Л. Т. Мид и Роберт Эустейс

из авторского сборника

A MASTER OF MYSTERIES

(1898)

Перевод: И. Волзуб (С) 2023

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Введение

Так получилось, что обстоятельства судьбы позволили мне следовать своей склонности в выборе профессии. С самой ранней юности всё странное и таинственное имело для меня непреодолимое очарование. Имея личные средства, я решил следовать своим уникальным наклонностям, и теперь я хорошо известен всем своим друзьям как профессиональный разоблачитель привидений, а также как человек, который может раскрыть тайны большинства одержимых домов. До настоящего времени у меня никогда не было причин сожалеть о своём выборе, но в то же время я не могу воздержаться от того, чтобы настоятельно не посоветовать любому, кто думает последовать моему примеру, как следует поразмыслить, прежде чем браться за подобные задачи. Задачи, требующие времени, затрат, неблагодарного труда, часто вызывающие насмешки и нередко сопряжённые с известной долей личной опасности. Объяснение с помощью науки явлений, приписываемых духовным силам, было делом всей моей жизни. Естественно, я не раз сталкивался со странными трудностями при выполнении своих изысканий. На этих страницах я хочу изложить истории некоторых странных событий, поначалу окутанных тайной и тёмными предзнаменованиями, но, тем не менее, когда они рассматриваются в истинном научном духе, поддающихся объяснению.

КАК ГОВОРИЛ ШИВА

Летом прошлого года мой друг-медик прислал мне приглашение отобедать с ним и двумя его коллегами в клубе Welcome на выставке Earl's Court. Одним из них был некий доктор Лорье, молодой человек значительных способностей, особое внимание которого уделялось психическим заболеваниям. Он действительно был известным авторитетом в этом вопросе и только что закончил приём в одном из крупных лондонских психодиспансеров. Во время обеда он развлекал нас некоторыми из своих последних случаев.

— Уверяю вас, мистер Белл, — начал Лорье, — нет абсолютно никаких пределов капризам человеческого разума. В этот раз я столкнулся с, пожалуй, наиболее поразительной и гротескной формой психического недуга. Причём пациент мой отнюдь не бедняк, но джентльмен с хорошей репутацией и со средствами. Он не женат и владеет прекрасным домом в сельской глубинке. Ранние годы своей жизни он провёл в Индии, там-то и началось его умопомешательство, которое теперь принимает масштабы мономании.

— Пожалуйста, расскажите же о нём подробнее, если ваш профессиональный этикет позволяет вам говорить на эту тему, — ответил я.

— Конечно, я расскажу вам, что смогу, — продолжил доктор. — Я знаю этого человека уже много лет, несколько раз встречал его в городе. На прошлой неделе ко мне пришёл его племянник и серьёзно рассказал о душевном состоянии его дяди. Изрядными увлечениями последнего в течение многих лет были спиритизм, теософия и махатмы со всеми сопутствующими им фокусами-покусами. Он твёрдо верит в свою способность вызывать духов из бескрайних глубин и проводит множество необычных сеансов.

— Но, разумеется, такого увлечения недостаточно, чтобы доказать безумие! — возразил ему я. — В такие проявления сегодня верят сотни людей.

— Мне это прекрасно известно, сэр, такие помешательства совершенно безобидны, пока жертвы ограничивают свои убеждения призрачными стуками, столоверчениями и тому подобным вздором. Но когда их убеждения толкают их на действия, компрометирующие серьёзные интересы, когда, как в этом случае, существует вероятность того, что сама их жизнь окажется в опасности, пора о них позаботиться.

— И какова же особая природа бреда вашего друга? – спросил я.

— Она такова. Он — практически брамин, глубоко проникшийся особыми доктринами брахманизма, когда жил в Индии. Среди его друзей на Востоке был брамин высокого ранга, в доме которого стояли три идола, представляющие индуистскую Троицу — Вишну, Брахма и Шива. Каким-то образом, который никогда не был мне объяснен, моему другу удалось завладеть Шивой и принести идола домой. Он поместил его в галерее своего особняка, с самого начала полагая, что статуя обладает мистическими свойствами, которые он должен был понять. Теперь племянник говорит мне, что его дядя довёл свое безумие до такой степени развития, что твердо верит, будто Шива говорит с ним на хинди. Несчастный каждую ночь преклоняет колени у алтаря перед идолом, получая, как он воображает, указания от него, в результате чего он совершает всевозможные безумные и необычайные поступки. Например, щедро тратит своё большое состояние на украшение этого отвратительного чудовища, покупая для этой цели жемчуг, рубины и даже бриллианты. Судя по всему, безумец этот действительно руководствуется, как он сам воображает, этим идолом в отношении своей жизни и имущества. С ним живёт молодая племянница, к которой он всегда был очень привязан; но в последнее время он был жесток к ней, изгоняя её из своего присутствия, отказывая ей в своём сочувствии, и даже дошел до того, что угрожал лишить её жизни, совершенно открыто говоря, что Шива ночь за ночью сообщает ему о её измене по отношению к нему. Теперь племянник помолвлен с этой девушкой и, естественно, беспокоится о ней; но, что бы он ни говорил, ничто не заставит её восстать против дяди, к которому она глубоко привязана. Она отрицает, что он угрожает её жизни, хотя племянник заявляет, что делал это в его собственном присутствии. При таких обстоятельствах её друзья, естественно, очень беспокоятся о ней и считают своим долгом получить медицинское заключение относительно дяди. Завтра я отправлюсь к нему домой и встречусь там с его лечащим врачом для консультации.

— И затем, полагаю, чтобы удостоверить его помешательство? – ответил я.

— Несомненно, то есть, если мы придём к выводу, что человек действительно безумен.

— Какая же страшная ответственность лежит на вас, врачах! – сказал я ему. – Подумайте, что значит приговорить человека к сумасшедшему дому. В руках недобросовестных людей такая власть ужасна.

Д-р Лорье нахмурил брови и внимательно посмотрел на меня.

