Книга посвящена по существу фантазиям о межзвездных путешествиях будущего. При этом речь идет об эпохе, в которую межпланетные путешествия, то есть перелеты внутри солнечной системы, освоены уже хорошо и являются обычным делом.

Лучше всего автору удалась первая часть романа, в которой описываются сами путешествия. С волнением читатель переживает вместе с автором перипетии межзвездных перелетов, чувствует огромный труд, потраченный многими поколениями, чтобы создать гигантские великолепные машины, на которых снаряжаются межзвездные экспедиции, длящиеся многие годы и десятки лет. Хорошо показана необходимость дальнейшего совершенствования техники звездоплавания. Интересно описаны взаимоотношения человеческого общества будущего с обитателями планет, находящихся около отдаленных звезд. С самого начала до конца книги читатель видит, что достигнутый в описываемую будущую эпоху технический прогресс был бы немыслим без полной победы коммунизма на Земле.

Неоспоримы и довольно серьезные недостатки книги. Я укажу на некоторые из них.

И. Ефремов пользуется большим количеством технических терминов будущего. Многие из них относятся к вещам, которые в фабуле романа не играют существенной роли и поэтому остаются для читателя бессодержательными, несмотря на «пояснения» автора. Создается впечатление, что писатель без всякой причины как бы любуется выдуманными им словами. Выдумано даже значительное число несуществующих научных дисциплин. Бесспорно, в предстоящие тысячелетия люди, вероятно, создадут огромное число новых разделов науки и самостоятельных дисциплин. Возможно также, что многие из них будут иметь звучные названия, но упоминание И. Ефремовым большого числа названий, таких, как: «репагулярное исчисление», «биполярная математика», «кохлеарное исчисление» и т. д., создает впечатление сумбура. Представляется более целесообразным, чтобы при создании фантастических романов и повестей авторы не очень изощрялись в выдумывании новых понятий и представлений, а пользовались бы минимальным количеством выдуманных понятий, необходимых для развития фабулы.

Удивляет, что, по мнению автора, люди на Земле будут жить в узких благоприятных климатических зонах. Это совершенно неверно. Уже в период строительства коммунизма в нашей стране идет массовое освоение новых земель. Вряд ли с Ефремовым в этом вопросе согласятся патриоты Сибири и Советского Севера.

Есть в книге и другие, частные погрешности. Так, например, без всякой на то нужды автор пытается дать неправильное объяснение явлению «красного смещения». На страницах книги выдающийся немецкий физик Гейзенберг превратился в математика Гейзенберга.

Однако ни эти, ни какие бы то ни было иные недостатки романа не оправдывают появления разносной статьи П. Воеводина, А. Зворыкина, Л. Майстрова и Б. Ржонсницкого в «Промышленно-экономической газете». По существу, авторы этой статьи обвиняют Ефремова в грехах, которые он не совершил.

Разумеется, картина будущего, нарисованная в романе «Туманность Андромеды», не является скрупулезно точной. Но разве товарищи П. Воеводин, А. Зворыкин, Л. Майстров и Б. Ржонсницкий располагают более точными сведениями о том, как конкретно будет устроена жизнь людей спустя несколько тысяч лет? Если же они недовольны слишком «неосторожным» взлетом фантазии Ефремова, то мы, читатели, скажем таким критикам: не мешайте писателям создавать фантастические романы и повести о будущем человечества. Ведь это то будущее, основы которого мы строим, и нам хочется хоть одним глазом взглянуть на него.

Хотелось бы, чтобы «Литературная газета» выступила с обстоятельной статьей и защитила бы «Туманность Андромеды» от необъективной критики и несправедливых обвинений.

В. АМБАРЦУМЯН, действительный член Академии наук СССР, президент Академии наук Армянской ССР.

------------------------------------------------------ --------------------

Несправедливые обвинения. Ответ «Промышленно-экономической газете» (статья) // Литературная газета № 107, 29 августа 1959 г., с. 2

---

Можно было бы пройти мимо нового выступления «Промышленно-экономической газеты» против книги И. Ефремова (19 июля 1959 г.), справедливо увидев в нем лишь отчаянную попытку защитить честь мундира. Но фронт атаки совершенно изменился. «Туманности Андромеды» и ее автору теперь предъявлены самые серьезные идейные обвинения. Из всего хода рассуждений авторов статьи явствует вывод, хотя и не сформулированный ими прямо: книга Ефремова идейно порочна, вредна для советского читателя.

Мимо характеристик такого рода пройти уже нельзя.

В чем же суть обвинений, которые теперь предъявляет «Промышленно-экономическая газета» к книге Ефремова? Рассмотрим их по порядку. Итак, первый, самый главный упрек: «забвение истории человечества, его пути к коммунизму, героических усилий наших современников…» Утверждение это, мягко говоря, не соответствует истине. Люди будущего в романе Ефремова с величайшим уважением вспоминают о своих предках. «Мне видятся сквозь мрачные черты костяка омертвелого капитализма те, кто вел борьбу за будущее, — говорит одна из героинь романа Веда Конг. — Их будущее — наше настоящее. Я вижу множество женщин и мужчин, искавших света… И храбрых, безумно храбрых!..» Другой персонаж Мвен Мас думает «об истинных героях древнего прошлого».

