Я очень люблю Гессе, но этот сборник рассказов — просто образцовое не о чем. У него есть прекрасные сильные вещи и есть более слабые. Так вот, в сборник выбрали прямо ну самые слабые. Я понимаю, что идея была, возможно, сделать подборку рассказов, которые раньше преимущественно не издавались на русском. И не зря не издавались, как выяснилось.

Рассказы формально о любви, но в основном, очень в духе Гессе — о всяких юношеских мечтаниях и томлениях, которые не имеют никакого отношения ко "внешнему сюжету жизни", заставляют повздыхать в определенном возрасте, а потом с нежностью вспоминать это как один из эпизодов "счастливой юности". Все очень мило, очень камерно, анонимный сельский пейзаж, почти анонимная череда юношей из рассказа в рассказ, которые в кого-то там слегка влюбляются. Слегка томятся, попутно гуляя по полям и наблюдая сельскую идиллию, может, кого-то разок поцелуют — вот и все. Никаких дальнейших событий, в большинстве рассказов никакого сюжета вообще нет.

Понятно, что каждый при желании навспоминает из юности таких моментов, когда он был кем-то увлечен... ну и ничего потом не было. Но вот целый сборник таких рассказов читать устаешь.

Мне нравится, как пишет Гессе вообще, и один-два пустой текст я вполне готова простить, но не в подобной дозировке. Все-таки ждешь каких-то более глубоких психологических драм от него, если внешнего сюжета от него не стоит ждать, понятно. В общем, если хочется совершенно милого, успокоительного и при этом качественного чтения — сборник пойдет, если перемежать его с чем-то другим. Но если его не читать, совершенно ничего не потеряешь.

Очень грустная, по большому счету. Грустная не в том смысле, который в нее закладывал Гессе (он-то как раз ничего такого не имел в виду), а в том смысле, который вычитала я с высоты нового жизненного опыта.

Может быть, Касталия и может где-то и когда-то существовать — потому что каких только странных вещей и институций в мире ни существовало. Но скорее не в качестве чего-то стабильного и долговременного, с долгой культурной традицией, а в качестве относительно недолговечной прихоти группы сильных мира сего — навроде того, как существовали масонские ложи. По сути, Гессе пытался сделать из Касталии огромный монастырь, либо такой аналог церковного государства, в котором вместо религии — наука. Причем наука преимущественно гуманитарная, прикладное применение которой скорее в том, чтобы учить детей в школах быть людьми, а не в том, чтобы поставлять государству все более совершенное оружие. И при этом система управления Касталией, то, чем и как ее население занимается внутри себя, полностью отделено от государства, в котором Касталия расположена. Государство ее только финансирует, но ничего взамен не требует. Утопия, конечно.

В этом и состоит грустная часть. Далеко не для всех людей, и даже не для всех читателей Гессе, но по крайней мере для некоторых из них Касталия, как она изображена — идеальное место мечты. Тебе дают безнаказанно заниматься любой научной областью на твой выбор или несколькими. С тебя не требуют никаких отчетов и достижений. Ты не участвуешь априори в социальном соревновании, кто больше детей родил и денег заработал. И окружают тебя люди с теми же склонностями и ценностями. Идеально ведь.

Но проблема в том, что Гессе изображает все-таки умных людей. И рисует не совсем чтобы фантастическую утопию. И поэтому магистр Йозеф Кнехт, даже с ограниченностью своих познаний о "внешнем мире", неизбежно приходит к единственно возможному логическому выводу: конец той Касталии неизбежен, и если не сегодня, то завтра общество задумается, зачем им эти ученые. А поскольку Касталия от общества все больше отдаляется, то ответа на него не найдет. Хочется сказать (хотя об этом магистр Кнехт не подумал), что вздумай Касталии обратно приблизиться к обществу и государству, ей грозила бы судьба стать, прости господи, минобрнауки, так что не факт, что утопление хуже. Но в любом случае, после того, как Кнехт это осознает, оставаться в Касталии он больше не может.

На самом деле, по тексту уже и раньше логичной, но печальной концовки есть несколько таких звоночков. В связи неудавшейся большой ежегодной игрой, которая положила конец жизни одновременно бывшему магистру игры и его "тени"-заместителю, говорится, что это "элита" затравила по сути неудавшегося зама, хотя он не сделал ничего дурного. Причем затравила так, что человек, выложившись в ноль под огромным давлением, потом ушел с поста и вскоре "погиб". Не слишком похоже на взаимно поддерживающее и добродушное научное сообщество. Куда больше похоже на обычную политику.