— Что вы имеете в виду? – спросил он с любопытством в голосе. – Разумеется, ошибки случались и будут случаться, однако не часто, думается мне. Действовать добросовестно и проявлять разумную осмотрительность – вот два требования закона.

— Конечно, — ответил я, — существуют значительные сложности по обеим сторонам этого важного вопроса. Но если бы я принадлежал к вашей профессии, то могу честно сказать, что ничто не побудило бы меня подписать свидетельство о признании человека психом.

Сразу же после этого диалога мы все поднялись и отправились гулять по окрестностям. Когда мы расставались у входных ворот, я отозвал д-ра Лорье в сторону.

— Любовь к таинственному – моя главнейшая страсть. – сказал я. – Простите ли вы мне моё нескромное желание, если я попрошу вас дать мне знать о результате вашего завтрашнего посещения? Я исключительно заинтересован вашим пациентом-спиритуалистом.

Говоря это, я нацарапал мой адрес на карточке и вручил Лорье, наполовину ожидая, что он возмутится моей навязчивостью. По его умному лицу пробежала улыбка, и несколько мгновений он стоял, глядя на меня под ярким светом больших электрических фонарей.   

— Я непременно сообщу вам о результатах моего визита, если вы столь заинтересованы в этом. — ответил он. – Доброй ночи!

Мы сели каждый в свой экипаж и разъехались в разных направлениях.

У меня было много дел, и вскоре я уже забыл и о д-ре Лорье, и о его пациенте; поэтому, когда в следующий понедельник доктор пришёл ко мне, я был весьма удивлён.

— Я пришёл, чтобы выполнить своё обещание. – начал он. – Я здесь не только для того, чтобы удовлетворить ваше любопытство касаемо моего пациента, но также — чтобы испросить вашего совета. Дело в том, что этот вопрос перешёл теперь в область скорее вашей компетенции, чем моей.

— Прошу вас, расскажите же, что произошло. – ответил я.

— Именно это я и собираюсь сделать. Однако сперва я должен убедиться в вашей абсолютной конфиденциальности и секретности, так как моя профессиональная репутация может быть серьёзно скомпрометирована, если узнается, что я консультировался с вами.

Я дал ему заверения в этом, и он продолжал.

— Имя моего пациента – Эдвард Тэсиджер; он проживает в месте под названием Хайнд, в Сомересетшире. Я выехал к нему, как и было условлено, и на станции меня встретил его племянник, Джаспер Бэгвелл. Это худой, беспокойного вида человека примерно 35 лет. Он повёз меня в Хайнд, где я был представлен личному врачу Тэсиджера, д-ру Далтону. Мы с Далтоном произвели каждый по отдельности осмотр пациента и пришли к выводу, что тот был, вне сомнений, странным.

После полудня мы все вместе прогуливались по окрестностям, когда к нам присоединилась молодая девушка, с которой был помолвлен Бэгвелл. Когда она увидела меня, то одарила весьма нетерпеливым взглядом, и вскоре уже шла рядом со мной.

— Я хочу поговорить с вами, д-р Лорье, — сказала она приглушённым голосом.

Я постарался отстать от остальных, чтобы дать ей такую возможность.

— Мне известно, для чего вы здесь, — сказала тогда она мне. – Что вы думаете о случае моего дяди?

— Я не готов пока рисковать своим мнением, — ответил я.

— Что ж, тогда, пожалуйста, выслушайте меня. У Джаспера Бэгвелла есть свои собственные причины для того, что он поведал вам. Вам вовсе не следует слушать его. Дядя Эдвард странно себя ведёт, что касается идола Шивы, я согласна с этим, но это потому, что на самом деле он — брамин. Однако, если вы подпишите свидетельство о его невменяемости, то совершите ужасную ошибку.

Пока она говорила это, её губы тряслись, а глаза блестели от слёз.

— Я ужасно несчастна из-за всего этого. – продолжала она.

Я серьёзно посмотрел на неё, потом тихим голосом сказал:

— Простите меня, если отвечу вам столь же прямо, как и вы обратились ко мне. Вы меня весьма удивили, когда отозвались так о м-ре Бэгвелле. Разве вы с ним не помолвлены?

Она заметно вздрогнула.

— Именно так, — медленно ответила девушка. Затем она продолжила, говоря с большой эмфазой, — я выхожу замуж за своего кузена только потому, что это… это единственный шанс спасти дядю Эдварда.

— Что вы хотите этим сказать? – спросил я удивлённо.

— Я хотела бы рассказать вам, но не осмеливаюсь. Я очень несчастная девушка. Здесь что-то нечисто, я в этом уверена. О, поверьте мне! Разве вы не верите мне?

На эти исключительные слова я дал несколько сомнительный ответ, и вскоре она оставила меня, чтобы идти рядом со своим дядей.

Поздним вечером я был наедине с пациентом, и тогда он поделился со мной многим, что прежде скрывал. Он говорил о годах, проведённых им в Индии, и в особенности – о религии браминов. Тэсиджер также сообщил мне, что ныне владеет идолом Шивы, который он поместил в мраморную галерею, где и проводит свои спиритические сеансы. Наклонившись вперёд и устремив на меня свой интеллигентный и вместе с тем странный взгляд, сей джентльмен торжественно поведал, с выражением истинности на лице, что при помощи определённых благовоний и тайных заклинаний он способен заставить идола говорить с ним на хиндустани. Далее он сказал, что ощущает себя полностью подвластным ему и обязан выполнять все его приказания. Когда он произносил эти последние слова, его лицо сделалось бледным до самых губ.

— Шива непреклонен в своих требованиях, — сказал он медленно, — непреклонен и ужасен. Но пойдёмте же, я проведу вас в галерею, и вы сами увидите его.

