1. Поправить СС ФМ

2. Внести контент последнего сборника Улицкой — найти в бумаге, ничего не понятно

3. Издания с Озона

4. Проверять СС — ФКЛ

5. Библио Зизу Кордер, который вовсе не муж и жена, а четыре разных человека

6. Внести Картонки Минервы, предварительно уточнить у ravenger, активно или нет

Библиотечные ресурсы:

1) http://aleph.rsl.ru/F/?func=file&file_nam...

2) http://www.nlr.ru/e-case3/sc2.php/web_gak

сабж

На самом деле, это старая как мир и совершенно не фантастическая тема: как ведут себя люди в преддверье катастрофы. Люди, которые почти наверняка знают, что обречены, но все-таки на что-то надеются. Люди, которые пытаются спасти максимум из того, что составляет их жизнь.

А как хорошо и интересно, захватывающе все начиналось. Стругацкие умеют создавать удивительные миры, буквально несколькими черточками набрасывая здесь и там отдельные детали. Общая картина вроде бы и видна, но совсем не до конца — и от этого не создается ощущения, что все уже понятно и неинтересно. Наоборот, белые пятные и необъясненные места как раз и придают самое большое очарование. Когда начали осваивать Радугу и как вообще сложилось то общество, которое там сейчас есть? Что за таинственные спортсмены-смертники, в любую минуту готовые из потенциальной подопытной крысы превратится в кучку дымящихся кишок? И, наконец, что же такое эта таинственная Волна — а равно все "физические" термины, с ней связанные. Что такое Камилл, человек-машина, который умирает и возрождается? Море вопросов, относящихся к принципиальному устройству мира. И при этом никак нельзя сказать, что мир не прописан — напротив, все честно, мы знаем ровно столько, сколько знает большинство героев. Не самые "продвинутые" из них, но pov Ламондуа и не приводится. Все же создается ощущение, что совсем незадолго до катастрофы мир как-то стабилен, система взаимодействия в нем вполне понятна и реализуема, и не требует от героев безумных подвигов.

А потом случается нечто страшное, что разрушает привычную картину мира. И с одной стороны, это страшное привлекательно именно своей необычностью, тем, что оно выходит из ряда вон — но АБС не были бы социальными фантастами, если бы живописали историю именно с этой стороны. Потому что катастрофа показана ровно настолько, насколько она отражается в людях, населяющих Радугу. Ведь к концу действия повести погиб-то всего один Камилл, да и то он потом оказался жив, а остальные только находятся в преддверьи гибели. Еще *ничего не случилось* — но в сердце у героев и у читателя уже все произошло. Душа положена на весы, измерена, описана и убрана. Все решения приняты, дальше уже не важно. Сгорят ли все оставшиеся в подходящей Волне нового типа и останется ли один Камилл на засыпанной черным снегом планете — по сути, не так и важно. Образно говоря, они уже сгорели.

В этом "Радуга" — вещь совершенно нефантастическая. Объяснюсь, все поведение, и подвиги, и трусость и предательства, и склоки, и попытки спасти себя, и невозможность решить, кому жить, а кому умирать, совершенно идеально укладывается в рамки всех похожих конфликтов. Это осажденный город, который идет на сделку с осаждающими с тем, чтобы позволили выпустить женщин и детей, а мужчины остались там умирать. Это вообще вся история войн, по большому счету, когда надо чем-то пожертвовать, или кем-то. Вот народ говорит, дались им эти ульмотроны, глупые люди, не ценят свою жизнь. Не согласна, что вы. У Ницше есть отличная идея по поводу подобных жертв: он говорит, что человек, жертвующий жизнью во имя чего-то другого, будь то наука, отечество, ребенок — просто ценит одну часть себя выше другой. Ставит себя как ученого, патриота, родителя выше, чем себя биологическое существо. Не вижу в этом ничего ненормального, в общем. Никто не упрекал Бруно за то, что "она все-таки вертится" — хотя, казалось бы, ну какая разница, кто это признает, и стоит ли из-за этого идти на костер?

А проблема с тем, кого спасать — на самом деле не проблема. И нет там никакого специфического морального решения — оно лежит на поверхности, дело лишь в том, чтобы описать, как люди к нему приходят и его исполняют.

