Одним из популярнейших современных писателей-фантастов по праву признан американец Айзек Азимов. Его книгами уже много лет зачитывается мир.
Писатель-гуманист Азимов верит в разум и великое назначение человека. Своими ответами на вопросы обозревателя АПН Н. Стрельцовой писатель ещё раз подтверждает свою чёткую жизненную позицию.
---
— Г-н Азимов, представьте на минуту, что на президентских выборах Вы выставили свою кандидатуру и американцы избрали Вас главой государства. С чего бы Вы начали свою деятельность на посту руководителя США?
— Если бы я стал президентом Соединенных Штатов, я знал бы, что надо делать. Прежде всего, бесспорно, я бы использовал все возможности для того, чтобы сесть за стол переговоров с Советским Союзом и найти совместное обоюдоприемлемое решение главной проблемы сегодняшнего дня — запрещения всех видов ядерного вооружения. Уверен, что нет сейчас проблемы важнее. Лишь решив ее, люди смогут избежать страшной участи — гибели всего рода человеческого. Решать эту проблему надо безотлагательно. Время не терпит.
— Если бы в Ваших руках сосредоточились все богатства народов, как бы Вы распорядились ими?
— Мне трудно представить себя в роли креза. Но знаю совершенно определенно одно: я не дал бы ни цента на производство вооружений. Зато выделил бы максимальные ассигнования на развитие научных исследований и освоение космического пространства.
— Что Вы считаете главным открытием будущего, способным повлиять на развитие человечества?
— Мне представляется, что решающую роль в развитии человечества сыграло бы практическое использование термоядерной энергии. Мы ещё до конца не можем представить себе, какие невероятные возможности открываются перед людьми. Но век использования термоядерной энергии не за горами. Для того чтобы приблизить его, людям нужен мир.
— Считаете ли Вы, что над человечеством нависла смертельная опасность ввиду того, что в мире накоплены огромные запасы прежде всего ядерных вооружений?
— Смертельная опасность, связанная с накоплением баснословного количества самого разного оружия массового уничтожения: ядерного, химического, обычного, — реально угрожает сегодня миру. Каждый день приносит нам всё новые и новые сообщения, которые отнюдь не вселяют оптимизма.
— Не хотите ли Вы сказать, что пессимистично смотрите на способность людей прекратить преступную гонку вооружений, которая может привести мир к третьей мировой войне?
— Отнюдь. Я верю в разум и с оптимизмом смотрю в будущее. Уверен, что люди смогут добиться прекращения безумной гонки вооружений. Это я вижу и по своим соотечественникам, которые все решительнее выступают за замораживание ядерных и других средств уничтожения всего живого.
— Г-н Азимов, что Вы цените больше всего в людях?
— Человечность...
------------------------
P.S. Обратите внимание, что Н. Стрельцова несколько раз обращалась к А. Азимову с просьбой об интервью. Читайте у меня в колонке: Айзек Азимов, Н. Стрельцова. Космическое будущее человечества
ПОГОВАРИВАЮТ, что после взлёта пятидесятых, шестидесятых годов в научно-фантастической литературе наступил спад, писатели стали мельчить, повторять давно найденное. Так ли это?
Литературная критика об этом умалчивает. Целиком погруженная в проблемы прозы реалистической, она, похоже, находит время лишь для нечастых набегов на фантастику, сугубо, критических. А фантастика между тем живёт своей, как бы обособленной жизнью. Ежегодно в нескольких издательствах выходят сборники — это обычно целый ряд имён и хорошо известных читателю, и открываемых впервые. Стало традицией печатать в этих сборниках не только собственно, фантастику, но и статьи ученых о перспективах науки и техники, о проблемах, с которыми мир столкнется в будущем. Традицией стало и публиковать в конце сборников хронику событий из жизни научной фантастики, библиографию: что, когда, где издано. География с каждым годом шире — Иркутск, Томск, Новосибирск, союзные республики. Целый клуб молодых писателей-фантастов сложился в Свердловске вокруг редакции журнала «Уральский следопыт». Все это мало похоже на спад.