Я с живостью согласился. Мы проследовали через длинную оранжерею, проход в которую открывался из столовой; оттуда мы вошли в комнату овальной формы. Тэсиджер подвёл меня прямо к идолу. Тот был помещён на пьедестал. Это было отвратительное страшилище с пятью головами, сделанное из дерева; в руке оно держало трезубец. Я едва смог сдержаться от улыбки, когда впервые увидел идола. Мне было сложно поверить, что любой человек, в своём уме или же нет, может почитать подобного монстра. Моим намерением, тем не менее, было выманить несчастного безумца наружу, и я умолял его предпринять те шаги, которые он считал необходимыми для того, чтобы заставить чудовище вещать. Тэсиджер охотно подчинился моему желанию и с превеликой торжественностью принялся исполнять замысловатые действия. Затем, почти полностью приглушив свет лампы, он преклонил колени у алтаря перед идолом и начал обращаться к нему. Он ждал ответов Шивы, которые были, конечно же, неслышимы, и затем продолжал говорить. Спустя какое-то время подобных церемоний Тэсиджер торжественно объявил, что идол ответил ему, и чуть ли не обозвал меня лжецом, когда я признался, что не услышал этого.

Когда Тэсиджер вновь выкрутил лампу в конце этой странной сцены, я обратил внимание, что идол Шивы был украшен драгоценными камнями исключительного качества. Оставлять подобные ценности в комнате с незапертой дверью было уже само по себе симптомом безумия. Когда я расстался с Тэсиджером на ночь, то ни минуты не сомневался, что мой несчастливый хозяин был и в самом деле безумен. Тем не менее, у меня было странное нежелание подписывать свидетельство. Бэгвелл в нетерпении спросил меня, буду ли я это делать. К его изумлению, я ответил отрицательно. Я сказал, что данный случай представляет собой нечто из ряда вон, и что мне необходимо будет совершить повторный визит к пациенту, прежде чем я смогу пойти на эту крайнюю меру. Я мог видеть, что это его сильно вывело из себя, однако я оставался твёрд в своём решении.

Лорье на этом закончил и взглянул мне прямо в лицо.

— Ну и? – спросил я его.

— Я пришёл к вам, чтобы проконсультироваться по данному вопросу. Вы помните, что сами говорили об ответственности подписания подобных свидетельств! Именно по причине тех ваших слов я и пришёл к вам.

— Что ж, д-р Лорье, — ответил я, — конечно же, я буду счастлив сделать что-либо, дабы помочь вам, однако должен честно признать, что не могу пока увидеть, в чём именно я могу вам быть полезен. Я мало что знаю о болезнях в целом, и практически ничего о психических расстройствах — в частности. Мисс Тэсиджер, по-видимому, считает, что тут замешана какая-то подлая афера. Однако, есть ли у вас собственные подозрения на этот счёт?

— У меня нет доказательств, тем не менее, я тоже предполагаю что-то нечистое, хотя, вероятно, у меня нет права говорить такое.

— Тогда что вы хотите от меня? – спросил я его.

— Этого, — ответил он. – Не будете ли вы так любезны поехать со мной в Сомерсетшир в качестве друга, и ещё в роли великого спиритуалиста? Тэсиджер будет только обрадован встретить кого-то, разделяющего его образ мыслей. Так что?

Я задумался на секунду; это была не та роль, которую я хотел бы принять, но случай был особенным и, возможно, мог относиться к области моей компетенции. Наконец я согласился сопровождать Лорье в Сомерсетшир и по факту отправился вместе с ним на следующий же день. Он телеграфировал о нашем прибытии в Хайнд, и нам ответили сердечным приглашением.

Когда следующим полуднем мы ехали по территории поместья, нас встретила высокая девушка, сопровождаемая двумя чистокровными ретриверами.

— Это мисс Тэсиджер, — сказал Лорье. Он кликнул водителю остановиться, спрыгнул вниз и подошёл к ней. Я проследовал за доктором.

— Мисс Тэсиджер, — начал Лорье, — позвольте мне представить вам моего друга, м-ра Джона Бэлла.

Девушка взглянула мне прямо в лицо, затем её серые глаза, кажется, просветлели от мгновенного удовольствия, и она протянула мне руку.

— И для чего же вы вернулись? – поинтересовалась она затем, повернувшись к Лорье.

— Чтобы увидеть вашего дядюшку.

— Вы собираетесь увидеться с д-ром Далтоном? – её губы затрепетали.

— Думаю, да. Я уверяю вас, мисс Тэсиджер, что я прибыл без какого-либо злого умысла. – Лорье улыбнулся, пока говорил. – Напротив, я сегодня здесь для того, чтобы, если возможно, докопаться до истины. И нет никого, кто мог бы помочь мне в этом деле лучше, чем сей джентльмен.

— Значит, вы подозреваете нечестную игру? – спросила она, и её глаза загорелись внезапной надеждой.

— У меня пока нет причин для этого. — ответил он.

— И всё же она имеет место быть, — ответила девушка. – Я знаю, что говорю. Вы мне не верите? – пока она говорила это, мисс Тэсиджер торопливо оглядывалась – послышались быстро приближающиеся шаги.

— Это мой кузен, — сказала она, — он следует за мной подобно тени. Д-р Лорье и м-р Бэлл, мне нужно увидеться с вами обоими, или с одним из вас, наедине. У меня есть кое-что очень важное, что вы должны знать.

Прежде, чем кто-либо из нас смог ей ответить, показался Джаспер Бэгвелл. Он оказал нам радушный приём и пронзительно взглянул на свою кузину, которая не удостоила его и взглядом, продолжив свой моцион.

— Бедняжка! – произнёс он с глубоким вздохом, когда мы втроём медленно брели к дому.

— Почему вы жалеете её? – не смог удержаться от вопроса я.

— Потому что она практически также заблуждается, как и мой дядя. Дело в том, что она находится в величайшей опасности, и всё же полностью не желает в это поверить. Чем более эксцентричным становится мой дядя, тем она сильнее цепляется за него. Она постоянно находится рядом с ним, хотя это совершенно для неё небезопасно. Я считаю своим абсолютным долгом присматривать за ней днём и ночью, и я уже практически изнемогаю от беспокойства. Всю прошедшую ночь я провёл в коридоре, который отделяет её комнату от спальни м-ра Тэсиджера. Трижды в течение ночи я видел, как несчастный безумец скользил по коридору, и если бы не моё своевременное вмешательство, у меня нет ни малейшего сомнения, что он вошёл бы в комнату Хелен с самыми низкими намерениями. Я вижу безумие в его глазах, когда он даже просто смотрит на неё. Он торжественно сообщил мне не далее, как вчера, что Шива возложил на него ответственность лишить её жизни, поскольку бедняжка всем своим сердцем и душой противостоит доктринам брахманизма и является серьёзным препятствием на пути великой работы, которую мой дядя должен предпринять по наущению идола. Я дословно пересказал Хелен его безумную тираду, однако она сделала вид, будто ничего особенного не происходит. Факт в том, Лорье, что, если вы не подпишите свидетельство, мне придётся вызвать другого доктора, который это сделает.

