А вот это совсем другой роман)) Вообще это один из самых ценимых мной моментов в художке — умение писать по-разному. Я честно ждала, что весь Петрович будет, как и весь Павич, не то чтобы под копирку, но в одной стилистике, со схожими безумными сюжетами и одним балканским колоритом. Ошиблась, приятно))

В "Атласе", собственно, нет такого четкого сюжета, состоящего из событий и двигающегося из точки А в точку Б, как было в "Осаде". Зато есть одна большая жизнь компании друзей в доме без крыши, которая то распадается на отдельные жизни отдельных людей, то вновь сливается в общий поток. Это основное место действия, скажем так.

Помимо этого в "Атласе" есть еще два таинственно-ускользающих плана повествования. Про них никак нельзя сказать, что у них есть сюжет, да и вообще описать, о чем они в целом, довольно сложно. Скажем так, один из этих планов представляет собой истории, в связи с событиями которых написаны определенные картины, которые описываются в тексте. А третий, самый маленький план — это нечто вроде волшебно-практических примечаний к основному тексту, не несущее самостоятельного значения, но прекрасно дополняющее его, как приправа. Ох, я даже не знаю, как это описать.

Итак, жизнь в доме без крыши начисто лишена балканского колорита, и по ней вообще невозможно определить, что это за страна, город, место. В доме живут самые разные люди, все со своими магическими и не очень заморочками, удавшимися или неудавшимися любовями, числом восемь. Они, вместе и по отдельности, посвящают жизнь поискам некоего Завета, летают с помощью взмахов ресниц, оплакивают невзаимную любовь задиванным изгнанием и принимают визиты тетушки из зазеркалья. И все это описано таким образом, что оставляет потрясающее ощущение не только волшебства, но легкости. Той легкости, которая неизбежно сопутствует молодости, знаете.

В процессе чтения мне было чуть скучнее, чем при "Осаде". Я хотела, чтобы сюжет уже куда-то наконец определенно двинулся. (Он и двинулся, в самом конце). А вот сейчас думаю, что волшебная легкость и ненавязчивая магия текста и была самым главным и лучшим, что вообще в нем было))

Чистейший восторг. Я была в большой печали, когда выяснилось, что сначала умер Павич, а через месяц после этого я прочла у него, кажется, последнюю нечитанную раньше вещь. Думала, таких как Павич больше нет. А вот и есть Горан Петрович, действительно, и земляк, и последователь Павича, и по его тексту это очень чувствуется.

"Осада" — совершенно волшебная вещь, смешение прекрасного языка, забавных деталей и истории на грани с мифом. Затрудняюсь определить, что из этих трех доставляет мне наибольшее удовольствие. Вообще скажу страшную крамольную вещь, кажется, Петрович нравится мне даже больше, чем Павич. Он как-то нежнее и мягче, и в то же время истории, которые он рассказывают, одновременно глубже и длиннее. У Павича довольно сложно проследить за ходом самой истории, за сюжетом — как на ткани с очень ярким узором не сразу разглядишь само плетение. Слишком много деталей, слишком много отвлетвлений и отвлечений. Не говоря уж о том, что разные эпизоды если и связаны между собой сюжетно, то запомнить среди всей этой чехарды образов и слов, в чем эта связь, довольно трудно.

Петровичу удалось при весьма похожей стилистике сохранить внятный и достаточно логичный сюжет. Более того, "Осада", насколько я могу поверхностно оценить, действительно написана по реальным историческим событиям. Правда, роман по реальным событиям применительно к данному случаю — это как реконструкция облика динозавра по его третьему ребру слева. Не говоря уж о том, что у Петровича довольно много про рев динозавра, топот его лап и маленькие злобные глазки, а про то самое ребро — куда меньше. Да, действительно, осада и захват церкви имел место. Равно как и сборы очередного Крестового похода, повествование о которых идет параллельной линией. Но поверх этого каркаса наплетено такое количество сюжетных нитей, слов, историй, персонажей, что он проступает едва-едва и совсем не выглядит настоящим.

В лучших традициях Павича Петрович уделяет много внимания снам, отражениям, звуку голосов, приметам, десяти тысячам птиц, поименному перечислению живущих при монастыре пчел, окнам, открывающимся в настоящее, прошлое и будущее. В осажденном монастыре и защитники,и нападающие сплетают вокруг себя реальность и миф, используя для достижения своего способы как волшебные, так и вполне традиционные. Византийский дож на другом конце света и в другом времени все ищет недостающие птичьи перья для своего плаща, а юноша совсем в другом месте и в нашем времени эти перья только собирает.

Еще в какой-то момент поймала себя на том, что с Петровичем очень понятно, какой именно стороне симпатизируешь. У Павича такого не было никогда, он вообще не вызывает эмоционального отклика именно такого плана. А Петрович более сказочный, что ли, хотя это несомненно сказки для взрослых. Не возьмусь объяснить, почему, но местами его текст очень напоминал мне нежно любимые "Архангельские сказки" Писахова — у того так же смешиваются реальность и вымысел, и полученная смесь работает по своим собственным законам, которые в сказочном мире кажутся вполне простыми.

По итогам — я ужасно рада, что открыла себе Горана Петровича, и теперь есть на кого направить мою любовь к павичевским мистериям.