Далее, когда сам Кнехт замышляет свой "побег" — он быстро понимает, что некая таинственная "администрация" ему этого не позволит. А кто такие, позвольте спросить, эта "администрация"? Все люди, которых мы видим в романе — исключительно прекрасны, любят науку и не любят интриги. По идее, во главе всего должны стоять те же 12 магистров наук и искусств, но очевидно, это не они. А если в идеальной республике ученых вырос такой невнятный, но сдерживающий всякое несанкционированное движение спрут — так ли эта республика идеальна?

В итоге — хотя Гессе ничего такого не говорит — складывается впечатление, что уход Кнехта это по сути побег из относительно комфортабельной тюрьмы (а монастыри очень часто выполняли эту функцию) к обычной, не гарантирующей ничего свободе.

сабж

Очень характерная вещь для Гессе — очень мягкая, спокойная и одновременно глубокая. Обычная семейная драма неудачного брака и отчуждения между отцом и старшим сыном, при этом супруги номинально продолжают жить вместе, правда, в разных частях поместья, и единственное, что их связывает — младший сын, которого они оба обожают. Собственно, как раз невозможность поделить этого ребенка и объясняет, почему давно ставшие друг другу чужими супруги до сих пор не разъехались.

Сюжет истории движется очень медленно и плавно и, кажется, ничего такого особенного не происходит: ну приехал к мужу-художнику старый друг, ну уехал. Но при этом от текста совершенно невозможно оторваться. Гессе отличный психолог и прекрасно пишет, в его психологии нет ни одной фальшивой нотки, и очень как-то легко проникаешься чувствами героя, этим сочетанием подавленности и целеустремленного упорного труда, притом, что он не видит никакого просвета в своей жизни и даже не признает сам себе, что с ней что-то фатально не так. Это очень распространенное человеческое состояние, мне кажется, когда все и не хорошо, но и не так чтобы ужасно плохо, и ты находишь себе отдушину в труде или в хобби, а весь остальной негатив, идущий извне, старательно игнорируешь. Состояние сохранения того минимума энергии, который необходимо для существования. А чтобы выйти из этой несчастливой стабильности, нужно какое-то сильное потрясение извне — но за счет того, что человек сам сознательно ограничивает все контакты со внешним миром, новые эмоции и события, на его долю остаются скорее потрясения негативного толка. Которые перекосят это хрупкое равновесие "когда все плохо, но устраивает" в состояние, что уже не устравает. Это ровно то, что делает Гессе — и при всей печальности события роман заканчивается скорее на оптимистической ноте. Иногда чтобы продвинуться вперед, нужно что-то потерять, и для героя это оказывается единственным шансом. Концовка даже надежду, что он им воспользуется, и все оставшиеся члены семьи получат наконец настоящую жизнь, а не мучения полумертвого брака.

сабж

Это недавно вышедший небольшой сборничек эссе, посвященных литературе, писательству и отдельным авторам.

Вообще из написавших некоторое количество хороших писателей (плохих, может, тоже, но их эссе я не читаю) большинство, как я заметила, рано или поздно начинают писать и издавать нечто подобное. С одной стороны, очевидно, потому что есть социальный запрос — всякие журналисты и поклонники спрашивают, ну как вы это делаете? а вот Вася тоже это делает, что скажете? Можно сколько угодно крепиться, но в итоге все равно начнешь отвечать. К тому же кто, кроме самих писателей, имеет еще право говорить на такие темы.

Другое дело, что получается подчас даже у лучших авторов очень скучно и банально. Например, бесконечные рассуждения про грядущую вскоре гибель литературы и торжество быдла ("да наш фандом дохнет дольше, чем ваш существует!").

Чем меня приятно удивил Гессе — так это полным отсутствием подобных подходов. На трехстах страницах смерть литературы не упоминается ни разу. А что касается других "важнейших искусств", которые завоевывают популярности, типа кино, так Гессе даже злорадно радуется, с той точки зрения, что все люди, которые иначе были бы бездарными писателями, возможно, станут таки неплохими сценаристами.

