Эразм Маевский (Erazm Majewski)

Эразм Маевский (Erazm Majewski) — польский фабрикант, меценат, археолог, философ и публицист, автор научно-фантастических произведений и научно-популярных книг. Кроме того, проявил себя в биологии, фармакологии, палеонтологии, этнографии, экономике и социологии. Считается основоположником польской археологии и охраны национальных археологических памятников. Наследие Маевского обширно: согласно сохранившейся библиографии, только на период 1876-1906 годов оно включало более 150 книг, статей, очерков, справочных пособий.

Пожалуй, по широте интересов и обилию трудов Маевского можно было бы назвать учёным-энциклопедистом, если бы научные круги того времени одинакового хорошо принимали все начинания Эразма. Некоторые учёные мужи полагали его дилетантом и самоучкой, другие в более мягкой манере позволяли себе «не согласиться с выводами господина Маевского». Поэтому стоит определить Маевского в первую очередь как умелого практика, энтузиаста науки и популяризатора знаний, тогда как роль учёного-исследователя принадлежит ему, главным образом, в области этнографии, археологии и социологии — в остальных дисциплинах труды Маевского вызывают споры или остаются малозначимыми.

Наряду с Владиславом Уминским Эразм Маевский получил прозвище «польский Жюль Верн» за подражательные (с одной стороны) и новаторские (с другой) произведения, похожие по стилю на классические романы Жюля Верна. В настоящее время практически забыт, творчество изучено недостаточно.

Кроме того, следует помнить, что Польша до 1915 года была частью Российской Империи, поэтому с некоторой оговоркой можно рассматривать творчество Маевского в рамках российской культурно-исторической среды. На многих его публикациях стоит российский служебный гриф «Дозволено цензурою», а книги и научные работы переводились и становились известны в России лишь на несколько лет позже, чем на родине.

***

Семейство Маевских принадлежало к небогатому дворянскому роду с литовскими корнями, к моменту рождения Эразма его родители проживали в Люблине и значились мелкими фабрикантами. Позднее они перебрались в Варшаву, где отец владел фармацевтическим предприятием «Варшавская химическая лаборатория Ипполита Маевского и сыновей».

Эразм должен был наследовать семейное дело, поэтому его с детства готовили к роли управляющего. Маевский получил отличное естественно-научное образование — сначала частная школа, затем фармацевтическое училище, которое он в 1877 году окончил с очень хорошими оценками по профильным предметам. Следующие три года Эразм провёл в Риге, где стажировался в аптеке. Поступил на учёбу в естественное отделение Варшавского университета, но был вынужден оставить обучение в связи с болезнью отца, которого Эразм заменил в качестве руководителя семейного бизнеса. Позднее Маевский уже самостоятельно изучал археологию и этнографию, однако законченного академического образования не получил. Тем не менее, Эразм оказался весьма успешным предпринимателем и рачительным хозяйственником: фармацевтическая фабрика расширила ассортимент, укрупнилась, и даже начала проводить стажировки для студентов-медиков. К ней также добавилась карандашная фабрика, которую возглавил младший брат Эразма — Станислав. Примечательно, что и здесь старший Маевский показал себя не только как администратор, но и как фармаколог — он принял участие в разработке ряда препаратов. Производство шло успешно и приносило хороший доход — известно, что «косметика от Маевских» на тот момент времени считалась одной из самых узнаваемых аптечных марок в пределах Российской Империи.

Эразм был общительным человеком, имел широкий круг знакомых, с деловыми и научными поездками бывал за границей. Быстро заслужил признание в среде варшавской интеллигенции, был внимателен к людям, умел учить и учиться. Сотрудничал, а иногда и дружил с различными учёными, например — с известным этнографом, музыковедом и лингвистом Яном Карловичем (Jan Karłowicz), будущим профессором археологии Людвиком Савицким (Ludwik Sawicki), профессором философии и педагогики Петром Марианом Массониусом (Marian Massonius). Интересовался прогрессивными новшествами — учредил Варшавское фотографическое общество.