Сообщение Бэгвелла было, вне сомнений, тревожным, однако мы едва ли успели ему ответить что-либо, прежде чем достигли особняка. Когда мы вошли в холл, хмурость исчезла с его лица, будто по волшебству. Племянник стал сама доброжелательность и быстро провёл нас к хозяину поместья.

Эдвард Тэсиджер оказался довольно благообразным старцем, высоким и солидным. У него было возвышенное и интеллигентное лицо с орлиными чертами и серебряные волосы, которые спадали ему на плечи. Лицо было чисто выбрито, что позволяло видеть изысканные изгибы его подвижного рта. Его речь выдавала человека образованного, его слова были точно подобраны, его манера держаться была исключительно спокойной и тихой. С первого взгляда никто бы другой не мог выглядеть более здравомыслящим, чем он.

В тот вечер, во время ужина, мне посчастливилось занять место напротив мисс Тэсиджер. Она была очень молчалива и казалась ужасно подавленной. Я обратил внимание, что она часто бросает взгляды на своего дядю, и в дальнейшем заметил, что сам Тэсиджер тщательно избегает встречаться с ней глазами. Когда она вошла в комнату, то её дядя проявил явное беспокойство; когда же девушка удалилась в гостиную после приёма пищи, выражение облегчения наполнило его благообразное лицо. Тэсиджер пододвинул своё кресло к моему и начал речь.

— Я рад, что вы смогли приехать, — сказал он. – Отнюдь не часто выпадает честь встретить настолько родственную душу. Расскажите же мне, вы внимательно изучали брахманизм?

— Я делал это скорее поверхностно, — ответил я, — и ещё время от времени имел любопытные опыты взаимодействия со сверхъестественным.

Затем я добавил внезапно:

— Я был весьма заинтригован, когда узнал от Лорье, что вы, мистер Тэсиджер, владеете идолом Шивы в своём поместье.

— Тише! – сказал он, вздрогнув и заметно побледнев. – Не произносите его имя таким громким и безрассудным голосом.

Пока он это говорил, он склонился ко мне, и его голос перешёл почти в шёпот.

— М-р Бэлл, у меня исключительные секреты, которыми я могу постепенно делиться с вами.

— Был бы счастлив услышать их, — ответил я.

— Вам уже достаточно вина? Тогда, может быть, пройдём в галерею прямо сейчас?

Я немедленно поднялся с кресла. Мой хозяин провёл меня в оранжерею, а оттуда прямиком в мраморную галерею. Это было любопытно выглядящее место: большая овальная комната сорока футов длиной, со стенами, облицованными мрамором, и росписью дадо в египетском стиле, идущей вокруг всей залы. На полпути между центром комнаты и концом располагался фонтан причудливого дизайна. Он представлял собой бронзовую фигуру лебедя с распростёртыми крыльями. Из его клюва вытекала вода, падавшая в круглый бассейн. В двадцати футах от него, лицом к фонтану, высился идол с маленьким алтарём перед ним. Я подошёл к нему и изучил с напряжённым интересом. Пьедестал, на котором покоилось чудище, был около трёх футов высотой, сам идол был примерно такого же размера, так что пять его голов были практически на уровне с моим лицом. Вокруг шеи Шивы, а также каждой из его голов, свисали самоцветы невероятного великолепия. Рука, державшая трезубец, была увешана алмазными кольцами. Было практически невозможно описать зловещий эффект от этого гротескного и пугающего страшилища. И когда я увидел, что м-р Тэсиджер глядит на него с выражением особенного почтения, не без примеси страха, я ощутил уверенность, что Бэгвелл был прав, и сей джентльмен был опасно безумен.

Пока я обдумывал эти мысли, мой хозяин довольно громко застонал, а затем пристально посмотрел на меня.

— Я живу в очень страшное время, — сказал он тихим голосом. – Я – жертва странной и ужасной силы.

Тут его слова перешли в напряжённый шёпот.

— Годы тому назад, когда я был брамином, — продолжал Тэсиджер, — добровольно отказавшись от веры, в которой я был рождён, я мало знал о том, к чему может привести подобное решение. Я выкрал Шиву из дома моего индийского друга и принёс идола домой. С самого начала он начал оказывать на меня удивительное по своей силе воздействие. Я сколотил большое состояние в Индии; когда же я вернулся в Англию, то приобрёл это поместье, обнаружил здесь эту занятную галерею, облицовал её мрамором и установил Шиву в её центре. Изучение религии, которую я принял в Индии, проведение спиритических сеансов и прочие подобные занятия занимали моё время, и я всё более и более проникался странным мистицизмом моей новой веры. Годы шли, и я всё больше убеждался, что то, что выглядит просто как кусок резной древесины, в реальности наделено странными и внушающими ужас качествами. Я никогда не забуду того ужасного вечера, когда Шива впервые заговорил со мной.

— Как давно это было? – прервал его я.

— Несколько месяцев назад. Я стоял на коленях у алтаря и обращался к нему, как обычно, когда вдруг услышал слова, произносимые на хинди. Поначалу я едва ли мог поверить собственным ушам, но вскоре уже привык к тому, что Шива желает общаться со мной, и слушал его каждую ночь. В начале нашего удивительного взаимодействия он передавал мне определённые поручения, результатом коих стало, как вы можете видеть, украшение его этими драгоценными камнями. Я ощущал себя обязанным служить ему, что бы он не диктовал мне. Но в последнее время он стал говорить мне… он стал говорить… — старик начал содрогаться.

