В эти дни, предшествующие Второму всесоюзному съезду советских писателей, в столице проходят читательские конференции, беседы и лекции на литературные темы, встречи с писателями. По-хозяйски, заботливо и строго говорят на этих встречах читатели о литературе. Такие встречи состоялись, как уже сообщалось, в клубе МГУ на Ленинских горах, затем во Дворце культуры автозавода имени Сталина. С докладом о советской литературе за 20 лет перед автозаводцами выступил А. Дементьев. Собравшимся рассказали о своих творческих планах, прочитали новые свои произведения Л. Ошанин, Д. Еремин, Е. Долматовский и С. Михалков.
Затем выступили автозаводцы — наладчик И. Волков и инженер Т. Введенский. Они говорили о значении, которое приобрела книга в жизни советского человека.
— Читатель ждет больше книг хороших и разных — о нашей жизни и о труде, книг, которые бы вдохновляли массы на активную созидательную деятельность, — заявил Т. Введенский.
В заключение вечера был дан большой концерт художественное самодеятельности.
В четверг (*) в Колонном зале Дома союзов состоялась встреча с молодежью столицы и области. Открывая вечер, секретарь Московского областного комитета комсомола М. Халдеев представил присутствовавших на встрече А. Безыменского, С. Васильева, Н. Грибачева, Е. Долматовского, В. Журавлева, В. Инбер, В. Катаева, А. Казанцева, С. Кирсанова, Р. Кима, Н. Лесючевского. Ю. Либединского, В. Луговского, С. Михалкова, Г. Мдивани, В. Немцова, Л. Ошанина, А. Рыбакова, К. Симонова.
В кратком вступительном слове К. Симонов рассказал о задачах Второго съезда писателей.
Затем трибуна была предоставлена молодежи. Выступали рабочие, студенты, преподаватели, сельские библиотекари, секретари районных комитетов комсомола. Они говорили о книгах Н. Островского, А. Фадеева, Б. Полевого, о лирических стихах К. Симонова, которые завоевали сердца молодежи. Хорошую оценку получили повесть молодого писателя В. Тендрякова«Не ко двору» и роман Д. Гранина«Искатели». Вместе с тем во всех выступлениях звучала неудовлетворенность читателей отсутствием в послевоенной литературе образа положительного героя.
Не хватает литературе современного Павки Корчагина, такого героя, которому хотелось бы подражать, у которого могла бы учиться наша молодежь работать, преодолевать трудности, — об этом говорили секретарь Ждановского райкома комсомола Д. Рябов, преподаватель школы рабочей молодежи В. Любовцев, студентка педагогического института Э. Бяльская и другие.
На вечере выступили Е. Долматовский, Н. Грибачев, С. Михалков, С. Васильев, А. Безыменский, К. Симонов. Они ответили на вопросы и прочитали свои произведения.
…Георгий Устинович много еще говорил об особенностях Ново-Айхальского городка и уже поздно ночью, прощаясь, сказал:
— Герберт Уэллс фантазировал о городах будущего. Но все это — чистая фантазия. Наша фантазия уже воплощена в жизнь... Между прочим, Уэллс сыграл лично для меня и положительную роль. Это он натолкнул на мысль о городе будущего на Крайнем Севере.
Мирный — Москва.
----------------------------------------
* Гермогенов Георгий Устинович (12 сентября 1935 года, село Немюгинцы Западно-Хангаласского улуса.) — заслуженный строитель Республики Саха (Якутия) (1995), лауреат Госпремии ЯАССР им. П.А. Ойунского (1982).
Начитаешься газет, насмотришься иных телепрограмм, и приходит в голову шальная мысль, что, кроме жестокой политической борьбы, на свете ничего не осталось. Люди не умеют строить разумных взаимоотношений. Страну сотрясают забастовки, льется кровь, голодают дети...
Кто услышит в такое нервное и взрывоопасное время возвышенную речь поэзии? Вот когда лирики действительно оказались в загоне — даже в толстых журналах им не дают развернуться. То, что все-таки публикуется, то же не внушает особых надежд: в подборках — все оттенки горечи, тоски, разочарования, уныния, отчаяния. Что ж, общество в самом деле переживает труднейший момент, и поэзия честно выражает распространенные настроения. Ну а если находится поэт, умеющий взглянуть за скрытый тучами горизонт, — получают ли его стихи отклик у сограждан?