Был женат на Люцине Беньковской (свадьба состоялась в 1888 году), которая стала верным помощником, секретарём, другом и соучастником многих начинаний своего супруга.

Благодаря доходам от коммерческой деятельности Маевский мог не только вести жизнь обеспеченного человека, но и заниматься самыми разнообразными научными изысканиями. В частности, в 1880-ых годах он увлекался энтомологией: коллекционировал насекомых, опубликовал монографию «Neuroptera Polonica» (обзор насекомых отр. Сетчатокрылых) и несколько других работ. С 1890-ых интересы Маевского сместились в область археологии и фольклористики. Он активно публиковался в периодике — «Universe», «Gazeta Polska» и «Wędrowiec», неутомимо собирал материалы и коллекции, финансировал исследования и раскопки, покровительствовал молодым дарованиям и музеям, а с 1899 года сам стал редактором двух журналов: фольклорно-этнографического ежемесячника «Wisła» и основанного им лично ежегодника «Światowit», посвященного вопросам преистории и славянской археологии. Напечатал ряд заметок о животных и растениях в польском фольклоре, а также несколько статей о социальном значении речи и мысли. В 1892 году создал в Варшаве экспозицию доисторических материалов, позднее в 1908 году открыл на её основе собственный археологический музей, считавшийся одним из лучших в Польше и Восточной Европе.

Избирался членом-корреспондентом Антропологического общества, почётным членом Международного социологического института в Париже, членом Варшавского научного общества. А также членом других многочисленных научных сообществ.

После обретения независимости Польши — 18 декабря 1919 года назначен ординарным профессором кафедры доисторической археологии при Варшавском университете. Тем самым Маевский стал первым профессором доисторической археологии в столице, также одновременно назначен председателем Государственной группы реставраторов доисторических памятников (что под конец стало делом его жизни). Звание профессора, правда, пришлось подтверждать, т.к. формально Маевский не обладал нужным образованием и квалификацией. Тем не менее, авторитет в среде этнографов и общая сумма заслуг сделали своё дело. Казалось бы, признание заслуг свершилось и наступил миг триумфа! Однако от нервного напряжения у Эразма случился внезапный инсульт, от которого Маевский немного оправился, но из-за плохого состояния здоровья уже не мог читать лекции.

Скончался Эразм Маевский от лёгочной эмболии 14 ноября 1922 года на 64 году жизни. Похоронен в фамильном склепе на кладбище Варшавы. Посмертно награжден высшей наградой государства — орденом Возрождения Польши (1934 год).

***

Принято считать, что Маевский больше проявил себя в науке, чем в литературе. Однако его вклад в фантастику, как таковую, тоже достаточно весом.

Так, Маевский не был новичком на литературном поприще: несмотря на жёсткие рамки учёбы и прозу жизни, которая заранее определяла ему скучную стезю химика-фармацевта, Эразма с юности влекла романтика путешествий. Начитавшись популярных приключенческих романов, он писал пьесы под многообещающими названиями: «Путешествие к мысу Доброй Надежды», «Потерпевшие кораблекрушение в Индийском океане», «Стрелки Техаса», «По суше и морю». Правда, все они так и остались черновиками, записанными в тетрадях.

Увлечение писательством не прошло даром, когда уже повзрослевший Эразм стал автором публицистики, научных статей, а затем и редактором. Среди работ Маевского, имеющих прямое отношение к литературе, можно выделить сразу несколько книг.

Прежде всего, это латинско-польский двухтомный «Словарь польских зоологических и ботанических наименований» (Słownik nazwisk zoologicznych i botanicznych polskich). Сам автор полагал его наиболее выдающимся и любимым своим трудом. Проект путеводителя по польской зоологической и ботанической терминологии появился у Маевского к 1883 году — к работе над словарём его подтолкнула лингвистическая неразбериха, царившая в то время в секторе естественных наук. Маевский, побывав на симпозиумах биологов и убедившись, что одни учёные не всегда понимают, о чём говорят другие, писал о своих намерениях: «...автор [словаря] желает содействовать систематизации и совершенствованию польских названий видов в области биологии, ибо здесь царит хаос, который доводит любителей родной речи до отчаяния». По замыслу составителя словарь-справочник должен послужить лингвистам и биологам для изысканий о происхождении, изменении, распространении и использовании какого-либо названия.

