Это классический труд Канторовича, гораздо более научный, чем "Фридрих II", посвященный вполне узкой, но все же весьма интересной теме: тому, как в Средневековой Европе родилась и развивалась идея, что у короля (или королевы) два тела с двумя разными, простите мою юристику, правовыми статусами. Мне это было интересно прежде всего как юристу, поскольку Канторович опирается в своих изысканиях во многом на документы чисто юридического характера, в частности, английские судебные решения. И именно в них, насколько я могу судить, зародилась силами юристов эта странная идея: что есть король — физическое лицо, а есть король — политическое лицо. И если физическое лицо, ясно дело, может помереть, выжить из ума (то есть стать недееспособным) или даже вовсе перестать быть королем, то король — политическое лицо — совсем другое, он непреложен и вечен, как само королевство. При этом "функционал" политического тела короля переходит с одного физического на другое по мере того, как реализуется наследование.
Это выглядит довольно общО, но Канторович приводит довольно много забавных примеров, в частности, по английским спорам относительно имущества, которое оказывается в разном статуса в зависимости от того, стал ли владеющий им претендент в итоге королем или нет — причем эта перемена статуса действует еще и ретроспективно. Тот есть сделки, совершенные будущим королем в то время, когда он им еще не был, нельзя оспорить, потому что ну теперь-то он король, и все действия его неоспоримы. Тут я бы, конечно, сказала, что английские юристы жулят в пользу власть предержащих, конечно, но такова устоявшаяся судебная практика, как мы говорим.
На континенте концепция "двух тел" короля уходит от чисто юридической плоскости еще и в политическую и даже отчасти религиозную. Там идет активное соперничество между императором, королями и папой, причем у папы изначально эта "двойственность", понятно, есть, он не только человек, но и наместник Бога на земле. До догмата о непогрешимости папы еще очень далеко, но его особый статус безусловно ставит его выше светских правителей, которые просто "физические лица". И светским правителям концепт второго, "политического" тела короля оказывается в этой связи очень на руку: им есть что противопоставить религиозной власти в борьбе за авторитет.
В этом направлении идея "политического" тела сливается в той из концепцией государства, что все учили в школе на обществоведении, по которой народ — это члены, а правитель — голова, государство же есть единое тело; с той только поправкой, что народ — это члены тела короля in persona, как бы странно это ни звучало. Отсюда, кстати, и концепт, что самоубийство есть преступление против короны.
Канторович очень тщательный исследователь, он приводит огромное количество исторического материала в обоснование каждого из своих доводов и рассматриваемых аспектов. С одной стороны, такой профессионализм вызывает уважение, с другой — читать его гораздо сложнее, чем более общие исследования в той же области, скажем, Хейзингу или Ортегу-и-Гассета. Все же у меня осталось несколько странное впечатление по итогам: автор правда рассматривает только период Средневековья, и не делает никаких далеко идущих выводов или экстраполяций, выходящих за рамки тут же приведенного им материала. Это научная добросовестность, полностью лишенная "жареного".
Но я не отличаюсь такой сдержанностью и все-таки приведу злободневную цитату:
"Все наставления, даваемые монархам, сводятся, в сущности, к следующим двум напоминаниям: "Memento quod es homo" ("Помни, что ты человек") и "Memento quod es Deus" ("Помни, что ты Бог") или же "vice Dei" ("вместо Бога")". Первый из этих двух принципов, пишет Френсис Бэкон в своем эссе "Об империи", обуздывает властолюбие, а второй — своеволие государей, которые в других отношениях предстают "схожими с небесными телами, вызывающими хорошие или дурные времен и принимающие всяческое поклонение, но никогда не пребывающими в покое".
Первое "напоминание" Бэкона не следует путать с известным призывом камальдолитов "Memento mori", который (особенно в соединении с его художественным символом — черепом) был обращен исключительно к религиозным чувствам людей позднего Средневековья. Фраза "Memento quod es homo" не возникла в монашеской среде, а восходит к классической античности, а Френсис Бэкон не мог не знать, при каких обстоятельствах она звучала в Риме. В день своего триумфа победоносный римской император ехал от Марсова поля к Капитолию на колеснице, запряженной четырьмя белыми конями, словно некий земной бог, — облаченный в расшитую пурпурную тогу Юпитера Капитолийского, держа в руке украшенный орлом скипетр этого бога, и с лицом, выкрашенными киноварью в красный цвет, — и тогда-то раб, ехавший вместе с ним на колеснице и державший над его головой золотой венок, шептал ему: "Оглянись. Помни, что ты человек".