На первый взгляд, новая поэма Соколова не составляет исключения из упомянутого ряда, но такое впечатление — явная ошибка. Итак, строки из «Прелюдии», горькое прозрение и весьма безутешное предсказание, в котором ради его весомости каждое слово отделено от другого знаком тире:
«Оставьте — мысль —
о ядерном — ударе —
Вас — миновал —
кромешный — этот — ад —
Но вот — уже — идет —
на вашем — Шаре —
Совсем — другой — материи —
распад.
Она — была — нетленной —
но...»
Я бросил
Перо. Оно пошло писать само
О том, что я без лодки и без
Вёсел
Плыву туда, где начато
письмо...
И должен я теперь, хотя б
Немногим,
Покуда этот мир еще не пуст,
Заметить им, неглупым и
двуногим,
Что тлен уже из их исходит
уст.
Такое вот гибельное пророчество — разве нет в нем той же горькой безысходности, о которой сказано выше? Но почему же тогда, читая поэму, чувствуешь, что обступивший тебя мрак редеет и рассеивается? А потом вдруг замечаешь, что это и не чернота вовсе, а глубокая небесная синь, к тому же густо усыпанная звёздами. «Ведь свет и тьма для космоса одно. Какая тьма светил глядит в окно!» Афоризм, достойный древнего мудреца Хайяма, непринуждённо вписан в современный колорит произведения и чувствует себя на своём месте.
Соколов — художник сложный, его стиль отнюдь не избегает парадоксальных решений. Но важнее сказать о другом — о всегдашней содержательности выступлений поэта, о внутреннем достоинстве его творческого поведения.
Я думаю, еще ни одна власть на Земле не установила разумных норм для проявления присущего человеку инстинкта собственности. А в нашей стране этот инстинкт последовательно изгонялся и вытравлялся. Ему улюлюкала общественность, над ним издевались поэты и публицисты, на него не однажды обрушивался бич пролетарской законности. Быть может, поэтому естественный человеческий инстинкт (такой же, как самосохранения, например) приобрел у нас болезненно уродливые формы. И едва время расковалось от догм, мы стали свидетелями дикого разгула корыстных, эгоистических страстей. Нравственная чуткость Владимира Соколова помогла ему очень рано почувствовать опасные особенности общественного развития. С первых шагов в поэзии он упорно сопротивлялся наступлению агрессивной бездуховности, хотя и не давал вовлечь себя ни в одну обличительную кампанию. Просто антиподом его лирического героя всегда выступал косный обыватель, занятый исключительно интересами личной выгоды и сиюминутной практической пользы. Социальная маска этого субъекта для поэта не имела значения: недруг мог прийти в любой личине — соседа по даче, чиновника, модного художника. Сегодня при массовом озверении собственничества Соколов особенно к нему нетерпим. Теперь поэт сам, приняв облик космического Пришельца, указывает нам на зловещие признаки социального разложения — «тлена». И этот убийственный укор, к великому прискорбию, справедлив. Но, быть может, начавшийся распад еще. можно остановить?
В прозаическом вступлении к поэме Соколов говорит, что «каждый поэт в душе сюрреалист… Другое дело, как он с ирреальностью поступает». Я думаю, автор прав, ибо внутренняя жизнь человека сложна, противоречива и по сути непредсказуема. Неоспоримое право художника – показать читателю то звено цепочки, какое сочтет нужным. Но так, чтобы, согласно завету Блока «по бледным заревам искусства узнали жизни гибельный пожар».
Кто он, в самом деле, — Пришелец из звёздных миров, о ком читаем бесчисленные фантастические романы и столь же теперь несметные свидетельства очевидцев, смотрим научно-популярные фильмы и телепередачи? Для одних — это миф XX века, выдумка несчастных, жаждущих чуда, для других — непознанная реальность, но, во всяком случае, это реально существующий в народном сознании образ. И вдруг автор придает ему людскую отчетливость, совмещая его с очертаниями собственной поэтической фигуры! Устанавливает свое духовное тождество с посланцем иной цивилизации, говорит от его имени, рассказывая о земной жизни. Такого в русской поэзии еще не бывало. Однако за спиной Пришельца незримо присутствуют все пророки и ангелы отечественной классики, а, быть может, еще и странник Лермонтова, путник или гость Есенина, заложник вечности Пастернака. Голос Пришельца возвышается до самых болевых, трагических нот. Ибо на его глазах происходят развенчание и гибель «века-фаворита», не оправдавшего тысячелетних надежд человечества. А какая в сущности разница для цивилизации — сгореть в ядерном аду или потерять душу, то есть утонуть в крови и рабстве, в насилии и подлости?
