| |
| Статья написана 23 марта 2013 г. 22:04 |
Никогда раньше не слышала о таком авторе, и не услышала бы, если бы не Книжная рулетка, а зря. Автор презабавнейший. "Людоедское счастье" — образчик того черного юмора, который мне очень нравится: очень бытового, очень легкого, без высокомерия или натужности, отдающего настоящей теплотой и уютом, как ни странно. Потом я вычитала, что это первый роман из довольно длинного цикла про главного героя, некоего Бенджамина Малоссена, француза лет этак 30, "главы" большой семьи братьев и сестер, которых нарожала его непутевая мамаша, который работает "козлом отпущения" в большом Магазине. Что такое козел отпущения? — фигура библейская, натурально, и крайне забавная. Трудовая функция Малоссена, к примеру, заключается в том, чтобы принимать на себя гнев покупателей, пришедших в бюро претензий. Ужасно комическая работа по сути своей, если смотреть с одной стороны, и очень трагическая — с другой (а поставьте себя на место такого работника). Но этого мало, основной сюжет книжки — это, строго говоря, детектив. Потому что в Магазине начинают происходить таинственные взрывы, этакие точечные теракты, во время которых погибают всегда конкретные люди, но напуганы оказываются все вокруг. Не то чтобы герой взялся расследовать взрывы — ни в коем случае, но он волею судеб оказывается втянут в историю как расследования, так и самих преступлений. Помимо этого в жизни героя, как в жизни всякого человека, у которого есть семья, друзья и вообще что-то помимо Сюжета Романа, происходит куча всякой милой и замечательной ерунды. Младший ребенок рисует деда Мороза, который пожирает детишек ("Рождественский людоед"), одна сестра маниакально фотографирует все, что попадется ей на пути, вторая увлечена гороскопами и прочей мистической ерундой. Все они, а также друзья, коллеги и полицейские инспектора требуют его внимания/любви/заботы/денег, на худой конец. Это невозможно внятно описать. Это очаровательная, забавная и остроумная чехарда, которая отражает очень французский, как мне кажется, взгляд на жизнь: умение разглядеть неуловимую магию и очарование и в быте, и в ужасных вещах. Причем не сахарная "Амели", но нечто более саркастическое и остроумное.
|
| | |
| Статья написана 23 марта 2013 г. 22:04 |
В целом я не просто отрицательно, а с активной ненавистью отношусь ко всякого рода пособиям по бизнесу, лидерству и прочей лабуде а-ля Карнеги. Во-1, в основном это бессмысленная болтология. Во-2, переводные книги абсолютно неприменимы к российской действительности и нашему менталитету, и если вы начнете честно и буквально следовать советам Карнеги, вас в лучшем случае сочтут дураком, а в худшем — опасной сволочью, от которой неизвестно, чего можно ожидать. С Талебом все слегка не так, потому что его крео все-таки чуть меньше приближено к популистским советам и чуть больше — к чистой экономике. Особенно радует тот факт, что сам автор является успешным в прошлом биржевым трейдером — значит, по крайней мере в этой области разбирается, потому что глупые и слабые люди там просто не выживают. Собственно, крео Талеба — и не про то, как со всеми подружиться и заработать кучу денег. Скорее — это такая популистская критика классической теории вероятности, как ни странно это звучит. В целом Талеб говорит о том, что все экономисты и прочие прогнозисты, будь то трейдеры, социологи и тд. делают расчеты и "предсказывают будущее" опираясь на гауссиану и нормальное распределение. Между тем, на самом деле мир функционирует совсем не так и полон "Черных Лебедей" — внезапный событий, которые либо никто не ожидал, либо все неправильно оценивали их значимость. К таким относятся войны, экономические кризисы, изобретения, перевернувшие мир и тд. Обычно все подобные вещи, утверждает Талеб, не предсказывал никто буквально за короткое время до того, как они произошли — между тем такие события рушат к чертям все прогнозы. Вот в целом и вся мораль книги. К чести автора, он рассматривает свою идею со всех сторон, с каких только возможно, включая, собственно, математические выкладки. Увы, тервер был единственным предметом из трех университетских курсов, который я прогуляла *целиком*, а поэтому оценить математическую адекватность не могу. С другой стороны, математика не является, собственно, в данной области изобретением Талеба — он использует работы Мандельброта, фрактальный метод, в частности. А это — уже признанная классика, и не моего ума подвергать ее сомнению. С одной стороны, Талеб говорит о своей теме чуть больше, чем, наверное, следует, и периодически возникает ощущение, что он, по сути, ходит кругами. С другой, Талеб очень легко и интересно пишет, с юмором и без ненужного разливания воды, поэтому читать его приятно именно как процесс.