Сразу же после публикации оба тома (1891 и 1894 годы) были жестоко раскритикованы польскими систематиками и ботаниками, которые ругали книгу за необъективность, а самого Маевского за любительский подход. Составитель аргументированно отругивался — в научной печати развернулась острая дискуссия! В целом, в кругах специалистов работа Маевского признания не получила. Тем не менее, усилия не пропали даром.

Столь монструозная книга до сих пор привлекает ценителей раритетов, писателей, историков и лингвистов — несложно, к примеру, представить, как Анджей Сапковский перебирает страницы этого антикварного словаря, чтобы выбрать имя средневековому герою своей гуситской саги или разыскивая древнее название какого-нибудь чудовища.

Крайне близка к фантастике и футурологии ранняя монография Маевского «Конец света: начало, будущее и конец Земли» («Koniec świata: рoczątek, przyszłość i koniec Ziemi», 1895), где он попытался рассмотреть вопросы развития человеческой цивилизации, а также возможные причины крушения человеческого общества. Несколько позднее под влиянием русской революции 1905 года, он обратил внимание на проблемы социологии. Так появился ещё один капитальный труд — четырёхтомная «Наука о цивилизации» (Nauka o cywilizacji), в которой Маевский провёл аналогии между природными и социальными явлениями, изложил свои взгляды на природу человека и рассмотрел экономический базис общества, затеяв заочную полемику с Карлом Марксом. Венцом данной философской системы стала итоговая монография «Зарождение и развитие духа на Земле» (Narodziny i rozwój ducha na Ziemi), изданная посмертно в 1923 году. В этой ревизионистской работе Маевский переориентировал свои взгляды, отказавшись от механистических концепций в пользу идеализма. Он попытался дать прямой ответ на общие вопросы онтологии, совокупно разобрать проблемы социологии и экономики, а также определить реперные точки расцвета или гибели человеческой цивилизации. Философские выкладки, касающиеся появления человечества, и идея о едином языке нации, порождающем «высшую» цивилизацию, получили определённую известность в Польше, чем создали Маевскому авторитет в области социально-экономического блока наук — тезисы автора хорошо ложились на проявления польского национализма и даже распространились среди молодёжи и студентов; некоторые из учеников Маевского позднее вошли в правительство Пилсудского (например, Леон Козловский (Leon Kozłowski) — министр сельскохозяйственных реформ, затем премьер-министр Польши), где смогли претворить свои убеждения в жизнь. Однако интерес к социологическим работам автора на фоне потрясений первой половины XX века быстро угас.

Наконец, к чистой фантастике следует отнести два художественных романа Маевского – «Доктор Мухоловкин» (1890) и «Профессор Допотопнов» (1898), получившие широкую известность в странах Восточной Европы и России.

Романы Маевского написаны на стыке приключенческой авантюры, научно-популярной лекции (палеонтология, геология, зоология, эволюция) и собственно фантастической истории (уменьшение, путешествие в пространстве и времени), и восходят к классическим образцам приключенческого романа Ж. Верна, отличаясь от них некоторыми социологическими отступлениями. Так, «Доктор Мухоловкин» апеллирует к аналогиям в жизни людей и насекомых, а «Профессор Допотопнов» в финале превращается из просветительской лекции в утопию. Наряду с книгами Софии Урбановской (Zofia Urbanowska), Юлии Залеской (Julia Zaleska), Владислава Уминского (Władysław Umiński) польское литературоведение относит фантастику Маевского к национальному канону позитивистских и научно-популярных книг для юношества, способных наглядно показать почему научные знания так важны и прививающие любовь к родной природе. Очевидно, произведения Маевского в сравнении с другими фантастическими книгами Польши не были совсем уж «сказочными», поэтому их сразу же отнесли к «твёрдой научной фантастике» своего времени.

