьбе найдётся какая-нибудь свинья, предназначенная для продажи на рынке.”

Присутствуют трое – жертва, одержимый духом египетской мумии полковник, помощник Сайленса м-р Хаббард и сам белый маг. Время ритуала: полночь.

“- Тогда, возможно, вы читали, — спросил доктор, — как космические божества некоторых диких народов, примитивных по своей природе, веками поддерживали своё существование с помощью жертвенной крови?

— Нет, ответил полковник Рэгги, — об этом я не читал.

— Во всяком случае, — добавил Сайленс, — я рад, что у вас есть некоторое знакомство с предметом. <…> Повторяю, в нашем случае кровь нужна для того, чтобы выманить существо из его логова и придать ему зримую форму.

<…>

— Я рассчитываю на помощь луны, — добавил доктор. – Ранним утром она как раз будет полной, а подобные элементарные субстанции проявляют наибольшую активность в период полнолуния. Это наблюдение, как вы можете заметить, я почерпнул из вашего же дневника, полковник.”

Из последнего отрывка мы выясняем ещё одну особенность элементалов – их зависимость от лунных фаз.

Манифестация огневика происходит одновременно с одержимостью полковника египетским духом, или Ка, или “повелителем элементарного огня”. Перед непосредственным проявлением элементала участники чувствуют необычное возбуждение и прилив эмоций, граничащий с религиозным экстазом или наркотическим опьянением. Со слов м-ра Хаббарда,

“Между тем мной овладело странное, дурманящее веселье. Жара становилась всё сильнее, но теперь почему-то оказывало приятное действие: в приподнятом настроении я ощущал, как мысли с необычайной быстротой проносились в моей голове, воображение порождало живые картины, в крови играли яростные желания, — все члены моего тела наполняла могучая энергия, сродни энергии молнии. Я не испытывал сильного беспокойства, подобно полковнику, чувствовал лишь смутное опасение, что всё это может достичь чрезмерной интенсивности, которая может спалить меня, превратив мои душу и тело в пламя чистого духа. Темп жизни ускорился настолько, что долго так не могло продолжаться. Это был какой-то утысячерённый экстаз.”

Далее кровь в чаше начинает бурлить, к вящему изумлению и ужасу участников, и происходит явление Великого Огня.

“Тем временем видимая тьма всё текла и текла из пола, она напластовывалась тонкими слоями, застилая наши глаза и лица, и распространилась по всему помещению. Оставалось лишь слабое, призрачное свечение, постепенно уступившее место бледному неземному сиянию, которое перекинулось и на нас. В самом сердце этого сияния я увидел пылающие фигуры – не людей или каких-либо живых существ, а огненные шары, треугольники, кресты и другие геометрические фигуры, которые то вспыхивали, то гасли, создавая видимость пульсации, быстро носились взад и вперёд по воздуху, то поднимаясь, то опускаясь, а в непосредственной близости к полковнику они вели себя особенно странно: часто собирались вокруг его головы и плеч, иногда даже садились на него, как гигантские огненные насекомые. И всё время слышалось слабое шипение, такое же, как днём на плантации.

— Это элементарные огни, — вполголоса сказал доктор. – Готовьтесь к появлению их хозяина.”

Здесь мы видим, что элементал представляет собой не какую-то конкретную антропоморфную или зооморфную форму, но, скорее, некий паззл или калейдоскоп, состоящий из геометрических фигур и символов, что достаточно необычно.

Развязка этого ритуала стихийного экзорцизма в должной мере эпична. Великий Огонь, произнеся подобающие случаю древнеегипетские формулы, вроде “видел я моего божественного Отца, Осирис” и “вырвался я из-под земли и воссоединился со звёздными божествами”, оставляет тело полковника и самостоятельно материализуется, осушив до дна чашу с кровью.