Более того, на страницах сборников формируется как бы своя «внутриведомственная» критика. В ней отстаивается как своеобразие научной фантастики, так и органическая связь её со всей литературой, так и близость к науке и различие с ней в методах познания мира. Размышляя об этом, авторы и критики называют фантастику «поэтическим спутником науки», видят в ней «лирику интеллектуализма», «инструмент для моделирования внутреннего мира человека», способ подготовки сознания к ломке устоявшегося, привычного и восприятию неведомого, к открытиям, поджидающим нас и на нашей Земле, и далеко за её пределами. И естественно: одно из заветных наших желаний встретить когда-нибудь братьев по разуму. Или хотя бы убедиться, что они есть где-то в беспредельных далях Вселенной.
Но вот несколько лет назад С. Лему задали вопрос: не является ли исследование космоса причиной полного отмирания фантастики как жанра литературы? Ведь современный человек предпочитает подлинники.
«Я, — ответил писатель, — прочитал в 1969 году около 80 тысяч страниц научно-фантастической литературы и вздохнул с облегчением. Порция оказалась чудовищной: стереотипные сюжеты, оскомину набившие схемы. По-моему, научная фантастика зашла в тупик... Безответственное описание всего, что фантазия заставляет перо зарегистрировать, по моему убеждению, недостойно писателя. Молниеносно развивающаяся научно-техническая революция может стать плотиной и фильтром для подобного рода писанины».
Действительно может, да уже и стала. Значительно расширяя границы знания об окружающем мире и этим стимулируя творчество писателей, научно-техническая революция вместе с тем ставит их в более жёсткие рамки и как бы сужает сферу научно-художественных допущений. Возьмём полёт на Луну. Здесь реальность основательно потеснила фантастику. И так во многом.
Листая то одну, то другую научно-фантастическую повесть читатель испытывает досаду уже при этом поверхностном знакомстве: «было». И было не только у других фантастов, а, что ещё хуже для жанра, — в лабораториях учёных. Так научно-фантастическая литература как бы утрачивает свою душу, начинает превращаться в нечто вторичное. Ведь какой смысл фантазировать об открытия совершенном?
Но вот что любопытно. На Марсе нет никакой Аэлиты. И, сомнительно, есть ли жизнь вообще. Нет марсиан, зато есть роман А. Толстого о встрече с ними. Почему он не умер вместе с гипотезой о существовании марсиан? И почему оказались забытыми многие книги, более согласующиеся с реальностью, чем толстовская? Потому что литературе — будь она реалистическая или фантастическая — нужен талант. Нужно утверждение чувств, добрых и благородных. А не простое перебирание гипотез, рядом с которыми образы людей играют роль лишь некоего обслуживающего персонала. Ибо, как справедливо сказано в предисловии к одному из упомянутых научно-фантастических сборников: «Фантастика, как и литература вообще, должна затрагивать все струны сердца. Чтобы высказать научную догадку, сформулировать гипотезу, вовсе необязательно прибегать к жанру фантастической литературы. Это можно сделать значительно проще, в популярной статье, например».
С какими же проблемами сталкивают писатели своих героев, посылая их в дальние миры? Вот, скажем, ежегодник «Фантастика», изданный «Молодой гвардией» в 1976 году. Здесь было несколько произведений космической темы. В рассказе Р. Колонтайтиса«На горизонте — «Энигма» космонавтов одолевают болезненные видения: «Невиданная птица, напоминающая стрекозу: металлический острый клюв, горящие красным огнём глаза...» Ну а почему нет? Ведь литература, о которой мы говорим, — это литература научно-художественных предположений. В рассказе А. Дмитрука«Доброе утро, Химеры» космонавты имеют дело уже не с видениями, а явлениями вполне материальными: «Такая здоровенная гадина, круглая, толстая и плоская, вроде морского ската, только мягкая и горячая, вся в густой шерсти».