Авторы статьи утверждают, что в обществе будущего, нарисованном Ефремовым, никто не помнит о подвигах наших современников, героев семилетки. Между тем в романе подробно описывается памятник создателям первых искусственных спутников Земли, «совершившим этот подвиг труда, изобретательности, отваги». Герой романа Дар Ветер «всегда с волнением всматривался в лица скульптур этого памятника. Он знал, что люди, построившие самые первые искусственные спутники и вышедшие на порог космоса, были русскими, то есть тем самым удивительным народом, от которого вел свою родословную Дар Ветер. Народом, сделавшим первые шаги и в строительстве нового общества и в завоевании космоса…» Мы просим прощения за столь подробные выдержки из текста романа и заранее предупреждаем, что будем вынуждены цитировать текст книги и дальше. Именно потому, что авторы статьи с этим текстом совершенно не считаются.

Пытаясь взглянуть на наш сегодняшний день глазами людей будущего, Ефремов устами своей героини говорит о «противоречивой истории развития производительных сил»; о мире, расколотом «на два лагеря — старых — капиталистических и новых — социалистических государств», о расцвете «могучего дерева коммунистического общества».

К этому можно еще добавить те эпизоды в романе, которые прямо обращены к нашим дням. Такова история планеты Зирды, погибшей от атомной радиации (на Зирде проводились опасные испытания ядерного оружия), такова картина капиталистического общества, данная через археологические раскопки.

Следующая серия обвинений относится уже к тому, как представляет себе Ефремов общество будущего. Газета категорически заявляет: «То, что восторженные поклонники «Туманности» склонны выдавать за коммунизм, не выдерживает даже самой благожелательной критики». Что же конкретно вменяется И. Ефремову в вину? «Не нарисована ли перспектива развития мира, завоеванного для технократии?», — риторически вопрошают авторы. Мы помним такое общество, нарисованное Джеком Лондоном в романе «Железная пята»: массы угнетенных рабочих иод властью кучки тиранов, обладающих научными и техническими знаниями. Но это ничего общего не имеет с тем миром, который изображает Ефремов.

Один пример: стремясь доказать, что по Ефремову рабочим в мире будущего отведено жалкое, угнетенное положение, авторы пишут: в романе «есть смутные, глухие упоминания о рабочих, загнанных (?!) в подземные глубины, в шахты. Кто эти рабочие, какую роль в жизни общества играют они, — мы не знаем. Известно лишь, что их лица были «немного усталые от суровой работы», которая являлась не временной обязанностью всех, а пожизненной долей рабочих…»

Здесь что ни слово, то передержка. В романе Дар Ветер, уставший от напряженного умственного труда, просит физическую работу потруднее. Но все занято. «Вы знаете, что туда, где труднее, охотнее стремится молодежь», — говорит заведующий распределением работ. Наконец, после долгих поисков находится одно место в подводных рудниках, куда нужно прибыть срочно, иначе место займут другие.

Так обстоит дело с рабочими, «загнанными в подземные глубины». Дар Ветер прибывает на рудник. «Его приветствовали веселые лица, немного усталые от суровой работы». Как грациозно опускают авторы статьи эти «веселые лица», оставляя только конец фразы насчет «усталых от суровой работы», — ведь надо доказать, что рабочие несчастны. И, наконец, в романе есть такая фраза: «Когда людской состав рудника менялся, Дар Ветер продлил свое пребывание, вместе с двумя другими энтузиастами горных работ», — вот как выглядит на самом деле «не временная обязанность всех, а пожизненная доля рабочих…»

Авторы статьи подсчитывают: «Все действующие лица (а их по именам названо 42) — ученые, художники, историки, биологи и лишь один инженер. Что же, на Земле уже нет рабочих?»

Читатель легко может убедиться, что люди будущего в романе Ефремова владеют 5–6 умственными и физическими профессиями. Выдающийся ученый Дар Ветер был машинистом спиральной дороги, механиком плодосборочных машин, затем он занимает один из самых крупных постов — заведующего внешними станциями Земли, снова переходит на должность рабочего в рудник и, наконец, руководит восстановлением погибшего спутника. Такой же путь проходят его товарищи. Ефремов стремится создать образы универсальных, гармонически развитых людей.

Если верить «Промышленно-экономической газете», все плохо у Ефремова, даже космические полеты. Оказывается, «все полеты у него — это скорее путешествие снобов ради острых ощущений». Снобами называются герои, которые сами говорят о своем деле: «Ведь цель — не самый полет, а добыча нового знания, открывание новых миров, из которых когда-нибудь мы сделаем такие же прекрасные планеты, как наша Земля». Ради этой возвышенной цели люди в романе жертвуют жизнью. Самые волнующие, драматичнейшие сцены романа — это отправление в далекое, вековое путешествие к новым мирам звездолета «Лебедь», экипажу которого уже не суждено вернуться домой, увидеть когда-нибудь Землю. Где же здесь снобизм?

Газете не нравится, что в обществе будущего существуют отрицательные характеры, вроде знаменитого в прошлом математика Бет Лона (кстати, в статье «Промышленно-экономической галеты» он ошибочно назван Бен Лотом), хотя Ефремов подчеркивает, что таких людей единицы. Но ведь марксизм вовсе не представляет всех людей будущего розово-идеальными. Выступая на последнем пленуме ЦК КПСС, товарищ Н. С. Хрущев подчеркнул, что отклонения от нормы у отдельных индивидуумов, очевидно, будут и при коммунизме.

И, наконец, еще один момент, вызвавший гневное возмущение авторов статьи.