|
| | |
| Статья написана 17 марта 2013 г. 20:08 |
Я не буду ставить надстрочные знаки, потому что мне лень Превер очень странный поэт. По первому впечатлению он очень сильно нравится своей простотой, за которой при этом скрывается и сложность, и глубина, и смысл. В свое время меня очень впечатлило его знаменитое стихотворение "Чтобы нарисовать портрет птицы". Это поэзия, без всяких скидок — даже при том, что я в принципе не перевариваю верлибр, в котором даже ритма нет, не то что рифмы. А у Превера в основном нет ни того, ни другого. Но чем больше я его читала, тем сильнее задавалась вопросом, что же такое курил автор. Пьеска "En Famille", в которой один брат отрезает другому голову из зависти, а потом они все садятся обедать, и мать вливает мальчику суп через воронку, меня, можно сказать, добила. Готова признать, что хоть мне и честно нравятся целых три стихотворения, Превер в целом не мой автор. Слишком глючный для меня, слишком немузыкальный, и смысла в этой глючности я тоже не вижу, увы. Новые формы, новые смыслы, ради бога, но то, что у Бродского выглядит умно, ехидно и серьезно ("Представление" имею в виду), у Превера превращается в дурацкий фарс ("Tentative de discription d'um diner de tetes a Paris — France"). С другой стороны, Превер — тот автор, который понравится как раз тем, кто не любит поэзию в принципе и "вязнет" в гармонии рифмы и ритма. Он забавен, но для меня слишком забавен. Мне нравятся у него *самые* простые и чистые вещи: Chanson Quel jour sommes-nous Nous sommes tous les jours Mon amie Nous sommes tout la vie Mon amour Nous nous aimons et nous vivons Nous vivons et nous nous aimons Et nous ne savons pas ce que c'est la vie Et nous ne savons pas ce que c'est le jour Et nous ne savons pas ce que c'est l'amour *** Je suis hereuse Il m'a dit hier Qu'il m'aimait Je suis hereuse et fiere et libre comme le jour Il n'a pas ajoute Que c'etait pour toujours.