“И хотя существо ещё не успело приобрести нормальных пропорций, в значительной степени оставаясь бесформенным, оно быстро концентрировалось, и я уже мог различить его колоссальные плечи, шею, нижнюю часть тёмных челюстей, ужасный рот, зубы и губы…”

Но до полноценной материализации не доходит, так как д-р Сайленс делает заготовленный выход силы, в стиле средневековой гримуарной магии: “повелительным тоном он произнёс какую-то фразу и, шагнув вперёд, встал между мной и лицом существа…”

Вслед за тем Сайленс резко предостерегает остальных участников об опасности, и спустя пару мгновений из зева печи исторгается огромный сполох пламени, ослепляющий и обдающий жаром всех участников ритуала. Снаружи проносится ураганный шквал, чуть не срывающий крышу, а элементал бесследно исчезает. Комментарий эксперта:

“- Именно то, что я и предполагал, — спокойно произнёс Джон Сайленс. – Это был элементарный огонь, присланный ещё во времена Фив, за многие столетия до Христа, и сегодня ночью, впервые за все тысячелетия, он наконец освободился от магического заклятия.”

Попутно узнаём, что во всём виноват брат полковника, прежний владелец, вывезший мумию фиванского жреца из Египта и несколько раз хоронивший её в пределах усадьбы, включая лес, который для этого был обнесён “круговой оградой с магическими заклятиями”.

“- Мумию какой-то важной особы, скорее всего жреца, защищённую от воров и осквернителей с помощью древней ритуальной магии. В те времена умели использовать для защиты мумий стихийные силы, которые даже по прошествии веков будут преследовать любого, кто посягнёт на святыню. В данном случае это был элементарный огонь.”

Увы, но как и положено в художественной прозе (fiction – “выдумка”), никаких практических подробностей касаемо употреблённых Сайленсом Слов Силы, способных враз изгнать стихийного стража трёхтысячелетней давности, Блэквуд нам не даёт. Остаётся лишь самим изучать данный предмет и экспериментировать с древнеегипетскими формулами ритуальных заклятий.

В эпилоге повести, как принято вообще в жанре occult detective, Блэквуд устами своего альтер-эго Джона Сайленса даёт резюмирующие разъяснения о природе данного феномена, объясняя неизвестные для профанов концепции древнеегипетской веры.

“<…> — В Египте существовала вера, согласно которой сохранность мумии обеспечивает и сохранность её двойника – Ка; можно также предположить, что магическое бальзамирование применялось для предотвращения скорой реинкарнации, ибо сохранение тела препятствовало возвращению духа к суете земной жизни.

<…>

— Путешественник, брат полковника, который привёз сюда эту мумию, несомненно, подвергся преследованию потусторонних сил, призванных защищать доверенное им тело от нечестивых посягательств, потому-то он и пытался захоронить мумию в лесу и обнести место захоронения магическим кругом. Очевидно, он кое-что знал о совершаемых в таких случаях обрядах; светящиеся звёзды, конечно же, были пентаграммами, разложенными через ровные промежутки по кругу. Но он, видимо, знал недостаточно, а быть может, и просто не догадывался, что эту мумию охранял огонь. Огонь нельзя окружить огнём, хотя, как вы видели, его можно высвободить огнём.

— Стало быть, ужасная фигура, которую мы видели в прачечной… — начал было я.

— …это, несомненно, подлинное Ка мумии, действующее, как обычно, через своего посредника – огонь, — закончил за меня фразу мой компаньон.”

Спустя ещё пару страниц наши оккультные исследователи обнаруживают и саму зачарованную мумию, обладающую мощной аурой потустороннего величия, спрятанную в подземном склепе под фермой в свинцовом гробу. Её охраняет последний из оставшихся, слабенький элементарный огонь.

“Около мумии лежали глиняные чаши, а вокруг, в соответствии со сторонами света, располагались четыре кувшина с головами ястреба, шакала, павиана и человека. <…> Были там также амулеты, зеркало, голубые глиняные статуэтки Ка и лампа с семью фитилями, Недоставало лишь священного скарабея.”

Теперь всем становится очевидно, что гнев Ка мумии египетского жреца вызван в первую очередь умыкновением сердечного амулета-скарабея. Его похитительница, сестра полковника, леди Рэгги, колясочная инвалидка, в финале повести также каким-то образом проникает в подземный склеп и возвращает каменного жука на место. Мумия на мгновение оживает, поднимается из футляра и убивает мисс Рэгги, либо же благодарит её так пылко, что опаляет её насмерть. На этом история об Огненной Немезиде завершается.

