Сафрански идет от обратного. В этой книге все про историю развития философии Ницше — и немного про его "внешнюю" биографию, ровно столько, чтобы объяснить какие-то реперные точки в этом развитии. Понятно, что ни Вагнера, ни написание "Заратустры" после разрыва с Саломе и Ре нельзя опустить — они безусловно важны для предмета исследования, то есть для биографии мысли. Но множество мелких подробностей биографии Сафрански опускает, концентрируясь преимущественно на том, что считал важным сам Ницше (как это следует из его писем, сочинений и свидетельств друзей). На мой взгляд, это единственной правильный подход к вопросу, потому что результат, с одной стороны, дает хорошую картину философии Н. в ее развитии, а с другой стороны — доступен "широкому читателю" (Хайдеггер отлично пишет про философию Ницше, кто бы спорил, но еще больше он пишет при этом про философию Хайдеггера, об которую, как всегда, можно мозг сломать).

В принципе, кто знаком с философией и биографией Ницше, не откроет для себя из этой книги ничего принципиально нового. Она не является работой по философии или каким-то особо научным толкованием Ницше — по сути это просто пересказ основных идей (насколько это может быть "просто"). Но чем она ценна — тем, что показывает именно историю развития философии Ницше. Сафрански на базе совокупности источников пытается восстановить, как и почему Ницше приходил к каким-то вещам, что осталось "за кадром" опубликованных трудов, что Ницше сам об этом думал и рассказывал друзьям. То есть философия Ницше из ряда разнородных и написанных в разное время текстов выстраивается в более четкую логическую последовательность, в которой есть историческое развитие и некая внутренняя обусловленность. Понятно, что ничем не объяснить, почему Ницше приходили в голову те или иные идеи, но Сафрански пытается объяснить хотя бы, как они приходили и трансформировались.

По большому счету, мне кажется, в случае Ницше нельзя говорить о каком-то кардинальном изменении философии с течением времени. Да, она усложнялась, но некоторые взгляды (не считая восторгов по Вагнеру), высказанные в юности, остались актуальными навсегда. К примеру, молодой Ницше времен "Рождения трагедии" вполне уже определился с аксиологией: "В своих заметках Ницше заостряет проблему культуры и социальной справедливости до тезиса, что касательно культуры следует определиться, является ли ее смыслом благополучие как можно большего количества людей или же полностью удавшаяся жизнь в отдельных случаях. Тот, кто имеет в виду массовое благополучие, мыслит морально; тот же, кто объявляет смыслом культуры венчающие ее удавшиеся образы, "вершину мирового восторга", мыслит эстетически. Ницше делает выбор в пользу эстетического мышления". Далее, много позже: "И поэтому он делает выбор против демократической и организованной на принципах благоденствия жизни. Для него такой мир означает триумф человеческого стадного животного".

Из Сафрански становится чуть более очевидно, насколько последовательно Ницше проводит концепт высшей ценности искусства, художника, дарования и самовыражения — раньше я как-то это не осознавала. "...вопрос теодицеи, который прежде был связан с отношениями бога и мира, а теперь — с отношениями между искусством и внехудожественной действительностью".

"Ницше приравнял жизнь к творческой потенции и назвал ее в этом смысле "волей к власти". Жизнь хочет саму себя, хочет формировать себя."

Про набившую оскомину идею вечного возвращения Сафрански пишет много и, что приятно, достаточно легко. В целом это все так же просто, как кажется: "Он понимал ее как требование жить в каждое мгновение так, чтобы можно было не страшиться возврата в это мгновение". "Что бы человек ни делал, ему следует спрашивать себя: "Действительно ли я хочу делать это бесчисленное множество раз?" Положительное утверждение отсюда: "Никакая ночь Вселенной не продлится настолько долго, чтобы погасить значение пылинки "индивидуума". Под конец жизни Ницше комично признается в письме, что "глубочайшим возражением против "вечного возвращения" всегда были мать и сестра". И это с одной стороны подрывает весь концепт, а с другой — очень мило.

Другой важнейший и, на мой лично взгляд, едва ли не самый значимый концепт у Ницше с т.зр. и влияния, и оригинальности, и взаимосвязанности со всеми остальными его идеями — критика ресентимента, описание опасности слабых и морали слабых. "Могущество слабых — в их способности возбуждать сострадание. Тем самым страждущий находит способ "причинять боль" другим". В этом, понятно, и весь "Антихрист", и все подобное ему. Вообще Сафрански считает, что последние произведения Ницше, написанные очень быстро в последний его год — "Случай Вагнер", "Сумерки идолов", "Антихрист" и "Ecce homo" — больше не развивают никаких новых идей, а представляют в более грубом и простом виде повторяется то, что ранее было высказано более мягко. Я как-то не рефлексировала на эту тему, потому что читала сочинения Ницше вперемешку и не задумывалась о том, что за чем написано. Но если учитывать этот аспект, получается несколько иная картина.