«О прошлом люди узнают не из истинных хранилищ культуры — книг, картин, музыкальных произведений прошлого, а из открытого случайно бомбоубежища, хранящего в качестве образцов «культурного наследия» коллекцию автомашин различных марок». Авторы с гневным пафосом спрашивают: «Кто создал это единственное сохранившееся бомбоубежище и чью культуру сохраняет оно?»

Ну, товарищи, зачем эти риторические вопросы? В книге об этом подробно сказано. Герои читают надпись на исчезнувшем английском языке, говорят о «неразумной уверенности» создателей убежища «в вечном и неизменном существовании своей западной цивилизации… величии так называемого белого человека», о моральном и эмоциональном одичании этой культуры. Эта глава — едкий памфлет на современную американскую культуру.

Роман Ефремова пронизан историческим оптимизмом, верой в прогресс, в светлое коммунистическое будущее человечества. И это принципиально отличает его от западной фантастики, предрекающей вырождение, гибель цивилизации. Принципиальный спор с подобной литературой безверия и ведет в своем романе И. Ефремов. Именно это качество советской научной фантастики отметил Юбер Жюэн в своей статье «Советская научно-фантастическая литература», опубликованной недавно журналом «В защиту мира».

Нам не хочется, чтобы у наших читателей создалось впечатление, что мы считаем роман И. Ефремова произведением, лишенным недостатков. Напротив, недостатков в нем весьма много, прежде всего чисто литературных. Это и напыщенные красивости в языке, и неискусные сцены, когда два любящих человека, оставшись вдвоем, начинают вести нудную научно-историческую беседу, служебно-информационный характер которой слишком очевиден. Это излишняя игра в новые слова и термины, о которой пишет академик В. Амбарцумян.

Однако спор идет о другом. Статья «Промышленно-экономической газеты» обильно насыщена цитатами из классиков марксизма, но весь смысл ее противоречит этим цитатам. Так, например, начиная статью со слов В. И. Ленина о величайшей ценности фантазии, авторы затем по существу отрицают право автора на фантазию, заявляя, что «никто не обязывает писателя уходить в столь далекие дали, чтобы сравнение с сегодняшним днем было бы невозможным».

«Туманность Андромеды» — одна из первых немногих, к сожалению, художественных попыток заглянуть в будущее. Естественно, что книга эта далека от совершенства. И вряд ли вызвала бы какие-либо возражения статья, содержащая объективную критику недостатков романа. Но авторы статьи в «Промышленно-экономической газете» прорабатывают И. Ефремова за ошибки не подлинные, а мнимые. К тому же вопрос имеет несравненно более широкий и принципиальный характер: речь идет не столько даже о судьбе книги И. Ефремова, сколько о судьбе всего направления нашей научной фантастики, рисующей жизнь будущего. Выступая против несправедливых нападок на «Туманность Андромеды», мы выступаем в защиту специфики жанра, в защиту тех принципов, на которых зиждется научная фантастика.

Наша литература, очевидно, будет все смелее обращаться к изображению будущего. Задача эта поставлена самим временем — временем перехода к коммунизму. И она будет решена успешно, если ученые помогут литературе в этом благородном деле.

------------------

Возвращение в Полемику.

Жюри конкурса так сформулировало содержание книги: «Научно-фантастический роман, в котором автор рисует картину будущего человечества на двадцать веков вперед, достигшего исключительных высот социального и научного прогресса».

Итак, перед нами роман о будущем обществе, созданном на нашей планете. Но так ли это? Вдумаемся, о какой планете идет речь? Земля ли это? Ведь в истории той планеты, которую И. Ефремов называет этим именем, никто не сохранил в своей памяти таких событий, как Великая Октябрьская социалистическая революция, таких имен, как Маркс, Энгельс, Ленин. Вспоминая Геркулеса, Афродиту, Анадиомену, ставя памятники Жинну Каду — изобретателю способа получения дешевого искусственного сахара, — люди будущего не знают (или не хотят знать) имен великих преобразователей общества.

А между тем не только имена выдающихся гениев человечества, но и подвиги наших современников, несомненно, не изгладятся из памяти благодарных потомков. Не случайно в Обращении июньского Пленума ЦК КПСС сказано: «Подвиги героев и героинь семилетки, самоотверженный труд людей нашего времени никогда не забудет наш народ, ими будут гордиться грядущие поколения, будут гордиться люди коммунистического общества, будет гордиться все передовое человечество».

Но в обществе будущего, рисуемом И. Ефремовым, об этом и подобных подвигах не помнят. Вместо них в памяти сохранилось лишь множество различных эр — Эра Разобщенного мира с последним веком ее — Веком расщепления (чего?), в конце которого произошла Вторая Великая Революция (?!); Эра мирового воссоединения (?), состоящая из веков Союза стран, Разных языков, Борьбы за энергию и Общего языка; Эра Общего труда, состоящая из веков Упрощения вещей (?), Переустройства, Первого изобилия (?) и, наконец, Космоса.

Не говоря уже о неудачности многих названий, трудно понять логику этих эр и веков — первое изобилие, например, возникает в конце третьей эры, на многие сотни лет позднее коммунизма. Надо ли говорить о вредности и необоснованности подобной перспективы? А Век Упрощения вещей — что это такое?