Обе книги отчётливо перекликаются с приёмами и идеями из произведений-предшественников: «Доктор Мухоловкин» написан под влиянием романа «Зачарованный Гутя» («Gucio zaczarowany», 1884) С. Урбановской, «в котором восьмилетний Гутя, шалопай и бездельник, убегая от гувернера, выражает желание стать мухой, потому что ей свободу никто не ограничивает и гувернеров не назначает», а также, предположительно, рассказов «отца немецкой фантастики» Курда Лассвица (Kurd Laßwitz) о изобретателе дядюшке Венделе, который однажды открыл способ заглянуть в мир малых величин; «Профессор Допотопнов» является подражанием широко известного «Путешествия к центру Земли» Ж. Верна.

«Научная фантастика» здесь, по сравнению с Верном, является условным понятием и часто граничит со сказкой. Так, в «Докторе Мухоловкине» показаны необычные перипетии польского ученого и английского лорда, которые уменьшились до величины насекомых, выпив чудесное зелье индийского факира Нурделлина. Однако в эпилоге романа выясняется, что все приключения были выдумкой рассказчика, который хотел пробудить интерес своего племянника к энтомологии. А у «Профессора Допотопнова» экспедиция в недра Земли проходит без участия технической меры: путешественники, провалившись трещину карстовой пещеры, попадают в своеобразную воронку времени и наблюдают предысторию нашего земного шара. Но и здесь все приключение оказывается очередной выдумкой: оно вызвано ядовитыми выбросами газов и лихорадочным состоянием героев.

Познавательные романы Эразма Маевского сейчас, конечно, устарели, тем не менее знания о природе даны живо, красочно, привлекая внимание читателя. Автор также не уклоняется от социологических соображений, что кажется особенным в произведениях такого рода. В отличие от романов Верна, мы находим в книгах Маевского горькие размышления о извращенности человеческой природы. Маевский полемизирует с великим французским фантастом по «техническим вопросам», создавая более мотивированную, логичную версию экспедиции в недра Земли. Довольно неожиданна финальная сцена «Профессора Допотопнова», которая принимает форму антиутопии. Автор переносит своих героев в будущее, описывая судьбу новой культуры, возникшей на руинах европейской цивилизации, сообщая об изменениях в экономических, социальных и нравственных отношениях.

Примечательно, что Маевский видел в своих романах не только просветительскую литературу, но и источник дохода. Он заранее позаботился о рекламе, сам установил выгодные сроки продажи и удачно сбыл тиражи через торговых агентов. Кроме того, он способствовал появлению русского и чешского переводов «Доктора Мухоловкина», и даже подготовил перевод на французский, который собственноручно возил во Францию в знаменитое издательство Этцеля, выпустившее в свет романы самого Жюля Верна. Маевский несколько честолюбиво рассчитывал на успех и значительное увеличение своей писательской популярности, но по каким-то причинам получил отказ.

***

Вклад Эразма Маевского в европейскую литературу изучен недостаточно. Сам автор хоть и пользуется на родине определённым писательским почётом как предтеча польской научной фантастики современного типа, но считается устаревшим, фактически его наследие забыто. Однако в России, Польше и, предположительно, Чехии книги Маевского породили целую литературную традицию, связанную с научно-познавательной фантастикой.

Так, среди польских авторов можно отметить Тадеуша Ункевича (Tadeusz Unkiewicz), фактически, преемника и последователя Э. Маевского на научном поприще, написавшего роман-подражание «Эльмис профессора Рембовского».

Испанский литературовед Алехсандро Чакон (Alejandro López Chacón) в своей докторской диссертации сообщает, что с дилогией Маевского был хорошо знаком крупнейший из польских фантастов — Станислав Лем, который якобы очень ценил эти истории в плане юмора, и опирался на них при поиске сюжетов и коллизий для своей «Кибериады». Однако Чакон никак не обосновывает это утверждение, а «Кибериада» не имеет ничего общего с романами Маевского, не говоря уже о юморе; кроме того, другие исследователи Лема не находят у него фактов обращения к фантастике Маевского. Вероятно, испанец просто ошибся. С другой стороны, Лем, как философ и футуролог, наверняка был знаком с «Наукой о цивилизации» своего соотечественника Маевского. Возможно, оттуда Лемом почерпнуты идеи его философских эссе, монографий и статей, посвящённых появлению, развитию и гибели человечества. Во всяком случае, преемственность между вопросами прогностики и проблемами онтологии, поставленными Маевским и позднее разработанными Лемом, просматривается достаточно хорошо.