Однако смрадный склеп греха, вместилище вражды и ненависти парадоксально дорог Пришельцу, ибо одновременно это и прекрасный мир, где есть шелест дубов и лип, где живут поэты и хлеборобы, где улыбается любимая женщина. Я не знаю ни одного из современных лириков, кто свободнее и органичнее Соколова обращался бы с категорией времени. В теперь уже давней поэме «Сюжет» (1976 г.) внутренняя жизнь современника как бы раздваивалась. Драма любви обрекала его существовать одновременно в настоящем и в прошлом: на одной стороне улицы падал снег, на другой — летел тополиный пух. В «Пришельце» бегущее время расслаивается еще сложнее: лирический герой чувствует себя и в молодости, когда «бросился» в жизнь, и в конце земного пути. Вот только что упивался запахами проселочных дорог, ромашек, сена, любовался женской красотой, близостью любимой. А миг спустя уже видит ее одну, простившуюся с ним навеки: «У подмосковной гнущейся березы ты у меня в глазах стоишь, как слёзы»...
И прежде Соколов предпочитал подробной предметной живописи «полёт понятий». Да, поэзия его не для всех — она избирательна и не претендует на общедоступность. Никогда не погружается в быт, скорее парит над ним, лишь по временам (и только при необходимости) задевает крылами его поверхность. Соколов — поэт прежде всего для тех, кто в бурных водоворотах жизни не утратил ясных представлений о правде и лжи, о добре и зле, о милосердии и жестокости. Кто мучительно размышляет о соотношении этих начал в жизни людей. Тем читателям, для которых нравственные мерки – лишь политическая или художественная условность, его стихи попросту не нужны. Вот и начало своей творческой зрелости автор изображает с предельной обобщённостью. Всё конкретное убрано — оставлена голая суть:
Мне сорок лет. Я вышел
на свободу
Из бытия или небытия.
Из дома, из тюрьмы...
не знаю я...
Какая разница...
Кому в угоду
Я должен точный адрес
Рисовать
Или картинку Выхода и
Входа?
Для тех, кто всё привык
адресовать?
В самом деле, для Поэзии не столь важно, откуда, гораздо существеннее – каким. Но мы не без пользы можем восстановить его земной путь более конкретно. Когда в стране гремели имена лирических публицистов, когда их выступления собирали многотысячную аудиторию стадионов, голос Соколова был едва слышен в общем хоре. Его ценили знатоки, официальная критика изредка замечала. Но этот голос с годами креп и набирал силу неизменно оставаясь верным своей природе. Никогда Соколов не работал на публику, не подстраивался к моде, ни разу не соблазнился звонкими лозунгами дня. Шумный ажиотаж вокруг мнимых и подлинных успехов эстрадной поэзии его волновал мало, не мешая собственной сосредоточенной работе. Но время переломилось. Соколов зазвучал, когда эстрадные трибуны один за другим стали сходить со сцены; а в общественной жизни утвердился диктат мертвого чиновничьего циркуляра. Поэзия Соколова всей своей лирической сутью была прямым вызовом застою, но именно она проявила наибольшую жизнеспособность в условиях режима: не остановила внутреннего роста и движения. И тут-то критика словно спохватись, по-настоящему Соколова заметила. Его провозгласили лидером «тихой лирики», понимаемой как самоцельное искусство для искусства. Обнаружили, что он художник полутонов и нюансов поэт трудноуловимых состояний души, короче, отечественный импрессионист. Стали — не без успеха, впрочем, исследовать его утончённое мастерство. Однако самые правоверные из критиков-прогрессистов по-прежнему пеняли Соколову на социальную недостаточность его лирики.
Словом, чудо в поэзии тоже чего-то стоит (иногда — усилий целой жизни). И моральное право создать образ Пришельца поэту надо было выстрадать, заработать десятилетиями безупречной стойкости, самоотверженным служением искусству.