Итак, в данном случае герои имеют дело с древнеегипетским огненным элементалом-стражем (магически созданным/призванным), обладающим большой силой и способным к различным манифестациям, которого направляет воля мстительного Ка фиванской мумии жреца. Ка спровоцировано непочтительным отношением к его прежнему физическому носителю. Элементал-страж, несмотря на всю свою мощь, изгоняется/освобождается одной лишь магической формулой, произнесённой белым магом Сайленсом в момент неполной манифестации Ка его хозяина.

Происхождение: древний Египет

Элемент: Pyros

Тип: магический страж / ифрит

Степень опасности: высокая

Атака: дистанционная/контактная/магическая

Редкость: редкий

В заключение добавим несколько цитат из книги “Психическая самозащита” соратницы Блэквуда по Герметическому Ордену Золотой Зари, английской оккультистки и писательницы Дион Форчун, касательно древнеегипетской магии.

“Египтяне придавали большое значение сохранению физического тела. Гробницы великих людей, как известно, защищались с помощью так называемых “заклинаний”, а могущество и масштабы египетской магии – это вещи, о которых очень мало кто знает. Современный оккультный исследователь будет поражён, прочтя сочинения Ямвлиха о египетских мистериях.

Однако в большинстве случаев покупателю египетских древностей нечего бояться: наихудшее, что вскрывается в результате их психического обследования, это видения разговоров рабочих, которые изготовляли их. Впрочем, я слышала об одном замечательном психометрическом исследовании некой мумии, а когда её потом распеленали, то она оказалась набитой французскими газетами недавних лет!”

*******************************************

Следующим на очереди у нас идёт огненный элементал из одноимённой главы (под номером XXX) оккультно-приключенческого романа Сакса Ромера “Выводок царицы-колдуньи” (“Brood of the Witch-Queen”) 1918 года. Здесь это также магическое существо, т.е. призванное в физический мир концентрированной волей мага. Здесь магом выступает главный антагонист, молодой человек Энтони Феррара, обладающий недюжинными магическими скиллами, полученными из прошлой инкарнации в древнем Египте (по факту он вообще оказывается возрождённым сыном Царицы-Колдуньи). Феррара планирует натравить элементала на своих преследователей и тем самым покончить с ними раз и навсегда. За главой про нападение огневика (предпоследней) следует финал всего романа (“Книга Тота”), в котором призванный стихийный дух путём грамотной манипуляции доктора Брюса Кеана, профессора археологии, “белого мага” и основного противника Феррары, обращается против своего же хозяина и уничтожает его.

Приведём интересующие нас отрывки из XXX главы.

“Доктор сидел за столом и курил, явно прислушиваясь к чему-то. Он вновь использовал ту же защиту, что и всю предыдущую неделю: всюду – на каждом оконном переплёте в доме, на дверях и каминных решётках – он прикрепил маленькие белые печати с изображением переплетённых между собой треугольников.

Случись это несколько лет назад, Роберт подумал бы, что отец сошёл с ума, начитавшись трактатов по магии; но теперь молодой человек понимал, что подобные мелочи способны уберечь от большой беды, что в стране, лежащей за границе бытия, действуют иные, не объяснимые логикой законы, которые он сам почти не понимал. Поэтому он просто признавал превосходство отцовских знаний и принимал происходящее как данность.”

(Здесь и далее цит. по: С. Ромер, "Ведьмино отродье", изд-во "Salamandra P.V.V.", 2015, перевод: Е. Янко)

Итак, здесь мы видим, что доктор Кеан знает толк в оккультизме и использует методы древней апотропаической магии, применяя для защиты дома восковые (?) печати с гексаграммой, или Magen David (достаточно многозначный символ, как по происхождению, так и по значению).

Далее происходит явление элементала, не менее грозного, чем в “Немезиде” Блэквуда.