Продолжателями темы хронофантастики, затронутой в «Профессора Допотопнове», выступили Богдан Коревицкий (Bohdan Korewichi) с повестью «Через океан времени» («Przez ocean czasu», 1957) и Францишек Клён (Franciszek Klon) с повестью «Ловцы минувшего времени» («Łowcy minionego czasu», 1972).

В Чехии последователем Маевского мог быть Карел Глоух с циклом историй «Удивительное путешествие Иржичка» («Podivuhodné Jiříčkovo cestování», 1907), в общих чертах повторяющим сюжеты дилогии Маевского и рассказов Лассвица. Кроме того, «Доктор Мухоловкин» наверняка послужил толчком к появлению знаменитого «Муравья Ферды» Ондржея Секоры — первые комиксы и развлекательные книжки о приключениях насекомых датированы 1927-1936 годами. Причём известно, что Секора, родившийся на рубеже веков, с детства интересовался энтомологией и едва ли мог пройти мимо фантастической истории Маевского, популярной в те годы.

В Эстонии под влиянием романа Маевского могла быть написана повесть Ирмы Труупыльд «Страна зелёного солнца» (1936), сочетающая элементы научного путешествия в природу и детской сказки. Данная повесть и другие рассказы Труупыльд о насекомых, написанные в 30-ых годах пользовались определённой известностью, переводились на финский и немецкий языки.

Отечественный пласт уменьшительных произведений и их происхождение не менее интересны.

Очевидно, в русской литературе XIX века уже существовали оригинальные или заимствованные сюжеты о путешествии в волшебную страну лилипутов: «Чёрная курица, или Подземные жители», 1829; «Городок в табакерке», 1834;«Царство малюток. Приключения Мурзилки и лесных человечков», 1898, которые позднее, не без влияния романа Маевского и похожих произведений, трансформировались сначала в потешные сказки («Необыкновенные приключения двух карликов Кирика и Алика», 1910; «Летняя сказочка про малюточек под ёлочкой и лесного шпыря», 1911; «Новый Мурзилка», 1913), а затем и в настоящие научно-приключенческие истории («Приключение мальчика меньше пальчика», 1911; «Приключения доктора Скальпеля и фабзавука Николки в мире малых величин», 1924, «Путешествие по электролампе», 1937 и прочее).

Сюда же следует отнести научно-фантастический роман украинского писателя Владимира Владко «Аргонавты Вселенной» (1935), в котором джунгли Венеры, населённые различными гигантскими беспозвоночными, напоминают земной мир «увеличенных» насекомых, описанный в книге Маевского. Очевидно, эрудированный Владко, интересовавшийся всей доступной фантастикой своего времени, писал, опираясь на творчество сразу Верна («С Земли на Луну»), Дойля («Затерянный мир») и Маевского («Доктор Мухоловкин»). На родство с последним указывают сюжетные элементы «полёт на стрекозе» и «флаг на шесте», характерные почти для всех подражений данного романа.

Перелицовками романа Маевского «Доктор Мухоловкин» следует признать и такие известные отечественные книги как «Необыкновенные приключения Карика и Вали» Яна Ларри и «В Стране Дремучих Трав» Владимира Брагина: Брагин прямо указывает в тексте, что на книжной полке его героя стоит «Доктор Мухоловкин», а сходство общей канвы сюжета с повестью Ларри настолько очевидно, что проще указать отличия, чем перечислить все заимствования.

Таким образом, «польский Жюль Верн» оказал заметное влияние на российскую фантастику, невольно породив в ней целый спектр сюжетов, связанных с уменьшением. И несмотря на то, что имя Эразма Маевского быстро забылось, идея, подаренная литературе польским новатором, продолжает жить до сих пор, отражаясь в многочисленных историях, герои которых посещают мир малых величин.