Очень сложно объяснить, почему "Радуга" кажется настолько потрясающей вещью. Это захватывающе интересный и грозный мир, в котором одновременно есть и нечто, граничащее с магией, и страшный риск. И все выписано настолько живо и достоверно, что в какой-то момент обитателям Радуги начинаешь завидовать — и продолжаешь до последнего.

По большому счету, это такая "программная" вещь, что давно стоило ее прочитать, и хорошо, что книжная рулетка меня на это сподвигла. Интересна и сама тема (люблю Гойю, да, особенно Капричос), и то, как она раскрыта. Я тысячу лет назад читала "Безобразную герцогиню", и с того времени успела подзабыть стиль Фейхтвангера. У меня в голове он почему-то четко ассоциировался с тяжеловесностью и медлительностью Томаса Манна — но, как выяснилось, ничего подобного.

Фейхтвангер пишет, как бы это поточнее сформулировать, "по делу". В нем нет никакого растекания мысию по древу, и при этом он умудряется охватить очень широкий круг. Описывая события из жизни Гойи, Фейхтвангер не ограничивается им одним как героем, а периодически посвящает читателя в жизни других второстепенных героев, фактически вставая на их pov, которого Гойя, конечно, знать не мог. Помимо этого Фейхтвангер делает периодически (но не настолько часто, чтобы это надоело) своего рода срезы эпохи, упоминая происходящие в остальном мире исторические события — так, что становится понятно, о какой эпохе, собственно, шла речь.

Что касается изображения самого Гойи, его жизни, характера, мотивации, то тут, мне кажется, автору можно только апплодировать. Потому что он умудрился создать портрет человека, безусловно, очень талантливого, даже гения, но ни в одно мгновение у читателя не возникает ощущения, что между его любовными мелкими приключениями и созданиями шедевров расположена "магия-магия", которую не сумел объяснить автор. Напротив, Фейхтвангер строит повествование, опираясь во многом на историю создания отдельных картин (как, например, семья короля Карла), а в других случаях — придумывая эту историю и вписывая ее очень ловко в основной сюжет (как маха одетая и маха обнаженная). Отчасти поэтому лучше заранее более ли менее представлять себе картины Гойи, когда начинаешь читать — иначе изрядная часть будет неинтересна.

Биография Гойи, насколько я могу судить в меру скудных знаний, воссоздана настолько, насколько ее можно воссоздать. И при этом в романе нет ни одного белого пятна — напротив, Фейхтвангер очень четко, логично и достоверно изобразил не только характер Гойи, мотивацию его поступков, его мысли, но также характеры и мысли всех остальных участвующих лиц. Мои любимые герои, к слову, вовсе не Гойя, а стареющая королева Мария-Луиза, умница, которая не хочет выпускать из своих рук ничего. И неизменный друг и ученик Гойи Агустин Эстеве, на котором просто хочется немедленно жениться — настолько удивительный образец преданности он демонстрирует.

Все остальные герои и характеры (весьма многочисленные) в совокупности прекрасно отражают срез страны и эпохи в целом. Поэтому роман не просто биографический, но еще и вполне исторический. Понятны и общие направления испанской политики (особенно внешней, осложненной ВФР и Наполеоном), и подводные течения в ней, и отношения с церковью (последние ужасы инквизиции), и устройство верхов и низов испанского общества того времени. Получается очень красочная и объемная картина. По-моему, это идеальная форма таких исторических биографий, потому что для понимания мотивов действий и эмоций героя нужно еще и понимание эпохи, в которую он жил, и места, которое он занимал в обществе. Фейхтвангер отлично облегчает весь этот довольно тяжеловесный исторический объем легкостью подачи, разбивая текст, описывая происходящее с точки зрения разных героев и вставляя стихи послей главки. Получается легко и ненавязчиво.

сабж в целом

"Пушкинская речь" состоит из двух больших частей — собственно речи, посвященной творчеству Пушкина, и своего рода послесловия, посвященного тому, как эта речь была воспринята современниками. Послесловие интересно скорее для литературоведов и историков: ФМ клеймит западников (даже тех, которые поздравили его с отличной речью) и поддерживает славянофилов. А также рассуждает в целом и обще о том, куда мы катимся. Это не слишком интересно, на мой взгляд.