“- Бог мой! – прошептал Роберт. – Но снаружи Хаф-Мун-стрит, а там нет таких фонарей.

Он тут же замолк, увидев Нечто, так испугавшее Майру.

В самом центре оконного проёма клубилось серое мерцающее облако, постепенно обретая всё более и более чёткие формы!

Оно отдалённо напоминало человека, но в первую очередь в глаза бросались не очертания, а сама ужасная серая субстанция – серая, как туча, как дым из печной трубы. А там, где должно было быть призрачное лицо, как два костра, горели два глаза!

Из окна дохнуло жаром, будто из плавильни, а дымная фигура, уже почти осязаемая, надвигалась на них, нагоняя волны зноя.

Огненные глаза ослепляли, пекло лишало сил. Роберту стало так страшно, как никогда ранее, хотя в последнее время он видел немало ужасов, сотворённых чудовищным Феррарой. Доктору удалось стряхнуть с себя оцепенение, и одним прыжком он оказался у стола.

Молодой человек успел заметить, что там белеет нечто похожее на шарики из воска: так вот что отец делал, запершись в кабинете! Доктор зажал их в левой руке и теперь ждал приближения элементала, заполнившего собой почти всю комнату: мерзкое создание не двигалось в общепринятом смысле слова, а росло.

Один за одним доктор метал шарики в серое облако. Долетая до окна, они с шипением таяли, будто брошенные в огонь, лишь воск оставлял чуть заметные потёки на прозрачном полотне штор.

Бросая очередной шарик, Брюс делал шаг вперёд и что-то выкрикивал. Роберт никогда не слышал подобного, но чутьё подсказывало ему, что отец говорит на языке древнего Египта.

Под натиском учёного жуткое существо начало исчезать, как развеивается облако дыма, когда тушат пожар. В общей сложности доктор запустил в элементала семь шариков, и последний на лету отскочил от портьер, вновь обретших прежнюю плотность.

Дух огня истаял!”

Итак, доктор Кеан вместе с сыном отваживают дымного ифрита от своего жилища с помощью физико-магического воздействия (бросание “заряженных” восковых шариков) и уже привычных нам древнеегипетских Слов Силы. Как водится в литературе ужасов, подробности магических операций и вербальные заклинания остаются под вопросом.

В следующей главе, “Книга Тота”, под номером XXXI, происходит развязка истории, в которой старший и младший Кеаны пробираются на территорию Феррары, в частности, в его амбар, где тот призывал ифрита с помощью Книги Тота и творил прочие черномагические энвольтации. Там Кеан-старший обезвреживает Книгу (главный древнеегипетский гримуар Феррары), хранящуюся в “квадратном железном ларце”, путём сжигания бесценного манускрипта на свежем воздухе. Затем он разъясняет своему сыну, что таким образом “негодяй обезоружен” и при попытке повторного призыва ифрита он не сможет его контролировать. Ночь проходит спокойно, а на утро Кеаны, “бледные как призраки”, возвращаются по полям к амбару, где пахнет горелой плотью. Как доктор Кеан говорил, так и произошло, и на этом роман, достаточно скомканно, заканчивается.

В предыдущих главах мы узнаём некоторые дополнительные подробности. Например, в XXVIII главе, “Верховный жрец Хортотеф”, Майра, невеста младшего Кеана, описывает свой ночной кошмар, на поверку оказывающийся астральным выходом в жилище нечестивого Феррары.

“- Я опять очутилась в доме, похожем на амбар, — я уже описывала его вам до этого. Черепица кое-где выпала, и на полу лежали неровные пятна лунного света, проникающего сквозь дыры в крыше. В дальнем конце был вход – из-за темноты я с трудом его видела, только поняла, что это ворота, как в конюшне, и они закрыты на тяжёлый засов. Из мебели там были лишь огромный деревянный стол и вполне обычный стул. На столе стояла лампа…

— Какая? – встрепенулся доктор.