Пока Тэсиджер говорил со мной, взор его был устремлён на идола. Теперь же он сделал несколько шагов назад и повернулся к тому спиной.

— Рано или поздно мне надлежит повиноваться ему, — произнёс он угасшим голосом, — однако суть этого приказа сводит меня с ума…

— Что же это? – спросил я. – Расскажите мне, умоляю вас!

— Я не в силах, это слишком ужасно… Это относится к тому, кого я люблю больше всех в мире. Жертвоприношение слишком ужасно, и всё же меня тянет к этому – кошмарная сила заставляет меня исполнить ужасный поступок. Не спрашивайте меня более, м-р Бэлл. Я вижу по вашему лицу, что вы меня жалеете.

— Это так, правда. – ответил я.

Едва я сказал последние слова, как дверь галереи распахнулась, и на пороге возникли мисс Тэсиджер, Бэгвелл и Лорье. Мисс Тэсиджер подошла прямо к своему дяде и положила руку на его плечо.

— Вы опять планируете провести бессонную ночь? – спросила она мягким голосом. – Я слышала, как вы бродили прошлой ночью; вы были беспокойны и вообще не спали. Идите в постель прямо сейчас, вы выглядите слишком усталым. Я знаю, что эти джентльмены позволят вам это. – добавила она, переводя взгляд с Лорье на меня.

— Конечно. – ответил Лорье. – Я посоветовал бы м-ру Тэсиджеру немедленно удалиться на отдых, он выглядит совершенно измотанным.

— Я сейчас уже пойду… сейчас. – ответил Тэсиджер, несколько резковато. – Оставь нас, Хелен, будь хорошей девочкой. Иди же, моя дорогая.

— Иди, Хелен, не раздражай его. – услышал я реплику Бэгвелла.

Она окинула мужчин быстрым, отчаянным взглядом; затем, развернувшись, покинула комнату.

— Итак, м-р Тэсиджер, — сказал я, — не будете ли вы столь любезны провести для нас сеанс?

М-р Тэсиджер какое-то время хранил суровое молчание. Затем он ответил:

— Благодаря вашей способности как медиума, вы сможете услышать голос, и тем самым убедите д-ра Лорье в его реальности.

После этого Тэсиджер приступил к выполнению замысловатых ритуальных действий; наконец, он преклонил колени у алтаря и начал говорить на хиндустани.

Это была, вероятно, страннейшая сцена, какую я когда-либо лицезрел. И хотя я стоял почти что у его локтя, но не мог услышать никаких других звуков, помимо его собственного голоса.

— Шива не будет вещать этой ночью, — сказал Тэсиджер, поднимаясь. – Здесь находится кто-то, чьё влияние неблагоприятно. Я не могу услышать Шиву. Это странно!

Он выглядел озадаченным, и вместе с тем как будто испытывал облегчение.

— Вам надлежит теперь пойти в постель, сэр, — сказал Бэгвелл. – Вы выглядите очень устало.

— Так и есть, — ответил Тэсиджер. – Я оставлю моих друзей с вами, Джаспер. Позаботьтесь, чтобы у них было всё, что нужно.

После этого он вежливо пожелал Лорье и мне доброй ночи, кивнул племяннику и покинул комнату.

— Это самая экстраординарная фаза умственного заблуждения, какую я когда-либо встречал. – сказал я. – Если позволите, м-р Бэгвелл, я осмотрю этого идола более тщательно.

  — Вы можете сделать это, если желаете. – ответил он, однако в голосе его не слышалось особой теплоты.

— Исследуйте его, сколько вашей душе угодно, — продолжил он момент спустя, — только прошу вас, не меняйте ничего местами – кажется, мой дядя инстинктивно чувствует, если к идолу прикасались. Ба! Это нездорово. Может быть, нам пройти в другую комнату, джентльмены?

Внимательно изучив лицо Бэгвелла, я решил, что проведу свой осмотр без его участия, и последовал за ним в курительную. Мы оставались там недолгое время, ведя бессвязную беседу, и вскоре разошлись по комнатам.

На моём комоде лежала записка. Я быстро открыл её, и к своему удивлению увидел, что она от мисс Тэсиджер.

— Сегодня вечером у меня не было возможности, в которой я нуждалась, — писала она, — но сможете ли вы встретить меня завтра в пять утра на Лавровой аллее?

Я разорвал письмо, после того, как прочёл его, и вскоре после этого лёг в постель. Должен признаться, что я плохо спал той ночью. Я чувствовал себя удручённо и нервозно. Не было никаких сомнений, что Тэсиджер безумен. Было слишком очевидно, что его безумие час за часом и день за днём принимает всё более опасную форму. Нежную девушку, привязанную к нему, несомненно, следует удалить из его окружения.

В час, назначенный мисс Тэсиджер, я встал, оделся и прокрался вниз по лестнице сквозь безмолвный дом. Я обнаружил её, как и было условлено, на Лавровой аллее.

— Как хорошо, что вы пришли! – обрадовалась она. – Но нам не следует говорить здесь; это может быть небезопасно.

— Что вы имеете в виду? – вопросил я. – Никто не может наблюдать за нами в этот ранний час.

— Джаспер может, — ответила она. – Насколько могу судить, он, по-видимому, вообще никогда не спит. Я полагаю, что он ходит снаружи моей комнаты большую часть ночи.

— Вы едва ли можете осуждать его за это, — сказал я. – Он же делает это для обеспечения вашей безопасности.

Она бросила на меня насмешливый взгляд.

— Вижу, что он говорил с вами, — ответила мисс Тэсиджер, — однако сейчас вам необходимо услышать мою часть истории. Пойдёмте в этот летний домик; он ни за что не догадается, что мы здесь.

  Резко повернувшись, она направилась в небольшой, со вкусом обставленный летний домик. Закрыв за собой дверь, она тотчас повернулась ко мне лицом.

— Теперь, — сказала она нетерпеливо, — я расскажу вам всё. Во всём этом деле есть какая-то необъяснимая тайна, и я уверена, что Джаспер стоит за ней.

