Честно говоря, о Флуссере как о теологе я раньше не слышала — я, конечно, не спец в предмете, но и он не самый известный товарищ, честно говоря. К тому же Флуссер — это, подчеркиваю, еврейский историк и теолог. Не в смысле, что он смотрит на христианство и НЗ с позиций иудаизма, естественно, а в смысле культурной традиции и страны. При этом комментатор отмечает, что Флуссер в целом более склонен доверять НЗ как историческому источнику, чем это принято у современных христианских теологов.

Работа довольно интересная и при этом совершенно простая для понимания. Написана очень понятным языком, со всеми необходимыми сопутствующими объяснениями. К примеру, идет речь о Филоне Александрийском — и тут же в отдельной рамочке краткая историческая справка его жизни и литературной деятельности, как в некоторых учебниках. В конце — историческая справка с краткой периодизацией (учитываются в основном, разумеется, события и персонажи, так или иначе упомянутые в работе) — в целом получается достаточно большой охваченный период, от 300 г. до н.э. и захвата Палестины Александром до 70 г. н.э. и разрушения Храма. Это очень удобно, чтобы освежить в памяти историческую картину — а то я лично например, всегда путалась в тех же Иродах.

Сама книга — это достаточно краткое, но емкое исследование жизни и деятельности Иисуса с учетом имеющихся исторических источников, их сопоставления, а также общей огромной работы с материалом. В этом плане очень интересно, и жаль, что я недостаточно владею материалом, чтобы оценить проделанную работу. К примеру, Флуссер в качестве подготовительной и оставшейся за кадром работы оценивает позицию, период и источники каждого из евангелистов — и основываясь на этих оценках определенным образом подходит к пониманию расходящихся у них мест. Точно так же слова евангелистов сопоставляются с другими источниками того времени и чуть позже, от Иосифа Флавия до кумранских рукописей. В целом Флуссер пытается на основании максимальной совокупности доступных исторических источников воссоздать некую картину, близкую к реальной. У него практически нет собственно теологических толкований или подходов, это скорее чисто историческая работа, результат анализа первоисточников с последующими выводами.

Интересна работа Флуссера тем, что она направлена не на воссоздание всей биографии Иисуса (что очень занудно и исторически сомнительно получается, все читали Ренана), а на воспроизведение ключевых для христианства моментов и концепций. Таких как его понимание собственного мессианства, его моральные идеи, обстоятельства рождения, крещения и смерти. Упор делается именно на события и детали, приобретшие в итоге сакральный оттенок. Про казнь, к примеру, Флуссер делает по совокупности весьма интересный вывод, что казнь Иисуса не была злостной местью римских властей, которые опасались его могущества. Более того, Пилат, который исторически был далеко не самым приятным человеком, и не собирался его казнить. Просто так уж совпало, что на Пилата надавила в этом вопросе узкая группка фарисеев, а тому надо было казнить кого-нибудь, чтобы продемонстрировать незыблемость римской власти. В итоге, делает вывод Флуссер, Иисус погиб не за свои проповеди и убеждения, а скорее потому, что толпе на Иисуса было наплевать, а вот за, говоря современным языком, террористического борца с оккупационными властями Варраву она могла бы устроить восстание — поэтому Пилат предпочел Варраву в итоге амнистировать, но зато отыграться на другом подсудимом более жестоко, чем он того заслуживал. Выводы Флуссера, разумеется, основаны на совокупности разных источников и ссылок, с оценкой их достоверности и аутентичности.

Такой анализ дает новый взгляд на некоторые библейские события, к тому же позволяет ответить на ряд возникающих при чтении НЗ вопросов относительно того, почему персонажи временами ведут себя настолько нелогично — Флуссер, где возможно, умеет объяснить это, ссылаясь на другие источники того периода.