— Серебряная, с абажуром…

<…>

— В предыдущем сне, — продолжила девушка странно изменившимся голосом, словно звучащим откуда-то издалека, — я оказалась в том же доме, только под лампой лежала открытая книга, старинная, древняя, с чудным шрифтом. Казалось, что буквы пляшут у меня перед глазами, прямо как живые. – Майра вздрогнула. – На столе стоял тот же сундучок, только открытый, а вокруг него множество шкатулок. Все шкатулки разные: некоторые деревянные, одна, по-моему, из слоновой кости, другая серебряная, ещё одна из какого-то тусклого металла, возможно, даже из золота. За столом на стуле сидел Энтони.

<…>

— А прошлой ночью? – подсказал он.

— Прошлой ночью, — взволнованно рассказывала Майра, — по углам стола я увидела четыре небольшие лампы. На полу светящейся краской были нарисованы ряды каких-то знаков. Они мерцали, гасли, а потом зажигались вновь, словно фосфоресцировали. Надписи тянулись от лампы до лампы, окружая стол со стулом.

На стуле сидел Энтони Феррара. В правой руке он держал жезл, обвитый в нескольких местах медными кольцами, левую руку положил на железный сундучок. <…> Я не слышала ни звука, но по губам Энтони поняла, что он что-то говорит или даже читает заклинание.

<…>

— Вдруг с другой стороны стола появилось что-то жуткое. Сперва это было просто серое облако, смутно напоминающее человека, а потом у него зажглись два красных глаза – ужасные! Ах, до чего ужасные! Оно подняло призрачные руки, приветствуя Энтони. Тот повернулся и что-то спросил у чудовища. А потом он его отпустил, но с такой злобой – я чуть не умерла от страха! – и начал нервно расхаживать вокруг стола, не выходя за пределы освещённого круга.”

Итак, мисс Майра в своём астральном теле сновидения воочию видела процесс эвокации огненного ифрита/саламандра в реальном времени.

Спустя страницу находим скупые размышления доктора Кеана на данную тему. Как ни странно, Парацельса он не упоминает, зато упоминает Генриха Корнелия Агриппу, противоречивого раннеренессансного полиглота, написавшего целую энциклопедию по магии и колдовству (хотя он сам и не особо верил в это) в четырёх томах, под заглавием “Оккультная Философия”, где также описываются духи стихий. Также из “знатоков вопроса” Кеан упоминает Альфонса Луи Констанса и аббата де Виллара.

“- Думаю, что да, сэр. Кажется, это его последний козырь – жуткое, нечестивое Нечто, которое он натравил на нас.

Учёный мрачно кивнул.

— Очень сложно провести границу между тем, что мы зовём внушением, и тем, что зовётся колдовством, и бесполезно обсуждать, к какой из областей принадлежит учение об Элементалях, Духах стихий. Памятуя, с кем мы имеем дело, стоит упомянуть, что 128 глава древнеегипетской “Книги мёртвых” называется “Духи Запада”. Забудем на время, что на дворе XX-ый век, и посмотрим на ситуацию с точки зрения, скажем, Элифаса Леви, Агриппы Неттесгеймского или аббата де Виллара – получится, что человек, известный нам под именем Энтони Феррары, направляет против нас Саламандру, или Духа огня.”

“- Энтони Феррара понимает, что мы намерены уничтожить его, и стремится нанести последний сокрушающий удар. Я знаю, что вы наложили на окна магические печати и что мы никогда их не открываем после наступления темноты. Я видел, что по вечерам на оконных переплётах всех комнат – вашей, моей, спальни Майры, столовой, везде – появляются отпечатки, напоминающие те, что способны оставить горящие руки.”

В последнем отрывке узнаём, что элементал докучал Кеанам уже некоторое время, и если бы не сдерживающая магическая защита окон и дверей (облатки со звездой Давида), то “отпечатки горящих рук” остались бы на их телах.