К какому же общественному строю относится действие романа? Защитники «Туманности» говорят — к коммунизму. Но коммунизм ли это? Тот ли общественный строй, который в наши дни создают миллионы? Не нарисована ли перспектива развития мира, завоеванного для технократии? То, что восторженные поклонники «Туманности» склонны выдавать за коммунизм, не выдерживает даже самой благожелательной критики.

Можно согласиться с идеей К.Э. Циолковского, философские работы которого малоизвестны, о том, что человечество, избавленное от повседневных забот об удовлетворении материальных нужд, станет распространителем высших форм жизни в ближайших к Земле пространствах космоса. Не вызывает поэтому возражений общий замысел романа И.А. Ефремова, посвященного космическим проблемам деятельности человечества. Но, во-первых, уделяя внимание устремлению в космос, нельзя забывать и о том, что Земля навсегда останется основой космических полетов человека, и прежде всего необходимо зримо ощущать устройство общества на Земле. Во-вторых, надо вполне определенно высказать ту цель, которую ставит перед собой человечество, выходя в космос. У Циолковского идея космических полетов и устремлений вполне ясна, у Ефремова же поистине туманна. Все полеты у него — это скорее путешествия снобов ради острых ощущений, чем выполнение человечеством той возвышенной миссии, которую предсказывал К.Э. Циолковский.

Присмотримся повнимательнее к тому, что происходит в романе на самой планете. Все действующие лица (а их по именам названо 42) — ученые, художники, историки, биологи и лишь один инженер.

Что же, на Земле уже нет рабочих? Если так, то это не встретило бы возражений — при коммунизме это естественно. Однако на стр. 242 и 248 сказано об огромном количестве рабочих, оказавшихся на месте катастрофы в момент самовольного опыта Мвен Маса. Да и в других местах есть смутные, глухие упоминания о рабочих, загнанных в подземные глубины, в шахты.

Кто эти рабочие, какую роль в жизни общества играют они, — мы не знаем. Известно лишь, что их лица были «немного усталые от суровой работы», которая являлась не временной обязанностью всех, а пожизненной долей «рабочих», причем «здесь работали и женщины».

А что представляет собой общественное устройство, в котором решающая роль принадлежит привилегированной верхушке? Цитируем: «Вот в центре Совет Экономики. От него проведем прямые связи к его консультативным органам: АГР — Академия Горя и Радости, АПС — Академия Производительных Сил, АСБ — Академия Стохастики и Предсказания Будущего, АПТ — Академия Психофизиологии Труда. Боковая связь — с самостоятельно действующим органом — Советом Звездоплавания. От него прямые связи к Академии Направленных Излучений и внешним станциям Великого Кольца...

Веда расчертила песок сложной схемой и продолжала:

— Разве это не напоминает нам человеческий мозг? Исследовательские и учетные центры — это центры чувств. Советы — ассоциативные центры. Вы знаете, что вся жизнь состоит из притяжения и отталкивания, ритма взрывов и накоплений, возбуждения и торможения. Главный центр торможения — Совет Экономики...»

Полагаем, что сказанного достаточно. Грубая аналогия общественного устройства со структурой человеческого мозга, хотя бы и подкрепленная ссылками на успехи кибернетики, явно так же антинаучна, как грубо вульгарна выдумка об Академии Горя и Радости.

Чудесно и глубоко, по-настоящему поэтично учение Маркса о величии человека, освобожденного от частной собственности. Какой простор для научной фантастики дает оно! Каждому, кто начинает писать о будущем человечества, надо прежде всего глубоко почувствовать все то, что говорил Маркс о человеке будущего, богатом и всестороннем, глубоком во всех его чувствах и восприятиях. Но это внутреннее богатство и красота человека, его чувств, помыслов, желаний и восприятий могут быть достигнуты лишь последовательным обогащением каждого поколения всей накопленной культурой прошлого. Культуру коммунизма можно создать только «точным знанием культуры, созданной всем развитием человечества, только переработкой ее... Коммунистом стать можно только тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество» (Ленин).

А что происходит в «Туманности Андромеды»? О прошлом люди узнают не из истинных хранилищ культуры — книг, картин, музыкальных произведений прошлого, а из открытого случайно бомбоубежища, хранящего в качестве образцов «культурного наследия» коллекцию автомашин различных марок. Кто создал это единственное сохранившееся бомбоубежище и чью культуру сохраняет оно?

А как выглядит «один из знаменитых математиков Земли» Бен Лот, тот самый, который, по утверждению И.А. Ефремова, «отправил» в антимир несколько десятков живых людей и оправдывался тем, что ждал их возвращения? Бен Лот «был могучим умом, гипертрофированным за счет слабого развития моральных устоев и торможения желаний» (?). В наказание за своеволие, выразившееся в отправке людей в антимир, Бен Лот подвергнут страшной каре — он переселен на Остров Забвения, то есть в условия жизни, соответствующие современным.

Остров Забвения заселяют рыбаки и скотоводы да провинившиеся жители Большого мира. Но сами рыбаки говорят этим представителям Большого мира: «Мы не поймем друг друга». Что ж, они правы.

Живя среди рыбаков и скотоводов, Бен Лот стал насильником и драчуном. Со страхом бежит от него девушка Онар, удар кулаком получает другой ученый — Мвен Мас, «добровольно» пожелавший уйти в изгнание после недисциплинированности, вызвавшей катастрофу со спутникам Земли.