Завершается книга недлинным, но очень интересным разбором того, как жила философия Ницше после его смерти. Как его признавали, отвергали, анализировали, критиковали, переосмысливали и тд. На эту тему я кроме Хайдеггера никого и не знала, а Сафрански очень удобно делает обзор стоящих работ и заодно рассказывает о том, как менялось восприятие философии Ницше в профессиональных (и непрофессиональных) кругах.

сабж

Привычка выбирать книгу по понравившемуся названию, не читая аннотацию, опять сыграла со мной злую шутку: роман оказался реально про наследников Фауста. Ну поймите меня правильно, чего ждешь от современного русского романа с таким названием? Историю про каких-нибудь ученых химиков, которые двигают рубежи науки и делают при этом сомнительные моральные выборы.

А оказалось, что роман реально про наследников Фауста, то есть про его дочь и ученика. И дело происходит в Европе в эпоху географических открытий, ведьм еще жгут, но в Новый свет уже плавают.

Более того, оказалось, что это самый что ни на есть женский роман. Потому что если убрать весь антураж про ученость и дьявола, сюжет состоит в том, как бедная золушка нашла свою любовь, преодолела с ним все жизненные препятствия, родила сына, и зажили они счастливо. В итоге это как-то даже обескураживает, насколько просто все оказалось в конце и зачем было приплетать сюда Фауста. В целом ощущение такое, будто читаешь очень хороший, качественно написанный и продуманный фанфик, такую сайд-стори к основой линии (собственно Фауста, который к началу действия романа уже умер, но не совсем). Автор очень нежно и вдумчиво подходит ко всему историческому антуражу, и ни один из персонажей ни словами, ни поступками не вызывает особых сомнений, как и общий сюжетный сеттинг. Это очень хорошо, особенно учитывая, как у нас любят писать про "условное Средневековье" и какую степень исторической безграмотности обычно демонстрируют. Возможно, специалист найдет в исторических реалиях романа нестыковки, но мне ничего буквально не резануло глаз.

Я еще хотела в начале написать (до того, как дочитала), что роман читается так, будто он написан в 19 веке. Не совсем что-то из Бронте, но около того. И дело даже не в сюжете, который представляет историю девицы, нашедшей свое счастье, а больше в стиле — плавном, полном мелкими деталями, каком-то очень аккуратном. В целом сюжет развивается довольно плавно, есть, конечно, несколько роялей в кустах (главный из которых — как внезапно героиня нашла в новом городе свою работу и любовь), но в остальном все так, как и ожидаешь в романах именно 19 века. Даже дьявол именно такой — немного "домашнего" вида, не страшный. То, что делают люди в этом романе, оказывается гораздо неожиданнее и страшнее — но это традиция Леонида Андреева, плющевые дьяволы. Единственная часть, которая сильно выбивается из общего плавного и логичного хода повествования — это внезапная и довольно короткая (!) поездка лирического героя в Америку. "Мне в Париж по делу срочно". Рояль на пути туда и рояль на пути обратно. Понятно, что для того, чтобы героиня испила свою чашу приключений сполна, прежде чем погрузиться в семейное счастье, надо было куда-то удалить героя, но это уж, простите, "Анжелика в Новом свете". С одной стороны, письма из Нового света — самая интересная часть, с другой стороны, это совсем не пришивается к остальному повествованию.

Читала не без удовольствия, хотя сцены с дьяволом как раз самые скучные (потому что предсказуемые), да и в остальном быстро становится понятно, к чему все идет (кроме Америки), но написано славно.

сабж

Видимо, надо пересмотреть свое неприятие Пелевина — я раньше читала только один его роман, "Generation "П", причем лет 25 назад — и тогда у меня осталось впечатление чего-то очень поверхностного, конъюнктурного и нацеленного на дешевый хайп (это как сейчас написать роман про ИИ и машинное обучение). На этом я и бросила, потому что вообще не люблю "модных современных авторов".

А вот "Чапаев" оказался очень классный, и умный, и захватывающий, и без всякой современной попсы. Набившие оскомину приметы 90х, конечно, присутствуют, но это все актуально периоду, когда текст писался, грех автора упрекать за то, что он описывает свою законную реальность. Неожиданная и правда интересная идея героя, который то ли в современном мире в дурдоме, то ли в революционной России, где в силу странного стечения обстоятельств оказывается тем самым "Петькой" из анекдотов про Чапаева. История про то, как "Петька" попал в помощники к Чапаеву, кстати, шикарная и по сути совершенно в духе классических воспоминаний /биографий из Серебряного века о том, как решались во время судьбы (и так же легко рушились), как странно и быстро все устраивалось. Очень здорово передан этот общий zeitgeist — когда взлеты и падения происходят как-то по чистой случайности, потому что человек оказался в это время в этом месте. И сам герой, в общем, очень укладывается в "среднего интеллигента" того периода: с одной стороны, образован, пишет и издает даже стихи (кто этого не делает), с другой, имеет револьвер, умеет им пользоваться и может при острой необходимости убить человека.