— Что вы хотите этим сказать? – спросил я.

— У меня нет ничего, помимо женской интуиции, которая направляет меня, однако, я убеждена в том, что говорю. Прежде, чем Джаспер приехал к нам домой, дядя Эдвард уже долгое время был, несомненно, брамином. Его ритуальные сеансы были неприятны мне, и я старалась никогда не наблюдать их, как и не поднимать в общении с ним внушающую страх тему Шивы. Тем не менее, помимо того факта, что он был брамином, глубоко поглощённым таинствами его так называемой религии, дядя мой был совершенно разумным, счастливым, умным и приятным человеком. Он любил меня преданно, как ребёнка его любимого брата, и сказал мне незадолго до прибытия Джаспера, что он сделал меня своей наследницей, оставив мне всё, чем обладал в этом мире. Ему никогда не нравился Джаспер, и дядя был раздражён, когда тот приехал и сделал этот дом своими апартаментами. Я не видела своего кузена со времени, когда была ребёнком, и когда он появился на сцене, почувствовала к нему великую неприязнь. Он тут же начал оказывать мне ненавистное внимание, и настойчиво расспрашивать меня касаемо дяди Эдварда и его жизни. По любопытному совпадению, ему был знаком этот дом до того, как он уехал в Индию, мой кузен бывал в нём ещё мальчишкой. Он проявил особый интерес к овальной галерее, и побуждал дядю Эдварда говорить о Шиве, хотя и видел, что предмет этот сильно того будоражил.

Джаспер прожил в доме около двух недель, когда мой бедный дядя совершил, как ему казалось, поразительное открытие: Шива может говорить с ним. Я никогда не забуду первый день, когда он сказал мне об этом, тот огонёк в его глазах, дрожание его рук, нервную энергию, которая будто оживила его. С того часа, день за днём, стало происходить постепенное уменьшение его сил, как умственных, так и телесных, потеря аппетита, лихорадочное состояние. Все эти вещи смущали и тревожили меня, но я не могла доверить свои страхи Джасперу.     

Всё это продолжалось больше месяца, и характер дяди Эдварда, безусловно, ухудшился во всех смыслах. Он проводил большую часть дня и ночи в своей галерее, умоляя меня пойти с ним туда, увещевая, чтобы я послушала тот голос. В том же месяце он потратил значительное состояние на драгоценные камни для Шивы, сначала показывая их мне, а после уже украшая ими ту омерзительную штуку. Я буквально потеряла голову от жалости к нему, и всё это время Джаспер был здесь, наблюдая за дядей и мной. В конце первого месяца произошло заметное изменение. Дядя Эдвард, который был предан мне ранее, стал выказывать новое отношение. Ему стало неприятно, когда я находилась в его присутствии, и он часто просил меня в качестве особой милости покинуть комнату. Однажды он спросил меня:

— Ты запираешь свою дверь на ночь?

Я рассмеялась, услышав это.

— Конечно же, нет! – ответила я.

— Я хочу, чтобы ты делала это, — сказал он весьма серьёзно, — в качестве личного одолжения для меня.

Джаспер был в это время в комнате. Я увидела странный блеск, вспыхнувший в его глазах, после чего он склонился над своей книгой, как если бы ничего не услышал.

— В качестве личного одолжения для меня, Хелен, пожалуйста, запирай свою дверь. – вновь произнёс дядя Эдвард.

Я дала ему успокоительный ответ и сделала вид, что соглашаюсь. Конечно же, я никогда не запирала дверь. Затем ко мне обратился Джаспер. Он говорил, что дядя Эдвард был не просто безумен, но что его мания принимала уже опасную форму, и это касалось меня самой. Джаспер говорил, что моя жизнь в опасности… он хотел напугать меня… мало же ему было известно!

Здесь отважная девушка выпрямилась, негодование захлестнуло её лицо и заполнило глаза.

— Я ответила ему, что не верю ни единому его слову! Я заявила ему, что дядя Эдвард не способен ненавидеть меня – разве это не единственный человек, которого я люблю больше всех на земле? Джаспера это сильно разозлило.

— Послушайте, Хелен, — сказал он, — мне известно достаточно, чтобы запереть его.

— Запереть его в доме для умалишённых? – воскликнула я.

— Да, — ответил он. – Мне лишь нужны два врача, чтобы они подтвердили факт его безумности, и дело сделано. Я решился на этот поступок.

— Ты не можешь быть столь жестоким, подумай о его сединах, Джаспер! – взмолилась я. – Он дороже мне всех на свете, ты не можешь забрать его свободу. Просто отнесись с уважением к его маленькому сумасбродству. Поверь мне, он на самом деле вовсе не душевнобольной. Уезжай, если ты боишься его, я же – нет. О, почему бы тебе просто не оставить нас в покое?

— Я не осмелюсь, — отвечал он. – Я люблю тебя, и твёрдо намерен взять тебя в жёны. Немедленно обручись со мной, и я не сделаю ничего, что могло бы лишить дядю Эдварда свободы хотя бы на месяц.

Я сопротивлялась этому мерзостному желанию моего кузена, но в конце концов уступила ему. Мы обручились с ним тайно, так как Джаспер не хотел, чтобы об этом узнал дядя Эдвард. Конечно, я знала, почему он желал жениться на мне: он слышал, что однажды я унаследую сбережения моего дяди. Сам Джаспер – довольно-таки бедный человек. Итак, м-р Белл, теперь вам известно всё. Дела становятся хуже с каждым днём, и по временам я практически уверяюсь в том, что моя жизнь в некой опасности. Дьявольский идол завладел разумом дяди, сердце которого столь тёплое и отзывчивое. Ох, это ужасно! Я не могу поверить, чтобы какой-либо девушке могло выпасть столь же горестное испытание; ведь так страшно ощущать, что тот, кого она любит больше всех в мире, изменил свои собственные чувства по отношению к ней. Меня беспокоит не столько то, что моя бедная жизнь может быть принесена в жертву, сколько ощущение, что мой дядя так сильно изменился. Джаспер предложил мне альтернативу прошлой ночью. Либо я выхожу за него замуж в течение недели, либо использую своё влияние, чтобы сподвигнуть д-ра Лорье подписать свидетельство. Если же я не приму ни один из этих вариантов, Джаспер пригласит двух других докторов из Лондона.