сабж

Мне давно не было ТАК интересно

Нет, я, конечно, уже по первому роману поняла, что фантазия у Мьевиля работает так, как ни у кого больше из всех, кого я могу припомнить из создателей своих миров. И при этом сами его миры получаются необычайно наполненные, живые, многообразные, но ничуть не фантастические по сути — ни в одном моменте нельзя сказать, что здесь "очень сильное колдунство", а не объективное действие неких законов реальности. То есть да, мир наполнен разной степени невероятности фантастическими существами — но при этом описаны они не как нечто волшебное, а как еще один биологический вид, со своими физическими и психическими особенностями, сильными и слабыми сторонами. Да, помимо Нью-Кробюзона есть еще множество неизведанных, полулегендарных городов и стран — но все они расположены в рамках существующей географии, связаны торговыми и политическими взаимоотношениями.

"Шрам" сюжетно — это отчасти продолжение "Вокзала". Главная героиня, Белис Хладовин — бывшая любовница и друг дер Гримнебулина, которая вынуждена уехать из Нью-Кробюзна в колонию, опасаясь преследования нью-кробюзонских властей после событий "Вокзала", для которых надо было найти виноватых. Но добраться до колонии, спокойно там поселиться и тихо-мирно сидеть несколько лет, пока все не уляжется, Беллис не суждено. Потому что на пути у нее встречается сначала странный пассажир, заявляющий от имени Нью-Кробюзонских властей права на судно, а потом и вовсе пираты. В результате Беллис оказывается пленницей-гражданкой плавучего пиратского города, который, в свою очередь, направляется по морю с вполне определенной целью.

"Вокзал", если угодно, был более детективным романом. Вся цель сюжета сводилась к тому, чтобы найти и обезвредить преступников, в данном случае — жутких мотыльков. "Шрам" по своей сути роман приключенческий. Сюжет движется небольшими рывками, очередное приключение (очередная цель путешествия) — небольшое затишье, подготовительная стадия. И так далее.

Чем ближе к концу романа, тем чаще я вспоминала, как ни странно, христианско-романтическое "Повелитель зари, или Плавание на край света" Льюиса. Пиратский плавучий город, Армада, тоже по сути движется на край света. Точнее — к загадочному разлому в реальности, оставленном столь же загадочными пришельцами из иной вселенной. Выясняется, это, конечно, не сразу, вожди проекта открывают гражданам ровно столько информации, сколько нужно, чтобы не допустить бунта. Есть в городе и ученые, готовые жизнь положить во имя удовлетворения своего любопытства, и преданные сторонники вождей, и оппозиция, b и рядовое население, которому вроде не все равно, но которое ничего не понимает. Героиня, как ни странно, относится именно к такому населению — она не глупа, не эгоистка, но не выделяется ничем настолько особенным, чтобы сыграть некую собственную роль, не случайную. При этом Мьевиль так ловко прописал ее линию, что она не вызывает никаких эмоций, кроме абсолютного приятия — ее глазами смотришь, как собственными. Ее поступки безупречно логичны из ее шкуры. При этом с точки зрения сюжета в целом она совершает иногда фатальные ошибки, но четко осознаешь, что будучи собой, она не могла бы их не совершить.

Зато перед глазами героини проходит целая плеяда великолепных характеров и образов. Увлеченный ученый, хитрый шпион, простой парень из работяг, фанатики-правители и их идеальный телохранитель, который по какой-то загадочной причине решил сделать ее своим конфидентом. Самое потрясающее в романе — что все фигуры, от главной героини до второстепенных — очень живые, очень разные и очень понятно (применительно к своему статусу и ситуации) действуют. Понятно, в смысле, логично и по-человечески естественно. При этом, как ни странно, большинство действующих лиц вызывает огромный, буквально нездоровый интерес — большинство как раз из тех, кто решает судьбы остальных армадовцев. Утер Доул, к примеру, который при первом появлении кажется бессмысленным рубакой, а в итоге оказывается чуть ли не главным специалистам по полумистическим-полунаучным тайнам, на которого персонально и завязана вся экспедиция. Корбюзонский прокуратор, сумевший похитить у враждебной расы некие секреты и не постеснявшийся устроить в Армаде войну, чтобы передать их своему городу. Любовник и Любовница, безымянные правители Армады, одержимые друг другом и сумасшедшей идеей. Мы знаем о них едва-едва больше, чем видит Беллис, а это слишком мало, чтобы понять, что это за люди и что ими движет. Все они — очень яркие и сильные характеры, и их взаимодействие производит как раз необходимый детонирующий эффект, который, собственно, и двигает сюжет. При этом каждый поворот событий, каждый их шаг с одной стороны вполне логичен, а с другой — совершенно неожиданен для читателя. Поэтому все время сидишь и гадаешь, что же будет дальше.