И снова: а почему бы и нет? Разве на земле мало такого, что внушает нам, особенно при первой встрече, чувство отвращения и страха? Где гарантия, что в дальних мирах не будет подобных встреч?
В рассказе Д. Де-Спиллера«Планета калейдоскопов» — это уже сборник «Фантастика» следующего, 1977 года, — звездоплаватели, едва приблизившись, увидели, что «...вся планета вспучилась, выгнулась горным седлом». Загадочные здешние облака принялись обстреливать пришельцев огненными лучами. Страшновато? Ну что же, извержения вулканов, сильные землетрясения, грозы — зрелища тоже грозные.
В повести В. Головачёва«Великан на дороге» («Фантастика-78») описана встреча землян с негуманоидной цивилизацией, обитающей на планете Тартар. Над головами исследователей угрожающе нависает гигантская паутина, им угрожают вспышки типа шаровых молний. То и дело возникают «белые призраки, похожие на скелет гиппопотама...»
---
В повестиЕ. Гуляковского«Атланты держат небо» — ещё одна гипотетическая негуманоидная цивилизация встречающая землян мощными энтропийными полями («Фантастика-79»). Здесь же, в повести А. Шайхова«Загадка Рене», читатель попадает на планету, где действуют агрессивные камни, пожирающие металлические конструкции ракет...
Аналогичным образом обстоят дела в произведениях, помещенных в сборнике научной фантастики, вышедшем в издательстве «Знание» (выпуск 21).
Как видно даже из этого беглого перечисления, авторы произведений на космические темы предполагают, что встречи землян с иными мирами могут быть не только радостными. Что тайны природы, с которыми столкнутся люди через энное количество лет, могут выступать в виде силы, не очень дружелюбной. И снова: а почему нет? Разве освоение даже близкого космоса это лишь приятные прогулки? Разве путь познания ровен, гладок? Наоборот! В научной же фантастике эта «неровность» служит, помимо прочего, средством и чисто литературным, обостряет сюжет.
Но дело, однако, не только в том, с чем столкнётся человек на других планетах, важно, а как он себя поведёт в трудную минуту? Каким окажется — добрым или злым? Умным или ограниченным? Коллективистом или эгоистом?
Каким же предстаёт он в названных и некоторых других научно-фантастических повестях и рассказах? Что несёт с собой в другие миры и утверждает там, встретившись с драконами, энтропийными полями и другими загадками и сложностями?
Читаем: «У Корша реакция была сумасшедшая. Он только чуть приподнялся на локте, зажёг фонарь и саданул в упор из пистолета. Мразь побилась по пещерке, подергалась и сдохла» (А. Дмитрук, «Доброе утро, химеры»). Вооружённые бластерами, гравистрелками, плазменными пушками и мезонными аннигиляторами, герои то одной, то другой космической повести, попав на чужую планету, пытаются действовать там удручающе однообразно, в духе, присущем скорее диверсионной группе, заброшенной во вражеский тыл, чем научной экспедиции. Столь же прямолинейна и мотивировка этих действий. Может быть, «поэтический спутник науки» не может без этого? Может быть, в этом и состоит «лирика интеллектуализма»?
Нет, не в этом. Выдающемуся писателю-фантасту, разведчику будущего и учёному И. Ефремову принадлежит мысль, что «человек по своей природе не плох, как считают иные зарубежные фантасты, а хорош. За свою историю он уже преодолел в себе многие недостатки, научился подавлять эгоистические инстинкты и выработал в себе чувство взаимопомощи, коллективного труда и ещё великое чувство любви». Ещё одна важная и настойчиво проводимая им мысль о том, разум достигает высшего расцвета, лишь преодолевая разобщение.
Конечно, не надо закрывать глаза на то, что влияние технического прогресса на человека, на его духовный и нравственный облик было и, вероятно, будет двояким, даже противоречивым и никто не налагал запрет на художественное исследование этого противоречия.