Образ Чапаева шикарен. Он очень пелевинский, конечно, весь этот дзен-буддизм, вся эта восточная мистика, которая то ли реальна, то ли нет. Это одна сторона, дальше есть такой Чапаев из анекдотов, надеваемый образ, который хлещет самогон и глумится над Петькой. И есть еще Чапаев-эстет, который переодевается во фрак к обеду, всем собой воплощающий даже не НЭП, а то, за что потом сразу стали расстреливать.

Анка тоже есть, и она шикарная женщина в совершенно современном понимании — не томная, а недоступная в силу отсутствия интереса, точнее, наличия других интересов, сама по себе.

Как и с кем они там воюют, не показано, да и не важно. Это интересно, но толком не перескажешь, слишком много сюра. Но очень качественного сюра, отлично написанного стилистически ("такая моя командирская зарука") и с кучей всяких подтекстов.

сабж

Да, идея поверхностная и прямолинейная: как мало дорога среднему человеку его пресловутая свобода и до какой степени ему наплевать, какая над ним власть и кому и чем он платит налоги, до тех пор, пока его положение существенно не ухудшается.

А мне понравилось реализация. Весь этот провинциальный мир, герой, который мало чего в жизни понимает, хотя уверен, что понимает все. Очень достоверно, по-моему, изображено, сколько информации доходит до пресловутого "среднего человека" (очень мало) и сколько им из этого осознается (еще меньше). Притом, что казалось бы, марсиане, все должно бурлить. И до прошлого года мы все были бы уверены, что вот не может быть такого глобального события в жизни мира и страны, которое одновременно и задело бы всех людей, и прошло бы как бы по касательной. А нет, смотрите, может. Во-первых, пресловутое "никто не знает всей правды". Все говорящееся — не большая и не меньшая чушь, чем "взрыв на подземном мармеладном заводе". И ничего, не просто кого-то устраивает, а большинство устраивает. И даже при отсутствии нормальной официальной информации то, как действует пропаганда (надоевшие статьи о пользе желудочного сока) — одновременно и очень грубо, и эффективно. И вот это отсутствие у героя позиции относительно марсиан — понятно, что каждого своя пенсия интересует, а как только выяснится, что и марсиане ее будут платить — и ладненько. Да и не только у героя, а как волшебно меняется его боевой зять, которого даже ничем особо не пугали, а наконец-то ему дали то, чего он, видимо, хотел.

Давайте не будем считать это морализаторской повестью, все-таки АБС когда хотят, могут специально гораздо лучше. Давайте будем считать это повестью о когнитивных способностях. Тогда выходит очень наглядно, как именно судьбоносная информация распространяется в обществе "средних человеков", как она трансформируется и как конечный потребитель ее перерабатывает в итоге (в желудочный сок, натурально, больше никакого результата). Вот это достаточно трагично и поучительно и стоит того, чтобы погуглить, что там делают с марками.

сабж

Это цикл небольших рассказиков, вовсе не сказок, а скорее — зарисовок из итальянской жизни. Сделанных вполне в духе Горького, то есть с очень неумелым пафосом человека, отличающегося отсутствием вкуса и чувства меры. Вспоминается, что сколько ни говори "сахар", во рту слаще не станет — вот и от текста Горького не создается впечатления красоты, хотя он старается нагромождать красивые слова изо всех сил и сверх всякой меры.

Сюжеты в основном простенькие и вполне укладывающиеся в концепт того, как итальянский пролетариат сначала страдает под игом капитала, а потом борется за свою великую свободу. Все герои — "простые итальянские рабочие и крестьяне", аж противно.

Должна признать, впрочем, что некоторые итальянские черты как нации мне кажутся переданными вполне верно, в конце концов, не зря Горький столько времени прожил на Капри и что-то точно мог заметить. Любовь к длинным разговорам в кафе, к примеру, или общая эмоциональность. Но ничего такого, что на самом деле заслуживало бы особого внимания или признания как что-то "типично итальянское" (хотите прочитать действительно клевые тексты про простых итальянских крестьян и рабочих — читайте Гварески про дона Камило). Да и Италия, изображенная Горьким, мало чем отличается от самой захудалой и северной русской провинции — то ли он умудрился не разглядеть ни культуру, ни климат, то ли сознательно это опускает, чтобы не вызывать классовой ненависти у советских рабочих, чтению которых это все предназначено.

Большинство историй настолько проходные, что хотя их много, их сюжет и героев тут же забываешь. Впрочем, надо выделить одну, которая сильно выбивается из общего рядя про рабочих и борьбу пролетариата — отличный рассказ про горбуна и его сестру, всю жизнь построивших на взаимном соперничестве и взаимной ненависти. Удивительно умный и наблюдательный для толстокожего Горького, мне кажется, такая тлеющая годами семейная драма внешне нормальных, а внутренне ужасно мерзких родственников, повязанных друг с другом, очень в духе Щедрина.