Никого не слушайте. Это просто невероятно интересно.

сабж

Откровенно говоря, я ожидала чего-то жутковатого, сложного и неизбежно кровавого. И, безусловно, реалистического. В духе лучших мистических романов Агаты Кристи. А получила нечто совершенно невообразимое. Гротескные сыщики, которые борятся за добро и справедливость и чуть ли не несут возмездие во имя луны. Гротескные анархисты-динамитчики, которые больше увлечены всякими таинственными и сложными ритуалами, чем делом. Сдается мне, наши анархисты во многом списаны с вполне реальных масонов, всяких любителей различных тайных обществ со сложными иерархиями, ритуалами и полным отсутствием смысла, не говоря уж о действии. Словом, СПГС, хотя в данном случае, мне кажется, это тот уникальный раз, когда СПГС уместен и только украшает текст.

Честертон очень ловко и практически незаметно наращивает градус безумия по тексту. Поначалу все кажется несколько странным, но не более того. Ну, собрались эксцентричные люди, ну, поговорили о мировой революции. Причем поговорили, заметьте, как джентльмены, несмотря на полную несхожесть во взглядах.

А чем дальше — тем глубже читатель погружается в пучину авторской фантазии, а герой, видимо — в пучину великолепного, красочного сна. Красочные и совершенно не реалистичные по духу своему картинки следуют одна за другой. Вот наш герой, чудом оказавшийся на заседании анархистов, внезапно попадает в ближний круг этого тайного сообщества, благодаря странному стечение обстоятельств и собственной прихоти. Вот один за другим выясняется, что все анархисты, которые казались ему один другого жутче — и не анархисты вовсе, а милые хорошие люди. Не считая, разумеется, их таинственного босса, называемого Воскресеньем.

Изрядная часть книги — это погоня-преследование. Причем сначала гонятся герои, потом за ними, потом опять они. Причем и то, и другое, носит совершенно безумный, фантасмагорический характер. Меняются местами преследователи и преследуемые, меняются местами добро и зло. Причем все описано настолько изящным, необычным и прекрасным языком, что действительно создает почти зримую картинку. Откровенно говоря, будучи знакома с Честертоном только по отцу Брауну, и не подозревала раньше, насколько поэтичен и прекрасен с чисто эстетической точки зрения он может быть. Русский перевод, впрочем, тоже очень хорош. Не знаю, чем я больше наслаждалась — сюжетом или тем, как написан текст, пожалуй, все-таки больше вторым.

Что до сюжета, Честертону удалось выполнить довольно сложную задачу: написать совершенно фантасмагироческое противостояние сыщиков и анархистов, густо замешанное на всяком месмеризме, эзотерике, масонской ерунде и прочем, и при этом создать совершенно чистый и легкий текст. Я не знаю, как это описать, но концовка оставляет ощущение, что ты прочитал давно ставшую классической детскую сказку, в которой много героев и сюжетных поворотов, но несмотря на это сюжет наделен свойством неизбежности: он приходит именно туда, куда должен был прийти, и потом оказывается, что выбранный путь как раз и был самым кратким. Ощущения — не столько как от романа, сколько как от поэмы. Очень легко и красиво, совершенно неожиданно.

сабж

Это был мой первый опыт чтения Лукина, и мне понравилось.

При этом не соглашусь, что это "ровный" сборник — напротив, на мой вкус, качество рассказов от начала к концу заметно улучшается. Во всяком случае, они становятся менее банальны и куда более интересны. Первые рассказы сборника похожи на нечто среднее между притчей и бытовым "анекдотом" — в том значении, в котором это слово употребляли в 19 веке. Этакий бытовой анекдот с моралью. Мораль, опять же, строго бытового свойства, про то, как строить отношения с коллегами, друзьями, второй половиной и человеками вообще. Это можно написать и очень весело и интересно, и ужасающе скучно.