Также примечательным для более глубокого рассмотрения является то, что Сакс Ромер устами доктора Кеана упоминает про 128 главу знаменитой позднеегипетской Китаб аль-Муут или “Книги выхождения к свету Дня”, сборнику гимнов, инструкций и заклинаний, своего рода рилтайм-квестового путеводителя и мануала для усопших, с описаниями локаций Дуата и населяющих их существ, преимущественно демонов. Нечто подобное пытался создать мистер H. P. Lovecraft, когда сочинял свой «Dream-Quest to Unknown Kadath», до него – У. Х. Ходжсон в своей “Ночной Земле”, и нечто подобное мы встречаем на шаманских картографических схемах путешествия души в Нижний мир. Что ж, мы провели небольшое археологическое расследование и нашли эту главу. В ней даётся гимн к Осирису, богу подземного мира египтян Дуата, и никаких следов “духов Запада”. Приведём далее часть этого гимна и выявим, есть ли в нём хотя бы какая-то связь с “духами Запада”, упомянутыми Ромером. Кстати, столь же сдержанно, как и доктор Кеан, выражается и Джон Сайленс в “Огненной Немезиде”, когда комментирует ритуальные заклинательные формулы, исходящие от одержимого полковника.

“- Слушайте, — шепнул доктор, а глас продолжал вещать:

— Я скрылся среди вас, о неубывающие звёзды. И я помню своё имя – то имя, под которым меня знают в Доме… Огня!

Глас замолк вместе со всеми отголосками. Заметно было, что нечеловеческое напряжение спало с полковника Рэгги. Исчезло и ужасное выражение его лица.

— Великий ритуал, — шепотом объяснил мне доктор Сайленс. – Книга мёртвых. Вселившийся дух покидает его. <…>”

Но вернёмся к 128 Главе "Книги Мёртвых" (на самом деле – "Книги Живых").

“Гимн похвалы Осирису. Осирис, Ауф-анх, торжествующий, говорит:

Дань тебе, о Осирис Уннефер, торжествующий, сын Нут, ты, первенец Себа, ты, могущественный, вышедший из Нут, Царь, в городе Нифу-ур, ты Губернатор Аментета, Ты, повелитель Абту (Абидос), Ты, властелин душ, Ты могущественный, Ты — повелитель короны атеф Сутен-Хенен, Ты, Господь божественной формы в городе Нифу-ур, господина гробницы, ты могущественный из душ Ат-теу, ты, владыка [заупокойных] жертвований, Ты, чьи праздники многочисленны в Ат-теу. Бог Хор возвышает своего отца (или «святыню») повсюду, и он объединяет [себя] с богиней Исидой и ее сестрой Нефтидой; и бог Тот произносит для него могучие восхваления, которые внутри него [и которые] исходят из его уст, и сердце Хора сильнее сердца всех богов. Восстань же, о Хор, сын Исиды, и отомсти за отца твоего Осириса. Приветствую, о Осирис, я пришел к тебе; Я — Хор, и я отомстил за тебя, и в этот день я питаюсь жертвенными блюдами из быков и птицы с перьями и всеми прекрасными вещами, [предложенными] Осирису. Итак, восстань, О Осирис, ибо Я истребил всех врагов твоих и отомстил им за тебя. Я Хор в этот прекрасный день твоего справедливого восстания в твоей душе, которая возвысит тебя вместе с собой в этот день перед твоими божественными суверенными князьями. Приветствую тебя, О Осирис, Твой Ка пришел к тебе и покоится с тобою, и ты отдыхаешь в нём во имя Твое Ка-Хетеп. Это делает тебя славным в имени Твоём кХу, и делает меня как Утренняя Звезда во имя Твоё Пеху, и открывает для тебя пути во имя Твоё Уп-уат. Приветствую тебя, о Осирис, я пришел к тебе и поставил врагов твоих под тобой во всех местах, и ты торжествуешь в присутствии общества богов и божественных верховных вождей. Приветствую тебя, О Осирис, ты получил скипетр твой и место, на котором ты отдыхаешь, и шаги твои будут под тобою. Ты приносишь пищу богам, ты приносишь жертвенные блюда тем, кто живет в могилах своих. Ты дал свою силу богам, и ты создал Великого Бога; ты имеешь существование с ними в их духовных телах, ты собрал всех себя, всех богов и приблизился к слову правды и истины в тот день, когда подношения этому богу заказываются на праздниках Ука.”