|
| | |
| Статья написана 17 марта 2013 г. 20:07 |
сабж Статьи и разного рода журнальные заметки ФМ очень занятно читать. Особенно весело будет тому, кто знает ФМ как серьезного, трагичного писателя, глубоко погружающегося в человеческую психологию и тд и тд. По "Преступлению и наказанию" и "Братьям Карамазовым", скажем. В статьях — совсем другой автор, автор "Села Степанчикова". Ехидный, злобный, толстый, зеленый тролль. Который не просто не стоит над современным ему миром литературных издевок, взаимных подколок, насмешек и оскорблений, а очень даже комфортно себя во всем этом чувствует. И отвечает оппонентам из других журналов отнюдь не христианским смирением, а по принципу талиона. Статьи и заметки довольно разные по своему характеру и содержанию, какие-то посвящены текущим окололитературным срачам, какие-то — разным изданиям семейства Достоевских, актуальным в то время событиям, книгам и тд. Не любителям ФМ, пожалуй, не буду это рекомендовать — это скорее интересно именно поклонникам, с точки зрения возможности посмотреть на "внутреннюю кухню" писателя. Не скажу, чтобы я была как-то особо впечатлена, тексты скорее рядовые и неряшливые, чем выдающиеся. С другой стороны, они и не писались для того, чтобы остаться в истории — они писались ad hoc и куда интереснее с точки зрения "среза эпохи", чем с литературной. "Дневник писателя 1973 года" куда интересней. Во-1, он написан куда более гладко, четко, что для ФМ даже как-то удивительно. Во-2, Дневник писателя включает в себя как публицистику, так и беллетристику, некоторые его части — это обычные рассказы, другие — скорее, эссе или очерки наблюдательского толка. И то, и другое весьма интересно, очерки пожалуй даже больше. Все-таки ФМ не зря признанный душевед: он умеет смотреть и видеть. Причем отнюдь не только "бедных сироток" и "заблудшие души" в романтическом смысле. Нет, человеческие пороки, мелкие забавные детали и тд. ФМ тоже видит прекрасно. Вот, к примеру, прекрасное изображение того странного и ничем не оправданного себялюбия, которое спустя много лет заклеймят Ильф и Петров под лозунгом "Васисуалий Лоханкин и трагедия русского либерализма": "Ну Гёте, ну Либих, ну Бисмарк*, ну положим… а все-таки и я тоже», — представляется каждому русскому непременно, даже из самых плюгавеньких, если только дойдет до того. И не то что представляется, ибо сознания тут почти никакого, а только как-то его всего дергает в этом смысле. Это какое-то беспрерывное ощущение праздного и шатающегося по свету самолюбия, ничем не оправданного.<...> Он удивил бы, конечно, Либиха, но — кто знает — в глазах слушателей остался бы, может быть, победителем. Ибо в русском человеке дерзости его ученого языка — почти нет пределов. Тут именно происходит феномен, существующий только в русской интеллигентных классов душе: не только нет в душе этой, лишь только она почувствует себя в публике, сомнения в уме своем, но даже в самой полной учености, если только дело дойдет до учености. Про ум еще можно понять; но про ученость свою, казалось бы, каждый должен иметь самые точные сведения…" А вот это — уже больше современное качество)) Привет блоггерам слабого и не только пола, любителям популистских научных объяснений, которые лучше всех знают, как устроено все в этом мире, а если не они, так какой-нибудь Иеродиакон Петр, прилежными ученицами которого они являются  Смотрите сами: "Но, как я сказал уже, есть и общие, животрепещущие, насущные темы разговоров, в которые ввязывается уже вся публика, и это не затем одним, чтоб приятно время провесть: повторяю, жаждут научиться, разъяснить себе современные затруднения, ищут, жаждут учителей, и особенно женщины, особенно матери семейств. Замечательно то, что, при всей этой чрезвычайно любопытной и далеко намекающей жажде общественных советников и руководителей, при всем этом благородном стремлении, удовлетворяются слишком легко, самым иногда неожиданным образом, верят всему, подготовлены и вооружены весьма слабо, — гораздо слабее, чем могла бы представить вам самая яркая ваша фантазия несколько лет тому назад, когда о нашем русском обществе труднее было сделать точное заключение сравнительно с теперешним временем, когда уже имеется более фактов и сведений". Я одна усматриваю тут прямую дорогу к указанной ниже замечательной жизненной позиции (и иным прочим)?)) 