У Лукина по большей части получается первое. Не в последнюю очередь — за счет великолепного прописывания деталей, речевых характеристик, мелочей. Его действительно приятно читать, вроде и нет никаких особых вычурностей и красот слога, но встречаются удивительно точно подогнанные эпитеты и ловкие обороты. И герои говорят у него, как живые, и ведут себя, как живые. Ну, в основном) Даже те, которые пришельцы, как ни странно.

При этом нельзя сказать, чтобы все до единой вещи были с особо глубокой идеей или моральной подоплекой — скорее, они на уровне повседневных проблем лежат. Хотя попалась мне и пара откровенно раздражающих вещей из серии "ути-пути, здесь котиков налепим", а здесь туману напустим. Но это — действительно исключение.

Чем дальше к концу сборника, тем интереснее становились рассказы. Собственно, начиная с "Пятеро в лодке", где-то. "Пятеро" — это вообще маленький шедевр, и на мой вкус, лучший из рассказов. Очень остроумная пародия на весь жанр попаданчества, выполненная в духе "Сказки о Тройке" АБС. Про то, как пятеро таких совковых функционеров угодили в Древнюю Русь времен Ордынского нашествия. Ужасно смешно и крайне поучительно.

Еще очень понравилось несколько рассказов, где очень точно проведена грань между бытовой историей и легким морализаторством. "Монумент", к примеру, или "Астроцерковь". Рассказы как раз такого типа проходят в школе и тщательно разбирают, что же нам хотел сказать автор. И в данном случае их "школьность" — это своего рода знак качества, потому что автору, действительно, было что сказать, и при этом он очень ловко и изящно облек это в необычайно интересную форму, не говоря уж об оригинальности идеи.

Отдельно хочу сказать про "А все остальное — не в счет", точнее, про читателей, который активно жалеют героя. Народ, але! Герой не в Освенциме сидит, и жизнь его так трагична не потому, что ее кто-то такой сделал насильно — он сам последовательно лишил себя жизненного пространства и времени. Никто никого не заставляет работать на нелюбимой работе и жениться на нелюбимой женщине. Бывают, конечно, исключения, но в основном людей до того плачевного состояния, когда у них в жизни нет буквально ни одной хорошей вещи, доводит сочетание собственной лености, глупости и трусости.

В целом — очень симпатичный сборник, и рассказы в большинстве своем действительно интересно почитать. Пожалуй, буду читать Лукина и дальше.

Это не неизвестное произведение Карамзина, а всего лишь выдержки из "Истории государства Российского" — из 11 томов. Я осилила за один прием выдержки из первых трех.

Что тут сказать, любите ли вы Карамзина так, как я его люблю я? Историки (нормальные историки, в смысле, а не фрики от истории, верящие только Гумилеву) обычно предпочитают Ключевского, и с точки зрения логики, они вполне правы. Ключевский пишет куда более по делу, давая не только перечень сухих фактов, но и их анализ, причем анализирует заодно и экономическую ситуацию, и развитие культуры — в общем, делает срез эпохи в целом. В придачу к этому Ключевский очень легко читается — чего не скажешь, к примеру, о Соловьеве. Любителей Костомарова тоже могу понять — хотя на мой вкус временами он сильно передергивает про великодержавность и самостийность. Но это по крайней мере получается ехидно и забавно.

А Карамзин. Ну, это Карамзин. Оставив в стороне излияния Лотмана про "Дон Кихота, потерявшего надежду" — Карамзин и как писатель, и тем более как историк неподражаем. Так описать достаточно скудные и бесславный события нашей ранней истории, основываясь только и исключительно на древних текстах (других-то не было) мог только он. Перо Карамзина придает всем историческим героям не скажу что живость, но некоторую литературность в лучших традициях сентиментализма. При этом сентиментализм не означает тупой пафос, напротив, в нем есть место и легкой насмешке. Временами очень сложно понять, всерьез Карамзин награждает наших князей возвышенными эпитетами или он так стебется. Некоторые его выражения и формулировки вызывают у меня такие приступы хохота.

Чего стоит, например, волшебная басня про то, как княгиня Ольга, которую "предание нарекло Хитрою, церковь Святою, а народ Мудрою" отомстила древлянам за убийство Игоря. Это песня, товарищи.