Но исследовать – дело непростое. Не проще ли, когда герои действуют по принципу «на войне, как на войне»?
«Под ударами силового поля белый спрут отпрянул от танка и взвился в небо» (В. Головачев «Великан на дороге»).
«Нужно постараться одним выстрелом уничтожить сразу всё. Уничтожить мезонной бомбардировкой...» (Е. Гуляковский, «Атланты держат небо»).
Правда, разум в конечном счете, одерживает всё-таки верх, стороны идут на мировую, но самый первый позыв — это разрушить, разбомбить, а уже потом разбираться, что там, собственно, разрушено. Неужели человек будущего и впрямь представляется нашим писателям таким ограниченным и агрессивным?
Верно подмечают некоторые авторы — Р. Колонтайтис («Последний враг», «Фантастика-77»), Д. Карасев («Доказательство» — там же) — это психология не силы, а скорее, слабости, страха перед неизвестностью. «Будем же чуточку умнее» — такой мыслью объединены вещи в сборнике научной фантастики, выпущенном в этом году издательством «Знание». Здесь пафос рассказов и повестей направлен как будто против шаблонов, вредных как на Земле, так и в космосе. Но преодолеть их, эти шаблоны, оказывается, не так просто.
«Наверное, мина-ловушка — оптимальное средство борьбы с ними, — размышляет герой повести К. Булычева«Закон для дракона» о том, как разделаться с фауной одной из планет. — Ещё лучше обзавестись зенитной пушкой».
Герой повести О. Ларионовой«Где королевская охота», вооруженный до зубов, преследует безобидную и беззащитную тварь, обитающую на планете Поллиола. Зачем? Для того, чтобы убедиться в безнравственности такой охоты?
---
В «ФАНТАСТИКЕ 75-76» была опубликована повесть А. Якубовского«Космический блюститель». В ней мысль о противоречивости научно-технического прогресса, о борьбе сил добра и зла доведена до гротеска. Автор, словно факир, достаёт всё новые и новые фокусы: ядовитые грибы и дымы, деревья-шары и деревья-кораллы, бронированных собак-мутантов и много всего... Но все это скорее пародия автора на страхи, которые любят нагромождать фантасты отправляя землян к дальним планетам. В этом же направлении, словно иронизируя над некоторыми устойчивыми приемами жанра, ищут Р. Яров в рассказе «Магнитный колодец», помещённом в том же ежегоднике, что и «Космический блюститель», В. Заяц («Были старого космогатора», «Фантастика-78»).
«Он пугает, а мне не страшно», — эту незлую усмешку М. Горького над некоторыми рассказами Л. Андреева можно отнести и к ряду научно-фантастических повестей и рассказов последних лет. И дело даже не в том, «страшно» или нет читателю при чтении таких вещей, а в том, содержится ли в них мысль» свежая и смелая, способная разрушать существующие стереотипы мышления, а не закреплять их, что вольно или невольно происходят, когда читателю вновь и вновь предлагают открытое, известное. Так что не отражается ли в «воинственности» некоторых героев несмелость, даже вялость мысли авторов, затрудняющихся увлечь нас дальше рубежей, уже осиленных наукой?
Открывая только что вышедший в издательстве «Молодая гвардия» сборник «Фантастика-79», дважды Герой Советского Союза, лётчик-космонавт В. Севастьянов пишет, что многие ситуации как при освоении Солнечной системы, так и на самой Земле были и, конечно же, будут драматичными. Но это будет особый драматизм — драматизм утверждения добра.
С этим трудно спорить, это надо утверждать в литературе.
В издательстве ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» вышел очередной сборник «Фантастика-79», В нём представлены 27 авторов из 11 городов. В своём, предисловии дважды Герой Советского Союза, лётчик-космонавт СССР Виталий Севастьянов размышляет о магистральных путях развития научной фантастики столь популярной среди молодежи.
----
Что такое научная фантастика, в чём её притягательная сила?