Историческая монография, которая читается, как приключенческий роман. Я не знаток истории Италии, и про императора Фридриха узнала от своего тогда еще не мужа — он собирался (и собирается до сих пор) писать про него роман. Но поскольку романа я так и не дождалась, приходится довольствоваться историческими работами. Труд Канторовича — пожалуй, самый известный и очень объемный — 700 страниц, так что читала я его долго, но не потому, что это было скучно.
Напротив, реальная биография императора Фридриха, внука Барбароссы и последнего императора Священной Римской Империи кажется куда более необычной, чем любая фантазия романиста; придумай такого персонажа романист, ему бы сказали, что это Марти Стью и таких людей не бывает. Тем не менее, Фридрих Второй был и оставил колоссальный след в итории и культуре. Автор замечает, что его политика и поведение во многом стали предвестниками и итальянского Ренессанса (потому что именно Фридрих начал собирать вокруг себя поэтов и скульпторов, создающих светское искусство, которого в то время почти не существовало), и ренессансных тиранов типа Медичи (которые не слишком умело копировали его действия).
Самое начало жизни Фридриха, казалось бы, не предвещало такого потрясающего возвышения. Он рано остался без родителей, воспитывался под папской эгидой в итальянской провинции и унаследовал от отца лишь корону Сицилийского королевства — и то это была скорее номинальная власть, чем реальная, поскольку в период междувластия после смерти матери Фридриха на Сицилии замки и земли позахватывали местные аристократические роды и, естественно, никого не хотели видеть правителем над собой. Тем не менее, Фридриху удалось не только полностью овладеть Сицилией, но и со временем устроить там государство совершенно нового типа, которого в начале 13 века не было и не могло быть больше нигде. Сицилийское королевство стало под его рукой идеальной бюрократической машиной, управляемой назначаемыми правителями регионов, со строгой отчетностью, строгим правосудием — крайне эффективным. На протяжении всей жизни Фридриха Сицилия оставалась для него поставщиком и денег, и, извините, квалифицированных управленческих кадров — я не знаю, как это иначе сказать. В то время, когда еще даже феодального строя толком не было, но создал новый класс профессиональных государственных служащих, опередив свое время лет на 400. Канторович пишет: "These officials shared the view the Emperor loved to inculcate: that "fame comes through knowledge, honour comes through fame, and riches come through honour". По-моему, этот подход идеален для любого государственного устройства в любые времена — он предусматривает, что у руля стоят в первую очередь профессионалы.
Что характерно, Фредерик совершенно не пытался устроить всю свою империю по единому образцу — слишком она была разношерстной. Если на Сицилии можно было организовать такую "идеальную тиранию", то в Германии, куда Фредерик отправился в 1212, он повел себя совсем по другому. Никакой Германии тогда, понятно, не было, а было множество разрозненных земель, принадлежащих немецким принцам, которые хоть и склочничали между собой, резво объединялись, едва ими решал править кто-то еще. Здесь Фридрих изо всех сил демонстрировал, что ни в коей мере не покушается на них права и привилегии, и за счет такой политики ему удалось добиться их поддержки и в итоге получить германскую корону. Немецкие земли в дальнейшем исправно поставляли Фридриху войска.
Как так вышло, что никому не нужный мальчик-сирота под опекой папы из своей полуразоренной Сицилии внезапно стал правителем огромной империи, самого значимого государства в тогдашней европейской истории. Автор ехидно отмечает, что "What he did, he did coram publico, and he always announces beforehand what his intentions were. Yet his actions always containted an element of suddenness and surprise, either because no one had taken him seriously, or because he carried out his intention at the moment when people had ceased to expect it". Каждое из его притязаний и действий казалось вполне обоснованным, а потом уже некому, кроме папы, было и опоминаться, чтобы толком противостоять этому натиску.
Самой сложной частью империи оказалась материковая Италия. Юга — Апулия и Калабрия — однозначно принадлежали Фридриху, но загвоздка состояла в сводолюбивых Ломбардских городах и Папской области. С ними Фредерик вступил в борьбу, которая продолжалась всю его жизнь с переменным успехом.