Для книги, ставящей воспитательные цели (а именно их преследовали издательство и жюри конкурса на лучшую книгу для детей), вопросы образования и воспитания в мире будущего разработаны совершенно неудачно. По И. Ефремову воспитание и образование, организованное в виде каких-то четырехлетних циклов с перемещением подростков по всей планете, заканчивается обязательным свершением «подвига Геркулеса». Что же это — доблесть в труде, упорном, имеющем познавательный смысл? Нет, это прежде всего стремление к славе, к свершению «подвига», хотя и явно непосильного даже самой «героической» личности, не к труду в коллективе, а именно к индивидуальному подвигу.

Но, повторяем, не в частностях главный порок романа. Главное — забвение истории человечества, его пути к коммунизму, героических усилий наших современников, отсутствие масс, излишняя технизация быта, представление о человеке как придатке к машине, отсутствие образов тех людей, которых Маркс называл подлинными титанами мысли, чувств, восприятий.

Каждый писатель в своем художественном творчестве, в своих фантастических представлениях, воображениях и построениях волен поступать и творить так, как ему подсказывает его талант.

Но от писателя, искренне стремящегося в общем нашем труде искать в своей фантастике, отображать события, обстановку, жизнь и психологию людей грядущего, мы можем требовать, чтобы вся его фантастика сочеталась с реальностью, исходила из исторических предпосылок человеческого опыта и знаний, а не была лишь его, писателя, заумными представлениями, искусственно построенными теориями, понятиями.

Наша современность — это то, с чем мы сравниваем и будем сравнивать всякую фантазию. Никто не обязывает писателя уходить в столь далекие дали, чтобы сравнение с сегодняшним днем было бы невозможным. Но ведь дело даже не в этом — дело в том, что роман И.А. Ефремова безгранично далек от истинной перспективы развития человечества и это неправильно ориентирует читателя.

Нет, нет! Трудную и неблагодарную задачу взяли на себя защитники «Туманности Андромеды». Плохую услугу оказывают они И. А. Ефремову. А ведь талант этого ученого и писателя стоит того, чтобы по-дружески сказать ему правду о книге, требующей значительной переработки.

П. Воеводин, персональный пенсионер, член КПСС с 1898 г.

А. Зворыкин, доктор экономических наук, профессор.

Л. Майстров, кандидат философских и физико-математических наук.

Б. Ржонсницкий, кандидат технических наук, старший научный сотрудник Института истории естествознания и техники.

* * *

От редакции.

Мы получили ряд откликов на реплику читателя А. Антонова «Писатель И. Ефремов в Академии стохастики», помещенную в номере нашей газеты от 21 июня с. г. Почти все товарищи согласны с мнением А. Антонова и высказывают свои соображения о недостатках романа «Туманность Андромеды». И к ним нельзя не прислушаться.

Вполне справедливо, например, замечание слесаря Е. Вознесенского из Старого Оскола: «Ефремов пишет только о звездоплавателях, ни полслова не говоря о хозяевах жизни, о тех, кто обеспечивает всеми материальными благами любителей сильных ощущений, носящихся по Вселенной. О тех, кто, по Ефремову, пасет скот на территории Европы, которая превращена в угоду буйной фантазии автора в полупустыню, в «луга и степи» (что и не мудро и несправедливо), то есть о простых тружениках».

Те же мысли развивает и экономист В. Дыков из Москвы: «По своему содержанию и по картинам будущего коммунистического общества книга далека от идеала. Ее схематичные люди являются, по-моему, каким-то придатком к технике. Они забыли все прошлое и живут и мечтают только о сверхподвигах. В книге нет народа, массы, то есть именно тех, кто является творцом истории. Развитие общества представлено не развитием производительных сил и производственных отношений, а подсчетом и анализом количества... горя и радости на Земле. Если эти величины уравновешивают друг друга, то общество развивается нормально. Нечего и говорить о вздорности такого положения».

«Совершенно непонятно присуждение этой книге первой премии на конкурсе, — пишет в редакцию инженер И. Малков. — Наши дети школьного возраста получат после прочтения ее неверное представление об эпохе будущего». Такое же мнение у т. Дюкина из Барнаула.

Забвение всей истории общества, героической борьбы народов за построение социализма и коммунизма, забвение гениев человечества — Маркса, Энгельса, Ленина и их учения о сущности коммунизма, ложное, идеалистическое толкование новейших открытий в области физики (утверждение реальности антимира), схематизм, насыщенность псевдонаучной терминологией и, главное, полное пренебрежение нашим сегодняшним днем — вот, что, по мнению авторов писем, составляет основной порок этого произведения И. Ефремова.

Есть и два небольших письма, полных неумеренно восторженных похвал. Но именно они подтверждают своевременность постановки вопроса нашей газетой. Называя роман шедевром, ярко рисующим будущее человечества, эти читатели явно находятся под воздействием «непререкаемого» авторитета И. Ефремова.

К сожалению, такого рода взгляды разделяет и жюри конкурса на лучшую детскую книгу по вопросам науки и техники. А ведь будущее общество представлено в романе весьма спорно, воспитательное значение «Туманности Андромеды» явно сомнительно.

Несколько слов о «Заметке на полях» в «Литературной газете». Ее никак не назовешь объективным откликом на выступление рядового читателя, высказавшего свое мнение о литературном произведении.

Разве не в споре рождаются истины? Разве что-нибудь изменилось хотя бы с тех пор, когда проходил Третий съезд писателей, где многие и много говорили, как они благодарны читателям за их замечания, за их оценку (даже и нелицеприятную) творчества писателей?