Часть про Пушкина и его творчество гораздо интереснее. Во-1, ФМ выводит свою собственную периодизацию творчества Пушкина — не то чтобы особо упирая на ее научную часть, а так, между делом. Но по здравому размышлению, я местами склонна с ним согласиться. Из разборов отдельных вещей мне больше всего, как ни банально, понравилось сказанное про "ЕО". Про финальный отказ Татьяны, например, "но я другому отдана и буду век ему верна". Пушкин умалчивает, что она в этот момент думала и чувствовала, ФМ препарирует возможные причины и делает это, как всегда, с филигранной психологической точностью. Но в целом — не могу сказать, чтобы это была какая-то особо глубокая научная работа — суть речи этого, собственно, и не предполагает, хотя не сомневаюсь, что как речь она была значительно лучше.

"Дядюшкин сон" — очаровательная вещица, по стилистике и содержанию очень похожая на "Село Степанчиково", которое я нежно люблю. Такой уже ужасно едкий юмор, едва прикрытый традиционной вежливостью повествователя, который, разумеется, ни на секунду не вмешивается, а лишь беспристрастно излагает события. Имеем некий провинциальный городок, в котором все друг друга знает. В городке существует свое маленькое "высшее общество" — узкий гадюшник, в котором местные дамы пытаются, сохраняя внешние приличия, побольнее уколоть друг друга. При этом делят, разумеется, не корову, а некое формальное общее одобрение. Есть местная "статс-дама" Марья Александровна, которая по положению, разумеется, ничуть не выше остальных, но сумела ловко себя поставить; впрочем, ее права первенства постоянно оспариваются другими дамами городка, которые считают себя не менее достойными. Между ними идет очень веселая холодная война, в которой стороны используют любые возможности, чтобы насолить друг другу. И тут как раз повод — в городок приезжает совершенно выживший из ума, но по местным меркам довольно богатый старичок-князь. Вокруг него начинается феерическая кутерьма, разбиваются судьбы, портятся репутации, разрываются помолвки, в результате бедный старичок сходит в могилу, а город обсуждает происшествие еще пару лет. Все это ужасно весело, как обычно ФМ пишет такие вещи — балансируя на тонкой грани между реалистичностью и сатирой. Смотря со стороны, осознаешь, насколько вся их кутерьма вокруг князя смешна, бестолкова и нелепа. А с другой стороны, читая, как Марья Александровна уговаривает свою своевольную красавицу-дочь выгодно выйти замуж, я просто узнаю свое семейство. И так — во многом, в этом особая прелесть ФМ, кажется, в его сатирических вещах зачастую очень много того, что смешно только на бумаге и весьма грустно в жизни.

Что отдельно забавно — так эта концовка, представляющая собой чистой воды пародию на "Онегина". И "какой-то важный генерал" тоже присутствует, хоть малинового берета нет.

"Столетняя" — милейшая зарисовочка очень в духе ФМ про некую милейшую древнюю старушку. Которая, натурально, жила-жила, да и померла. Про такую вещь сложно что-то сказать или как-то охарактеризовать ее. Да, житейская ситуация, да, чем-то неуловимо умлияющая — начинаешь задумываться о бренности человеческой жизни и тонкости грани между.

"Кроткая" — вот только ФМ умеет создавать таких персонажей, как этот муж-вдовец! Некое невообразимое существо, нечто среднее между Раскольниковым и героем "Записок из подполья". С одной стороны, он пытается все рассчитывать, в том числе чужие чувства, эмоции и поступки, пытается манипулировать. С другой стороны, жизнь показывает, что ему это не удается от слова совсем, и манипулируют в итоге им. Точнее, не манипулируют, но он становится заложником чужих тараканов в голове, плавно переходящих в безумие и суицид. Сначала герой, немолодой уже человек, женится на 16-летней девочке с мыслью о том, как будет ее "строить" и воспитывать в духе патриотизма. А потом внезапно оказывается так, что он влюбляется в эту девочку по уши (при всем этом будучи совершенно неромантичной и довольно неприятной натурой). И любовь его — это именно любовь неромантичного и неприятного человека, любовь невротика, который, очевидно, нечасто такое в своей жизни испытывал и не знает, как с этим совладать, кидается из крайности в крайность, то ноги ей целует, то в квартире запирает. Что все это время происходит в голове у девушки — нам не раскрывают. Но и так понятно, что ничего хорошего, раз она в итоге решает выйти в окно. А герой, видимо, не понимает, что это его вина по большей части, результат его внуреннего безумия, и все перебирает разные факты их совместной жизни, пытаясь найти в них очевидный ответ.