Одним из самых удивительных моментов в биографии Фридриха мне кажется его постоянное противостояние с папством — и ладно бы еще с каким-то одним папой, невзлюбившим его персонально. Но нет, сначала Иннокентий III, умный, сильный и просвещенный, который был формальным опекуном Фридриха после смерти матери — сначала он "поставил" на Фридриха, но потом переменил решение и начал играть за то, чтобы германским императором признали Оттона Вельфа. Но в итоге, поняв, что Оттон еще менее управляем, опять обратил взгляд на Фридриха.
За Иннокентием последовал Гонорий III, изо всех сил пытавшийся отправить Фридриха в Крестовый поход. В поход Фридрих в итоге сходил, причем ему удалось то, что не удавалось никому ни до, ни после. Он — внимание! — договорился с Каирским султаном аль-Камилем и в обмен на помощь против Султана Дамаска получил Иерусалим без войны. С аль-Камилем, кстати, Фридрих оставался дружен еще многе годы, и из своего Крестового похода привел сарацинское войско, которое служило ему весь остаток его жизни. Фридрих отвел сарацинам город-гетто в Италии и набирал из них личную гвардию.
За время подготовки к Крестовому походу папа Гонорий III умер, а новый, Григорий IX, благополучно отлучил Фридриха от церкви за то, что тот медлил с отправлением в Святую землю. Тем не менее, Фридрих благополучно и бескровно вернул христианам Иерусалим и по возвращении в Италию начал уже открытую войну с папскими войсками.
Папа Григорий пытался собрать даже целый собор для того, чтобы осудить императора — но "явка" была низкой, потому что следовавших на собор прелатов перехватил сын Фридриха, и они окончили свои дни преимущественно в имперских тюрьмах. Первое отлучение Григория было отменено в итоге переговоров, но за ним последовало второе — из-за того, что Фридрих дал своему сыну титул короля Сардинии, которая рассматривалась как папский протекторат.
По смерти Григория IX следующий папа Иннокентий IV продолжил борьбу с императором и пытался даже организовать против него персонально Крестовый поход — но других таких дураков не нашлось. К тому же за пару лет до этого в Восточной Европе появились татары, и у всех нашлись тревоги поважнее.
Я все время думаю — вот если бы Фридриху удалось организовать взаимодействие с папами по принципу Византии или даже России — когда церковь и государство сливаются в экстазе, и церковное благословение легитимизирует власть монарха — какой сокрушительный эффект это могло бы оказать на историю Европы. Понятно, что на Италии и Германии Фридрих бы не остановился и, возможно, мы сейчас имели бы если не другую политическую карту мира, то другую общеевропейскую культуру и политическую историю. Но папы, которые в каждом конкретном случае преследовали гораздо более локальные интересы, чем борьба с идеей общеевропейского "просвещенного тоталитаризма", противостояли императору в буквальном смысле изо всех сил. Последний, Иннокентий, даже слинял от Фридриха в Лион — потому что опасался, что в Риме его поднимут на вилы местные гибеллины и будут правы.
Собственно, мне кажется, что если бы не поддержка папы, Фридрих прекрасно раскатал бы ломбардские города — всякие там Милан, Бергамо, Витербо и Парму, не говоря уж про Фаенцу. И ездили бы мы сейчас шопиться не в Милан, а в Кремону (там, кстати, миленько, но очень скучно). А про фаянс бы и не слышали.
Забавный, но очень показательный момент в биографии Фридриха — собственно, не момент, поскольку это проходит через всю его жизнь. Сам Фридрих был очень просвященным и образованным человеком. Знал то ли 6, то ли 9 языков, относился с иноверцам с огромной веротерпимостью (в частности, защищал евреев, которых традиционно обвиняли во всех бедах), собрал вокруг себя блестящий двор. "Nothing gives Frederick such unique distinction in the gallery of famous monarchs as the unruffled cheerfulness which he maintained through all vicissitudes: that intellectual cheerfulness of the man who feels himself equal to every emergency, whose glance scans the earth from Olympian heights and shrinks not form contemplation of himself".