И еще одно замечание. Александр Петрович Антонов — старший экономист Госплана СССР — это не псевдоним, а реальное лицо. Он выступил на страницах нашей газеты по собственной инициативе. А «Литературная газета» предоставила трибуну анонимному «литератору», который, спрятавшись под чадру, пытается полемизировать с т. Антоновым, обходя, по существу, затронутые в его реплике вопросы.

Мы начали разговор о научно-фантастическом романе не случайно. Здесь еще множество острых и ждущих своего неотложного решения проблем творчества. Редакция предоставит трибуну ученым и практикам для того, чтобы продолжить разговор о произведениях, рисующих перспективы научно-технического прогресса, будущее нашей страны и всего человечества.

-----------------------------------

Возвращение в Полемику.

Постараемся несколько восполнить пробел. В романе, бесспорно, есть отдельные интересные мысли, глубокое раздумье о судьбах человечества, богатая фантазия. К сожалению, порою чересчур богатая. Настолько «богатая», что она доходит до абсурда. Об этом и пойдет речь.

И. Ефремов переносит нас в мир будущего — в эпоху, когда покорены недра земли, космос, установлена прямая связь с другими мирами. Создано новое, высшее общество. Во главе его — Совет Экономики (очевидно, по типу нынешнего Госплана) с консультативными органами — Академией Горя и Радости (занятой подсчетами и анализом пролитых слез и улыбок, включая мимолетные), Академией Стохастики и Предсказания Будущего и тому подобными органами. В помощь им придано четыре электронных Вещих мозга.

Усовершенствована земная территория. Для тех, кого не увлекает больше напряженная деятельность Большого Мира, и прочих чуждых элементов отведен остров Забвенья, а для чрезмерно любящих мамаш, «не победивших слепой материнский инстинкт»,— остров Матерей (бывший Ява).

На основе колоссального развития сознательности отмерла семья, сообщает Иван Антонович. Вместо нее возник «долг каждой женщины с нормальным развитием и наследственностью — два ребенка, не меньше». «Теперь нет почти безумной, как в древности, материнской любви».

Упразднены фамилии, имена выбираются по любому понравившемуся сочетанию. Разгадана физиологическая природа любви, которая возникала в «древних областях мозга». Эти открытия дали возможность научным образом влиять на любовь и базировать любовные эмоции «на точном расчете и уверенности».

Вот встретились влюбленные. Помните: шепот, робкое дыхание, трели соловья?.. В будущем же все станет по-иному, уверяет нас фантаст.

Люди стали слишком учеными, и от этого чрезмерно скучными. И объясняются они языком, который подчас трудно понять без фундаментальных технических изданий типа энциклопедии машиностроения. Любовь — чувство, которое тысячелетиями вдохновляло людей, — приобретает «скалярно-векторную форму». В случае отсутствия таковой ее заменяют «вектором дружбы».

Это и есть, по Ефремову, «истинная свобода интеллекта». Ведь предки «не приблизились к пониманию мозговой машины человека, потому что лезли с ножом туда, где нужны были тончайшие измерители молекулярных и атомных масштабов».

Ну, а как живут эти «люди грядущего»?

Простые города, стоящие на земле, уже не для них — «среди градостроителей господствовали два направления архитектуры: город пирамидальный или спирально-винтовой». Первые сравнительно низкие, вторые поднимались на высоту более километра. Вот как выглядели, например, спиральные города. «Каждый виток постепенно поднимался от периферии к центру. Массивы зданий разделялись глубокими вертикальными нишами. На головокружительной высоте висели легкие мосты, балконы и выступы садов». И дальше: «Улицы тоже изгибались по спирали — висячие по периметру города, или внутренние, под хрустальными перекрытиями».

В его «мире науки и техники» все сверхнеобыкновенно. Простой рояль заменен солнечным, играющим только при хорошей погоде. Симфония определяется не мелодиями и гармонией звуков, а… «интегральными угрозами» и цветовой тональностью в 4,750 мю»

И люди — уже не просто люди, а эдакие существа, двигающиеся чуть ли не со сверхзвуковой скоростью. Даже бывшая степенная учительница «устремилась легкой побежкой гимнастки в служебные помещения» после утомительного урока.

Вообще «мир грядущего», сочиненный И. Ефремовым, соткан целиком из математики и техники, пилюль на все случаи жизни. Вы устали — примите «спорамин» и трудитесь без сна несколько месяцев. Хотите усилить внимание — проглотите пилюли «ПВ», желаете загореть — возьмите пилюлю загара «ЗП» и можете не ехать в Сочи. Есть даже комнаты голубых снов, пронизанные успокоительными волнами и музыкой грустных аккордов. Уставшие с дороги принимают настройку у аппарата утренней свежести или комбинированные ванны из электричества, музыки, воды и волновых колебаний…

Кажется, достаточно? Но нет. Автор в изобилии кормит читателя различными алгебраическими формулами и задачами. Попробуйте решить, например, такое уравнение: КРЗ 664456 + БШ 3252?! Что это такое? Оказывается, название планеты одной из мировых солнечных систем. Подобными уравнениями и таинственными техническими терминами густо испещрены страницы книги.

Как, например, справиться с такими задачами?

а) «Получить антигравитационную тень не дискретно, а векториально».

б) «Если поле тяготения и электромагнитное поле — это две стороны одного и того же свойства материи, если пространство есть функция гравитации, то функция электромагнитного поля — антипространство. Переход между ними дает векториальную теневую функцию нуль-пространства…» Что получается в этом случае?

