Давно собиралась ее прочитать, книжка в родительском доме была куплена еще лет 15 назад, и вот только дошли руки. Забавно, что "Исповедь" оказалась совсем не такой, как я ожидала. Точнее, я ждала чего-то очень серьезного, да, глубокого, но при этом тяжеловесного. И, конечно, нравоучительного.
Но все вышло совсем не так, и "Исповедь" оказалась не столько даже исповедью, сколько — отчасти — автобиографией, а отчасти — рассуждением о вещах совершенно посторонних в духе "что вижу, то пою". Из серии: что такое время или что такое память, как человек воспринимает время, как в уме создаются и хранятся образы предметов, которых уже нет. И все это — не научно-поучительным тоном, а таким голосом немного наивного удивления, "как прекрасен божий мир". Притом, что значительная часть всех августиновских рассуждений собственно к религии не имеет отношения. Не считая того, что она так или иначе касается божественного и непостижимого устройства мира (в научном постижении которого и нет особой необходимости, не говоря уж о смысле).
В первой части "Исповеди" довольно много биографических данных, но изложены под специфическим углом зрения. К примеру, о женщине, с которой он прожил около 10 лет и которая родила ему ребенка, он упоминает вскользь и ни разу не называет ее по имени (меня это задевает, признаться), более того, мимоходом обмолвливается, что расстался с ней, чтобы заключить угодный и пристойный брак с юной девушкой "по сговору" (из которого в итоге так ничего и не вышло). Зато очень подробно описывает все, касающееся собственного духовного развития, повлиявших на него друзей и "старших товарищей". Из этого наибольший интерес представляет, наверное, встреча с Амвросием Медиоланским и вообще миланский период. Но при этом чувствуется, что он не специально что-то вымарывает или о чем-то умалчивает, а просто пишет то, что ему интересно, с тем подробностями, которые кажутся ему важными. В этом есть что-то ужасно трогательное, на самом деле, в этих его рассуждениях о собственной греховности и несовершенстве. "Дай мне целомудрие и воздержание, только не сейчас". Этими словами буквально любое состояние человека можно описать, заменив "целомудрие и воздержание" на какое угодно иное благо, требующее некого самоотречения и работы над собой :laugh:
А еще Августин внезапно оказался страшно поэтичным. Понятно, что в какой-то степени это усилия переводчика, но все же его проза действительно очень красива, мне кажется, и начисто лишена всякой научной сухости. Причем он не повторяется и не громоздит множество бессмысленных словес, одинаково восхваляющих Бога, а умеет как-то очень изящно сформулировать именно содержательные вещи, так, что остается ощущение и красоты, и смысла. Если остальные его сочинения такие же, то это возмутительно, что я их раньше не читала.