Итак, как мы видим, ни одного упоминания про “духов Запада”, чтд. Однако “духи”, вернее “души Запада” упоминаются в прочих фрагментах "Книги Жизни", что по-египетски звучит как baw n Imenty. Под “бау” египетские натурфилософы понимали манифестации божеств, т.е. отдельные их аспекты, выступающие как вестники, посыльные, либо каратели, что особенно ярко проявлено у богини Сохмет – у неё был целый легион подручных демонов, которых звали то “мясниками”, то “палачами”, то “стрелами”, то “поджигателями” (что особо примечательно для нашего ресёрчинга). Также “бау” присутствуют в "Книге Живых", как группы различных духов (сидящих по трое, с головами разных зверей/птиц) того или иного города, местности или стороны света. В целом, египтяне относились с большим почтением и страхом к “бау” богов и предпочитали от них всячески защищаться. Возможно, что под baw у египтян понимались те же звёздные/природные/стихийные сущности, что и даймоны у греков.

Также в древнеегипетской "Книге Живых" присутствует значительное количество разнообразных титулов, имён, существ и локаций (Дом Огня, Озеро Лавы и пр.), так или иначе связанных с Огнём, поэтому в принципе неудивительно, что сочинители викторианской/эдвардианской химерной прозы и оккультных детективов после чтения египетского сборника заупокойных магических формул в издании египтолога и ассириолога Уоллеса Баджа, приходили к идее создания сюжета именно про огненных духов. Хотя это лишь наши домыслы.

Далее интереса ради мы хотели бы представить несколько примеров древнеегипетских апотропаических (защитно-изгоняющих) заклинаний из английского перевода разнообразных фрагментов папирусов и остраконов Среднего и Нового царств [примерно 2000 гг. до н.э. – 1000 гг. до н.э.] под редакцией J. F. Borghouts (Боргаутса), Лейден, 1978 год. Эти ритуальные формулы, они же Слова Силы, в основном направлены против ночных кошмаров, наваждений мёртвых (мут), укусов скорпионов и головных болей, а также – в меньшей мере – против нескольких видов демонов (они же болезни), злобоглазов и бау Сахмет, связанной с чумой конца года. Однако, это лишь тексты заклинаний, в основном лишённые комментариев относительно физических действий оператора во время ритуала. Но это всё же лучше, чем ничего.

“[… [Для защиты дома] …]

NN, рождённый от NN, заклинает (шэни) окно. Он есть кот.

NN, рождённый от NN, заклинает порог. Он есть соколица.

NN, рождённый от NN, заклинает дверные болты. Он есть Птах.

NN, рождённый от NN, заклинает выгребную яму. Он есть Нехебкау.

NN, рождённый от NN, заклинает скрытое место (кладовку?). Он есть тот, чьё имя сокрыто (имен-рэн-эф).

NN, рождённый от NN, заклинает потолочные балки. Он есть Мастер тайн.

Он заклял своё (собственное) жилище, свою комнату, свою постель. Он заклял четырёх благородных дам (шепсет), в чьих ртах – пламя, и чей огонь следует позади них, чтобы прогнать любого врага мужского пола (хэфти), любого врага женского пола, всех мёртвых мужчин и женщин (мут), что в теле NN, рождённого NN. Они не придут за ним в ночи, днём и в любое другое время. Им не одолеть четырёх благородных дам [… …] с огненными ртами [... …]”

“Заклинание (рэ) для отвращения дыхания (чау) чумы (иадет) года:

О, тот, чьё лицо в огне, первый горизонта! Говорю я Первому Дома духов рождения (?) (хэмусет): “пусть Осирис процветает, Первый на земле! О Нехбет, что подняла землю (джуи — туа) на небо для своего отца! Приди, чтобы могла ты связать два пера вокруг меня. Тогда я буду жить и буду крепок.