Мы не против фантазии и мечты. Однако мало дать фантастические научные термины, чтобы и произведение стало научно-фантастическим. Ведь оттого, что на каждой странице будут повторяться неведомые оптимальные радианты и туманные математические выкладки с двусторонним анализом и решением, мысль автора яснее читателю не станет.

Жюль Верн тоже, как известно, был большим фантастом. Он писал о подводных и воздушных кораблях, о полетах на Луну и путешествии к центру Земли. Его идеи, многие из которых еще даже не зародились в головах ученых, в то время были фантастикой. Но в романах Жюль Верна нет и намека на ложную ученость и наукоподобие.

А. И. Ефремов предлагает читателям свои «кохлеарные» и «репагулярные» исчисления, научная глубина которых доступна лишь избранным, и выдает это за «особенность романа, не сразу, может быть, понятную читателю». От такой оговорки о «колорите будущего» туманность книги, изданной для молодого читателя, отнюдь не рассеивается.

Мы заканчиваем свой маленький обзор в соответствии с правилами хорошего тона: книга в общем и целом пронизана, говоря словами автора, «музыкой голубых тонов» и, несомненно, при ликвидации биполярной математики и нуль-пространства сможет внести свою лепту в историю научно-фантастической прозы. При этом желательно, разумеется, без «академии Стохастики и Предсказания Будущего», хромкатоптрических красок, листков металла, заменивших бумагу, «вектора дружбы», «пилюль внимания» и прочих наукообразных домыслов. А то, право, читать художественное произведение, вооружившись многотомными техническими изданиями, занятие скучное и непривлекательное, тем более, что и они бессильны разъяснить многие фантастические изобретения глубокоуважаемого Ивана Антоновича.

---------------------

Возвращение в Полемику.

Читатель с прискорбием замечал, что Н. Шпанов все далее и далее отходил от тех творческих принципов, которые обеспечили успех его романам «Земля недоступности», «Первый удар», отчасти «Поджигателям» и «Заговорщикам». На смену живым, полнокровным героям приходили злодеи с железными челюстями, неунывающие сыщики типа Нила Кручинина с манерами, неумело скопированными на Бейкер-стрит, тихой обители бессмертного Шерлока Холмса.

Писатель весьма своеобразно воспринимал критику печати и общественности. Стоило им предостеречь его от легких дорожек в литературе, как он немедленно направлялся по такой дорожке. Сколько писем, отражающих тревогу читателей за литературную судьбу Н. Шпанова приходило в редакции в годы Отечественной войны, когда маленькими выпусками по всей стране расходилась на редкость нелепая, сработанная Н. Шпановым на манер небезызвестных брошюрок о похождениях Нат Пинкертона «Тайна профессора Бураго». Сейчас «тайна» разрослась до пятисот страниц и 225-тысячным тиражом разлетелась по белу свету под новым интригующим заголовком «Война невидимок». Действу этому помогли совершиться издательство «Советская Россия» и ее редактор В. Острогорская. Н. Шпанов вторгался здесь в сложные научные и психологические проблемы.

Как и многие несведущие люди, мы полагали, что для экспериментов, ведущих к величайшим научным открытиям, нужны элементарная аппаратура, приборы, лаборатории. У Н. Шпанова все оказалось намного проще.

Хотите знать, например, как экспериментирует крупнейший ученый, открытие которого должно перевернуть все представления о войне на море и в воздухе, ибо он изобрел средство, делающее суда и самолеты невидимыми? Извольте:

«— Фантасмагория! — воскликнул старик... — Тащи-ка чашку кипятку, — сказал он, а когда она (его дочь. — А. Е.) вышла, отпер ящик письменного стола и достал из него небольшой металлический стаканчик... Когда Валя вошла с чашкой горячей воды, Бураго поспешно накрыл стакан газетой.

Прячась за газетой, он налил в стаканчик воды... Через несколько секунд он отдернул газету и патетически провозгласил:

— Прошу!

...Стаканчик исчез».

Нет, мы не ошиблись, не процитировали отрывок из повествования о похождениях мелкого провинциального фокусника. «Старик» — крупнейший ученый, контр-адмирал, главный герой «Войны невидимок».

Впрочем, с суетливым контр-адмиралом читатель расстается очень скоро. Бураго исчезает, а на трупе отравленной собаки находят его записку, где профессор уведомляет ближних о решении покончить жизнь самоубийством. Друг Бураго — Житков не верит записке и отправляется на поиски. Что было с героями дальше, пересказать невозможно. Во всяком случае скучать им не пришлось, свидетельством чему красноречивые названия хотя бы некоторых глав романа: «Поединок на трапе». «Колония призраков», «В огненной западне», «В список мертвецов!», «В плену у привидений», «Похищенный жених», «Отвратительный характер повешенных», «Мертвец, который стреляет», «Белая смерть» и т. д. и т. п. Кажется, все, что может способствовать психическому расстройству читателя, собрано в романе.

Для того, чтобы писать о современной науке, нужно иметь хотя бы элементарное представление о ее началах и ее людях. Колоссальный материал, добытый в результате самых скрупулезных исследований, дал крылья книгам Обручева. Для того, чтобы написать один маленький рассказ, Жюль Верн прочел все, что смог достать, об истории воздухоплавания и природе Альп, куда по ходу действия нужно было перенести героев.