— И что же вы решили? – спросил я.

— Я выйду за Джаспера. Да, на этой неделе я стану его женой, если только не случится что-то такое, что откроет нам смысл всей этой внушающей страх тайны. Поскольку я не способна – никогда – лишить дядю Эдварда его свободы.

— Я рад, что вы доверились мне, — сказал я после небольшой паузы, — и я сделаю для вас всё, что в моих силах. Когда, вы говорите, ваш дядя впервые услышал, как идол вещает?

— Два или три месяца тому назад, вскоре после того, как приехал Джаспер. М-р Белл, есть ли хоть какой-то шанс, что вы сможете помочь мне?

— Я уже обещал сделать всё, что будет в моих силах, но прямо сейчас я не вижу какой-то особой ясности. Между прочим, вам не повредит, если вы на короткое время покинете Хайнд?

— Нет, ничего страшного. Я вполне могу позаботиться о себе. Дело тут даже не в моём дорогом дяде; Джаспер — вот кого я боюсь.

Вскоре после этого она оставила меня. И так как всё ещё было очень рано, и даже слуги ещё не проснулись, то я пришёл к идее, что имею ныне исключительно благоприятную возможность для исследования идола Шивы.

Я проделал путь до галереи и, тихо открыв дверь, прокрался внутрь. Яркий солнечный свет, в котором ныне купалось помещение, казалось, лишил гротескного старого идола половины его ауры страха, и я решил, что не оставлю здесь ни одного нетронутого камня, чтобы узнать, замешана ли здесь какая-нибудь бесчестная игра. Однако, по мере моего поиска, мне становилось всё более и более очевидна невозможность подобного решения проблемы. Только карлик мог бы спрятаться внутри идола. Не было тут и возможности вульгарной формы обмана в духе, к примеру, древних жрецов Помпеи, которые подводили «говорительную» трубку к устам идола. Шива даже не стоял у стены, тем самым исключая возможность распространения звуков по принципу «шепчущей галереи». Увы, против воли, я вынужден был полностью признать, что голос был галлюцинацией в расстроенном уме Эдварда Тэсиджера.

Я уже собирался прекратить свои поиски и вернуться к себе в комнату, когда, скорее случайно, нежели намеренно, я на секунду опустился на колени у маленького алтаря. Когда я уже хотел подняться обратно, то обратил внимание на нечто странное. Я внимательно вслушивался. Определённо, что-то в этом было. Стоя на коленях, я мог различать низкий, продолжительный шипящий звук. Как только я изменил положение тела, звук пропал. После того, как я попробовал сделать так ещё пару-тройку раз, с тем же неизменным результатом, то оказался серьёзно озадачен причиной данного явления. Что за дьявольщина была здесь замешана? Могло ли быть возможно, чтобы кто-то дурачил сейчас меня? И если так, то каким способом?

Я быстро оглянулся вокруг, и тут же безумная мысль поразила меня. Я бросился к фонтану и приложил ухо вплотную ко рту лебедя, из которого извергалась тоненькая струйка воды. Слабый, едва слышимый шум, производимый водой, когда та вытекала через клюв лебедя, был именно тем самым звуком, который я слышал примерно в двадцати шагах отсюда, у алтаря. Чудовищность данного открытия ошеломила меня на мгновение, затем постепенно, деталь за деталью, замысел открылся мне.

Форма галереи представляла собой настоящий овал, или геометрический эллипс, невероятные акустические качества которого мне были хорошо известны. Эта причудливой формы галерея имела два центра акустического фокуса – один напротив другого. Природа же изгиба стен была такова, что звук, исходящий из одного фокуса, направлялся отражением в разных точках к другому фокусу, и только лишь к нему. И даже в случае столь значительного расстояния между двумя фокусами. Рот лебедя был расположен, очевидно, в одном фокусном центре. Положение головы человека, стоящего на коленях у алтаря, находилось, в чём я нисколько теперь не сомневался, в пределах другого такого центра. Итак, могла ли труба использоваться для «чревовещания», когда воду выключали?

Я чувствовал себя столь приподнято по причине этого удивительного открытия, что лишь с некоторым усилием смог восстановить самоконтроль. Я знал, что присутствие трезвого рассудка абсолютно необходимо для того, чтобы разоблачить эту чудовищную схему. Я покинул галерею и прошёл через оранжерею. Здесь я нашёл садовника, расставлявшего горшки. Я поболтал с ним немного. Он выглядел удивлённым, увидев меня в столь ранний час на ногах.

— Можете сказать мне, как отключается напор воды в фонтане из галереи? – спросил я его.

— Да, могу, сэр. – ответил он. – Труба выходит за пределы этой стойки, а вот там — кран.

Я прошёл вдоль оранжереи и взглянул на указанный механизм. В свинцовой трубе, которая была приделана к стене, было две гайки. Их можно было повернуть маленьким гаечным ключом, а между ними был расположен медный колпачок, который подходил к круглому выходу из трубы.

— И для чего это используется? – спросил я, указывая на маленькое отверстие, скрытое сейчас колпачком.

— Мы прикручиваем к нему шланг, сэр, чтобы поливать цветы.

— Понятно. – ответил я. – Выходит, что когда вы используете шланг, то выключаете воду в фонтане в галерее?

— Именно так, сэр, и это избавляет нас от целого вороха проблем! Почему так не делалось раньше, я не могу понять.

— И когда же это стало делаться? – спросил я садовника. Моё сердце забилось чаще.

— Это была идея м-ра Бэгвелла, сэр. Он отремонтировал эту штуку вскоре после приезда. Ему требовалось много воды под рукой, чтобы поливать цветы, которые он привёз из Индии. Но, увы, сэр! Им никак не пережить зиму, даже если они будут под стеклом.