По-разному пытаются ответить на эти вопросы читатели, почитатели, исследователи НФ. Как читатель попробую дать такое определение: «Научная фантастика — это литературный жанр, описывающий события, явления, которые подвластны законам ещё не открытым или недостаточно исследованным».
В самом деле, когда Жюль Верн мысленно конструировал подводный корабль в романе «80 000 километров под водой», законы создания таких аппаратов были еще мало исследованы.
Когда Герберт Уэллс сочинял рассказ «Зелёная дверь», законы быстрого проникновения из одного мира, взаимно сопряженного с другим, были никому не известны. Не открыты они и доселе. Однако настанет срок, каким бы далеким он ни был, и мечта писателя осуществится.
Когда Алексей Толстой «снаряжал» — инженера Лося для путешествия в железном снаряде на Марс, большинству учёных это казалось забавной выдумкой. Однако прошло всего полвека — и земные корабли двинулись к Марсу, бороздя космические волны.
Подобных примеров можно привести немало.
Принято считать, что НФ — своеобразный полигон для испытания всевозможных моделей будущего. Такая точка зрения представляется мне механистической, односторонней.
Действительно, одна из задач писателя-фантаста состоит в творческом осмыслении проблем завтрашнего дня. Что там, в призрачной дымке грядущего? Какие светозарные города взовьются к заоблачным высям? Орбиты каких кораблей, подобно лепесткам диковинного цветка, украсят звездные луга Вселенной? Как справится человек с загрязнением окружающей среды, с голодом и болезнями, с войнами и нищетой?
Ответы на эти и на другие бесчисленные вопросы уже заложены в настоящем. Здесь, в нашей жизни. Талант фантаста в том и состоит, чтобы по еле заметному зеленому ростку предугадать облик прекрасного древа грядущего.
Но разве само настоящее, сущее бытие не даёт пищу фантасту для размышлений? Разве мало еще загадок в природе, нуждающихся в объяснениях, догадках, пусть даже фантастических?
А история всех без исключения народов! Сколько в ней романтического, таинственного, пробуждающего воображение! Как объяснить загадку огромных рисунков в пустыне Наска, или существование растений-гигантов на Сахалине, или удивительные математические закономерности пирамид? Как, откуда несколько тысячелетий назад могли появиться электролитические элементы, модели летательных аппаратов, совершенные астрономические календари?
Как видим, оперативный простор для писателя-фантаста поистине необъятен, поскольку раздвинут горизонтами всех трех времен — прошедших, идущих, будущих. Тем труднее и ответственнее задачи настоящего художника-творца: развивая любую тему, погружаясь воображением в любую эпоху, помнить о главном — о пропаганде передовых научных идей, об объективном истолковании картины мироздания, о развитии воображения читателя, о величайшей осмотрительности при решении глобальных вопросов бытия.
На мой взгляд, научная фантастика должна отвечать трём необходимым условиям.
Условие первое. Писателю-фантасту следует по преимуществу выбирать героев из своего народа, из своего социалистического (а в недалёком будущем и коммунистического) общества. Это тем более важно, что ещё недавно некоторые фантасты часто грешили тем, что поголовно выносили действие своих произведений на капиталистический Запад. При этом выходило порою и так, что обличение пороков капитализма перерастало в их смакование, а существование самого несправедливого общественного устройства на Земле как бы проецировалось чуть ли не на тысячелетия вперед. Разумеется, произведения-памфлеты, сатиры, развенчивающие истинный облик капитализма, его потребительское, торгашеское нутро, играют немалую роль, однако научно-фантастическая литература, как и всякий другой жанр литературы, не может состоять из одних только разоблачений. Тем более что конец капитализма исторически предопределен.
Условие второе. Фантастика должна быть гуманной в основе своей. Схватки галактических банд, апокалиптические видения, жестокие истязания землян пришельцами со звёзд — весь этот псевдолитературный хлам мало что даём уму и воображению читателя, наоборот, приносит немалый вред, лишает социальной перспективы. Драматических и даже трагических ситуаций как при освоении Солнечной системы, так и на самой Земле будет ещё немало, но это драматизм и трагизм совсем иной. Это драматизм «Туманности Андромеды»Ивана Ефремова, «Человека-амфибии»Александра Беляева, «Аэлиты»Алексея Толстого, «Бегства мистера Мак-Кинли»Леонида Леонова.