Конечно, идти таким путем труднее, чем, скажем, заставить героя, как это сделал Н. Шпанов в «Войне невидимок», жонглировать стаканом.

Любое истинно художественное произведение, независимо от своих жанровых особенностей, будь то строго реалистическое повествование, приключенческий или научно-фантастический роман, должно развиваться в пределах человеческой логики, жизненного правдоподобия. В противном случае нельзя относиться к книге хоть сколько-нибудь серьезно. Она воспринимается как плод досужих вымыслов автора, как развесистая клюква, взращенная отнюдь не ради интересов развития литературы.

Элементарная логика и не ночевала в «Войне невидимок» — писании, рассчитанном на куриное мировосприятие. Познакомьтесь с содержанием хотя бы одной из главок.

Один из героев романа, Найденов, оказывается с мертвецами на борту покинутого судна, команда которого была отравлена. Неизвестный призрак швыряет в Найденова «пудовой кувалдой», в ответ на что наш герой «запасся двумя парабеллумами». Тогда призрак начинает травить его «тяжелым газом». «Наконец герой ухватил его (призрака. — А. Е.) за плечо и тут же в ужасе отпрянул: это был окоченевший труп матроса». Далее следует глава «Мертвец, который стреляет», где Найденов приходит к выводу, что никто, «кроме Бураго», не «мог оказать... столь яростное сопротивление». Найденов и Н. Шпанов здесь явно забыли, что древний старец, опирающийся на трость, каким автор показал нам Бураго в первых главах, вряд ли может швыряться пудовыми кувалдами. Но, видимо, неугомонный контр-адмирал обладает не только тайной невидимости...

Необыкновенные похождения Бураго и его коллег написаны в традиционном «штиле» недоброй памяти «Пещеры Лейхтвейса». Посудите сами: «...Житкова поразила легкость, с какой новый знакомый погасил инерцию его броска. Восемьдесят килограммов, которые весил Житков, были остановлены в прыжке так, как можно остановить анемичное движение какой-нибудь ветхой старушки»; «Житков упрямо ел горячее, помня, что это полезней, и потому не замечал ни обожженных губ и пальцев ни облитой супом рубашки...»

Впрочем, «Война невидимок» — не исключение в творчестве Н. Шпанова.

Лишь как безответственную спекуляцию на современной теме можно принять факт публикации Н. Шпановым элементарно невыправленного, беспредельно клочковатого и растянутого романа «Признания господина Галича». «Почти фантазия» — этот подзаголовок к «Признаниям» звучит, помимо желания автора, символично. Образы романа, стиль его действительно стоят на грани фантастики. Создается впечатление, что перед вами невыправленная стенограмма плохо произнесенной речи. Посудите сами: «Мысль Томаса споткнулась о послышавшееся в глубине аллеи шуршание гравия...»; «Его спокойствие казалось флегматичностью на фоне первых движений хозяина...»; «Может быть, поиски нервной разрядки после происшествия с механиком или то, что все члены экипажа приложились к большой фляжке инженера Мароши, но что толкало их на разговор».

После таких стилистических виражей любое косноязычие покажется перлом изящной словесности.

Далеко не случайно развилась у Н. Шпанова болезнь гигантомании. Все симптомы этой, надо сказать, не в меру затянувшейся болезни налицо. Горы языковых сорняков, рыхлость, утомляющая читателя растянутость повествования, свойственные всем последним произведениям писателя, идут, думается, от несерьезного, потребительского отношения к литературе. Если бы речь шла о молодом, начинающем писателе, то подобные просчеты можно было бы отнести за счет его творческой неопытности. Но Н. Шпанов не новичок в литературе. Работая в ней с 1926 года, он имеет огромный литературный и редакторский опыт. Он опубликовал около 30 книг. Какой же пример подает он, на кого должно было бы равняться молодым, обращающимся к приключенческому, да и не только к приключенческому, жанру! Нужно прямо сказать — пример, которому нельзя подражать.

Надо в полный голос говорить о героях книг для юношества. В литературу приключений может быть открыта дорога только полнокровным, живым людям современности. Хватит злодеев с железными челюстями, замуровывающих свои жертвы в колоннах, недалеких шпионов, перебирающихся через границу с заданием поджечь сарай, где хранятся старые хомуты из сельской конюшни. Довольно полусумасшедших контр-адмиралов, хранящих секретные документы в тросточках, «ладно скроенных» майоров, на тридцать лет вперед знающих все мысли врага. Пора перестать изводить драгоценную бумагу на «Прыжки смерти». Пора расценивать выпуск подобных комиксов как преступление перед читателем и государством, как кощунство над советской литературой.

Идеологический брак — худший вид брака, ибо можно заменить испорченную деталь, но трудно лечить человеческую душу.

Дело здесь не только в личных срывах и ошибках Н. Шпанова. Речь идёт о вещах более серьезных, чем компрометация приключенческого жанра. Сочинения, подобные «Войне невидимок», дурно влияют на эстетические вкусы молодежи, прививают ей несерьезное, бездумное отношение к жизни.

Приближается III Всесоюзный съезд советских писателей. Нам кажется, что на этом съезде должен состояться разговор и о тех литераторах, кто, не являясь новичками в искусстве, изменил принципам, кто вольно или невольно стал поставщиком литературных поделок, отупляющих молодежь. О тех, кто объективно способствует возрождению рыночной литературы.