Зато этот образ оказался на редкость ёмким. В поэме есть горькая ирония над бессмыслицей людской вражды, но язвительность смягчена любовью к нашему «тяжёлому» Шару. Есть смертная усталость от борьбы с силами зла, но она преодолевается решимостью Пришельца до конца исполнить свою земную роль — договорить порученное небом. Два лирических полюса, два центра притяжения знакомы герою: идеальный мир планеты Икс, откуда он родом, и — болевой, грешный, обжитый людьми- с ним тоже трудно расстаться. Как соединить несоединимое? Какой Млечный путь должен вымостить своими строчками автор, чтобы в его душе восторжествовала утраченная гармония неба и земли? Вот заключительный аккорд поэмы:
Как вам сказать, где ожил я
теперь,
Как сообщить без буквы и без
фальши?
Созвездье Лебедя? Оно — как
Тверь
Или Можайск... Мы несравнимо
дальше.
Там нет конца... Но есть Окно и Дверь.
Резко меняя изобразительные масштабы, Соколов достигает нужной плотности письма. Уверенно сближает просторы вечности с именами старинных русских городов. Но названное созвездие оказывается только преддверием к немыслимым далям космоса. И, дав нам почувствовать холод бездны, поэт утверждает там, посреди Вселенной, приметы человеческого жилья. Словом, завершая своё земное пребывание, Пришелец делает то же, что и в течение всей жизни — творит доброе чудо. Поэма, по-моему, столь многозначна и открыта для разных прочтений, что её равно примут в душу представители исстари враждующих станов: граждане мира и патриоты российской провинции, идеалисты и материалисты, пламенные мечтатели и суровые поборники реализма. Иными словами, истинное искусство роднит сердца, объединяет их в благородном порыве к добру, справедливости, совершенству.
Пришелец, однако, улетел на загадочную планету Икс, к счастью, отделясь от автора, который остаётся с нами и в самом расцвете творческих сил. Там, куда удалился звёздный гость, наверно, давно уже построен не осуществлённый на Земле коммунизм. А, быть может, что-то и более прекрасное, ведь история движется, и, как сказал поэт, «Там нет конца».
Над фантастикой не смеюсь. Все. Похихикал и будет. Помню, как я веселился до упаду, прослышав, что где-то кто-то конструирует «мыслящую машину». А вчера один электронный сундук, с которым я сел играть в шахматы, «привез» меня на 16-м ходу. Привет! Да еще, мерзавец, просигналил зелеными лампочками на прощание: «Товарищи шахматисты, настойчиво повышайте свое мастерство!»
Бот почему я с большим интересом и вниманием отнесся к статье в одном научном журнале, где вычитал таковые слова:
«Известно, что материя состоит из электромагнитных колебаний. Следовательно, и человеческое тело в принципе может быть разложено на колебания и наподобие радиоволн передано по проводам или беспроволочным путем в любое место земного шара. Затем в пункте назначения производится синтез, и волны вновь превращаются в человеческое тело. Этот вид путешествия будет почти мгновенным».
Не будем спорить с журналом. Раз наука замыслила, значит состоится. Давайте лучше помечтаем, как это все будет выглядеть.
Прости-прощай милый вагонный преферанс и молодецкое постукивание костяшками домино по чемоданной крышке. Невидимый и томный, вы поплывете в эфире, разложенный на точки и тире.
Но упаси бог, если персонал радиовокзала будет навербован из рассеянных телеграфистов или безалаберных снабженцев. Страшные возможны казусы! Еще полбеды, если пассажира передадут по неверному адресу, но целиком. А что, если одну вашу деталь отправят на восток, а другую по ошибке загонят за тридевять земель, на север?!
А атмосферные и всякие прочие помехи? Дело серьезное! Представьте, приходите вы на радиовокзал встречать своего приятеля, а оператор вполне вежливо вас предупреждает:
— Ваш друг уже здесь, но по причине атмосферных помех он принят с искажениями.
— То есть как с искажениями?! — спрашиваете вы сникшим голосом. — Что же, он не в себе, что ли?
— Не весь в себе, — сухо разъясняет оператор. — Пассажир принят с пропусками из-за сильных грозовых разрядов. Если вы не торопитесь, мы запросим пункт отправления. Возможно, они пришлют дополнения и поправки к пассажиру.
Или еще вариант. Из приемника вместо живого с нетерпением ожидаемого вами человека хлюпает какая-то белесая кашица. Вы, натурально, поражены и идете жаловаться в дирекцию радиовокзала. Так, мол, и так. Жду прибытия друга Мити, а вместо друга Мити из приемника ползет черт знает что. Директор уходит на расследование, вскоре возвращается и спрашивает:
— А скажите, гражданин, ваш знакомый, которого вы встречаете, часом спиртным не злоупотреблял?