Условие третье. Фантастика должна быть высокохудожественной, то есть ни в чём не уступать другим литературным жанрам.
Тот, кто полагает, что новое в НФ — необыкновенная гипотеза или лихо закрученный сюжет, глубоко ошибается. Главное — Слово, вмещающее в себя и радость, и красоту, и боль, и ярость художника. И здесь у начинающего писателя-фантаста есть превосходные образцы подражания, для воспевания идеала прекрасного. Приведу хотя бы одну мысль замечательного учёного фантаста Ивана Антоновича Ефремова:
«Прекрасное служит опорой души народа. Если сломить, разбить, разметать красоту, то ломаются устои, заставляющие людей биться и отдавать за родину жизнь. На загаженном, вытоптанном месте не вырастет любви к своему народу, своему прошлому, воинского мужества и гражданской доблести. Забыв о своём славном прошлом, люди обращаются в толпу оборванцев, жаждущих лишь набить брюхо.
Поэтому важнее всего для судьбы людей и государства — нравственность народа, воспитание его в достоинстве и уважении к предкам, труду и красоте».
Именно этим непреходящим идеям посвящены появившиеся в последние годы фантастические произведения мастеров реалистической прозы Василия Шукшина, Виктора Астафьева, Петра Проскурина, Сергея Залыгина, Юрия Куранова, Олега Алексеева.
Мне радостно сознавать, что за последнее десятилетие в нашей стране появился целый отряд молодых фантастов, чье творчество так или иначе отвечает трём выше названным условиям. Самое отрадное то, что этот многонационален: здесь и русские, и казахи, и литовцы, и украинцы, и армяне, и узбеки — буквально во всех республиках нашего Отечества подрастают молодые силы.
Попробуй и ты, читатель, стать одним из авторов подобного сборника. Дерзни приоткрыть волшебную дверь, опиши, что ты увидел там, в незапамятной древности или в голубом сиянии завтрашнего дня, куда вечно нацелена летящая стрела времени. Твои прадеды создали поразительные по выдумке сказания о путешествиях смельчаков среди звёзд, о вечно живом окияне-море и застывших каменных великанах горах. Осмысли эти сказания, эти легенды. Может быть, в них ключ к волшебной двери.
----
Дорогие читатели!
Редакция присоединяется к пожеланиям прославленного космонавта и приглашает принять участие в дискуссии-обсуждении «Наше будущее».
Писательские судьбы складываются подчас весьма необычно. К примеру, есть в нашей стране два человека, которые пишут вместе, а живут в разных городах, и, помимо писательской, имеют другие профессии, весьма несходные. Впрочем, это ещё ничего. Более удивительно другое. Эти писатели за пять-шесть лет написали восемь повестей и десятка полтора рассказов. Все они издаются массовыми тиражами и мгновенно исчезают с прилавков. Многие их проведения изданы и за рубежом — в Италии и ГДР, Канаде и Японии, Польше и Румынии. Книги Стругацких читают, о них спорят, о них думают. А критика молчит. До сих пор нет ни одной даже газетной статьи, посвященной их творчеству...
Странно, не правда ли? Да, странно. Но уточним; писатели, о которых шла речь — фантасты. Это Аркадий и Борис Стругацкие, авторы повестей «Страна багровых туч», «Путь на Амальтею», «Стажёры», «Возвращение», «Попытка к бегству», «Далёкая Радуга», «Трудно быть богом», «Суета вокруг дивана». А вокруг фантастики вершатся подчас ещё и не такие странности.
Фантастика все ещё остается на особом положении в литературе. Пока не установлено даже, что она такое.