Ибо мне принадлежит та Белая Корона на голове Великого, кто в Гелиополе, вторая же – Исиде, а третья – Нефтиде. Я под покровительством Того, Кто имеет власть над Великим, о сын Сахмет, мощь мощей, сын убийства (хаити), яростный (дэнэд), сын Хатхор, госпожи потока, что заставляет реку вздыматься. Да отправишься ты по Нуну, в Барке Дня – когда (только) ты спасёшь меня от любой неприятности (дэхерет) и так далее, этого года, в форме ветра (нэфут) любого злого дыхания.

Хор, отпрыск Сахмет, (помести себя) позади моего тела, чтобы оно было в сохранности для жизни!”

Слова, должные быть сказанными над парой перьев стервятника. Погладить ими человека. Использовать как защиту (сау) для него, в любом месте, куда бы он ни пошёл. Это защита против (напастей) конца года. Это то, что отгоняет неприятности прочь в чумное время.”

“Другое заклинание для защиты от вредоносного (дэхерет) дыхания убийц (хаити) и поджигателей (нэджести), а также эмиссаров (упути) Сахмет:

Прочь, убийцы! Никакой ветер не достигнет меня, так что проходящие (суау) пройдут мимо, ярясь против моего лица. Я Хор, кто проходит среди рыщущих демонов (шэмаиу) Сахмет. Хор, сын Сахмет! Я – Единственный (уати), сын Баст – не погибну я от ваших рук!

Слова, должные быть сказанными человеком с дубиной из дерева-дэс в руке его. Пусть он выйдет наружу и обойдёт дом по кругу. Он не умрёт от чумы конца года.”

“Ещё одна защита (сау) против Чумы конца года:

Я есть Ужас (бут), что приходит от Дэп, богини Рождения (мэсхенет), что выходит из Гелиополя. Люди, боги, духи (аху) и мёртвые, держитесь от меня подальше! Я есть Ужас!”

“Ещё одно заклинание такого рода:

Я тот, кто обезопасил себя на пути, осаждённом проходящими (суау). Буду ли я уязвлён, будучи в безопасности, хотя я уже пересёк (букв. “увидел”) великую бурю? Полыхайте же там себе, не трогайте меня! Я тот, кто избежал грозы! Прочь от меня!”

“Заклинание для лечения ожога (убэдет):

Я есть Хор, спешащий через пустыню к месту, охваченному огнём.

Смотри, огонь! Его верхняя половина тела в огне, его нижняя половина в огне; нет такого места, где бы он мог его избежать!

Вода далеко; огонь говорит: “полыхай же!” Двери закрыты. Вот бы <мне> иметь сейчас со мной богиню Исиду (здесь), чтобы она направила меня на (верный) путь своим могучим заклинанием!

Богиня Исида пришла в место, где был этот бог: “Здесь я, позади тебя с <моей> магией! Некто (?) вознамерился разрушить место твоё. Враги твои будут потушены для тебя – я наполню их водой из рта моего. Таинство в месте огненном! Не беспокойте же его, не беспокойте, не производите зловонный флюид, не производите белый флюид, не производите червей!”

Подлинная защита (мэкет). Слова, должные быть сказанными трижды. Нагрей кипрскую траву, кориандр, фрукт (?), бычий жир, масло и воск. Сделай из них единую массу. Пусть это будет повязкой для него.”

В контексте первого заклинания, “для защиты дома”, вспомним описания военного положения в жилище Кеанов из последних глав романа Сакса Ромера. Заклинание для лечения ожога, кажется, похоже на то, которое мог использовать доктор Кеан, приготовляя свои зачарованные восковые шарики, должные потушить элементала (пусть основной смысл заклинания – это непосредственное лечение ожогов и вызванных ими лихорадок). Основной божественной силой в этом рецепте, как и во многих других заклинаниях вообще, выступает богиня Исида, имеющая гордый титул Ур-Хекау (“Великая своей Магией”). Исида, Хор и Тот – самые могущественные защитники древних египтян от всех видов сверхъестественных напастей, включая, надо думать, и элементалов.

Происхождение: древний Египет

Элемент: Pyros

Тип: магический слуга / ифрит

Степень опасности: высокая

Атака: контактная/магическая

Редкость: редкий  

****************************************************** ****************************

продолжение ожидается