"Бедные люди". Начну с главного. От слова "маточка" у меня каждый раз наступают корчи. Все остальное сюсюканье и разливание соплей, так, что на страницу текста нет ни одного слова в полной его форме, а сплошь уменьшительно-ласкательные и pejorative, я еще могу худо-бедно пережить. Хотя даже для ФМ их концентрация превышает все допустимые пределы. Но от одного взгляда на слово "маточка" мне решительно становится дурно и хочется пойти перечитать таблицы Брайдиса.

C другой стороны, такая лексика в итоге достигает своего эффекта — в сочетании с абсолютно ничтожными темами и общим жутким мещанством героев она, действительно, создает совершенно нарицательный портрет этих бедных, лишних людей. У которых вся высота любовного чувства проявляется в том, что немолодой нищий чиновник покупает нищей же барышне "полметра шелчку" (не сразу соображаешь, что речь идет о шелке). Герои не вызывают приязни, да и сострадания тоже, на них смотришь с каким-то странным выражением, как на представителей другого вида. Хочется сказать, что, и это — все? Увы, да. Рубашоночка новенькая, посылаю вам тридцать копеек серебром, геранчики на окошечке, сюсюсю.

Забавно, кстати, как реагирует пресловутый "маленький человек" на повесть о нем же — на гоголевскую "Шинель", из которой вышли все эти, простигосподи, нищебродики. Воспринимая ее как пасквиль и издевательство, унижение его "гордой бедности" или "бедной гордости". Хотя казалось бы, оглянись вокруг и трезво содрогнись. И перестань уже быть таким жалким ничтожеством — потому что пресловутая гордая бедность происходит одновременно от пьянства (которым страдает Макар Девушкин за кадром) и от тупоумия, от совершенно неадекватного восприятия окружающего мира. Не знаю, как можно над этим умиляться, меня раздражает.

Забавна, с другой стороны, Варвара. Она, конечно, тоже поддерживает это сюсюканье и блаженненькое отношение к миру, но стоит только на горизонте появиться человеку, который улучшит ее финансовое положение — и тут же она принимает решение, ни у кого не спрашивая советов. Из них двоих более твердо стоит на грешной земле именно Варвара, получается — еще родит своему Быкову шесть детей, несмотря на безостановочные причитания и жалобы на слабое здоровье.

В общем, не могу четко сформулировать, чем же, но роман меня ужасно раздражает. Не выношу, когда люди начинают прибедняться, а герои безостановочно занимаются этим и больше ничем вообще.

Откровенно говоря, я даже не знаю, как комментрировать эту книгу. Со мной довольно редко случается такое, чтобы вещь с достаточными, скажем так, литературными достоинствами, вызвала у меня такое бешеное не то что неприятие — отвращение. Никакие изыски Паланика и прочих, простите, говно-авторов не сравнятся с тем шизофеническим слезливым потоком, который изливает на читателей Д'Аннуцио на протяжении почти трехсот страниц. Собственно, первого абзаца уже хватает, чтобы составить себе впечатление — и если кто думает, что дальше будет лучше, жестоко ошибается. В этом романе, натурально, чем дальше, тем только хуже.

Извольте посмотреть на сюжет: некий скучающий аристократ, сроду не работавший, разумеется, от нечего делать изменяет своей жене. Жена со своей стороны тоже успела сходить налево и на свою беду забеременела от любовника (что достоверно известно только им двоим, поскольку муж с ней не спит). Ну и что, казалось бы. Два не слишком чистоплотных с моральной точки зрения человека. Не слишком приятная ситуация, но не конец света. И уж тем более бедный младенец совершенно ни в чем не виноват. Вот, собственно, мировосприятие нормального человека. Ну сходил кто-то налево, да, неприятно, но поскольку ни один из супругов не собирается разрушать семью или делать другие безумные вещи, и о любви там речь тоже не идет — ну, бывает, это жизнь.

Но у Д'Аннуцио все нормальные и вполне естественные моральные оценки будто переворачиваются с ног на голову. Муж-изменник, еще когда он не знает о "встречной" измене жены, видите ли, страдает. Нет, не так, он СТРАДАЕТ!