Вот, например, не так давно Л. Коган опубликовал статью под названием «Обеднённый жанр». Здесь учинен разнос советской фантастике на том основании, что она не сводится к жанру утопии, а почему-то и зачем-то занимается также и совсем другими делами. В. Лукьянин в статье «Рождённый прогрессом...» (журнал «Москва», № 5 за 1964 год) наоборот заявляет, что фантастика — это, мол, та же научно-популярная или научно-художественная литература, с той разницей, что речь в ней идет не о сегодняшнем, а о завтрашнем дне науки. Это откровение напечатано даже вразрядку — как непреложная истина. Вооружившись этим тезисом, В. Лукьянин разделывает под орех весь «гибридный жанр» фантастики делая снисходительное исключение (неизвестно на каких основаниях) для двух-трёх произведений.
Некоторые вовсе относят фантастику к детской литературе, а поэтому осуждают все, что по их мнению, «дети не поймут».
Вот и разберись — то ли всем фантастам следует заняться писанием утопий, то ли пропагандировать науку вообще, то ли переключиться на сочинение книжек для детей…
Так что же такое фантастика? Если взять хотя бы вещи, опубликованные в этом году, – повести А. и Б. Стругацких «Трудно быть богом» и «Суета вокруг дивана», М. Емцева и Е. Парнова«Бунт тридцати трёх триллионов», рассказы С. Гансовского«День гнева», «Мечта», — то легко увидеть, что это не утопии, не пропаганда каких-либо научных идей (пусть и в перспективе) и уж никак не чтение для детей. Вместе с тем, что бы ни говорили досужие критики, это подлинная литература.
В последних произведениях Стругацких многие характернейшие свойства современной фантастики воплощены наиболее отчетливо и полно.
Уже первой своей повестью «Страна багровых туч» Стругацкие внесли в советскую фантастику нечто новое — углубленный психологизм, внимание к человеческой индивидуальности. После долгих лет господства «технической» фантастики, в которой не было места изображению человеческой души, а значит, не было места и вообще искусству, такая повесть особенно радовала, хотя сейчас она кажется лишь интересной заявкой.
В последующих повестях и рассказах Стругацкие дополняют и углубляют характеристики героев, полнее прорисовывают фон. Постепенно все шире, ощутимее, детальнее встает перед нами созданный их воображением мир «несуществующей действительности» — мир будущего. Этот художественный процесс завершается повестью «Возвращение», рисующей мир, построенный на принципах коммунизма, мир светлый и радостный, живой и гармоничный, мир, населенный добрыми и веселыми, умными и талантливыми людьми.
Но, выстроив в воображении этот чудесный мир, дав ему свет и воздух, жизнь и движение, Стругацкие неизбежно должны были «задуматься: а какими путями придёт человечество к этому миру? Какие преграды придется ему преодолевать и что будет помогать движению вперед? Это вопросы, которые должен задавать себе любой наш активно мыслящий современник, а уж тем более писатель.
Фантастика не ставит своей задачей пропаганду научных идей; её родство с наукой сказывается в другом: в принципах мышления, в методике анализа. Фантастика, в частности, широко применяет характерный для современной науки приём мысленного эксперимента, моделирования явлений. Писатель-фантаст, проводя мысленный эксперимент в области социологии, моделирует ситуацию, которая может возникнуть при соблюдении определённых условий. При этом он почти не связан временем и местом действия: он может отнести события в будущее или прошлое (если это не нарушает условии эксперимента), может переместить своих героев на другую планету.
Например, в «Попытке к бегству» Стругацких действие происходит в XXIII веке и большей частью не на Земле, а на далёкой планете, которую герои только что открыли, и в честь своего спутника Саула назвали Саулой. Общественный строй этой планеты напоминает ранний феодализм. Таким образом, здесь встречается наше будущее с нашим прошлым. А свидетелем и участником этой удивительной, трагической встречи является наш современник, советский офицер, бежавший из фашистского концлагеря. «При чем же тут мысленный эксперимент, моделирование? Это ведь фантастическая, ни при каких условиях не осуществимая ситуация?» — скажут иные. Но разве на Земле не существуют сейчас народы, находящиеся на самых различных ступенях общественного развития — от социалистического общества до первобытного родового строя? Разве нет сейчас государств, находящихся примерно на стадии феодализма, разве нет на земле фашистских концлагерей? Так что «сугубо фантастическая» ситуация «Попытки к бегству» имеет достаточно прочную реальную подоплеку.