В том, что принято называть частной жизнью, Фридриха отличала та же экстравагантность и широта. Он не был скромным и не отличался самоотречением в быту, как многие хорошие монархи более позднего периода, поставившие всю свою жизнь на службу своему государству. Напротив, где-то у Канторовича говорится, что во времена ломбардских войн, когда Фридриху не хватало денег, войск и еды для них, когда солдатам начали вместо монеты выдавать кожаные деньги с печатью императора, а поставки всего неоходимого организовывались из далекой Сицилии — в общем, даже тогда примерно треть от объема переписки императорской канцелярии составляли личные "хобби" Фридриха. Охота, искусство, экзотические животные и всякие подобные развлечения. В частности, в поездках (в том числе военных) по Италии Фридрих таскал за собой огромный двор, приправленный сарацинами и зверинцем. Канторович пишет, что в какой-то поездке Фридрих остановился в монастыре Святой Юстины. "It was a great honour for the monks, of course, but no small burden, for they were expected (as were later the monks of San Zeno in Verona) to entertain en elephant, five leopands and twenty-four camels, asa well as an emperor". Фридрих, видимо, шел за 25-го верблюда)) Я просто представляю себе такую средневековую фреску "Монахи Святой Юстины развлекают слона". Сильное художественное воздействие должна была бы иметь.
Среди всех своих забот Фридрих умудрялся находить время и для внимания искусствам, и для открытия в Неаполе университета, и для написания трактата об охоте на птиц. Как он все успевал, для меня полная загадка.
Но в вопросах правления он был скорее тираном и бюрократом, и вся эта ломбардская демократия с выборными подеста и вольными торговыми городами стояла у него поперек горла. Особенно к концу своей жизни, увязнув окончательно в бесконечных локальных стычках с папскими сторонниками и восстаниями в итальянских городах, он развернул настоящую машину если не террора, то тотального шпионажа. Для того, чтобы охранить Сицилию от зловредного гвельфского воздействия, Фридрих установил на острове настоящий "железный занавес": прибывающие корабли тщательно обыскивались имперскими служащими, допрашивалась команда и пассажиры. Выехать из королевства без разрешения императора было вообще невозможно. "Above all, papers and letters were forbidden. To bring a letter into Sicily required the imperial permission in each separate case. If such permission had not been obtained the bearer was hanged". А мы еще жалуемся, что у нас государство тоталитарное, ха!
Удивительным образом Фридриху "везло" на жен: он пережил четырех, и все оставили ему уйму наследников мужского пола, которые дальше благополучно получили короны в оотдельных частях его империи и служили опорой его политике. Под конец своей жизни Фридрих (который умер всего 56 лет) отправлял воевать с ломбардцами не только сыновей, но и внука. Пленение болонцами его сына короля Энцо в 1249 было, конечно, ударом, но Фридрих резонно заметил, что сыновей у него еще много.
Печально и поразительно, как быстро вся эта огромная империя (и огромная имперская семья) развалилась после смерти императора. Казалось, везение Фридриха отыгралось на его потомках: они пытались отвоевать былую славу империи или хотя бы просто удержать короны отдельных частей, выданные Фридрихом, но потерпели просто сокрушительное поражение. При этом отдельные эпизоды иначе, как злым роком, просто необъяснимы. К примеру, внук Фридриха, молодой Конрадин, в 16, кажется, лет триумфально вступил в Рим императором (чего Фридрих не смог добиться всю свою жизнь) — но буквально через месяц проиграл знаменитую битву при Тальякоццо (об этом есть у Данте) и был казнен (! для объявленного монарха вещь невероятная) в Неаполе. А несчастный король Энцо, в 20 лет попавший в плен к болонцам в результате неудачной, но ничего не значившей битвы, так в этом плену и прожил жизнь, и умер, увидев крушение империи своего отца.
Фридрих, с другой стороны, всего этого не застал, хотя его смерть тоже можно назвать дурацкой случайностью. Подхватив на охоте дизентерию, но скоропостижно умер в возрасте 56 лет. Кстати, всю свою жизнь Фридрих избегал ездить во Флоренцию, потому что ему напророчили, что он умрет sub flore, читай — в городе с цветочным названием. Когда ему стало дурно в окрестностях Фоджи, он нашел прибежище в близлежащем Castel Fiorentino, богом забытой дыре в Апулии, и оттуда уже не уехал.
Что сказать напоследок. Труд Канторовича прекрасен, и вряд ли я передала и сотую долю того, насколько это интересно читать — он дает картину и очень наполненной и потрясающей жизни, и всей этой столь же активной и бурной эпохи, которая еще долго резонировала в веках и ближайшим образом дала нам творчество Данте. Который, кстати, в "Божественной комедии" умоминает и императора, и многих его сыновей, приближенных и врагов.