"Бурная волна жалости, нежности и сострадания нахлынула на меня. Я отдал бы все, чтобы она могла читать в моей душе, чтобы ей понятно стало мое волнение, неуловимое, невыразимое и потому тщетное. «Прости, прости меня. Скажи, что сделать мне, чтобы ты простила меня, чтобы ты забыла все зло… Я вернусь к тебе и буду только твоим, навсегда. Только тебя одну в жизни любил я настоящей любовью; и только тебя одну люблю. Всегда душа моя возвращается к тебе, ищет тебя, тоскует по тебе. Клянусь тебе: вдали от тебя я никогда не испытывал истинной радости, ни на один миг не доходил до полного забвения; никогда, никогда; клянусь тебе в том. Ты одна на свете – воплощение доброты и нежности. Ты – самое доброе и самое нежное существо, которое я мог когда-либо представить себе; ты – Единственная. И я мог оскорблять тебя, мог причинять тебе страдания, мог довести тебя до мысли о смерти, как о чем-то желанном! Ах, ты простишь меня, но я никогда не смогу простить себе; ты забудешь, но я не забуду. Мне всегда будет казаться, что я недостоин тебя; и также будет казаться мне, что преклонение перед тобой в течение всей моей жизни не вознаградит тебя. И с этих пор, как когда-то, ты будешь моей возлюбленной, моим другом, моей сестрой; как прежде, ты будешь моим хранителем и руководительницей. Я все скажу тебе, все открою. Ты будешь моей душой. И ты выздоровеешь. Я исцелю тебя. Ты увидишь, на какую нежность я буду способен, чтобы вылечить тебя… Ах, ты знаешь это. Вспомни! Вспомни!"

Создатели сериалов "Рабыня Изаура" и "Богатые тоже плачут", а также передачи "Ищу тебя" вместе с читателем умываются горючими слезами, осознавая, что таких высот в бессмысленной сопливости им не достичь никогда.

Впрочем, не переставая СТРАДАТЬ, муж-изменник преспокойно продолжает обстраивать свои дела с любовницей. Поминутно восхищаясь, какая же у него тонкая чувствительная натура, насколько он исключительная личность, способная так чутко переживать.

Впрочем, жена ему под стать. Мало того, что она сходила налево и вдобавок забеременела — она тоже СТРАДАЕТ! Причем у нее получается еще круче, чем у него, потому что она постоянно бледнеет, шатается,блюет, норовит упасть в обморок, безостановочно шантажирует его и остальных своей немедленной скорой смертью. В духе "ах, какое ужасное положение, я беременна не от тебя, но ничего, вот я сейчас усилием воли умру, и все наладится". Количество фейспалмов, которые я сделала во время чтения этого романа, составляет просто астрономическую величину. Да, конечно, дорогая, ты здоровая корова решила умереть, и умрешь, пацан сказал — пацан сделал. Увы, ей не удается это даже в родах.

Потом психопат-муж решает извести новорожденного ребенка, и это уже вообще за гранью добра и зла. Тут мне даже сказать нечего про его мотивацию: "ребенок напоминает моей жене о ее измене, если ребенок умрет, жене станет гораздо лучше". Ну разумеется! На фоне всех этих ухищрений с ребенком химическая кастрация и прочие интересные изобретения нашего законодателя приобретают даже некоторую привлекательность.

В общем, у меня стойкое ощущение, что это роман про семью шизофреников. Причем муж и жена вроде не прямые родственники, наследственным у них это не может быть, а вот поди ж ты — обоим место как минимум на учете в специализированном учреждении. Мало того, что они безостановочно СТРАДАЮТ, видимо, даже сидя на горшке. Они еще СТРАДАЮТ от того, от чего все нормальные люди должны испытывать максимум чувство вины — но уж никак не ощущать *себя* невинной жертвой. Глядя на этих придурков, начинаешь думать, что концлагеря в какой-то степени были полезны, позволяя изолировать отдельных членов общества от остальных. И желательно не позволить им размножаться, потому что озвученное, от первого до последнего абзаца — "Ад и Израиль" (с). Даже не углубляясь так далеко — очень хочется каждую секудну чтения книги хорошенько уебать обоих героев веслом. И отправить к станку на 12-часовой рабочий день, авось и здоровья бы прибавилось, и ума тоже. Очень, очень зла, стоит только вспомнить.