Я не стал долее слушать его причитания. Весь инфернальный план был прямо передо мной. Второй переключатель, который перекрывал воду как в фонтане, так и шланге, был, разумеется, довольно бесполезен, за исключением злобной цели Бэгвелла.

Я поспешил прямо к комнате Лорье. Он только собирался вставать. Его изумление, когда я рассказал ему о своём открытии, было за пределами слов.

— Значит, отключая воду и прикладываясь ртом к отверстию, куда крепится шланг, Джаспер может передавать свой голос через лебединый клюв, вроде обычной «говорящей» трубки? И этот «голос» лебедя, в свою очередь, благодаря необычной конструкции галереи, доносится через весь зал до другого акустического фокусного центра у алтаря? – резюмировал Лорье.

— Именно так. – ответил я. – А теперь, д-р Лорье, вы должны позволить мне обсудить наши будущие планы. Они весьма просты. Сперва вам нужно сообщить Бэгвеллу, что вы категорически не согласны подписывать свидетельство, если только Тэсиджер вновь не скажет, что слышит голос в вашем присутствии. Назначьте время очередного «сеанса» на девять часов этим вечером. Тем временем я сделаю вид, будто покидаю Хайнд, и тем самым освобожу пространство для Бэгвелла. Очевидно, что он остерегается меня. Мой мнимый отъезд должен будет полностью расслабить его нервы. Однако по факту я сойду с поезда на следующей станции и вернусь сюда после того, как стемнеет. Вам же нужно будет убедиться, что дверь в зимний сад, ведущая на террасу, оставлена незапертой. Я прокрадусь внутрь, спрячусь в оранжерее и буду ожидать Бэгвелла. Вы тем временем должны быть в галерее с Тэсиджером. Когда вы услышите, что я зову вас, не мешкайте. Наша единственная надежда – застать этого негодяя врасплох.

   Лорье тут же согласился с этим наспех придуманным планом, и в четыре пополудни я собрался уезжать. Мисс Тэсиджер, выглядящая бледной и несчастной, стояла на ступенях, провожая меня взглядом. Бэгвелл сам довёз меня до станции и пожелал мне счастливого пути с сердечностью, которая, как ни странно, выглядела искренней.

Я вновь вернулся в Хайнд к половине восьмого вечера. Лорье оставил дверь оранжереи незапертой, так что, проскользнув внутрь, где ныне царил густой сумрак, я спрятался позади больших цветочных кустов и стал ждать. Наконец, я услышал, что дверь оранжереи отворилась, и внутрь прокрался Бэгвелл. Я увидел, как он подходит к трубе, поворачивает рычаг, который перекрывает воду из фонтана и также из шланга, и прислоняется ртом к отверстию. Далее он начал говорить, и я тут же выпрыгнул из своего укрытия, схватил Бэгвелла и стал громко звать Лорье. Удивление и ужас Бэгвелла от моей неожиданной атаки совершенно лишили его дара речи, и он просто застыл, взирая на меня со смесью ярости и страха. В следующую минуту Лорье и Тэсиджер вдвоём влетели в галерею. Я по-прежнему крепко держал Бэгвелла. Когда Лорье дал мне знак, я подошёл к Тэсиджеру и в нескольких словах объяснил ему всю эту аферу. Однако, Тэсиджер не выглядел удовлетворённым этим объяснением, пока я не продемонстрировал трюк в овальной галерее. Тогда на его лице проступило выражение прямо-таки чудесного облегчения.

— Вы сейчас же покинете мой дом, — сказал он Бэгвеллу. – Ступайте же прочь, сэр, если вы не хотите оказаться в руках полиции. Где Хелен? Где же дитя моё?

Едва дядя Эдвард произнёс эти слова, а Бэгвелл начал красться с белым, как мел, лицом к двери, словно побитая дворняжка, когда на сцене возникла Хелен.

— Что случилось? – воскликнула она. – Что такое?

Старый джентльмен-брамин подошёл к ней и заключил в объятия.

— Всё хорошо, Хелен, — ответил он, — всё хорошо. Я не смогу объяснить тебе этого никогда, но, поверь моему слову, теперь всё будет хорошо. Я был дураком, даже хуже – я был безумцем, — но теперь я здоров. М-р Белл, я никогда не смогу в полной мере выразить вам мою признательность. Но не могли бы вы сделать ещё одну вещь?

— Что именно? Уверяю вас, что сделаю всё, что в моих силах. – ответил я.

— Тогда вернитесь сюда ночью и уничтожьте статую Шивы. Как мог я настолько увлечься, чтобы поверить в этот бесчувственный кусок дерева – то за пределами моего разумения. Но уничтожьте его, или увезите его, в общем, сделайте, что хотите, лишь бы я больше не мог лицезреть его.

Ранним утром следующего дня, когда я уже покидал дом, внезапно мне навстречу вышел Бэгвелл, который, очевидно, преследовал некую цель.

— Я хотел бы дать вам объяснение. — начал он. – Вы, м-р Белл, выиграли, а я проиграл. Я затеял большую игру по не менее значительной причине. Мне на ум не пришло, что у кого-либо имелась возможность раскрыть средства, которыми я заставлял Шиву вещать. Ныне я намерен покинуть Англию навсегда, но прежде, чем я это сделаю, вам может быть интересно узнать, что предложенное мне искушение было весьма своеобразным и сильным. Когда я вернулся в Хайнд, то не прошло и часа, как я внезапно вспомнил, что прожил в этом старом доме несколько месяцев, будучи мальчишкой. Мне вспомнилась овальная галерея. На её особенные акустические качества указал мне один учёный, который в то время тоже жил здесь. Желание заполучить, не Хелен, но имение моего дядюшки, было слишком велико, чтобы ему мог сопротивляться человек без гроша в кармане. Моей целью было запугать Тэсиджера, чей мозг уже был в состоянии дисбаланса, и довести его до полного умопомешательства, чтобы его упекли в лечебницу. Я же тем временем женился бы на Хелен. Насколько я преуспел в этом, и как потерпел крах в самом конце, вам хорошо известно!  

Конец