Что касается его эссе, посвященного отдельным писателям, тут мне в какой-то мере сложно судить — я слишком плохо знаю классическую немецкую литературу и далеко не всех из них читала. К тому же по ряду читанных никак не могу разделить бешеного восторга Гессе. Но есть два эссе, которые привели меня просто в состояние экстатического писка — про Кьеркегора и про Достоевского. Про К. — отчасти потому, что про него вообще-то обычно никто не пишет, а Гессе написал, и очень умно написал, как люди читают К., мучаются, бесятся, но все равно читают. А про ФМ несколько эссе, последнее, карамазовское — совершенно прекрасно. Разумеется, Гессе не открывает Америки в этом плане, и его суждения на тему "Идиота" кажутся мне весьма поверхностными и очевидными. Но про "Братьев Карамазовых" сказано как-то очень лично, не как критика, а как мнение, с уходом от собственно текста ФМ в рассуждения уже самого Гессе, и как взгляд со стороны, из другой страны, это очень интересно.

В целом — симпатичная книжечка для поклонников автора.

Это два сборника рассказов, объединенных не столько какой-то общей тематикой, столько общим гессевским духом — причтевым, иносказательным, нравоучительным и очень занудным. Собственно, я не вижу особой разницы между вещами из одного сборника и из другого — они не то чтобы все как под копирку, но очень похожи все равно.

сабж

"Сказки. Легенды. Притчи" еще пытаются сохранить некоторую форму, привязку к заявленным жанрам. Там, действительно, встречаются и некоторые сказочные миры (параллельные, если угодно), и волшебные события (очень типичный прием, исполнение желаний, загаданных младенцу). С другой стороны, есть и более мифологически вещи, вроде истории о царе и о доисторическом человеке. Но это все — только внешнее, и на самом деле не имеет в случае Гессе никакого особого значения. Просто способ донести нравоучительное содержимое, керигму, если угодно, в более ли менее литературной форме. В короткой форме это содержимое, духовный посыл, еще более размыто и неявно, чем обычно бывает у Гессе, и местами, ей богу, складывается ощущение, что читаешь, просто господи, какого-нибудь Кастанеду — сплошь "духовные ощущения" и никакой конкретики. В романах Гессе куда более изящен в выбранных способах, а рассказы наглядно иллюстрируют принцип: сколько ни говори "сахар", во рту сладко не будет. Точно так же описанные словами духовные переживания, не подкрепленные никакими определенными событиями, никаким очевидным развитием, движением, не вызывают у меня сочувствия или понимания — это только слова, слова, слова.

Немного выбиваются из сборника только две чуть более реалистичные, и потому более жесткие и интересные вещи — "Роберт Эгион" и "Невеста". Последняя особенно забавна — иногда Гессе все же не подводит его едкое чувство юмора. В остальном же — не могу сказать, чтобы мне сильно что-то понравилось — это читабельно, но крупная форма у него гораздо, гораздо лучше.

сабж

"Путь сновидений" — сборник более неровный, что ли. При всей своей высокодуховности, реальной или пропагандируемой, Гессе очень любит заниматься самолюбованием. Изрядная часть рассказов носит биографический, а точнее, псевдобиографический характер — вроде "Детства волшебника". Все это звучит очень самоуверенно, очень нескромно, и не вызывает ни уважения, ни интереса. При всей моей любви к автору. Гессе и правда, похоже, пытается экспериментировать с жанрами, но у него все равно упорно получается бронепоезд нечто невнятно-духовное, вне зависимости от того, пародирует он трагический упадок современной нравственности, посмеивается над незадачливым творцом или сочиняет притчу на избитую тему про мальчика, который кричал: "Волки, волки!" Из всего понравилось только одна совершенно выбивающаяся из ряда, совершенно ехидная и ясная вещь — "О степном волке". В духе романа, который я очень люблю. Заинтересовала, пожалуй, еще история про омскую Птицу — в ней что-то есть от по-настоящему хороших и оригинальных притч и сказок, а не дешевых нравоучительных поделок, которыми обычно нас пичкают. Все недо-автобиографичные вещи ужасающи в своей скуке и самолюбовательности — в них нет не то что конфликта, а даже намека на конфликт, они приторно-правильные, исполненные с первых строк такой уверенности в выбранном пути, что хочется предоставить героя самому себе и все. Гессе все-таки несколько высокомерен в своих оценках, и слишком прямолинеен (см. "Европеец", "Сказка о плетеном стуле"), чтобы кого-то действительно чему-то научить.