После убийства Игоря древляне решили женить своего князя на Ольге (Святослав был еще мал) и таким образом занять киевский престол. Двенадцать послов приплыли в ладье к Киеву. Ольга велела выкопать в тюремном дворе огромную яму. А послам сказала, что поскольку они такие важные гости, то пусть их де русские прямо в ладье несут на руках к ней, и тогда она за их князя выйдет. Ну что, принесли, бросили с ладьей в глубокую яму, да живых еще засыпали.

Потом через гонца Ольга объявила древлянам, что послов ей маловато, и пусть пришлют побольше знатных послов, только тогда киевский народ ее отпустит. Вторую партию послов сожгли заживо в бане (по древнему славянскому обычаю). На этом послы у древлян закончились.

Тогда Ольга велела сказать древлянам, чтобы они валили мед в Коростене, что она идет уже к ним, желая прежде второго брака совершить тризну над могилой мертвого супруга. Ольга пришла с дружиной, древляне радостно напились, и Ольгина дружина, по Карамзину, положила вокруг Игоревой могилы 5000 голов.

Но и это еще не все, как говорят в телемагазинах. Вернувшись в Киев, Ольга собрала войско и пошла на древлян уже в открытую. Те бежали с поля боя и затворились в городах, предлагая ей большую дань в обмен на мир. Сделав доброе лицо, Ольга попросила с каждого двора по три воробья и голубя. Потом велела привязать зажженный трут с серою ко всем взятым птицам и пустить на волю; они возвратились к свои гнезда с огнем и пожгли нафиг все древлянские города. Кучку древлян, которые спаслись, Ольга осудила "некоторых старейшин на смерть, других на рабство, обложив прочих тяжкой данью".

Бой-баба была Ольга, в общем. Из всей русской истории это чуть ли не мой любимый женский персонаж, пожалуй, наравне с Коллонтайкой. Про Ольгу же Карамзин (у других историков ее, кажется, и нет) рассказывает байку о первом в истории классическом динамо. Хоть и вранье, поскольку по хронологии и здравому смыслу сильно не складывается, но забавно.

В целом первые три тома посвящены истории разнообразных племен, обитавших на территории нынешней Центральной России и южнее, становлении русского государства (начиная от Кия сотоварищи) к Рюрику (у Карамзина еще использован тот очаровательный перевод, где Рюрик с братьями, которых звали Дом и Дружина). Дальше — короткий период расцвета, закончившийся на том, что чадолюбивый Владимир Мономах делит свое единое княжество между четырьмя сыновьями. Второй и третий тома — это сплошь период удельной раздробленности. И учитывая манеру Карамзина почти никогда не ставить даты (не говоря уже про составление генеалогических древ), мгновенно начинаешь путаться во всем многообразии князей, каждого из которых зовут Чего-то-слав Чего-то-славович и каждый из которых имеет честь называться Великим аж года по два максимум. С точки зрения установления достоверного научного фактажа по этому периоду Карамзин, пожалуй, не слишком удобен. Но никакой другой автор так четко не дает понять, что в государственном, с позволения сказать, устройстве того периода происходит такой же дикий хаос, как и тот, что образуется в голове у читателя. В целом очень гармонично выходит.

Третий том заканчивается появлением сначала Чингисхана, а потом и Батыя, битвой на Калке, татарским пиршеством на еще живых (в начале пира) Мстиславе Романовиче Киевском и его зятьях Андрее и Александре Дубровецком (а вовсе не на всех участвовавших в битве русских князьях, как принято считать. Мстислав вообще проспал основное сражение, его уже потом добивали).

Еще милая история из Батыева нашествия, между прочим — "злой город" Козельск, Брестская крепость 13 века, совершенно никчемушный маленький городок, в котором даже князя приличного не было и который 7 недель (!) сдерживал нашествие татар. Притом, что куда более крупные и хорошо защищаемые Рязань, Суздаль и Владимир просто смели.

В общем, за что я люблю Карамзина — так это за полное отсутствие "официального текста" при опоре исключительно на исторические (не историографические) источники. Что не в последнюю очередь продиктовано самими источниками, наверное. И в целом получается куда живее и интереснее, чем самые объективные статистические данные или самая логичная аналитика.