Но для чего моделировалась эта ситуация? А для того, чтобы задать нашему современнику, советскому человеку сложный вопрос (приемы фантастики позволяют задать этот вопрос в общей форме, освободив его главную суть от случайных наслоений). Вопрос этот звучит примерно так: что должен ты делать, если видишь своими глазами чудовищную жестокость, произвол, невежество, царящие в другом мире, где ты — посторонний, хотя и горячо сочувствующий наблюдатель? В твоих руках – мощное оружие, против которого эти люди бессильны. Надо вмешаться? Перебить всех угнетателей, дать свободу рабам? И тогда всё будет в порядке? Ребенок ответил, бы именно так. Но ты не ребенок, ты взрослый человек, и должен отвечать за свои действия, должен представить себе, какие возможные результаты даст твое вмешательство – не только сейчас, но и в будущем. Ты обязан продумать – можно ли искусственно, извне, без участия народа продвинуть вперёд исторический процесс? А что, если рабы, получив свободу из чужих рук, не завоевав её, прежде всего захотят богатства и власти, ибо в мире, который их взрастил, только золото и оружие обеспечивают независимость и счастье? Что если самые жестокие и хитрые из этих вчерашних рабов завтра станут владыками, и мир, которому ты хотел дать свободу, ещё глубже спустится во мрак насилия и произвола?
Этот же вопрос, только еще более остро ярко, определенно, поставлен и в повести «Трудно быть богом», где действие происходит в Арканаре — государстве далёкой планеты. И в обеих повестях герои, отлично понимая, что их вмешательство принесет лишь вред, в конце концов не выдерживают и вмешиваются, потому что испытание, перед которым они поставлены, выше сил человека, а они — люди, и не могут играть роль бесстрастных и мудрых богов, наблюдающих с высоты за ходом событий.
Герои «Далёкой Радуги» живут в XXII веке. Конфликт здесь построен на борьбе противоречивых чувств в душах людей, оказавшихся лицом к лицу не только с неизбежной гибелью, но и с необходимостью решить сложный моральный конфликт. Опять-таки на первый взгляд обстановка здесь совершенно нереальная: далёкая планета в далёком будущем. Ученые работают над проблемами фантастической нуль-транспортировки, и, как побочное следствие их экспериментов, возникает загадочная грозная Волна, несущая с собой гибель. И все же Стругацкие моделируют здесь ситуацию, выведенную из современной действительности. Героический отряд исследователей рванулся далеко вперед, тылы не успели подтянуться. Волной некому было заняться как следует — и в результате поставлена под угрозу не только жизнь замечательных ученых, но и судьба целой отрасли науки...
Мы ясно видим мир Радуги, дышим ее воздухом; нам обжигают лицо порывы ледяного ветра, несущегося над заснеженными равнинами Саулы, нас физически давит тьма, сгустившаяся над несчастным Арканаром. Но сквозь яркие картины фантастической действительности проступают очертания того мира, в котором мы живем, и мы с удивлением убеждаемся, что, увидев эти знакомые очертания в новом, необычном освещении, мы кое-что поняли иначе, вернее, глубже, чем понимали прежде. Что мир Арканара, мир Саулы, мир Радуги в чём-то помог нам лучше понять наш мир, проблем которого никто не решит за нас.
А ведь это и есть самая благородная, самая высокая роль искусства – раскрыть человеку глаза на окружающий мир и на собственную его душу, осветив всё своим ярким и острым светом. Помочь думать. Помочь решать и действовать.
облако тэгов