— Злоупотреблял, — отвечаете вы.
— Ну, тогда все ясно. Товарищ ваш был основательно проспиртован, а спирт, как известно, гонят из картофеля. И вот, видите ли, в результате некоторой неисправности нашей аппаратуры при передаче произошла ошибочная перегруппировка атомов, и сейчас вы можете получить из приемника вместо вашего друга несколько килограммов картофельного пюре. Бидон или ведро с собой имеется?
А тайные свидания влюбленных! Техника их изменится самым радикальным образом. Веревочные лестницы, с помощью которых классические- влюбленные взбирались на балконы к своим дамам сердца, окончательно канут в Лету. Новый способ будет куда эффективнее. Вы отправляетесь к знакомому радисту, долго его уламываете, и в конце концов он вас транслирует в нужном направлении. Затем в комнате вашей пассии раздается мелодичный звон разбиваемого экрана телевизора, и вы вырастаете перед нею собственной персоной, будем надеяться — без пропусков и искажений.
Словом, нет числа сюрпризам, которые таит в себе идея передачи материи по радио. Только не подумайте, пожалуйста, что мы осмеиваем дерзкую гипотезу в целом или ученого, ее высказавшего. Отнюдь нет. Мы обеими руками «ЗА». И если мы позволили себе авансом покритиковать кое-какие возможные недоразумения, то это так, на всякий случай. В порядке сатирической профилактики.
Представьте себе самое удивительное по простоте и изяществу современное здание, уютное, легкое, наполненное светом. Эта гостиница «Юность» в Москве. Здесь уже два дня ведется серьёзный и волнующий разговор писателей-фантастов. В нем принимают участие писатели-фантасты из Москвы, Киева, с Урала и из многих республик, а также писатели-фантасты из ГДР, Болгарии, Венгрии, Чехословакии, Румынии, Польши. Встреча организована редакцией журнала «Техника — молодежи».
Сменяя друг друга, ораторы говорят о судьбах и основных направлениях научной фантастики, о требованиях к жанру, языку, о новом читателе, о критике.
Сейчас, когда фантастика буквально не в состоянии «угнаться» за временем, не говоря уже о том, что основная задача ее — опережать, предвосхищать будущее, подтолкнуть мысль молодежи, невыразима трудно быть писателем-фантастом.
Новый читатель, широко мыслящий, разбирающийся в науке и технике, ищет в произведениях научно-приключенческого жанра подтверждения своим догадкам, ждет ответа на свои вопросы о жизни.
Поэтому от писателя-фантаста требуются громадная эрудиция, богатое воображение и, конечно, глубокое научное осмысление тех проблем, о которых он пишет. Недаром многие выступающие подчеркивали необходимость тесного контакта писателей с учеными всех направлений, или, как сказал на совещании профессор Г. И. Покровский, в наше время художник в известной мере — Леонардо да Винчи, он должен совмещать в себе дар и литератора и ученого одновременно.
На совещании фантастов выступили известный ученый, лауреат Ленинской премии Константин Иванович Скрябин, летчик-космонавт Г. С. Титов и другие.
На совещании были оглашены результаты конкурса на лучший научно-фантастический рассказ, организованного редакцией журнала «Техника — молодежи» совместно с редакциями научно-популярных журналов стран народной демократии. Конкурс длился с января по июнь 1962 года. За это время было получено 1350 рассказов, написанных авторами семи стран.
Первую премию жюри решило не присуждать. Вторые премии присуждены В. Жукову, кандидату экономических наук, за поэму «Встречи в будущем», Е. Войскунскому, литератору, и И. Лукодьянову, инженеру, за рассказ «Алатырь-камень». Третьи премии присуждены С. Житомирскому, А. Днепрову, И. Варшавскому, Э. Дубровскому, Г. Филановскому.
Кроме того, несколько человек получили поощрительные премии.
Я решил принять участие в объявленном вами конкурсе и высказать свое мнение о фильмах, вышедших в этом году на экраны.
Мне больше всего понравился фильм «Человек-амфибия». Это прекрасная экранизация замечательного романаА. Беляева, великолепны подводные съемки в этом фильме, а также вызывает восхищение игра молодых артистов.
Самой слабой я считаю картину «Человек идет за солнцем». Эта картина, как мне показалось, не имеет смысла, что подтверждалось массовым уходом зрителей во время демонстрации этой картины.
облако тэгов