ФМ все-таки удивительно умное и наблюдательное существо был)) Годы идут, а люди-то все те же)
|
| | |
| Статья написана 24 февраля 2013 г. 12:43 |
сабж Железный век по архитектонике, представлению персонажей и, более того, самой идее является зеркалом с "В ожидании варваров". Мало того, что такой же главный герой — такая же проблематика, которая, разумеется, очень тесно завязана в обоих случаях на личность главного героя. В "Варварах" герой — пожилой судья, человек не просто хорошо образованный, но еще и очень *культурный* в самом лучшем смысле этого слова. И при этом — человек в системе и в государстве, занимающий достаточно высокий социальный статус, чтобы, как профессор Преображенский, смотреть на пролетариат слегка сверху вниз. В "Железном веке" героиня — также пожилая женщина, профессор филологии (видимо). И собственно проблематика — вовсе не варварство как таковое, а беспомощность человека перед лицом того, как у него на глазах распадается его привычный мир. Как совершаются вещи, который он считал всегда внутри себя абсолютно недопустимыми, табуированными, невозможными. И как действует, думает и чувствует себя человек, который с одной стороны, не в состоянии смириться с происходящим, а с другой, не имеет сил что-либо с этим сделать. Мне кажется, в обоих случаях выбор именно старого (стареющего) персонажа имеет решающее значение — молодой или среднего возраста человек был бы обязан так или иначе либо встроиться в новый мир, либо активнее с ним бороться. У старого человека просто нет на это сил, да он и не видит смысла. Героиня "Железного века" слишком занята умиранием от рака, честно говоря, куда ей еще вписываться в местные гражданские войны черного населения ЮАР против полиции. С другой стороны, старость — это расширенная метафора беспомощности, как ни крути. Поставить себя на место одного или другого персонажа — ты тоже ничего не сделаешь. Возможно, сделаешь куда меньше, чем сделали они, потому что куда выше ставишь свою молодую жизнь, которой еще должно по идее больше остаться, поэтому она более ценна. К вопросу о ценности жизни, опять же: на глазах у умирающей профессорши погибают двое знакомых ей подростков, неосторожно ввязавшихся во взрослые войны. Она оплакивает их так, что даже подумывает об акте самосожжения с целью кому-то что-то доказать. Но, разумеется, не доказывает. "Железный век" потому и железный, что у окружающих людей, от негритянских активистов до белый полицейских, включая женщину с тремя детьми, которая работает у профессорши горничной, внутри армированная конструкция, а внешние стены сделаны из бетона. Железные люди железного века, дети, которые никогда не плачут и не смеются, потому что это слишком по-детски. И только сама героиня, да еще ее случайный спутник — местный алкоголик — недостаточно железные, чтобы даже просто смотреть на это (притом, что их никто не трогает). Они из другого мира и другого поколения, и потому, наверное, они сходятся. Профессорша пускает бомжа в свой дом, даже не задумываясь о том, что он может банально убить и ограбить ее — и действительно, тоже не будучи человеком железного века, он начинает заботиться о ней — в какой-то степени. Что еще умиляет в этом романе и очень задевает за живое — тема, которая уже поднималась в Life and Times of Michael K. Когда пожилая женщина, которая сама уже давно мать взрослого ребенка, испытывает страдания, внутренним взглядом она обращается к собственной матери. Чтобы та взяла ее на ручки, обняла и утешила. Такой простой образ, такая банальная вещь, наверное, и жизни так делают, и при чем тут возраст — своим родителям мы все равно будем детьми. Это потрясающий роман, лучшее изображение концентрированной, чистой тревоги. Не тревога генерала перед боем, когда уже скоро станет известно, пан или пропал, и только вопрос времени. А тревога человека, который находится далеко за кругом основных событий и наблюдает только какие-то отголоски, отзвуки, зарю от пожаров за дальними холмами. У которого и без того множество личных забот и проблем — и происходящее их ни в коей степени не отменяет, а лишь усугубляет. Это цепляет так сильно именно потому, что все крупные страшные события, происходящие в стране, пока они не коснулись лично нас, люди воспринимают именно с этой точки зрения. Можно примерить на себя эту крайне неудобную шкуру беспомощного человека, на дальних рубежах жизни которого происходит что-то страшное.
|
|
|